Да согреет меня тепло твоих дланей

Незадолго до событий в Храме

      Лерана бросало то в жар, то в холод. Пейзажи вокруг сменялись быстрее, чем он успевал моргать; состояние было похоже на передозировку лунным сахаром, но архимагистр знал — это не оно. Он бросил увлекаться этой дрянью почти сразу, как только попал в Вварденфелл. Пусть и тогда, два года назад, его долгое время ломало, было невыносимо тошно без наркотика, и ему казалось что он умрёт без хотя бы пары крупинок сахара, но он это уже пережил, каким-то образом выстрадав; так отчего же сейчас было столько же плохо? Почему перед глазами каждое мгновение показывались странные картины, точно вне Тамриэля? Некоторые он пытался даже уловить: вот, например, озёра лавы и высокие башни — так похоже на то, каким он представлял себе план Мерунеса Дагона! Вот, кажется, он заприметил бабочку — знак Шеогората, не иначе. Что-то касалось его, будто бы под кожей, и он не различал, были ли это нежные прикосновения чьих-то пальцев, или протыкание его миллиардом тончайших игл, или что-то иное. Несколько секунд, а может, и часов спустя пейзаж перед глазами стал обретать некоторую чёткость, замедлился. Архимагистр оказался посреди буйства сине-фиолетовых красок, вокруг него безмолвно парили огромные глыбы камней, а из ниоткуда и одновременно отовсюду раздался голос, мужской и женский в одном:       — Давно не виделись, Леран.       Он сжался, обхватывая собственные плечи руками, отказываясь верить в происходящее; впервые за два года он почувствовал себя по-настоящему ничтожным, и не из-за того, что просто боялся оказаться «неидеальным» или «неправильным», а из-за того, что понимал: то, что разговаривает с ним, в тысячи раз сильнее его самого. Голос, при желании, мог бы раздавить Лерана и не обратить на это даже каплю своего внимания.       — Совсем уже от рук отбился, я погляжу? Ну уж извини, что мне пришлось пронести тебя через Вихрь. По-другому никак. Сейчас.       Голос отдавал звоном в ушах, и Леран наконец-то понял, кто с ним разговаривал. Знание принесло ему небольшое облегчение, и архимагистр, выдохнув, попытался выпрямиться. Но когда он осмотрел себя, то вдруг осознал, что у него нет тела. Странно, ведь он только что точно чувствовал, как обнимает себя за плечи… Стоило ему это понять, как он заметил, что вообще-то и не видит ничего тоже: он скорее ощущал пурпурное небо и летающие скалы вокруг себя. Пытаясь сфокусироваться на зрении, обнаружил, что практически слеп.       — Теперь ты больше похож на себя, — голос Вермины казался насмешливым; впрочем, Владычица кошмаров, как и все даэдра, отличалась странным чувством юмора, даже более изощрённым, чем у самого главы Телванни, — Девчонка пошла мне наперекор, предала меня, использовала силу, которой я её одарила, ради своей выгоды, и решила делать что ей заблагорассудится. Она пожалеет о своей надуманной воле, когда будет веками мучаться в Зале Ужаса. А что до тебя… когда настанет грядущий день, я заклинаю тебя: не принимай никаких решений. Задача разрешится сама собой, прежде чем ты это поймёшь.       — О чём ты? — Леран попытался открыть рот и произнести вслух, но ему достаточно было лишь подумать о вопросе, чтобы его перебил смех, похожий на скрип кинжалом об стекло:       — Зачем торопить события, Леран? Завтра ты сам всё узнаешь. А сейчас спи, пока ещё можешь спать, — даэдра протянула скучающе, — Скоро ты всё поймёшь, и мы с тобой ещё… увидимся.       Снова отовсюду и из ниоткуда раздался мерзкий, жуткий смех; и Лерана вдруг не просто выбросило, а, скорее, выплюнуло в его кровать. Он вскочил с места, схватившись за голову. Что ж, Вермина снова интересуется своим «старым другом»… В этот раз от её внимания отклоняться не следует, как и уклоняться от её приказов, и архимагистр понимал это словно на бессознательном уровне.       

