Самая яркая звезда на небе II / The Brightest Star in the Sky (pt. 2)

Гермиона лежала в кровати, где мягкость её простыней давала какой-никакой уют. Ей не хватало мотивации, чтобы встать. Вес каждого следующего дня давил на неё всё сильнее, душил её. Конца не было видно. Она не рассчитывала, что переживёт прошлый год, а теперь, когда сделала это, поняла, что у неё нет цели. Она была так занята неизбежной кончиной, что не пренебрегла планированием чего-либо после. У неё не было будущего, которого бы она ждала, лишь пустота. Это не та жизнь, которую она представляла. Она воображала, что стоит бок о бок с Гарри и Роном, борясь на войне. Вместо этого она оказалась здесь, спутанная со своим врагом, её сердце разрывалось между преданностью тем, кого она оставила, и этими новыми, неожиданными эмоциями. Она может никогда не узнать, что случилось с её друзьями. Умерли ли они все? Удача была на их стороне. Она таращилась на голые стены. Утренний свет просачивался сквозь наполовину закрытые шторы, отбрасывая дымчатое сияние в комнате. Время тянулось целую вечность, усиливая чувство безнадёжности с каждым следующим мгновением. Её смена начиналась только после обеда. В прошлом она бы в это время читала, но сейчас ей не хватало на это сил. Отчаяние разливалось по ней, как лава, прожигая её изнутри. Это была одиночная битва, она боролась в ней молча, прячась под ежедневной маской нормальности. Никто не знал глубин её борьбы за существование, а может, всем было всё равно. Здесь она была в одиночестве. Её усталые глаза, подрагивая, закрылись в поисках уединения в темноте. Может, она могла бы поспать до начала работы. Это лучше, чем вариться в собственных невыносимых чувствах. Какой вообще смысл в её жизни? В груди болело. Саднила каждая частичка её естества, постоянное напоминание её внутреннего беспорядка. Время проходило незамеченным, пока, наконец, по её комнате не раздался громкий стук. Она решила не издавать ни звука — в надежде, что кто бы это ни был, он решит, что её нет на месте. Она хотела побыть одной, мирно одолевать своих демонов. — Гермиона, открой дверь! У неё перехватило дыхание. — Может, я и несовершеннолетняя, но если ты не откроешь эту дверь, клянусь, я вышибу её с петель! — кричала её лучшая подруга. Гермиона не видела Гасси больше недели. Она писала письма, но Гермиона складывала их в стопку на столе, думая о том, что прочитает их позже. Она их никогда не читала. — Гермиона! — Открыто, Гасси! — А… Проскрипела дверь, и внутрь влетела её крайне оживлённая подруга, встав возле неё со скрещенными руками на груди и хмурым выражением лица. Гермиона отвернулась. — Выглядишь отвратительно, — проворчала Гасси. — Спасибо. — Ты не ответила на мои письма. — Прости. Гасси уставилась на неё: — Ты начала ото всех прятаться. Гермиона не ответила. — Что случилось? — Ничего. — Подвинься. — Что? Гасси фыркнула и обняла Гермиону сбоку, и подвинула её на край кровати. Она влезла рядом с ней, опустив на неё голову. — Что-то происходит всё лето. Ты сама не своя, — сказала Гасси, поёрзав для удобства. Гермиона уже не знала, кто она. Может, раньше знала, но теперь выдра пропала, а её заменил оккамий. Что случилось с Гермионой Грейнджер? Узнает ли её кто-нибудь, если она вернётся в свой мир? Её глаза наполнились слезами, и без разрешения они вылились и покатились по её щекам. — Гермиона… — Гасси выглядела