Да согреет меня тепло твоих дланей

      — Что ты помнишь о нашей ссоре? — медленно и почти что нехотя спросил Леран. Рален поднялся на кушетке, теперь он полусидел-полулежал на ней, и, глядя на брата, поджал губы:       — Если честно, то почти ничего, — признался он, отводя взгляд в сторону, — Я смутно помню, что происходило, пока мы жили в Сиродиле. Такое ощущение, что моя голова «заработала» только после приезда в Сейда Нин…       Архимагистр нервно теребил пальцы, — кажется, это была их с Раленом общая привычка, — и, собравшись с духом, начал свой рассказ с самого начала.       Третья эра, четыреста одиннадцатый год. Около шестнадцати лет назад братья Драт ещё кое-как выживали в Чейдинхоле; денег едва хватало на пропитание, по большей части приходилось перебиваться чем попало. В то время юным близнецам казалось, что они оказались нелюбимыми детьми жестокой матери-судьбы. Им было по двадцать шесть лет: с точки зрения эльфов — совсем ещё «зелёный» возраст. Рален в то время был сам не свой: прошло чуть меньше года с того дня, когда ему пришлось своими руками оборвать жизни Фалько, Знающего, Тэлендрил и Мартины. И за тот год Рален совсем упал духом — он перестал брать гильдейские задания, перестал в принципе выходить из дома. Лерану приходилось работать за них двоих. Правда труд его был совсем не честным; в то время он старался выжить всеми доступными способами, поэтому брался за всю грязную работу, которую только можно было вообразить. Из-за этого у него совсем не оставалось времени на низкооплачиваемую, но честную работу в Гильдии; пришлось оставить благое дело ради дел, за которые платили больше, чем в Гильдии. Брату он объяснял наличие денег тем, что занимается контрабандой, обеспечивая поставки скумы, лунного сахара и прочей дряни поступающей из-за рубежа через Чейдинхол в различные города Сиродила. Ралену в это верилось слабо, но он ничего не говорил; доверял брату. Шаткое равновесие в их отношениях угрожало рухнуть в любой момент — по большей части из-за того, что Леран банально устал; устал работать, устал врать, устал жить; в то время как Рален продолжал лишь пьянствовать, беря свой верный клинок разве что чтобы поразмахивать им в таверне, хвастаясь ещё не растерянными умениями. Но, как это обычно бывает, жизнь перевернула всё с ног на голову за какой-то один день.       Рален тогда брёл по улицам Чейдинхола, не обращая внимания ни на прохожих, ни на пейзаж вокруг: ему и эти прохожие, и этот пейзаж уже настолько были отвратительны, что не хотелось даже поднимать взгляда с мощёной дороги. Однако если бы он это сделал, то заметил бы тень от каджита, идущего за ним по стопам. Тот нагнал его и, пихнув в бок, вжал в стену одного из домов. В округе не было никого, кто мог бы это увидеть, а Рален почему-то даже не испугался: скорее, просто опешил. Окидывая незнакомца заплывшим от похмелья взглядом, Драт даже и не понял, что происходит.       — Мальчик мой, и что это мы разгуливаемся в такое время? Что, работы не хватает?       Данмер непонимающе взглянул на каджита. Тот вцепился когтями в его запястья, не давая возможности шевельнуться или попытаться сбежать. Впрочем, Рален и сам никаких попыток не предпринимал, лишь обмяк, как тряпичная кукла.       — Какой работы?       — Тебе что, мозги поотшибало? — каджит сверкнул клыками, и только теперь Рален чуть поёжился. Что-то было не так. Голос незнакомца вдруг стал рычащим, яростным. Когти ещё больнее царапнули кожу, — Клиенты ждут, а ты прохлаждаешься, негодяй? Пора раздвигать булочки, малой.       — Да о чём речь?! — Рален попытался выкрутиться, будто сознание, почуявшее опасность, вдруг протрезвело и начало бить тревогу, — Какая работа? Не работаю я нигде!       — Дрянная шлюха, от меня просто так никто не уходит! — незнакомец с лёгкостью поднял Ралена и закинул его на плечо. Драт начал дубасить его кулаками по спине, но та была плотно закрыта бронёй, так что это было более чем бессмысленно.       — Отпусти его! — вдруг послышался голос. Рален поднял голову и увидел чуть поодаль по дороге своего брата. В то время тот ещё не красил волосы в чёрный, поэтому отличить их друг от друга было намного сложнее, — Это меня ты искал. Он здесь не при чём.       Каджит развернулся и недоумённо окинул взглядом Лерана, затем поставил Ралена обратно на землю и осмотрел и его. Как две капли воды, только Леран, его «работник», сейчас торопливым шагом пересекал мост, чтобы пройти к своему «начальнику». Рален схватился за голову и зажмурился, будто его треснули чем-то тяжёлым по голове. Наконец подбежавший к ним Леран взволнованно взмолился:       — Оставь его, прошу тебя, Безымянный, — он вцепился в наруч каджита, запинаясь от волнения. Рален всё ещё ничего не понимал, — Он тебе не нужен, и знать ему ничего не надо.       — Ах да, кажется, ты говорил про своего близнеца…       — Не трогай его, пожалуйста! Умоляю! Он не при чём!       — Меня это не волнует. Поработаете вдвоём — заплачу вам вдвое больше.       — Нет!       — Нет?       Безымянный презрительно посмотрел на Лерана и, спустя пару секунд напряжённого молчания вдруг ударил его с размаху прямо по щеке. Ралена как холодной водой окатило; он попятился к стене, неуверенный, сможет ли вступиться за брата. Наконец, обретя хоть какое-то самообладание, он сжал руки в кулаки.       — Рален, не лезь! — выкрикнул Леран, заметив огонь в глазах брата, — Прошу, не лезь. Просто иди домой. Я… объясню тебе всё позже.       — А мне и не нужны уже никакие объяснения, — Рален стиснул зубы и, покачнувшись, бросил последний взгляд на каджита, затем на брата, и только после этого поспешил удалиться от них. Леран, поджав губы, благодарил всех богов и даэдра, каких только знал, за то что Безымянный не ринулся за ним. Вечер обещал быть болезненным во всех смыслах.       И вечер таковым и был. Рален, как и договаривались, сидел дома, глуша очередную бутылку то ли эля, то ли пива, то ли дешёвого вина — он сам уже перестал различать, что именно пьёт, до тех пор, пока в бутылке было спиртное. За окном уже сгущалась ночь, небо покрывало тучами и обещало грозу. Леран стыдливо заявился на пороге дома, хромая и хватаясь за каждую поверхность, лишь бы не рухнуть на пол. Рален окинул брата бесстрастным взглядом и вскинул бровь. Кажется, апатия выела в нём последние остатки сочувствия.       — «Дрянная шлюха», значит? — он отставил бутылку в сторону, — А говорил мне, что занимаешься контрабандой, Леран.       Леран окинул брата свирепым взглядом. Столько всего вертелось на языке; огромная необходимость выразить всю ту боль, через которую ему приходилось пройти, чтобы просто выжить.       — Да, дрянная шлюха, — честно выпалил он, с трудом выпрямляясь и глядя на Ралена сверху вниз, — Пока ты топишь себя на дне бутылки, я, между прочим, пытаюсь зарабатывать деньги, чтобы мы с тобой не сдохли как крысы подзаборные! Рален, твои друзья умерли от твоей руки год назад! Год, слышишь?! И за этот год ты даже пальцем не пошевелил, чтобы хоть как-то продолжить жить, в то время как я-       — Я, я, я, я! — передразнил его Рален, вскакивая с места. Опрометчиво; от резкого движения у Ралена тут же закружилась голова, — Только и делаешь, что ноешь, что такой бедный-несчастный за деньги ебётся с кем попало! Ты хоть представляешь себе, каково это — потерять всех своих самых близких…       — Всех?! — Леран перебил его на полуслове, — А ничего, что я твой родной, сволочь, брат?       Рален поджал губы, собирая мысли в кучу.       — Да, всех. Потому что оказывается, я и брата родного не знаю, — он посмотрел на Лерана с тем же презрением, с каким на него смотрел Безымянный. В его глазах теперь отражался не его близнец, а очередная продажная шлюха, — Мои близкие никогда не лгали мне в лицо.       — Вот как? Сука, а зачем тогда я вообще пытался как-то обеспечить более-менее нормальное существование нам обоим, если тебе это вообще не нужно?! Рален, ты — неблагодарная мразь. Надо было сразу же, как только ты начал пить, просто перестать делить с тобой деньги — сразу же на ноги бы встал как миленький.       