***

      Той ночью неспокойно было не только Лерану. Несколькими комнатами дальше Джа’Вирр точно так же как и его хозяин, сам того не зная, распахнул глаза, чтобы обнаружить… сидящую на нём данмерку, приставляющую к горлу каджита свирепо острый резной кинжал. Сталь отблескнула в её глазах, но даже без этого Джа’Вирр, благодаря каджитскому зрению, быстро понял, кто перед ним, — а точнее на нём. Каких-то полгода назад она снимала с него кандалы.       — Знаешь, — сиплым шёпотом произнесла она, — Я даже не удивлена, что увидела здесь именно тебя. Какой же ты всё-таки безнадёжно глупый, Вирр.       Каджит не шелохнулся, понимая, что одно лишнее движение, и кинжал скользнёт по его горлу так же легко, как нож по маслу. Поэтому он лишь тихо вздохнул и усмехнулся:       — Ильмени Дрен, ты тоже абсолютно не изменилась, — почти едко произнёс он, — Всё так же гоняешься за бабочками?       Ильмени фыркнула, даже не подумывая убирать от горла раба кинжал. Джа’Вирр всё так же продолжал молча наблюдать за её действиями.       — У меня есть к тебе предложение. В прошлый раз из-за собственной глупости ты угодил в Суран, но сейчас у тебя намного больше шансов выбраться из-под подола своего хозяина. Я помогу тебе, ты поможешь мне.       — Допустим, я слушаю.       — Хорошо. Я снова сниму с тебя рабские наручи и выведу тебя отсюда, а ты взамен присоединишься к «Двум Лампам».       — Ещё чего, — Вирр закатил глаза. Ему не потребовалось даже секунды, чтобы поразмыслить; ответ для него итак был очевиден, — Ты правда думала, что это сработает? Ты даже более наивная, чем я думал. Я никуда не уйду.       Данмерка недовольно цыкнула языком. Вирр ощутил, как кинжал прижимается к его горлу ещё сильнее.       — Подумай хорошенько, Джа’Вирр. Твои сородичи шкуры на себе рвут, лишь бы вырваться из рабства; тебе же который раз всё преподносят на блюдечке, а ты нос воротишь. Думай, каджит; это твой последний шанс стать хозяином своей собственной судьбы.       Он сделал вид, что действительно задумался, хотя в темноте Ильмени вряд ли могла видеть его морду. Промолчав несколько секунд, он выдавил из себя очередную усмешку, но уверенно, будто растягивая каждую букву на языке, ответил ей:       — Нет.       — Ты пожалеешь об этом, когда завтра твой ненаглядный хозяин будет болтаться в петле. Я даже не буду убивать тебя сейчас; хочу, чтобы ты своими глазами всё увидел и буду любоваться, как ты будешь биться в агонии и умолять забрать тебя к нам, — в подтверждение своих слов она убрала кинжал от горла Вирра. Тот, сщурившись на секунду, увидел, что на шее аболиционистки блестит подозрительный амулет, и, не успел он и моргнуть, как данмерка исчезла. Испарилась, словно её никогда здесь и не было, оставляя после себя только смутное ощущение кошмара и стекающую с тонкого пореза на шее каджита кровь, которую тот не ощущал до тех пор, пока полуосозанно не коснулся того места, куда та только что прижимала кинжал. Значит, не сон… Вопросов становилось только больше. Вирр встал с кровати, опасливо осматриваясь по сторонам и вглядываясь в углы комнаты, подозревая, что Ильмени ещё может быть здесь; но в комнате он был наедине с собой. Дверь была плотно закрыта. Каджит зажёг свечу и прошёл к зеркалу, чтобы осмотреть рану на шее. Она не была глубокой — иначе он бы чувствовал боль более явно, — но запачкала шерсть на несколько сантиметров. Всё так же не понимая, как это вообще произошло, Вирр смыл кровь с шерсти, оглядел рану поподробнее: действительно, всего лишь тонкая аккуратная царапина, едва ли способная серьёзно ранить. Не найдя иного решения, Вирр повторно оглядел комнату и решил лечь обратно спать, надеясь, что ситуация не повторится.

