Я не гребаный мальчик-который-не-мальчик-и-который-не-выжил, я теперь дракон-изгой?

Это должна была быть невинная вылазка. Джейс всегда старался быть прилежным сыном, достойным наследником матери и хорошим братом, хотя и понимал, что порой мог перестараться. Но если в первом случае он знал, что даже если оступится или сделает что-то не так, мама все равно будет его любить, во втором считал, что с тем, как на него и так косо смотрят из-за его волос и глаз, совсем лишенных валирийских оттенков, упорство только поможет ему совершенствоваться, а в третьем… Да, здесь он мог перегнуть. Особенно сильно Джейс это стал понимать после того инцидента в Дрифтмарке, который расколол их дом еще сильнее, а некогда и без того тонкие связи приятельства между ним, его братьями и его дядями были разорваны. Вот только поделать с собой порой ничего не мог. Понимал, что он порой вместе с матерью слишком душат своей заботой Джоффри, которого, как ни крути, не смогут вечно прятать от ядовитого шепота, и осознавал, что, наседая во время тренировок на Люка, временами доводя того до слез, ничего хорошего не добьется, только заставит их себя же ненавидеть и думать, что старший брат над ними просто издевается. Вот только Джейс не идиот. Он давно понял, что они трое — бастарды сира Харвина Стронга, защитника матери, а не дети сира Лейнора Велариона, и знал, что никто, кроме него, за братьев не заступится. Даже мать порой не могла этого сделать и уж точно не совсем понимала, что именно означает ощущать себя бастардом, ведь, как ни крути, она сама была законнорожденной и выглядела как Таргариен. Ее никогда не оскорбляли и не принижали за внешность и обстоятельства рождения, кроме как того факта, что она родилась не мальчиком. И если он не научит их чему-то, не убедится, что они смогут себя защитить, то они пострадают или даже погибнут. Мама явно думает, что Деймон может стать их щитом. И Джейс, может быть, в чем-то был согласен. Даже может быть хотел бы быть в чем-то похожим на отчима, который в какой-то мере впрямь заботился о них и интересовался их жизнью и учебой. Может, даже был к ним привязан, как к детям своей жены и племянницы. Но в отличие от матушки, порой смотрящей на него как будто через какое-то радужное стекло, которое стирало всю тьму вокруг этого мужчины, он понимал, что любая любовь и симпатия Деймона Таргариена была как булава. В один миг она раскачивается в твою защиту, а в следующий может со всего размаху ударить тебя. Поэтому да, он хотел брать с него пример, ведь видят боги, отчим был великим воином и мужчиной смелых решений, кажется, не знавшим страха. Но не вкладывал в него свое доверие, как мать. Джейс не хотел прятаться за спиной Деймона, ожидая, что так он будет в безопасности, как и его братья. Он сам должен был бы щитом для Джоффа и Люка. Даже больше, чем для Эйегона и Визериса, ведь у них уже была защита уже только в том, что они были похожи на своих родителей, а их отец муж их общей матери. Мать, для кого Джейс тоже должен был быть опорой, если Деймон наконец разобьет ее иллюзии о том, что тот всегда будет рядом и не подведет ее. Но Деймон подведет. Джейс не знал откуда у него такое чувство, но оно было стойким и никогда не угасало. Даже спустя столько лет мира, что они обрели на Драконьем камне, где матушка была счастлива и спокойна так, как никогда не была в столице. Однако порой даже ему нужно было выдохнуть. Просто забыть о своих уроках, перестать пытаться держать все под контролем и ослабить хватку. В тот день Джейс как раз решил, что стоит развлечь своих братьев небольшой прогулкой за пределами замка, сходить до кипящего озера, где они уже как-то были. А заодно извиниться таким образом за то, что умудрился заставить Люка разрыдаться после того, как тот прогулял уроки, касающиеся его будущей роли лорда Дрифтмарка, потому что развлекался с щенками, которым недавно родила одна из сук на псарне. Джейс не должен был его ругать, но и Люк должен был понять, как это важно. Что, как он должен был быть идеальным наследником матери, так Люк должен перестать быть таким мягким и нежным мальчиком и должен был стать идеальным наследником лорда Корлиса. Тот до сих пор желал, чтобы Люк занял место лорда Приливов, когда он умрет, и не менял этого решения уже много лет, даже несмотря на то, что у него была Бейла, в чьей принадлежности леди Лейне никто не сомневался. И они не могли допустить, чтобы изменил. Ведь если это случится, это будет еще одним доказательством для всех, что они бастарды, и даст повод унижать их еще сильнее. Даст повод унизить мать и лишит ее важного союзника, когда дедушка уйдет к предкам, а она станет королевой. Вот только его младший брат впрямь был слишком невинным и наивным еще, чтобы осознавать