Леран зажимал рукой рану на предплечье, оставленную особо «жёстким» клиентом. Рален, заметив это, сразу знал, куда ударить. Леран настолько опешил и захлебнулся в чувстве вины за то, что Рален был прав — сам же пошёл на эту «работу» и сам считал себя никчёмным, — что даже не ответил на удар, позволяя близнецу бить его до отключки.       Четыреста четырнадцатый год. Даже спустя несколько лет братья не смогли помириться; максимум их хватало на хрупкое перемирие, поскольку им всё ещё приходилось держаться друг друга, чтобы выжить. Поодиночке было бы куда сложнее. Рален после ссоры с братом вернулся на работу в Гильдии бойцов, но больше никогда не соглашался на работу в команде с кем-либо. Слишком устал от лжи, предательства, смертей. Леран же стал меньше работать на Безымянного и ушёл с головой в работу на Гильдию магов. Его «хозяин» был этим крайне недоволен, и Лерану было страшно, что стоит ему появиться на глазах каджита — и от него места живого не останется. На свой страх и риск, Леран пытался выбраться из той ямы, в которую его загнала судьба.       Четыреста двадцать четвёртый год. Об обиде можно было уже и забыть, и почти так и было, но Рален и Леран продолжали относиться друг к другу крайне холодно. Леран время от времени всё ещё пытался достучаться до брата, объяснить ему ситуацию с его стороны, но тот не хотел его слушать. А ведь им повезло, что они только поссорились — Безымянный запросто мог подослать ассасинов, чтобы шантажировать Лерана убийством брата и навсегда привязать его к себе как верную куртизанку. В один прекрасный день Леран предложил брату бежать в Имперский город. Хоть влияние Безымянного было велико по всему Сиродилу, Драт надеялся, что там им удастся слиться с толпой и их не найдут. Надежда была хрупкой, но она была. Ралену было всё равно — он согласился, поддерживаемый разве что тем, что даже по прошествии тринадцати лет абсолютно все в этом месте напоминало ему о Мартине. В Имперском городе жилось чуть лучше; единственное, что печалило Лерана в то время, это невозможность исполнить свою мечту поступить в Университет волшебства и окончить его — слишком ярко он тогда заявил бы о себе, и для Безымянного найти его стало бы слишком легко. Рален работал на складе Восточной имперской компании, оставив наконец кровавую работу; Леран устроился помощником в лавке «Мистический эмпориум». Денег не хватало. Приходилось подрабатывать старым дельцем…       Жизнь на какое-то время утихомирилась, стала чуть более размеренной. Братья даже почти перестали ссориться на тему грязной работы Лерана, поскольку Рален предположил, что после переезда из Чейдинхола Леран бросил это дело. К сожалению — и для него, и для самого Лерана, — это было неправдой. Рален изменился — если раньше он был загнанным в угол, потерянным, беспомощным и обозлённым алкоголиком, то сейчас он раздобрел, стал относиться к жизни с здравой толикой юмора и даже время от времени подшучивал над братом. Казалось бы, всё было прекрасно…       Пока их обоих вдруг не усадили за решётку. Кто-то подкинул сфабрикованное дело о контрабанде, которой братья не занимались уже несколько лет. Оказывается для подозрений хватило того, что кто-то случайно увидел Лерана со всеми признаками употребления скумы — впалые щёки, выпирающие скулы, болезненная худоба и трясущиеся руки. Впрочем, если кто знал Лерана, никто не удивлялся его пристрастию к сахару — без наркотиков данмер совсем бы потерял рассудок от продажи собственного тела и ежедневных увечий. Так или иначе, под суд попали двое, и только спустя неделю пребывания за решёткой выяснилось, что дело сфабриковано, а судьи подкуплены немалой суммой, чтобы признать братьев виновными. Императору эта затея оказалась не по душе, и он отправил несколько стражников провести допрос, по какой-то причине, именно с Лераном. Ничего интересного данмер, страдающий от