искренне озабоченной. Её красивое лицо сердечком нахмурилось. Она не могла поделиться своими страхами и тревогами. Не о своём прошлом. Никто, кроме Тома, не знал её происхождения, а между ними всё сложно. Она хотела к своим родителям… В свой знакомый дом с запахом ванили от маминого парфюма. Она хотела пойти в свой любимый магазин мороженого. Сходить на квиддич с Роном, чтобы болеть за Гарри. Она хотела вернуть свою жизнь. Снова стать Гермионой Грейнджер. Она написала Эстер Прайм о своей ситуации несколько недель назад, но так и не получила ответа. Может, доктор подумала, что она сумасшедшая. Возможно, она и впрямь сходила с ума. — Что случилось? Что-то с Томом? — Всё сложно, Гасси, — потому что всё это не было из-за него. Лишь её бардак в голове в попытках прижиться в мире, которому она не принадлежит. — Ты можешь поговорить со мной… — Я не могу… Прости, но я не могу об этом говорить, — шмыгнула она, перевернувшись на подушке, крепко зажмурившись, в надежде поймать слёзы, чтобы они не вытекли. — Эй… — притянула её ближе Гасси и обвила свои руки вокруг Гермионы. — Мне, пожалуй, стоит тебе кое-что сказать. — Гермиона открыла глаза, и из её глаз вылилась свежая порция жидкости, делая мокрой дорогую блузку её подруги. — Я знаю, что ты не из этого времени. Уже давно. Она уставилась на неё. Молчание в комнате стало зловещим, создавая неприятную тишину. — Нет… Я… — Всё в порядке. Я никому не скажу, — сказала Гасси, перебивая её протесты. Все слова испарились из её словаря. Разум стал полностью пустым. В итоге она сглотнула и выдавила: — Как? Гасси отстранилась и посмотрела на Гермиону с лёгкой улыбкой: — Твой выбор книг вызвал у меня подозрения, но потом, во время проклятия, ты стала что-то кричать, и… Соня подумала, что это странно, — неловко пожала плечами её подруга. Гермионе потребовалось мгновение, чтобы вспомнить, что Соня была их соседкой по спальне в Гриффиндоре. — Но я убедила её, что у тебя галлюцинации. Гермиона не ответила. Она должна была знать несколько месяцев. — Тебе не нужно рассказывать о том, как ты здесь оказалась. Тебе не нужно рассказывать мне о своей жизни в прошлом. Но я хочу, чтобы ты знала — ты здесь не одна. Затем Гермиона начала всхлипывать. Облегчение от того, что кто-то ещё знает правду, было невероятным. С шеи слетело давящее ярмо. — Так вот почему ты продолжала мне присылать мне все эти вещи? — спросила Гермиона, вновь обретя дар речи. — Догадалась, что ты пришла ни с чем. Ты всегда была экономной и зацикленной на этой работе. Это так очевидно? — Я знаю, что ты не можешь пойти к целителю разума — они, наверное, решат, что ты сумасшедшая, если ты всё им расскажешь. В общем, я кое-что тебе принесла, — скатилась с кровати Гасси и залезла в сумку, которую у неё не заметила Гермиона. Она вытащила красивую книгу в кожаном красном переплёте и передала Гермионе. Дневник. Гермиона осмотрела его. Она бы отказалась от подарка своей подруги, которая и так перебарщивала с щедрыми жестами, но это было бы бесполезно. Это могло бы помочь… и она могла бы заколдовать записи, чтобы их никто не смог прочитать, кроме неё самой. В качестве меры предосторожности, если его обнаружат. — Спасибо, — Гасси снова легла рядом с ней. — Что ты делаешь? — Всё, что захочешь. У Гермионы не было никакого желания что-либо делать. Так что её лучшая подруга пролежала рядом с ней всё утро, ничего не делая.

