Да согреет меня тепло твоих дланей

      Тео бодро шагала в сторону уже знакомого здания, держась близ Юлиуса, и весело хмыкала себе какую-то мелодию под нос. Имперец же, глядя на неё, тоже пребывал в повышенном настроении. В руках она держала корзинку с различными цветами, корнями и прочими алхимическими ингредиентами, которые сама интуитивно сочла достойными внимания своей тёти, в то время как в мешке Юлиуса весело, вторя мелодии данмерки, звенело стекло бутылок: на этот раз мужчина не скупился и решил купить пару бутылок сиродильского бренди, дабы отпраздновать расставание Августы с мужчиной, причинявшим ей боль. Однако на подходе к дому, Тео мычала всё тише и тише, сбавляя шаг, пока не замолчала совсем. Юлиус удивлённо взглянул на девочку:       — У меня плохое предчувствие, — шепнула она, сжимая в руках плетёную корзинку, — Ты слышишь что-нибудь?       Мужчина насторожился и прислушался. Стояла тишина. Необычная тишина для столицы Сиродила. Казалось, даже птицы замолкли; только шелест деревьев напоминал стоящим посреди дороги о том, что они находятся не во сне. Сжав эфес своего клинка, Юлиус шагнул вперёд, открывая калитку. Тео бесшумно мелькнула за его спиной, отчего-то задержав дыхание. Волосы на затылке, словно наэлектризованные, вставали дыбом. Что-то явно было не так.       В доме было так же тихо, как и снаружи, даже свечи не горели, разве что на столе стояла парочка только-только догоревших огарков, как если бы кто-то потушил их впопыхах. В Юлиусе же словно бы проснулся инстинкт: опытным взглядом он осматривал прихожую-гостиную, в поисках хоть чего-то, что могло бы подтвердить его догадки. Сделав ещё один шаг, он услышал, как под его ногой жалобно скрипнула половица, и невольно опустил взгляд на пол. Около его ноги валялся один из кубков, из него вытекало, кажется, вино. Подняв глаза, он обнаружил ещё одну зацепку: доска на дверном косяке словно бы чуть съехала вовнутрь прохода, и, приблизившись к ней чуть ближе, он заметил, как на ней остались подозрительные следы. Всмотревшись, он заметил, как эти следы тянулись от дверного косяка к лестнице вниз. В подвал.       Кровь в жилах застыла. Юлиус сжал рукоять ещё крепче, и, повернувшись к Тео, велел ей держаться за его спиной и никуда не отходить. Шёпотом. Та тут же кивнула и стала спускаться вниз следом за отцом, шаг в шаг повторяя его движения, разве что без меча в кулаке. Вместо меча в её свободных ладонях, — корзинку она оставила при входе, догадавшись, что на всякий случай шуметь не стоит, — засверкали бледные искорки, слегка обжигая её собственную кожу. Угомонить их у неё не получалось, — слишком напряжена она была в этот момент. Спустившись по лестнице, мужчина тихо отворил дверь, первым делом заглядывая внутрь. Красный след волочился по полу куда-то за угол, за стог сена. Что бы здесь ни произошло, — а Юлиус надеялся, что до худшего исхода не дошло, — тот, кто это сделал, явно не умел или не хотел заметать след, оставляя творение своих рук настолько заметным, что его не увидел бы, разве что, слепой. Имперец продолжил тихо ступать по следам, уже не пытаясь переубедить себя в том, что это не кровь; специфичный запах бил в нос, полуинстинктивно хотелось закрыть нос ладонью. Тео старалась сильно не смотреть по сторонам, но судьба сыграла с ней злую шутку. Споткнувшись о выпирающую половицу, она ухватилась за штору, прикрывающую часть комнаты, и едва не сорвала её — достаточно, чтобы увидеть, что за ней находилось. И едва не вскрикнула.       Свернувшись в комочек и крепко хватаясь за живот, сидела, хоть и с трудом, но дыша, знакомая фигура с тёмно-русыми кудрями, закрывающими лицо. Она забивалась в угол, словно бы не хотела никому показывать собственную слабость, и судорожно дышала. Багровый след на полу вёл к ней. Подняв голову, она мутным взглядом обвела своих гостей и грустно улыбнулась.       — Августа… — Юлиус выронил клинок и бросился к сестре, а Тео так и осталась стоять на месте, в ступоре глядя на искалеченную женщину.       — Он больше не придёт. Он пожелал мне сдохнуть, как зарезанной свинье, — хрипло произнесла Августа, всё ещё сжимая рану на животе, — Больно…       — Я знаю, знаю… У тебя есть зелья восстановления? — судорожно спросил Юлиус, пытаясь убрать её руки чтобы самостоятельно взглянуть на рану.       Августа мотнула головой.       — Есть… но они мне уже не помогут, — она втянула воздух сквозь зубы, выпрямляя ноги. Тео невольно заметила, что и на ногах были кровоподтёки, и быстро-быстро сморгнула слёзы, пытаясь придумать, как помочь тёте. В корзинке же были алхимические ингредиенты! Может, что-то из них может помочь? Знать бы только, что именно! — Рана глубокая, он схватил меня и пронзил клинком вплотную… Я не могла увернуться.       Юлиус грязно выругался, и Тео могла поклясться, что даже от выпивох из таверны не слышала таких слов. Но сейчас было явно не до вежливых выражений. Руки девочки било крупной дрожью, а к горлу подступал ком. Неужели Августе ничем не помочь?       — Братец… продай этот дом. На вырученные деньги как раз получится заплатить за обучение в Университете волшебства, да и ещё останется сверху, — она закашлялась, и Тео видела, как каждое движение приносит ей умопомрачительную боль. Это было видно по её глазам, уже затуманенными приближающейся смертью, и тем, как белели костяшки её пальцев, сжимающие лёгкую, насквозь промокшую от крови льняную рубаху, — И, ещё кое-что… Юлиус.       Мужчина внимательно вглядывался в лицо сестры, стараясь запомнить каждую деталь её черт, каждую маленькую морщинку и веснушку на её лице. Данмерка стояла рядом, не решаясь приблизиться. Она знала, что им нужно попрощаться.       — Не вини себя, — Августа улыбнулась из последних сил, и, с трудом отняв окровавленную ладонь от живота, крепкой хваткой вцепилась в его руку, — Прошу тебя, Юлиус, я же тебя знаю, ты винить себя будешь до конца дней своих… Я тебя люблю, братец. Увидимся в Этериусе.       — Нет… нет… должен быть способ… Тео! Притащи парочку склянок с зельями! Должны быть красные… Они наверняка должны быть в алхимической мастерской парой этажей выше. Я должен остановить кровь… Давай, быстрее!       Имперец срывался на крик. Тео как будто резко проснулась и, вернувшись к реальности, мигом сорвалась с места и побежала вверх по лестнице из подвала. Склянки… Красные бутылки зелий… Тео пыталась себе представить необходимые предметы, чтобы как можно быстрее вычислить их среди остальных, но всё, что она видела — лишь кровавые следы под ногами, тянущиеся в сторону подвала. Вбежав по лестнице, она остановилась и зажмурилась. Воображение писало далеко не приятную картину в её голове: вот Августа разговаривает с каким-то мужчиной, а затем он резко хватает её за волосы и со всей силы бьёт головой о дверной косяк. Точно, вот следы, прямо здесь… Не отпуская волосы, тащит за них, как зайца за уши, по лестнице вниз; из раны сочится кровь, босые ноги ударяются о каменные ступени. Отсюда и синяки… Затем швыряет её, как соломенную куклу, в угол — ещё один болезненный удар, и, изливаясь желчью в словах, достаёт клинок, или кинжал, и вонзает в живот. Проворачивает, чтобы было больнее, и чтобы девушка точно погибла. Чтобы больше не досталась никому, раз не хочет быть с ним.       