реальность мира, в котором они жили. Люк даже отказывался понимать, что сир Лейнор не их кровный отец, и что принцесса Рейнис так холодна с ними как раз поэтому, а не потому, что они сделали что-то не так, и если исправятся, то она их полюбит, как Рейну и Бейлу, которая живет сейчас с ней. Порой Джейс винил мать, которая слишком его оберегала и нянчилась с ним, но чаще всего осознавал, что это просто его брат. Что Люк просто был таким сам по себе. Милым мальчиком с душой нараспашку, который думает, что если сможет полюбить весь мир, тот полюбит его в ответ. Конечно, он проказничал, шутил. Был немного трусоват, цеплялся за мамины юбки, и до сих пор легко начинал плакать от всего подряд, а кошмары о том, что случилось с Эймондом и поныне его преследуют. И были одной из причин, почему он так капризничал на тренировочном дворе, боясь брать в руки сталь, которой однажды случайно лишил их дядю глаза. Тот, как и его мать, никогда этого Люку не забудут. Забудут, что он был всего лишь ребенком, который просто был напуган и хотел защитить его, Джейса, и совсем не намеривался калечить их дядю. Но не забудут, что Люк не был наказан за это. Эймонд однажды потребует платы. И Джейс мог только молится, что будет рядом в тот момент, потому что Люк, кажется, никогда не сможет толком держать удара не только на тренировочном поле, но и в жизни. Когда-то его не будет рядом, и ему надо научится этому. Но пока Джейс все еще мог его оберегать и пытаться все же научить его обзавестись более толстой кожей, чтобы выдержать удары большого мира, как уже сделал он, или хотя бы старался это сделать. Мог. Впрочем, даже его иммунитет старшего брата не всегда выдерживал вида этих больших глаз, полных слез, и дрожащих губ. Поэтому были тайком принесенные по вечерам сладости, отчего эти глаза становились больше и наполнялись восторгом, а губы, вместо дрожи, расплывались в широкой улыбке, демонстрирующей отсутствие пары молодых зубов, были игры, даже несмотря на то, что у них были уроки, внеурочные полеты на драконах, уже способных летать с всадниками, и вот такие небольшие прогулки, где был только Люк, он и Джофф. Правда, в этот раз прогулка пошла наперекосяк. Хотя не совсем так. Они смогли незаметно выйти из крепости, и без проблем добраться до места. Джейс смог на миг выдохнуть и посмеется с выходок братьев, разбивших половину яиц, который украли с кухни и хотели сварить в кипятке, пока они шли до горячего озера, даже если с самого утра у него в душе была некая сумятица. Как будто вот-вот что-то случится, что изменит их жизни и он искренне надеялся, что этим изменением не будет сообщение из столицы о том, что дедушке стало хуже. Однако, это было не сообщение, нарушившее спокойный ход их жизни на Драконьем камне. Это была девушка, внезапно появившаяся среди пара из горячих вод озера, куда в тот день он привел своих братьев. Джейс не видел так уж много дев, тем более столь нагих, ибо тонкая сорочка едва могла что-то скрыть, но тем не менее, даже со своим скромным опытом общения с леди своего возраста, он был уверен, что красивее этой никого не видел. Даже его мать с ее валирийской красотой вполне могла увидеть в той соперницу. Это было так по-детски и больше подходило его братьям, но на миг он впрямь подумал, что это была какая-то божественная дева или чародейка, как упорно твердили Люк и Джофф. С ее разными глазами, один из которых сверкал изумрудной зеленью, а другой темным пурпуром, черными как ночь волосами и способностью плескаться в кипятке, как будто то была лишь теплая вода, трудно было подумать о чем-то ином. Впрочем, впечатление несколько смазала ее грубость и не самые лестные слова о его прическе. И что с ней не так?! А потом она просто растворилась в паре. Джейс обогнул озеро, сам не зная зачем вообще, но не нашел ее. Только странный бронзовый кинжал. После этого, он потащил Люка и Джоффа обратно в крепость, велев им помалкивать о том, что случилось. Но его младшие братья не выдержали при первое же встрече с матерью и Деймоном, тут же все выложив о странной девушке, купающейся в кипятке, не осознано вообще сдавая их же, ведь об этой вылазке никто знать недолжен был. Он ощущал, как горят его щеки, когда те так же невольно выдали то, то дева была почти нага, о чем сам старался не думать, чувствуя себя очень странно и неловко. Они им явно не очень-то поверили, хотя отчим тут же возжелал увидеть кинжал, который Джейс отдал ему с большой неохотой. Деймон узнал его. Перемена в его лице была едва заметная, но за долгие годы жизни в столице, слыша эти шепотки и уже почти против воли выискивая в лицах следы презрения в свою, и своих братьев, сторону, Джейс это уловил. Мать, кажется тоже. Но Деймон явно не собирался ничего говорить, оставив все