***

      Наутро Леран проснулся в отвратительнейшем состоянии, почти как и обычно. Но в этот раз у недуга хотя бы было обоснование — странное предупреждение Вермины. Вставать до последнего не хотелось; данмер пытался отсрочить этот момент до последнего, но в какой-то момент всё же пришлось брать себя в руки и покидать объятия постели. Утренняя рутина немного привела рассудок в порядок: умывание; расчёсывание гребнем из кости, чьим-то подарком привезённым из Валенвуда; выбор мантии… Лерану, когда он уже собрался, даже показалось, что день обещает быть не таким уж и плохим: сегодня ведь праздник. А то, что ему приснилось, могло быть и не разговором с Верминой, а всего лишь очередным странным сном. Он прошёл по комнате к потайному проходу, открыл дверь, прошёл дальше, чтобы открыть витрину и достать из неё амулет Святого Вориса. Издалека казалось, что амулет лежит на своём законном месте. Подойдя ближе, он заметил, что это действительно так, но стоило ему открыть витрину и взять амулет в руки…       Он взмахнул рукой, пытаясь рассеять иллюзию — мало ли, — и, конечно же, ничего не случилось. Ощущение, что что-то не так, не отпускало его. Он бы подумал, что это всё так на него Вермина во сне повлияла, что теперь просыпается паранойя по поводу и без, но он не просто беспокоился — он знал, что амулет Святого Вориса, едва ли не важнейшая реликвия Телванни, которую он сейчас держал в руках, была просто не тем.       Ему нужен был этот амулет именно сегодня, в День Святого Вориса. По традиции, архимагистр должен был открыть церемонию праздника, возведя амулет на особый пьедестал, чтобы каждый желающий мог подойти к нему, почтить святого и получить от него благословение на следующий год. А сейчас этого амулета у него просто-напросто не было! Следовательно, и праздник должным образом провести не получится… Может быть, Вермина в его кошмаре не солгала?       — Твою мать! — рявкнул он и швырнул подделку обратно на витрину. Выбежав из галереи, он плотно закрыл за собой дверь и на всякий случай запечатал её ещё и магией, а железный ключ спрятал во внутренние карманы мантии. Затем устремился к единственному существу, кто мог знать о галерее. Нужно было бы выяснить, что произошло, да только злоба застила глаза.       — Джа’Вирр! — Леран распахнул дверь в покои телохранителя и окинул каджита разъярённым взглядом. Тот, не понимая, в чём дело, отшагнул назад и неосознанно съёжился от страха.       — В чём дело, хозяин?       — Лучше бы я оставил тебя на том рынке в Суране! — Леран начал переворачивать все вещи в комнате, судорожно осматривая каждый дюйм, каждый угол, — Знал же, что у вас, каджитов, по крови написано, что вас хлебом не корми — дай воровать!       — Что? — на выдохе спросил телохранитель, но архимагистр продолжал изливаться оскорблениями и проклятиями и обыскивать всю комнату, пока наконец не подошёл к нему практически вплотную и, зажав руку в кулак, сдавил магией горло раба.       — Тебе лучше сейчас отвечать на мои вопросы честно, Джа’Вирр.       — Когда… когда я вам врал? — с трудом произнёс каджит, ощущая, как с каждой секундой дышать становится сложнее, — Я ни…чего… не… понимаю!       — Не смей лгать мне. Где он?!       — Кто «он»…?       Леран скорчился в отвращении и, заметив, что рабу становится плохо, ослабил хватку. Тот шумно вздохнул и, опустившись на колени, пытался одышаться. Архимагистр подошёл к нему ближе:       — Не притворяйся, что ничего не знаешь, Вирр! Где амулет?! — прорычал он. Джа’Вирра вдруг осенило. Подозрительный амулет, который он видел ночью на шее данмерки… ему не показалось и не приснилось, — …Молчишь, да? Воровская шавка!       Данмер занёс руку для удара, сверкнув отнюдь не декоративными кольцами-когтями. Заметив это за мгновение до удара, Джа’Вирр попытался было рассказать про аболиционистку, что прервала его сон ночью, что он видел на её шее подозрительный амулет и не узнал в нём реликвию; но Леран уже полоснул ему по лицу и отбросил от себя, как мусор. Каджит схватился за поцарапанную морду и на секунду опешил от удара, с горькой иронией подумав: «Сейчас только утро, а меня ранят уже второй раз. С опаской взглянул на хозяина; злость с его лица почти что спала, теперь он был словно… напуган.       — Господин Леран, я… хотел бы… — Джа’Вирр медленно поднялся с пола. Архимагистр не дал ему договорить:       — Собирайся. Отправляемся в Садрит Мору через десять минут, — и ринулся прочь из комнаты телохранителя обратно в свою. Пусть амулет, который оставил вор, и был подделкой, но это было уже хотя бы лучше, чем его отсутствие. Придётся использовать его вместо оригинала и лишь надеяться, что никто не обнаружит пропажи. Сжав в руке подделку, он хотел было начать размышлять над тем, как будет разбираться с ситуацией, как вдруг в его голове воспоминанием пронесся голос Вермины: «Не принимай никаких решений. Задача разрешится сама собой, прежде чем ты это поймёшь». Видимо, придётся пустить ситуацию на самотёк, и надеяться, что даэдра его не обманула.