К горлу подступила тошнота, но Тео, вырвавшись из тумана, который, по её ощущениям, окутал её разум на целую вечность, сорвалась на бег. Ворвалась в несколько комнат, оказавшихся гостевыми, и наконец нашла нужный кабинет. Посередине стоял причудливый стол, на котором были разложены уже смутно знакомые ингредиенты, а рядом — сундук и несколько шкафов, забитых зельями. Должно быть, делая их, Августа зарабатывала себе на жизнь.       Выцепив взглядом похожие по описанию бутылки, Тео не думая схватила их и так же быстро побежала вниз. Она так торопилась, что едва не споткнулась на одной из ступеней, но зелья, казавшиеся ей сейчас на вес золота, не выронила. Забежав в подвал, она подбежала к Юлиусу, упала на колени рядом с, хвала богам, ещё дышащей Августой и, несмотря на жуткую тряску, откупорила зелье и аккуратно влила его в рот женщине. Та поморщилась, но старательно глотала живительную смесь. К бледному лицу ненадолго прилила кровь; она казалась вновь живой. Дыхание стало чуть более ровным, но кровь не останавливалась. Юлиус со всей силы прижимал к ране на теле девушки несколько обмотанных тряпок, который спустя каких-то несколько секунд становились полностью багровыми.       — Чтоб тебя… Кровь не останавливается. Придётся действовать радикальнее. Августа, свет мой, — Юлиус дрожал всем телом, и дрожал его голос, когда он обращался к умирающей сестре, — Ты сможешь потерпеть ещё несколько минут?       Августа набрала воздуха и зажмурилась от боли. Тихо выдохнув, она мотнула головой:       — Я так хочу спать, братец…       — Ни в коем случае, слышишь! — голос мужчины срывался. Если бы Тео не знала, что это Юлиус, она бы ни за что не догадалась, — Не спи! Боги, молю тебя, только не спи! Надо промыть рану… Тео, подсобишь?       Девочка вновь решительно кивнула, и Юлиус со всей имеющейся в его теле нежностью и аккуратностью поднял сестру на руки. Та обвисла безвольной куклой. Данмерка сначала испугалась, что та всё-таки отправилась к праотцам, но присмотревшись, заметила: грудь едва вздымалась. Августа была ещё жива. Мысленно взмолившись всем богам, каких она только помнила, Тео схватила оставшиеся бутылки зелий и пошла вслед за Юлиусом, не понимая, чего тот хочет. Мужчина же аккуратно нёс имперку в сторону кухни, и Тео догадалась в замысле отца. Она рванула вперёд, прижимая к себе бутылки, и, поставив их на одну из тумб, скинула все вещи с большого стола, стоящего посередине кухни. Юлиус благодарно кивнул и уложил умирающую на стол. В его голове, помимо страха за жизнь родной сестры, бесконечно прокручивались её же слова, сказанные накануне: «Одна просьба… Уходи сразу после разговора». Следовало бы догадаться, что не стоит уходить… Впрочем, он быстро отсеял сомнения и принялся за дело. Сняв с Августы окровавленную рубаху, он швырнул её куда-то в сторону, говоря в сторону Тео:       — Найди какую-нибудь чистую тряпку, тут должно быть несколько, и смочи её водой вон в том ведре.       Тео вновь шустро выполнила наказ отца, и через каких-то несколько секунд уже отдала ему чистую мокрую тряпку. Юлиус молча взял её и принялся смачивать рану, стирая с неё кровь. Иногда приходилось прижимать тряпку к телу, и Августа от этого дёргалась, бессознательно пытаясь увернуться от болезненных ощущений. Тео наблюдала за этим, как заворожённая, и не могла отвести взгляд, несмотря на липкий страх, обволакивающий её душу с каждым моментом всё больше и больше. Одно радовало: кровь уже не текла с той же силой, как прежде. Данмерке хотелось надеяться, что это было хорошим знаком.       — Достань из моего мешка у входа бутылку бренди. Рану нужно протереть им, прочистить… Золотко моё, будет больно. Вытерпишь?       — Вытерплю, — еле слышно пошевелила губами Августа, и Тео, поразившись её стойкости. Пока она бежала в коридор, в голове невольно всплыли воспоминания о том, как пронзающе больно ей было самой, когда…       Она мотнула головой. Сейчас не время думать, нужно было действовать, и каждая секунда была на счету. Августа в любой момент могла умереть, и это осознание подстегнуло девочку ускориться. Достав из мешка две бутылки бренди, она так же быстро принесла их на кухню и продолжила наблюдать за действиями отца. Тот, ловко откупорив бутылку, взял ещё одну — заранее поданную Тео, — тряпку и щедро смочил её в алкоголе. Когда он прижал смоченную спиртом ткань к ране Августа, та дрогнула всем телом и наверняка закричала бы, если бы у неё были силы кричать.       — Тшшш, тише, тише, родная, — прошептал Юлиус, укладывая сестру обратно на стол и крепкой хваткой одной руки придерживая её за плечо, чтобы та не смогла вскочить вновь, — Знаю, больно… но нужно ещё потерпеть…       Бездействие съедало Тео изнутри, и она сейчас, как никогда прежде, жалела, что не выучилась раньше заклинаниям школы Восстановления. Если бы она знала хоть одно, она могла бы помочь. Остановить кровь, ускорить заживление раны… Августа сейчас бы так не страдала. Сжав руки в кулаки, девочка наконец нашла в себе силы отвернуться, когда её разум поразило осознанием: имперка не выживет. Она потеряла слишком много крови, и зелья восстановления, выпитые ею, только оттягивали скоропостижный конец.       — Юлиус, — тихо произнесла Тео, подходя к отцу, — Юлиус, она потеряла много крови…       — Знаю я! — рявкнул на неё мужчина, даже не повернув головы. Он продолжал пытаться залечить рану своими силами, — Знаю! Просто помолчи, во имя богов! И молись, чтобы она выжила!       Тео больше прежнего захотелось сжаться в комочек и спрятаться где-нибудь в углу, ровно так же, в каком положении они нашли Августу в подвале. Пытаясь не поддаваться панике, она судорожно стала пытаться вспомнить все книги, которые когда-либо читала, надеясь найти среди воспоминаний хоть одно, дающее возможность помочь. И ей повезло.       — Нужно найти иголки и нитки, — Тео словно холодной водой окатило, но она продолжала говорить. Её голос был на удивление ровным, будто она впрямь знала, что делает, — И зашить рану. Если внутренние… органы… не сильно повреждены, то мы её вытащим с того света.       — В моей комнате… — шепнула Августа, прикладывая все усилия, чтобы хоть чуть-чуть повернуть голову в сторону Тео, — В ящике… у кровати…       Больше слов не потребовалось. Оставив отца смачивать рану с помощью бренди, девочка вновь рванула за необходимыми предметами и вернулась буквально за минуту. Встав напротив отца, она вдела нитку в иголку, силой воли заставив руки слегка унять дрожь, и посмотрела на Юлиуса. Тот глядел на неё с удивлением и… гордостью.       — Дайте мне ещё одно зелье, — снова подала голос имперка, успевшая за несколько минут вновь побледнеть до мертвецкого состояния, — Иначе я не вынесу боли…       Юлиус отставил в сторону тряпку и, взяв бутылку, поднёс её к губам сестры, чуть приподняв её голову второй рукой. Августа жадно пила, и временами капли зелья стекали по её подбородку, но никто не обращал на это внимания. Когда она допила, Юлиус аккуратно уложил её голову обратно и наблюдал, как к щекам сестры вновь приливает живой оттенок. Внезапно он понял, что если вдруг её не удастся спасти, то именно такой он и хочет её запомнить — с горящими жизнью щеками, маленькими морщинками от широкой улыбки на щеках, как у него самого, и блестящими глазами. Когда Тео, убедившись, что Августа в порядке и сможет вытерпеть своеобразную операцию, начала аккуратно, но слегка нервно зашивать рану на её животе, Юлиус чутко следил за сестрой, а в голове мелькали воспоминания из далёкого прошлого.       