свои догадки при себе. Как ни странно, тот вернул ему кинжал, а не забрал, как мог бы. Джейс не мог этого объяснить, но почти всю ночь после, только и мог что вертеть в руках это бронзовое оружие с незнакомыми рунами Первых людей, и все думать о девушке, уверенный, что она так и останется лишь мимолетным волнующим видением. А на следующий день, отчим, отсутствующий на завтраке, принес ее в крепость. Без сознания, в крови, и сделал шокирующие заявление, оповестив всю семью, что дева из озера была не просто невероятным созданием, а его дочерью. Его первой дочерью, рожденной Рейей Ройс, его первой ненавистной женой. Джейс был уверен, что Бейла не очень хорошо воспримет эту новость. Она гордилась, что она была первенцем принца-изгоя, как бы тот порой не был далек. И не захотела бы расставаться даже с той толикой внимания, которое Деймон дарил своим дочерям. Джейс знал, что ей даже делить отца с их общими братьями было трудно. Трудно принять, что он двинулся дальше, да еще так быстро после смерти леди Лейны, и так быстро завел еще двоих детей. Двоих сыновей. Сам он уже смирился с тем, что мать не стала долго ждать после смерти сира Лейнора. Их брак не был заключен по любви, и это знал каждый. Впрочем, да, где-то в глубине души все же жила обида, что мать так быстро родила двоих детей, истинно валирийских детей, мальчиков, чем еще больше подорвала и без того опороченную репутацию своих старших сыновей. Самое главное, его обижало, что она сама этого не понимала, как не понимала, каково это носить клеймо бастрада. Но Джейс, как часто делал, давно понимая, что не может сломаться или показать кому-либо свою неуверенность и слабость, держал это в себе. Все же матушку он любил больше, чем лелеял свои обиды, а братья совсем не виноваты в том, что родились с той внешностью, о которой он сам мог только мечтать. Хотя да, от новости о еще одной дочери у Деймона он был и сам несколько в шоке. Джейс даже в ту ночь опять не мог уснуть, и вновь из-за нее. Точнее Эйреи. Так ее звали. Эйрея Таргариен. Вид ее, безжизненный и в крови, лежащий на кровати в башне мейстера, не давал ему покоя точно так же, как и виде ее нагой и среди пара. Как обычно, как бывало во время его частых приступов бессонницы, который тщательно скрывал от матери, чтобы ее не волновать, когда не помогало чтение книг, Джейс вышел из своих покоев и тихо направился к братьям. Отчего-то его успокаивал их вид, спящий и спокойный, вдали от столицы, куда однажды им придется вернуться. Люк жил уже в отдельных покоях, рядом с его собственными, а не в детской, и, как всегда распластался по кровати как морская звезда, спустив голову вниз, и едва не падая на пол. Он тихо сопел, его нос забавно дергался, а в уголке губ было немного слюней. Джейс весело усмехнулся, увидев все это, аккуратно уложил его на подушки, и укрыл одеялом. Тот даже не дернулся. Иногда казалось, что даже если замок будет рушиться вокруг него, Люк и не среагирует, продолжая сладко спать. Впрочем, лучше путь будет этот крепкий сон, чем кошмары. После них Люк просыпался в истерике, не сразу мог понять, что происходит вокруг. Часто он кричал его имя, ведь часто в этих кошмарах, судя по всему, Эймонд успевает ударить Джейса по голове камнем, мгновенного его убив. И порой младшего брата можно было усыпить обратно только напоив разбавленным сонным вином и руками матери, которая несколько раз, в тот еще первый год, даже спала с Люком. Или с ним спал он сам. Обычно Джейс потом щеголял синяками, потому что братец имел очень острые локти и часто пинался во сне, но это допустимая жертва, которая была частью того, чтобы быть старшим братом. Эгг и Визерис тоже спали на своих местах, и не беспокоились о тягостях мира вокруг. А вот кровать Джоффа была пуста. Джейс тут же ощутил приступ тревоги и даже страха. Он быстро покинул детскую и огляделся. И увидел, что рядом с гостевыми покоями, где обычно жили другие члены семьи, если прибывали на Драконий камень, лежала одна из деревянных игрушек Джоффри. Джейс быстро направился к ней и поднял с пола. А вскинув взгляд, понял, что стоит прямо напротив приоткрытой двери в покои, которые мать велела подготовить для их новой владелицы, леди Эйреи Таргариен. Это было неприлично. Ему не стоило даже подходить к двери, где спала раненная леди, перед которой он и так уже опозорился, столь бесстыдно разглядывая ее тогда, на озере. Но, услышав смех, который безошибочно опознал как Джоффри, сделал шаг вперед, еще даже до того, как успел это сам осознать, еще не понимая, насколько впрямь сильно их жизни, его жизнь, круто изменилась с того мига, как Эйрея Таргариен как вихрь ворвалась в размеренный быт Драконьего камня, нарушив его покой и привычное течение. И насколько сильно еще изменится.