***

      Через пятнадцать минут Леран и его телохранитель уже были в кабинете архимагистра в Садрит Море. Для главы дома Телванни такие путешествия были обычным делом, а знать, как использовать «Возврат», предполагалось ещё совсем зелёным новичкам в этом деле. Леран вышел в Зал Совета, и несколько пар глаз тут же устремилось в его сторону, выцепляя взглядом амулет Святого Вориса на его шее. К счастью для него, им было невдомёк, что это была лишь жалкая его копия, а где настоящий он так и не узнал.       — Иди на свой пост, как я тебе показывал. Надеюсь, напоминать мне тебе ничего не нужно? — протараторил архимагистр, и каджит покорно кивнул. На этом их пути разошлись. Джа’Вирр проследовал в казармы местной стражи, где ему должны были выдать особую броню для праздника, и про себя молился, чтобы нашлась броня по размеру для каджитов. Естественно, его ожидания не оправдались, и в казармах разбираться с ним никто не стал: просто выдали самую большую броню и только пожали плечами, когда каджит указал на свои лапы. Выбора не было; идти босяком — почти что богохульство, пришлось натягивать сапоги, сделанные под человеческую ногу на свои лапы и так ковылять на площадь.       Леран наблюдал за площадью издалека, размышляя, стоит ли выносить на общее обозрение подделку, или всё-таки отменить праздник. Нужно ли вообще её использовать? А если вдруг народ начнёт догадываться, что вместо настоящего амулета на пьедестале будет лежать подделка? Он снова вспомнил слова Вермины. Видимо, придётся терпеть бездействие. Но если вдруг ситуация совсем выйдет из-под контроля, стоять в стороне у него точно не получится — это он прекрасно по себе знал. Джа’Вирр думал только о том, как же неудобно в человеческих сапогах даже просто стоять на месте, не говоря уж о том, чтобы пытаться ходить. На площадь вышли несколько данмеров с музыкальными инструментами в руках: лютни, барабаны, флейты, скрипки… Как по приказу, в определённый момент они начали играть мелодию, которую Леран прежде слышал только на предыдущем празднике и особо никогда не задумывался над её происхождением. Мелодия была торжественной, громкой, перетягивающей на себя всё внимание; она изливалась бесперебойной мелодией, заставляя даже самых громких из зрителей замолчать и прислушаться. Когда же барды закончили играть, Леран сжал ладони в кулаки и почти собрался выйти, чтобы всё-таки начать церемонию и притвориться, что всё идёт по плану, но вдруг в толпе послышался крик, заставивший кровь стынуть в жилах. Меры запаниковали, оглядываясь в поисках источника звука, и наконец нашли его: неизвестный в броне и полностью закрывающей лицо маской, оставляющей разве что пару вырезов для глаз, зарезал одного из прохожих. Поглощённые праздником горожане не заметили, как к городскому порту пришвартовало несколько лодок, набитых мерами в точно такой же одежде; не заметили, как те втихую перерезали стражу, чтобы пробраться до площади и начать мятеж. Впрочем, нужно было быть совсем слепым или глупым, чтобы не заметить в нападающих зверолюдские силуэты каджитов и аргониан. Меры начали разбегаться, но большинство либо напарывались на рабские орудия, либо же просто оказывались затоптаны в давке. Леран едва не выскочил, чтобы разобраться с ситуацией самому, но вдруг замер на месте. Не вмешиваться. До последнего стоять на месте и не вмешиваться. Пришлось крепко сжать руки в кулаки, впиваясь длинными ногтями в кожу собственной ладони, чтобы не рвануться в бой. Тем временем зверолюды продолжали пробиваться в сторону центра площади; выбежало ещё больше телваннийских стражников, намереваемые подавить восстание, но нападавшие оказались неплохо подготовлены; стражники, по большей части, орудовали только орудием, боевых магов среди них можно было сосчитать по пальцам рук, и в том была их ошибка — мятежники же были подкованы и в магии.       Ситуация начала принимать ещё больше оборотов, когда мятежникам удалось добраться до главы стражи Садрит Моры и победить его в бою. Джа’Вирр решился скинуть с себя неудобные сапоги, чтобы получить хоть какую-никакую манёвренность в движениях, и, переступая через трупы солдат, атаковать восставших. Почему-то в этот раз бой давался ему на удивление легко; хоть Вирр и не очень хорошо орудовал мечом и ещё хуже знал магию, но был достаточно увёртлив и выносливен, чтобы избегать атак и иметь возможность защититься, следовательно — спасти хоть кого-нибудь. Леран продолжал оставаться в стороне, хотя всё ещё неистово хотел вырваться и наслать на площадь настоящий шторм, пусть тот и поранил бы и своих, и чужих. Наблюдая издалека, он вдруг зацепился взглядом за своего телохранителя и поджал губы. Что-то в его поведении не давало ему покоя, и он никак не мог отследить, что именно; но, тем не менее, был приятно удивлён самоотверженности раба.       