***

Тем днём Реджи не появился на работе. Из-за его отсутствия Гермионе пришлось обслуживать столики, а Габриэлла встала за барную стойку. К концу дня она чувствовала себя выжатой. Где он мог быть? Это поведение на него не похоже. Гермиона видела его всего лишь вчера! Прошёл ещё один день без Реджи, усиливая переживания. Что-то не так. Сохранялось гнетущее чувство, тяжело повиснув в воздухе. К счастью, работал Эдгар, что позволило Габриэлле взять смену Реджи, а потому рук им хватало. После обеда зашла Вайолет, девушка Реджи. Она выглядела измождённой, со следами слёз на лице. Тусклая улыбка едва достигала её глаз, когда она обратилась к Габриэлле, которая удерживала самообладание за барной стойкой, готовая разносить напитки по столам. Заинтригованная и встревоженная, Гермиона поспешила встать за Габриэллой, нетерпеливо подслушивая Вайолет. — Я хотела сказать, что Реджи в больнице Святого Мунго и не сможет вернуться к работе в ближайшем будущем. Габриэлла распахнула рот, а затем снова закрыла — у неё не было слов. — Что случилось? — спросила Гермиона. — Он жил над лавкой, продающей зелья, в Косом переулке. Взорвалась порция зелья Жидкого огня. Он попал в пожар. Габриэлла поморщилась: — Волшебные ожоги так сложно исцелить! Глаза Вайолет наполнились слезами: — Врачи считают, что с ним всё будет в порядке, но сейчас он в магически вызванной коме. В общем, я подумала, вам стоит знать… — она взглянула на Гермиону и глубоко вздохнула. — Я нашла кольцо. Я знаю, что это ты помогла ему. Спасибо… Оно прекрасно. На этих словах Вайолет ушла, вернувшись в Лондон и отправившись в Больницу магических болезней и травм Святого Мунго. — Он взял на себя целую кучу смен, — пробормотала Габриэлла. Очевидно, она была в равной мере встревожена и о благополучии Реджи, и о состоянии паба. Гермиона больше не могла об этом думать. Она вернулась к работе, пытаясь не прокручивать в голове произошедшее. Ужасная трагедия. Взрыв зелья Жидкого пламени… Он может не выжить. Она закрыла глаза и покачала головой. Через час начался час пик, принёсший за собой свежий приток клиентов, требующих внимания. Они с Габриэллой и Эдгаром могли справиться — но рано или поздно им понадобится замена Реджи. Это не жизнеспособно. Каким-то образом, несмотря на напряжённую атмосферу, она знала, в какой именно момент в здание зашёл Том. Их глаза встретились, и она инстинктивно разорвала зрительный контакт, не в состоянии выдержать его взгляда. Вместо того, чтобы сесть за свой обычный столик в углу, он сел за баром, болтая с Габриэллой, которая подменяла Эдгара, ушедшего на перерыв. Гермиона подходила осторожно, с намерением взять сливочное пиво со стойки. — Я живу в приюте. Моя мама умерла во время родов, и я не знаю отца, — услышала, как Том говорит Габриэлле. Гермиона замерла. Он же не мог ей этого говорить? Мог? Должно быть, она ослышалась. — Ох, дорогой. Магловский приют? — Да… Я стараюсь выбираться как можно чаще. Мне там не по себе. Люди не понимают. Мне приходится всё скрывать. Гермиона нагнулась, пытаясь подслушать их обсуждение. Она знала наверняка, что Том жил в заброшенном здании приюта. Лондонские дети будут эвакуированы ещё несколько лет. — А я проводила летние каникулы, работая здесь. Том огляделся по сторонам: — Я думал, Вы наняли больше людей? Я не хочу, чтобы Гермиона снова перетрудилась. Что-то сжалось в её желудке. Она отошла, чтобы разнести клиентам сливочное пиво, и вернулась, чтобы продолжить слушать. Она притворилась, что поправляет стулья за столиком позади них. Обычно для этого достаточно одного взмаха палочки, но ей нужно было оправдание. — У вас тут скоро будет наплыв, когда начнётся покупка школьных принадлежностей. — Да… Мы только что потеряли официанта, но мы справимся… — Габриэлла казалась нервной. Реджи набрал много смен, чтобы покрыть самый напряжённый сезон в году. Потерять работника будет очень болезненно. — Вам не понадобятся дополнительные рабочие руки? Я могу помочь… Я имею в виду… на месяц. В ожидании ответа Габриэллы её тело напряглось, а пальцы вцепились в кресло, словно предчувствуя неизбежную реакцию. Её работодательница была очарована Томом. Полностью поглощена его обаянием и той душещипательной историей о сиротском приюте, которую он пытался с ней разыграть. В паб вошла небольшая толпа людей, пришедших перекусить после турнира по «плюй-камням» где-то в Косом переулке. Они не были готовы к такому наплыву людей. — Вы знаете меню? Том ухмыльнулся: — Я много наблюдал этим летом. Я знаком с требованиями, — больше похоже на то, что он преследовал Гермиону в течение последнего месяца… — Принимай заказы, — повернулась она, взяла полотенце, превратила его в фартук и бросила ему. Гермиона не могла в это поверить. Том навязчиво следил за ней. Он всегда думал, что знает, как будет лучше. От этого у нее болели зубы. Он спрыгнул с табурета и повязал новый фартук вокруг талии. В фартуке он выглядел невероятно красивым. Она отвернулась и продолжила работу.