ломки, им не сказал — только поведал о том, что родителей своих едва помнит и забыть хотел бы совсем; что есть брат; дату и место своего рождения тоже не смог вспомнить. Все мысли занимал сахар… Но Уриэля Септима VII рассказ очень удовлетворил, за исключением сахара — как минимум один из братьев, с его же слов, попадал под первое пророчество о Нереварине, и это уже был весомый повод отправить обоих в Вварденфелл. Лерана это почти обрадовало, Рален же отнёсся к этому с подозрением и неприязнью. Именно поэтому двадцать второго числа месяца Руки дождя Рален, только прибывший в Сейда Нин, пребывал в отвратительном настроении. Переезд ему был не по душе, а он ещё и успел снова повздорить с братом. На выходе из Имперской канцелярии Леран спросил, есть ли какие-то идеи, куда им двигаться дальше и стоит ли отправляться к Косадесу, как требовал того император, на что Рален ядовито ответил:       — О, я знаю. У тебя всегда есть беспроигрышный вариант — снова начать продавать свою задницу мохнатым каджитам.       И старая рана вновь воспалилась, залилась гноем и отдалась такой болью, что едва не срубала с ног. Рален не контролировал себя, проклинал Лерана за то, что если бы не его пристрастие к скуме и проституция, они бы жили сейчас нормально, и не было бы никакой тюрьмы, переезда из Чейдинхола; не было бы никакой ссоры между ними, если бы не Леран. Тогда его посетила одна простая истина: пришло время покончить с этим всем. Прекратить терпеть нападки со стороны Ралена, перестать сидеть на скуме, перестать продавать себя и, самое главное… перестать существовать в общем и целом. Он покинул Ралена с намерением закончить свою жизнь, и именно в тот момент в голове того что-то перемкнулось. Разлука навсегда изменила обоих братьев — Рален из жестокого, мрачного алкоголика стал сначала агентом Клинков, затем — добродушным ординатором; а Леран пошёл по головам и любой ценой добивался поставленных целей, ожесточал и благодаря хладнокровности стал архимагистром Телванни.       Рален слушал рассказ брата с невероятно удивлённым и одновременно опечаленным выражением лица. На душе стало мрачно — он и не помнил, чтобы когда-то был настолько чёрствым мером. Лерану тоже вспоминать события минувших лет было неприятно, но он смог выдержать рассказ до конца. Наконец встав с кушетки, Рален сел напротив Лерана и притянул его к себе, заключая в братские объятия:       — Прости меня, Леран. За всё, — шепнул он, не ожидая, что брат ответит на этот жест. Но Леран вдруг сцепил ладони на спине Ралена и только бесшумно выдохнул, ощущая, как в горле встаёт ком.       Пока братья обсуждали, что происходило годы назад, Тео и Джа’Вирр остались наедине в библиотеке архимагистра. Тео ошарашенно осматривала книги, которых прежде не видела нигде в продаже, даже в Библиотеке Вивека, а Вирр пристально следил за тем, чтобы жрица ничего не попыталась приватизировать себе. Между ними повисла неприятная тишина, и Тео, чтобы хоть как-то от неё избавиться, начала разговор:       — Я слышала, Гильдия магов пришла в упадок после того, как архимагистром стал Леран, — задумчиво произнесла она, касаясь корешков книг на полках. Джа’Вирр фыркнул в ответ:       — Само собой. Леран вырулил ситуацию так, что на магическом рынке не осталось практически ничего из производства Гильдии. Тем более после того, как у них сменился архимаг, Телванни стали процветать.       — Интересно…       — Неужели ты ничего не знала? Как давно ты в Вварденфелле?       — Достаточно. Но долгое время я жила в Альд’руне и пропускала мимо себя большую часть новостей за пределами города. Хотя и там любили посплетничать обо всяком…       — Понятно, — Вирр не дал ей договорить, на что Тео закатила глаза. Стало снова тихо, и жрица невольно вернулась к тревожным размышлениям о Ралене. Она уже почти не сомневалась в том, что братья смогут просто спокойно поговорить, но её волновало, как этот разговор повлияет на ординатора. Переведя взгляд на каджита, который наблюдал за ней с некоторым подозрением во взгляде, Тео поймала себя на мысли, которая очень стала её раздражать; проведя параллель между рабом и его хозяином, она озвучила своё подозрение на данмерисе, чтобы каджит её не смог понять:       — В этом поместье живут заносчивые дураки, которые ненавидят женщин, — она отвернулась от Вирра, довольная тихим оскорблением, но до чего же было её удивление, когда Джа’Вирр, расхохотавшись, ответил ей на том же языке:       — Не только вы знаете данмерскую речь, жрица Тео.       Она ошеломлённо развернулась на пятках и обнаружила, что каджит стоит близко к ней и смотрит на неё — во всех смыслах — сверху вниз. Цыкнув языком, жрица ощутила удар по самолюбию — кем себя возомнил этот раб? Отогнав негатив, она вздохнула и немного успокоилась.       — Откуда ты знаешь данмерис?       — Я родился и вырос в Морровинде. Каджитское общество всегда мне было противно, поэтому я и знаю данмерис, и говорю о себе не как полоумный дурак, а от первого лица.       Тео только сейчас подметила эту деталь — действительно, каджиты обычно говорили о себе, называя себя по имени. Например, в случае Джа’Вирра это было бы «Джа’Вирр думает, что…» или «Джа’Вирр не знает, чего…». Но этот каджит говорил как всякий другой человек или мер. Вскинув брови, Тео даже подумала о том, что может понять, чем Леран выделил именно Джа’Вирра среди остальных рабов, что поставил его своим личным телохранителем. Она ощутила к нему некоторое уважение, но оно ещё мешалось с той неприязнью от, возможно, напускного презрения во взгляде Вирра.       Некоторое время спустя дверь в библиотеку открылась. Тео тут же подбежала к Ралену, взволнованно оглядывая его с ног до головы.       — Ты в порядке?       — Пойдём домой.       Она оглянулась на каджита. Тот лишь пожал плечами. Леран стоял чуть поодаль от брата примерно с таким же горьким выражением лица, и жестом позвал Вирра к себе.       — Мы проводим вас, — отрешённо произнёс Леран; Тео только кивнула в ответ и, взяв Ралена за руку, вместе с ним пошла вслед за Лераном и Джа’Вирром. Если накатившая на неё прежде тревога, казалось, уже успела отступить, то сейчас ей стало вновь не по себе, возможно, даже хуже чем до этого. Рален переплёл свои пальцы с её, и ей казалось, что он молча ищет её поддержки. Леран никак не комментировал ситуацию; Джа’Вирр, как раб, уж подавно в присутствии хозяина помалкивал. Наконец Тео, не выдержав, поинтересовалась:       — Как прошёл разговор?       Леран окинул её пренебрежительным взглядом, но, вздохнув, ответил:       — Всё нормально. Просто нужно… смириться.       — Смириться?       Рален мотнул головой:       — Подумать обо всём.       — Но вы… смогли… помириться?       — Да.       Тео облегчённо вздохнула и перевела взгляд на Ралена. Он пусто смотрел перед собой, размышляя про себя обо всём, что ему поведал Леран. О том, кем он был, пока не попал в Вварденфелл; о том, почему он ничего из этого не может вспомнить. Решив сменить тему, Тео произнесла:       — Нам нужно поторопиться. В городе скоро праздник.       — Какой? — поинтересовался, неожиданно, Леран. Тео краем глаза взглянула на него; кажется, он пытался наладить связь не только с Раленом, но и с ней.       — День святого Рориса.       Архимагистр скривился, на что Тео удивлённо взглянула на него и усмехнулась:       — Да ну? В Телванни не почитают даже святых?       В ответ ей данмер тоже усмехнулся и мотнул головой.       — Почитают. Просто среди нас больше почитается Ворис.       — До сих пор?       — Ага. Приезжайте на праздник, если будет время. Я лично выпишу вам постоянные удостоверения.       Тео улыбнулась, но компания снова погрузилась в молчание. Наконец они вышли из Тель Увирита, и Леран, развернувшись к Ралену и Тео, почти неловко произнёс:       — Рален, спасибо за… то что всё-таки заставил меня поговорить. Честно говоря, я не ожидал, что ты станешь таким… настырным.       Рален в ответ криво улыбнулся. Его продолжало сжирать чувство вины.       — И Тео, я думаю… — жрица вскинула брови: неужели Леран настолько расчувствовался, что и для неё припас пару слов? — Спасибо за терпение. Боюсь представить, каково тебе было, пока Рален сходил с ума в поисках меня.       Жрица тихо рассмеялась и отмахнулась, мол, ничего, оно того стоило. Рален снова улыбнулся и кивнул брату. Пришло время прощаться.       Дорога в Молаг Мар прошла снова в неловком молчании. Рален всё размышлял, размышлял и размышлял. Тео терзалась в сомнениях: стоит ли как-то поддержать его, поговорить с ним, или стоит дать ему возможность обмыслить всё самостоятельно. Они прибыли в Молаг Мар, когда была уже совсем глубокая ночь; без раздумий сняли одну комнату в гостинице Святого Велота на двоих, и даже как-то не отреагировали на то, что в комнате, которую им предоставили, была одна двуспальная кровать вместо привычных двух односпальных. Жрица предложила Ралену поужинать, но тот вежливо отказался, сказав, что после сегодняшних событий у него совсем не было аппетита. Она только понимающе кивнула и принялась переодеваться, не стесняясь присутствия ординатора. Тот, впрочем, почти и не смотрел на неё.       — Как ты? — наконец спросила Тео, садясь на кровать рядом с Раленом. Данмер выглядел разбитым, глядел на своим ладони и то сжимал их в кулаки, то разжимал. Не нужно было много ума, чтобы догадаться, насколько ему сейчас тяжело.       — Паршиво, — честно ответил он и благодарно дотронулся до руки Тео, когда та положила её ему на плечо.       — Ты узнал, что хотел? — почти прошептала жрица, успокаивающими движениями гладя Ралена. Он кивнул:       — Да, узнал… но не то, что ожидал услышать. Поверить не могу, что всего пару лет назад я был таким… отвратительным. И я даже не помню этого. Леран был прав, когда не хотел меня пускать и прогонял — я действительно поступил как последняя тварь.       Данмерка снова взволнованно взглянула в его глаза. Рален, кажется, стыдился поднять взгляд.       — Это всё в прошлом, — нежно произнесла она, искренне надеясь, что сможет хоть как-то облегчить состояние ординатора, — Сейчас же ты не такой, как тогда…       — Легко тебе говорить, — беззлобно фыркнул ей в ответ Драт. Тео усмехнулась:       — Я тоже не святая, увы. Я не знаю, что конкретно произошло между вами, и тебе необязательно мне всё рассказывать, но я могу поделиться тем, как я поступила однажды сама. Где-то, кажется, семь лет назад я покинула Имперский город почти что по своей воле… и не смогла попрощаться со своей… близкой подругой. И по прошествии стольких лет я даже не знаю, жива ли она. Но я не забываю о ней, вспоминаю почти что каждый день. И думаю, правильно ли я поступила? Хотя, знаешь, там была… запутанная ситуация.       Тео легла на кровать и предложила Ралену лечь рядом с ней — при условии, что тот сначала снимет с себя броню, естественно. Он согласился и лёг чуть поодаль от неё, с искренней заинтересованностью слушая, как жрица продолжает свой рассказ.       — Она любила меня, — призналась, наконец-то, Тео, — А я… не могла ответить ей тем же, но старалась остаться ей хотя бы близкой подругой, закрывая глаза на её… как бы это назвать… стремление стать моей единственной и ненаглядной. Признаюсь, я даже спала с ней, чем только усугубляла ситуацию; но в то время я в принципе пустилась во все тяжкие и спала с кем попало. Она была не единственной, а одной из многих. А затем я покинула её, ни сказав ни слова, просто исчезнув одним днём…       — Из-за Ильдармо, — мрачно ответил Рален, кивая.       Жрица слегка удивилась тому, что Рален помнил об её рассказе, но кивнула в ответ.       — Да, из-за него. Я могла бы попросить своего отца передать ей весточку, чтобы она хотя бы могла меня найти, если вдруг что. Но я этого не сделала. О моём побеге знал только, собственно, мой приёмный отец.       