Вирр же в это время ощутил странный прилив то ли вдохновления, то ли просто сил, и, когда обнаружил труп главы стражи, непроизвольно перенял его роль на себя; опешил на несколько мгновений, но скоро с холодной головой начал отдавать приказы солдатам, требуя постараться изо всех сил окружить мятежников настолько, насколько это было возможно в этой ситуации; направлял меров, и, что самое странное — его слушались. Обычные телваннийские стражники слушались раба-каджита. Вот, понял наконец Леран, что его так поразило. Вдруг отчего-то поднялся невыносимо громкий звон в ушах и будто бы многослойное, перебивающее само себя перешёптывание, не дающее покоя ни на мгновение. Руки, как уже привычно, начинают трястись, перед взглядом всё плывёт, и поле боя, за которым он наблюдал, начало в его взгляде превращаться в кашу, двоиться, троиться. Сердце вдруг застучало, словно бешенное, едва не переглушая шёпот в ушах. Леран отошёл к стене, прислонился к ней спиной и чуть-чуть выдохнул — от холода стало немного полегче, пусть и ненадолго. В голове звенели мысли, не дающие сконцентрироваться:       «Я плохой лидер.»       «Я не могу остановить бойню.»       «Но Вермина сказала — не вмешиваться?»       «Я должен остановить их, прежде чем не повторилась Арнезианская война, как тридцать лет назад.»       «Вермина, сволочь, оставь меня в покое и дай мне сделать мою работу!»       «Должен остаться на месте.»       «Надо остановить их!»       «Джа’Вирр не справится. Они затопчат его.»       «Должен остаться.»       «Должен бежать. Бежать бежать бежать бежать бежать бежать бежать»       От страха, ненависти к себе и беспомощности тошнило, хотелось закрыть лицо руками и представить, что ничего этого не существует, оказаться где-то далеко отсюда, далеко от Садрит Моры, от необходимости быть архимагистром, от этого восстания, от Вермины, от себя, от себя, от себя. Скрепя сердце, Леран, пошатываясь, подошёл обратно к арочному окну и заставил себя выглянуть. Ситуация понемногу принимала более благоприятный для Телванни расклад: под на удивление мудрым командованием Джа’Вирра у аболиционистов не оставалось практически ни шанса, мятежников становилось всё меньше и меньше — их действительно удалось окружить, не давая возможности сбежать или получить поддержку. В центре образовавшегося круга, по длине которого сражались солдаты и мятежники, сражались двое. Леран не без труда различил, кто был в эпицентре событий: сам, собственно, Джа’Вирр и данмерка, о которой он мог только догадаться — Ильмени.       Джа’Вирр умело парировал атаки, то оттесняя её ближе к границе круга из борющихся, то защищаясь. Они дрались уже несколько мучительно долгих минут, и едва успели только лишь ранить друг друга. Ильмени это бесило, а вот сам каджит был холоден, как никогда раньше.       — С каких пор ты умеешь орудовать мечом, драный сутай-рат?! — данмерка сплюнула в сторону кровь и тут же отскочила в сторону, уворачивась от удара. Джа’Вирр лишь молчал, продолжая натиск ударов, и она решила сменить тактику: вместо того чтобы нападать, бить морально, бить по больному. А она прекрасно знала, что сказать, — Неужели твой ненаглядный архимагистр научил тебя такому? Странно, я думала он всего лишь очередной ничтожный Телванни.       «Ничтожный Телванни» в этот момент не отрывал взгляда от дуэли и… боялся. Неожиданно для себя, он боялся. Не того, что им не удастся подавить восстание — боялся, что Ильмени получится одолеть Джа’Вирра. И, несмотря на свой страх, он не мог перестать смотреть. Ему почему-то казалось, что стоит ему моргнуть, и обязательно случится что-то непоправимое. Присмотревшись ещё ближе, не без помощи магии, он заметил, что на Ильмени — всё-таки угадал, что это была именно она, — висел амулет Святого Вориса, и… это не могло сулить ничего хорошего. С другой стороны, осознание того, что Джа’Вирр был ни в чём не виноват, а Леран просто так накричал, да ещё и ударил своего раба этим утром, заставил его почувствовать, как ни странно, стыд. Но помимо стыда и страха за своего