***

Гермиона часто оказывалась в одну смену с Томом. Поначалу Габриэлла спрашивала, устраивает ли её это, учитывая историю. Гермиона хотела сказать ей, что не устраивает, что спутанная паутина их отношений делает подобную близость невозможной, но отчаяние в глазах Габриэллы сломало решимость Гермионы. С появлением Тома штат не был полностью укомплектован, но ситуация улучшилась. Он брался за любую предложенную смену и никогда не жаловался. Единственным его ограничением было то, что в шестнадцать лет он не мог работать за барной стойкой, но среди остального персонала Том занимал постоянную должность, обслуживая столики. Гермиона наблюдала, как он очаровывает посетителей, разливая напитки. Он улыбался с блеском в глазах. Он складывал маленький блокнот в карман фартука и доставал его снова, размашисто расписываясь самозаправляющимися перьями, которые официантам для заказов выдавала Габриэлла. Гасси зашла на третий день работы Тома в «Дырявом котле», её глаза были приклеены к нему, пока он кружил между столиками. Она почти споткнулась по пути к барной стойке, а затем залезла на барный стул. Гермиона прожигала её взглядом. — Это Том? — в глазах Гасси блеснула невысказанная шалость. Неуют Гермионы нарастал, пока она осознавала, к чему та клонит. — Да. — Ты видишь, как фартук подчёркивает его талию? Разве он не прекрасен?! — Разве? — спросила Гермиона, будто не замечала того же самого целый день. — Он такой сладкий в этом фартуке. — Можешь не называть моего парня сладким, Гасси? — простонала Гермиона. — А? Теперь он «парень»? — Бывший парень! Её подруга ухмыльнулась, а затем взглянула обратно на Тома: — Ладно, он выглядит таким вкусным в этом фартуке. — Агх! — Не нравится? Ладно. Как насчет лакомого? — Пожалуйста, прекрати. — Аппетитным? — Почему всё должно быть описанием еды? Она закатила глаза и изучила Тома, будто собираясь критически его оценить. Он был занят тем, что очаровывал двух пожилых ведьм со своими завораживающими улыбками и обаянием, перед которым невозможно устоять. Гермиона лишь молилась, что он не заметит, как они на него пялятся. — Поняла! — Я не хочу этого слышать… — Он выглядит одомашненным! Если это не самое сексуальное, то я не знаю что. — Что?! — пискнула Гермиона. Её лицо залила краска. Она отказывалась соглашаться с подругой — даже если она была абсолютно права в своей оценке. — Ещё раз, почему ты с ним рассталась? О, Мерлин! Можно мне воды? — она притворялась, что обмахивается, удерживая взгляд на Томе, будто он сочная сладость, которую она вот-вот оближет. У Гермионы вспыхнуло лицо: — Гасси, прекрати! — Я вообще-то серьёзно насчёт воды. На улице довольно жарко. Гермиона в последний раз сердито посмотрела на подругу и пошла ей за стаканом воды. Она искоса взглянула на Тома, который обслуживал двух мужчин посреди напряжённой партии в шахматы. Солнце проникало сквозь занавески, отбрасывая тёплое свечение на его волосы, превращая его тёмные пряди в сияющий оттенок красного дерева. Чёрт, какой же он красивый. Каким-то образом одомашненный Том Риддл был гораздо привлекательнее, чем могла вообще вообразить Гермиона. Она не могла отвести от него взгляд. Такой прекрасный — нет, она не любовалась им, ничего такого. Она просто подмечала факты. Факт: Том бесподобен в фартуке с закатанными до локтей рукавами и расстёгнутой верхней пуговицей рубашки. Его волосы были намерено взъерошены, а глаза сияли тёмной загадкой. Разрушительно красив. Факт: от улыбки Тома млела любая ведьма. Она заметила, что каждая женщина и даже несколько мужчин не сводили с него взгляда. Факт: Гермиона не пялилась на него. Она просто оценивала его исполнение обязанностей, чтобы потом раскритиковать. Которое, конечно же, было безукоризненным. Она налила стакан воды и поставила его перед Гасси. Её подруга ухмыльнулась ей. Она заметила, что та смотрит на Тома. Герой истории показался у бара. Он наблюдал за ней с практически хищным взглядом. Неважно, как много внимания ему доставалось — всё сводилось к тому, что он был зациклен на ней. От этого у неё