Вспомнив о Юлиусе, Тео вновь ощутила щемящее чувство в груди. Она никак не показала его, разве что поджала губы и, сглотнув ком в горле, продолжила говорить:       — И я постоянно думаю, стоило ли мне говорить ей о том, куда я направляюсь? Или лучше, если она забудет обо мне и… будет двигаться дальше. Я не могу сказать, что любила её так же, как она меня; но она действительно была моей единственной близкой подругой.       — Ну, — Рален хмыкнул; отчего-то он представил в своей голове Тео вместе с безымянной и безликой эльфийкой, и ему стало не по себе, — Одно дело — уехать, ничего не сказав; другое дело — на протяжении семнадцати лет оскорблять своего брата за то, что он… Эх, неважно. Тебе это знать необязательно. Я… Я был с ним очень груб в то время. Необоснованно груб. Оскорблял его за то, что он был вынужден делать не по своей воле, ради того, чтобы мы оба банально не умерли от голода. Я не могу поверить в это до сих пор… будто тогда это был не я, а кто-то другой.       Тео вновь протянула ему свою руку. Рален, вместо того, чтобы протянуть руку в ответ, то ли неправильно истолковал её жест, то ли просто захотел поступить так, перелёг ближе и притянул её к себе, обнимая за талию. Опустив голову, он уткнулся носом в её плечо и прошептал:       — Спасибо, что слушаешь меня, — он прижался, пряча своё лицо. Тео от неожиданности забыла как дышать и, кажется, её сердце пропустило пару ударов. Устроившись поудобнее, она мягко погладила его по волосам и, опустив руку на его лицо, слегка приподняла его голову, чтобы взглянуть ему в глаза. Данмер выглядел всё таким же разбитым, но не плакал — не мог. Тео погладила большим пальцем его подбородок, тепло улыбаясь.       — Всё хорошо, — шёпотом уверила его она. Перестав бояться смотреть ей в глаза, Рален вдруг поймал себя на мысли, что…       — Можно тебя поцеловать?       — Нужно.       Приподнявшись на локтях, данмер потянулся к ней и аккуратно, медленно коснулся её губ своими. Тео будто только этого и ждала: обняв Ралена за плечи, она охотно ответила на его поцелуй. Губы мягко, нежно ласкали друг друга; кончики пальцев касались кожи; одежда вдруг стала теснить, сдавливать, мешать дышать. Стало душно. Тео неловко разомкнула поцелуй и стеснительно спросила:       — Ты хочешь этого?       Рален поджал губы. На самом деле его разрывали противоречия: с одной стороны, казалось, это было сейчас абсолютно не к месту, казалось глупой идеей; с другой стороны его тело говорило само за себя. Ему хотелось её, хотелось забыться в тепле её тела, и только сейчас его осенило — именно её тела, ни чьего-либо ещё. Последний раз подобное было… Лучше не думать об этом сейчас. Он медленно кивнул, не отнимая взгляда от глаз Тео. Жрица снова с неописуемой нежностью дотронулась до его щеки и улыбнулась.       — Я тоже.       Одежда полетела прочь; Тео, не стесняясь в своих движениях, достала из сумки пузырёк, про который думала, что «брать его с собой незачем», осушила до дна. Рален помнил об этой процедуре, поэтому молчал. Наконец она, нагая, легла обратно на кровать, и всё-таки с некоторой неловкостью жестом пригласила Ралена к себе. Всё было будто в первый раз, близость казалась новой, хотя они до этого были вместе. Тео ощущала, как кончики её пальцев снова обжигаются искорками, но в этот раз это был приятный жар, сродни тому, что она ощущала сейчас в низу живота. Рален был аккуратен и нежен, будто боялся, что если он сделает что-то не так, то жрица под ним вдруг рассеется, как сонный мираж. Но она оставалась реальной, податливая к прикосновениям. Это осознание заставило его хоть ненадолго, но почувствовать себя самым счастливым мером. Тео же радовалась отсутствию мыслей в своей голове, ловя себя изредка только на том, насколько ей не хватало этого всё это время. Насколько ей хотелось побыть с ним, — и под ним, — наедине, снова. Жрица раздвинула бёдра, притягивая Ралена к себе, обнимая его за шею, целуя каждый сантиметр серой кожи, до которой доставала губами, будто каждым поцелуем обещала, что всё будет хорошо, что они всегда будут рядом.       Никто не говорил ни слова.       Всё было понятно и без слов.