телохранителя, который архимагистр в своей голове оправдывал только тем, что «не хотелось бы потерять хорошего и верного раба», тот ощущал ещё и странную… то ли энергию, то ли магию, определённо даэдрического происхождения, и когда он попытался в разгаре этой битвы уловить её источник, с удивлением для себя обнаружил — магия исходила от Джа’Вирра. Пришлось снова использовать магию, чтобы глядеть дальше: вот Джа’Вирр ловко выворачивается в пируэте и ударяет Ильмени мечом в бок, отчего та кривится в отвращении и кричит что-то явно оскорбительное, пытаясь задеть каджита за живое; тот на это никак не реагирует и продолжает натиск. Лерана поразила хладнокровность его телохранителя, и, кажется, он разглядел, что под шлемом каджита светятся золотые глаза. Архимагистр поёжился; почему? Откуда в Джа’Вирре могла появиться магия, если тот всё ещё был в рабских наручах, которые любые магические позывы сдерживали и обращали против носившего наручи существа? Неужели магия столь сильная и дикая, что она игнорировала сдерживающее заклинание? И как давно в Джа’Вирре появилась такая способность? Насколько Леран на самом деле знал, кем является его телохранитель?       Отряды мятежников редели, пока вдруг бойня не прекратилась. Словно в одну секунду, когда Ильмени, понимая, что не справляется с натиском ударов, едко ухмыльнулась и схватилась за амулет, что висел на её шее. И аболиционисты, и стражники вдруг замерли, затаили дыхание, обомлели при виде реликвии на шее аболиционистки. Та злобно усмехалась; её финт заставил даже Джа’Вирра опасливо замереть, только беспокойно мотая хвостом из стороны в сторону. Леран тоже это видел, и ему далеко не нравилось, как резко все козыри перешли в руки мятежников. Нарочито растягивая момент, Ильмени покрутила амулет на пальце а затем, лукаво наблюдая за реакцией окружающих, начала медленно поднимать его над своей головой. И люди, и меры, — все, кто был на площади, — словно дружно прекратили дышать, боясь того, что сейчас произойдёт; готовясь к божественной каре со стороны аболиционистов. И вот данмерка выставляет амулет перед собой, победно ухмыляется, и…       И ничего не происходит. Стоит кромешная тишина.       Ильмени ошарашенно потрясла амулетом, но эффекта так никакого и не было. Теперь Джа’Вирр, воспользовавшись моментом, сделал выпад вперёд, оказался за спиной данмерки и с силой ударил её по спине, заставив упасть наземь.       — Но… Что? Почему эта грёбаная цацка не работает?! — рявкнула лидер мятежников, всё ещё тряся в руках амулет, — Давай же! Давай же! Ну!       — Ты проиграла, Ильмени, — стальным тоном произнёс каджит, придавливая её к земле своей лапой.       — Ещё нет! — она взвизгнула, словно свинья, которая поняла, что её сейчас пустят на мясо, и попыталась выбиться из-под ноги Джа’Вирра, но у неё не вышло даже заставить того потерять равновесие; Вирр, перегруппировавшись, перехватил обе её руки, зажал их за её спиной и заставил уткнуться щекой в землю. Аболиционисты, стоявшие вокруг, совсем утратили желание сражаться, глядя на то, как их бессменный лидер был повержен: некоторые из бывших рабов и вовсе бросили оружие наземь и, проталкиваясь через уже бывших сослуживцев и теллванийских солдатов, поспешили покинуть площадь, вполголоса ворча о том, что изначально вообще-то знали, что затея ничего не стоит и зря вообще согласились на это всё, если план был изначально провальным. Джа’Вирр даже услышал, как кто-то выругнулся своему брату по оружию о том, что «Ильмени пришла за архимагистром, которого здесь даже нет», и облегчённо выдохнул, осознавая, что его хозяин, если не в порядке, то как минимум жив. Бойня была практически окончена; оставалось только решить судьбу Ильмени Дрен, но ни с того ни с сего с громким хлоп на площади появился никто иной, как сам Господин Нелот — между прочим, всё ещё глава этого города. От ударной волны, что пошла после его появления ровно в центре площади рядом с поверженной аболиционисткой и каджитом, некоторые меры и зверолюды, стоявшие «в первых рядах», едва не потеряли равновесие. Ситуация вдруг ощутилась раскалённой, как нагретый докрасна металл, когда Нелот окинул взглядом трупы на площади и громко — слишком громко для обычного крика, — произнёс:       — Ну и какого чёрта вы устроили в моём городе?! — он сложил руки на груди и повернулся к Джа’Вирру, — Что это за спектакль?!       Джа’Вирр, вместо ответа, пнул Ильмени, заставив ту упасть в ноги Нелоту, и шикнул по-звериному:       — У этой «мутсэры» спрашивайте.       