***

      Он бежал по знакомой тропинке из леса до Брумы, радостный пойманной добычей: тушу оленя, что он перевалил себе на плечо, можно было или дорого продать, дабы купить сестре новое платье, или вкусно приготовить. Никогда в жизни он не пробовал ничего вкуснее мяса, приготовленного его матерью. Но несмотря на то, как его рот наполнялся слюной от одной мысли о жареной оленине, он уже знал, что выберет. Старое платье сестрёнки совсем износилось, и продолжать заштопывать на нём дырки было уже занятием бессмысленным, только подчёркивающим то, как небогата его семья. Пусть отец и работал, причём работал очень много, денег хватало разве что на скудное существование. Большая часть уходила на лекарственные отвары и травы для старой матери, которая никак не могла прекратить кашлять и с каждым днём становилась всё болезненнее и болезненнее. Скрепя сердце, Юлиус уже мысленно с ней простился, и уделял всё своё свободное от тренировок в Храме Повелителя Облаков время заботе о сестрёнке. Вот и сегодня он завалился в свой скромный, но тёплый и родной дом, чтобы разделать оленя и приготовить его к продаже. Олень оказался на удивление упитанным, и Юлиус прикинул: за такую тушу ему должны были отвесить порядка пятидесяти септимов. Пять или десять уйдут на платьице, ещё десять — на карманные расходы сестры, которые он откладывал заранее, чтобы, вырасши, его сестра могла какое-то время себе ни в чём не отказывать. Оставалось тридцать свободных. И это не говоря о шкуре, которую он тоже намеревался продать.       Августа встретила брата широкой улыбкой, но, заметив мёртвое животное на его плечах, заплакала и побежала к маме, сидевшей на кресле у стола. Девочка утыкалась в подол юбки и горько плакала.       — Что такое, сокровище моё? — хриплым, нездоровым, но ласковым и тёплым голосом спросила матушка.       — Юлиус опять убил!       Для своих пяти лет девочка разговаривала на удивление внятно. Оно и неудивительно: Юлиус постарался научить её говорить правильно прежде всего, да и остальные дети в деревне, её друзья, часто играющие с ней во дворе, не оставляли малютке выбора. Либо тебя понимают, либо нет.       — Ну, он зарабатывает деньги, чтобы ты могла вкусно покушать или красиво одеться. Люди хотят кушать вкусное мясо и готовы отдавать за это деньги.       — Я знаю! Но Юлиус убил! — маленькая Августа всё не унималась, и Юлиус, как всегда с тёплой улыбкой, вздохнул и уложил тушу на единственный в доме стол. Тот скрипнул под весом оленя, но продолжил стоять.       — Олень умер не напрасно, золотко, — он подошёл к сестрёнке и, присев на корточки, потрепал её по коротким кудряшкам, — Вот я его продам, и куплю тебе кое-какой сюрприз.       — Сюлприз? — иногда у неё не получалось выговаривать какие-то буквы, в особенности злосчастную букву «р».       Мужчина кивнул и встал с пола, потягиваясь. Спина побаливала после тяжёлого веса, но он и не думал жаловаться. Пройдя к столу, он взял охотничий нож и принялся умело разделывать тушу животного. Августа иногда из интереса глядела в сторону брата, но быстро отводила взгляд и снова начинала хныкать. Матушка, иногда прерываясь на кашель, ласково гладила её по волосам, успокаивая. Когда Юлиус закончил разделывать мясо, он отправился к торговцам, надеясь выудить у них за оленя приличную сумму денег. И вскоре вернулся: с чистыми руками, счастливой улыбкой на лице и небольшим свёртком ткани в руках.       — Что это? — на него глядела пара больших любопытных зелёных глаз с коричневыми вкраплениями.       — Сюрприз! — Юлиус встал на колени перед сестрой и протянул ей свёрток. Та взяла его, развернула и охнула.       — Платье! Новое! Мама, братец купил мне новое платье! — она радостно затоптала по деревянному полу, побежав вновь к матушке. Та тепло улыбалась и предложила дочери примерить платье сразу же. Августа незамедлительно согласилась, и вскоре уже красовалась перед небольшим мутноватым зеркалом на своё отражение.       — Какая ты у меня красивая, — прошептала женщина, прижимая ладонь к груди, — Спасибо, сыночек.       Юлиус смотрел то на счастливую сестру, то на мать, и чувствовал: именно это воспоминание он запомнит навсегда и пронесёт его с собой через всю жизнь. Так и получилось.