Нелот почти заинтересовано наклонился к данмерке, которая уже не пыталась сопротивляться, но сверлила Телванни разъярённым и презрительным взглядом. Проведя рукой над ней, тот скривился:       — Ну конечно, ты ещё и даэдра жопу лижешь, малявка, — Нелот закатил глаза и, протянув руку, сорвал с шеи Ильмени амулет Святого Вориса, — А вот эта штучка должна вернуться в руки её хозяина, архимагистра Лерана. Как ты вообще умудрилась её достать?       — Не твоё собачье дело, — Ильмени выглядела так, что, несмотря на пристыженное положение, была готова плюнуть прямо в лицо Нелота, если бы могла дотянуться до него. Нелот в ответ только презрительно усмехнулся и махнул рукой:       — Каджит. Расправься с ней так, как считаешь нужным. Моя работа на этом окончена.        Джа’Вирр, которому для исполнения приказа господина Нелота не требовалось ни слова больше, даже не кивая, подошёл к Ильмени, поднял за волосы и приставил клинок к шее. Те, кто не успел ещё разойтись, со стынущей кровью в жилах наблюдали за открывшейся пред ними картиной. Каджит, злобно ухмыляясь, поднял её так, чтобы та его могла услышать, и прошипел:       — Мы квиты, Ильмени, — клинок приложился ближе к коже. Только сейчас, осознавая, что её кончина близка, в глазах данмерки промелькнул животный страх, — Что ты там говорила… Ах да. «Хочу любоваться, как ты будешь биться в агонии». Не переживай, я не буду так же милосерден к тебе, как ты ко мне; твоя смерть будет медленной и мучительной, как ты того и заслуживаешь.       — Нет! Нет-нет-нет-нет-нет! Отпусти меня! — Ильмени сжалась; на глазах даже позорно выступили слёзы от ужаса и от боли: Вирр всё ещё держал её в воздухе за волосы, — Давай договоримся?! Я клянусь больше никогда не лезть в твою сторону, я лично расформирую «Две Лампы», только не убивай меня! Пожалуйста! Джа’Вирр!       — О, какое заманчивое предложение… Дай-ка мне подумать, — Джа’Вирр даже не планировал отпускать данмерку, и, помолчав для виду несколько секунд, злобно расхохотался: в глазах снова промелькнул отблеск золота, — Нет.       — НЕТ!!! — она взвыла, и её крик перешёл в хрип, затем бульканье, когда клинок Вирра с лёгкостью прошёл через её горло и даже глубже, с нечеловеческой силой отсекая её голову. Крики, наконец, прекратились; тело Ильмени вздрогнуло один последний раз и бездыханно рухнуло наземь, голову каджит всё так же держал в руках и любовался застывшим навсегда выражением крика на её лице. Затем он швырнул голову на пол; она упала совсем рядом с телом. Все вокруг ошарашенно смотрели на эту картину, и те мятежники, кто ещё верил в их общую цель, окончательно опустили руки, роняя луки, копья и мечи на землю. Дело оставалось за малым: выжившие солдаты начали понемногу уводить оставшихся в темницы, чтобы затем, скорее всего, доставить в Тель Арун на работорговнический рынок. Среди бывших аболиционистов поселилось тягучее, молчаливое и тяжёлое отчаяние. Их лидера жестоко убили на их глазах; веры в высшую цель не осталось. Сильнейшая из них, храбрейшая и хитрейшая, Ильмени Дрен умерла, зарубленная, словно скот. Джа’Вирр брезгливо отряхнул руки от её крови и, не сказав ни слова, ушёл. Толпа расступалась перед ним, бросая кто восторженные, кто ошарашенные взгляды.       Леран всё ещё наблюдал за всем этим издалека, и, кажется, потерял дар речи. Ещё никогда он не видел Джа’Вирра таким; никогда бы и не подумал, что в нём есть столько жестокости, столько невыплеснутой злобы, столько хладнокровия. И это его… восхищало, если не более того. Убедившись, что и без его вмешательству ситуация разрешилась, Леран облегчённо выдохнул: всё-таки Вермина дала ценный совет. Кто знает, что было бы, если бы он всё-таки покинул своё убежище и явился народу? Внимание аболиционистов сразу же перевелось на него, скорее всего, именно он был их главной целью. Тогда бы битва развернулась совсем иначе; окольцевать мятежников бы не вышло, они бы не рассеялись по площади, а двигались все в его сторону, и сил стражников едва бы хватило отбиться, даже с идеальным командованием Джа’Вирра. Леран прикрыл глаза. Надо же, Вермина ему помогла. Ради своей выгоды, впрочем: она ведь говорила о какой-то девке, что воспротивилась её воле и использовала силу даэдра ради своих целей. И от неё нужно было избавиться. Если бы Леран вмешался, Ильмени бы победила. Следовательно, это и помощью назвать было сложно; Владычица Кошмаров не то что бы сильно заботилась о своих подчинённых, но охотно наказывала тех из них, кто шёл против неё.       Впрочем, несмотря на то, что всё уже было кончено, смириться с ситуацией давалось сложновато. Ноги слегка подкашивались, и его до сих пор тошнило; но хотя бы голоса, сбивающие его с толку накладывающимся на сам себя шёпотом, отступили и вернули какую-никакую ясность рассудка. Теперь Леран был готов выйти в люди. Однако, стоило ему выйти из здания, как его тут же перехватили и потащили за собой в какой-то из переулков.       — Что за дела?! — рявкнул он, пытаясь вырваться из хватки незнакомца и ощущая, как мерзкий, липкий страх за свою шкуру опять подступает к горлу. Как бы он не старался считать себя не трусом, сейчас его параноидально выводила из себя любая мелочь.       — Господин Леран, — незнакомец обернулся, сверкнув рыжими волосами, и Леран с облегчением узнал в нём своего Голоса — Быстрого Эдди. Тот, не дав своему господину и слова вставить, вручил ему кипу бумаг, перевязанных тонкой верёвкой: — Полагаю, вы думали, что всё уже позади, но как бы не так. Не знаю, каким образом, но Ведам прознал об убийстве своей дочки практически мгновенно, и ему это, мягко говоря, не по душе. Отсюда нашёлся повод созвать собрание.       — О боги, ну только этого сейчас не хватало, — Леран закатил глаза, но бумаги взял в руки, — А это что такое?       — Компромат, — Эдди по-лисьи улыбнулся, — Чтобы было чем ответить на выпадки. А они будут, это я уж точно знаю.       — Ух ты ж… — архимагистр окинул количество бумаг и присвистнул, — Откуда ты всё это вообще раскопал?       — Ну, я не думаю, что вам будет интересно, в чьём грязном белье пришлось копаться и куда лезть, — загадочно ответил Голос и самодовольно усмехнулся. Он выглядел ровно как домашний питомец, который принёс хозяину палку и теперь надеялся на награду, — Главное, что работа сделана, а пути достижения — не самое важное.       — И то верно. Гляжу, ты неплохо под моим присмотром выучился, — Леран снова вёл себя, как следует архимагистру, и, несмотря на потрёпанный вид, держался довольно статно. Со скучающим видом пролистнув бумаги, он взглянул на широко улыбающегося Эдди и отшатнулся. Показалось, что в красноте его глаз мелькнули на пару мгновений чёрные точки, но стоило архимагистру моргнуть и они тут же исчезли. Пришлось списать эту странную галлюцинацию на то, что Леран просто перенервничал, вот и видит то, чего нет. Будто бы никогда такого прежде не было, — Что ж, спасибо. Я обязательно досконально всё прочту, как только вернусь в Тель Увирит. Ах да, кстати об этом, — он нахмурился, возвышаясь над своим подчинённым — и в буквальном, и в переносном смысле. Эдди поёжился.       — Д-да?       — Скажи мне на милость, откуда мой брат узнал, где я нахожусь?       — А, ну… — Эдди опустил взгляд и неловко шаркнул ногой по полу, — Ну, он до меня достучался, точнее как, эм-м… Очень вовремя подловил, когда я был… пьяный вусрань.       Леран вскинул бровь. Эдди снова поёжился.       — Я ему ничего не выболтал! Помните, господин, когда он явился в Зал Совета и прилюдно меня унизил? Я всё никак не мог понять, откуда он вообще знает всё то, что, по идее, было исключительно конфиденциальной информацией обо мне — ну, или как я полагал, что таковым являлось, — и я предложил ему услугу за услугу. Он мне сказал, откуда достал все эти слухи, а я ему выдал местонахождение Тель Увирита…       Архимагистр закатил глаза и устало потёр переносицу.       — Прошу, простите меня! — Голос сложил перед собой руки и поклонился в уничижительном жесте, — Я выдал вас ему ради личной выгоды…       — Ладно, угомонись. Но больше так не делай. Ладно мой несуразный брат, а если ещё кому выболтаешь — будешь в петле болтаться.       — Вы… не злитесь на меня?       В ответ ему Леран мотнул головой.       — Мне, конечно, придётся переставлять руны невидимости, но в остальном тебе повезло, так что наказывать я тебя не буду. А теперь иди в Зал Совета и разберись с этой всей шумихой. А потом, когда закончишь, нужно будет применить твои… особые навыки.       Эдди заинтересованно наклонил голову.       — У кого?       — Плантация Дрена. Я скажу тебе обо всём чуть-чуть попозже. Сейчас — шуруй с глаз долой.       Голос поклонился и удалился в сторону Зала Совета, а Леран, вздохнув, взял бумаги под мышку и двинулся искать своего телохранителя. Впереди предстояла уйма работы…