***

      — Юлиус… Она не дышит.       Голос Тео заставил мужчину резко вернуться в реальность. Что?       — У меня не получилось.       Он взглянул на сестру, надеясь, что данмерке просто показалось. Быть того не может. Она должна быть жива. Она не могла умереть! Но судьбе было плевать, что думает и чего желает Юлиус. Августа прикрыла глаза, и её голова расслабленно отвернулась от него. Он прильнул к её груди, вслушиваясь в стук сердца и надеясь услышать хоть один гулкий стук, но сколько бы он ни ждал, было тихо. Она и в правду больше не дышала.       Она и в правду умерла.       Юлиус, крепкий, рослый мужчина, бывший воин, потерял силы стоять и медленно опустился на пол, придерживаясь за угол стола. Опустив голову, он даже не заметил, как по щекам сами собой начали течь слёзы. Тео молчала, до сих пор сжимая в пальцах иголку, как будто ещё надеясь зашить рану.       — Она сказала, что прощает тебя за всё. И что обязательно будет ждать тебя в Этериусе, — едва слышно произнесла, наконец, Тео, ощущая болезненный ком в горле, — Она сказала, что благодарна тебе и мне за всё. И что по твоему лицу видит, что ты вспоминаешь. Попросила, чтобы ты запомнил её счастливой маленькой девочкой в новом платье.       Имперец не осилился произнести даже хоть слово, только тихо завыл, захлёбываясь в рыданиях. Тео всё-таки отложила в сторону иглу, но подойти к отцу так и не решилась, дожидаясь, когда тот сам встанет с пола и отрешённым взглядом посмотрит на тело сестры ещё раз. Только тогда она шагнула, обойдя стол и стараясь не глядеть на мёртвую Августу, и едва ли не рухнула в объятия отца. Ей тоже было больно. За то малое время, которое она знала свою тётю, она полюбила её не меньше, чем родной брат. Данмерка плакала, не издавая ни звука, и только редкие подрагивания плеч показывали её боль.       — Мне нужно… мне нужно в часовню Аркея, договориться о погребении, — всё так же отрешённо произнёс мужчина, — Ты можешь подождать меня в таверне. Тебе не обязательно идти со мной.       Тео отстранилась от объятий Юлиуса и всхлипнула, кивая. Всё так же стараясь не смотреть на стол, она быстрым шагом вышла из кухни, оставляя отца наедине с его сестрой, чтобы он смог попрощаться с ней в последний раз. Она знала, что не сможет остаться и тоже попрощаться. Схватив корзинку с алхимическими ингредиентами, Тео выскользнула за дверь и спешным шагом отправилась в таверну. Глаза щипало от слёз, но девочка не позволяла себе плакать. Теперь она знала, что ей нужно делать.