одновременно и скручивало живот, и сдавливало желудок. — Гермиона, можно мне два бокала эльфийского вина 1932-го года? — спросил он. — Эм… Да, конечно! — сказала она с придыханием. Гасси фыркнула. Гермионе хотелось умереть. Она обернулась, чтобы найти бутылку. Из кухни появилась Габриэлла, левитируя ящик к бару, чтобы пополнить запасы спиртного из последней партии. — Он лучший работник, чем Реджи, и гораздо более гибкий в плане графика. Ты знаешь, что на следующей неделе он взял шестьдесят часов? Я говорила ему не делать этого, но он настоял на том, чтобы взять больше смен, — сказала Габриэлла. Гермиона не ответила. Она знала, что Габриэлла права. И всё же в словесном подтверждении своего решения ощущался дискомфорт. Как будто она признаётся в чём-то большем. — Не то чтобы нам не нужна помощь. Письма из Хогвартса придут через неделю, — повернулась она с бутылкой эльфийского вина 32-го года, с хлопком открывая пробку, чтобы разлить красную жидкость по бокалам. — О! Нам скоро придут оценки за С.О.В.! — её лицо пересекла широкая улыбка. — Не напоминай мне об этих экзаменах! — надулась Гасси. — Уверена, ты отлично справилась! — Откуда ты знаешь? Тебя там не было! — Я… ну… — пошатнулась она с винным бокалом, отчего тот упал на пол и разбился вдребезги. Гермиона уставилась на беспорядок, её зрение затуманилось. Она не была виновата в том, что её не было рядом с подругой, когда та училась и сдавала экзамены. Она буквально умирала. Она бы умерла, если бы Том не сделал так, чтобы она окаменела. — Прости, Гермиона. Я не это имела в виду… Я просто уже знаю, что провалила заклинания… Моя мама узнала об этом из внутреннего источника в Министерстве и очень разозлилась. Она сказала, что я позор семьи. — Гасси… — Нет, прости, Гермиона. Но, э-э, я заплачу за разлитое вино, Габриэлла! — Не волнуйся, дорогая. Гасси опустилась на табурет. Она начала рвать салфетку и выглядела ещё более встревоженной, чем раньше. Для Гасси подарки были способом показать свою любовь. Даже если это была такая мелочь, как оплата вина… или покупка Гермионе бесконечного количества одежды на деньги из бездонных хранилищ ее семьи. — Гасси, тебе не нужно платить за вино, но если ты хочешь, то можешь, — сказала Гермиона. На лице её подруги проявилось облегчение.

····★·* ﾟ⁂ ﾟ*·★····

Тому хотелось толкнуть Гермиону. Залезть ей под кожу. Заставить её чувствовать агонию и скорбь, которые чувствовал он, но одновременно — он хотел защитить её от боли. Напряжение в нём нарастало до такой степени, что он больше не мог его выдержать. Ему нужна разрядка! Что угодно, лишь бы заглушить шум в собственной голове. Том уставился на посетительницу, с ним заигрывающую. Тому хотелось что-нибудь разрушить. Может быть, эту девушку? Ему было всё равно. Он хотел Гермиону… Его губы растянулись в обаятельной улыбке. Никто и не заподозрит зловещих, глубоко закопанных мыслей. — Что насчёт этого, Том? Его глаза сверкнули. Он потянулся своей легилименцией к разуму ведьмы. Будь на то воля Тома, он прижал бы эту девушку лицом в подушку, выебал бы её, а потом вышвырнул вон. Большинство девушек не потерпели бы такого мерзкого обращения. Может, он бы потом мог предать её забвению? Простое решение. Она воображала, как целует его, держит его. Представляла, какими его руки будут на ощупь, когда он проведёт ими по её телу. Каково будет коснуться его груди и обвить руками его шею. Он вышел из её головы. Странно, но эротическая фантазия не завела его, а вызвала отвращение. Он не хотел касаться этой девушки. Не её тело он будет представлять, если проведёт по ней руками. Вечер был немноголюдным. Оставалось ещё несколько часов, но пока что было затишье. Том взглянул на Гермиону, отвернувшую голову. Значит, она наблюдала. Хорошо. Он хотел, чтобы она смотрела. Чтобы видела, как он «двигается дальше». С новой решимостью он схватил ведьму за руку и потащил к барной стойке, а другой рукой ослабил завязки на фартуке: — Я ухожу на перерыв, Гермиона, — сказал он ей, бросая фартук за стойку. Она перевела взгляд с него на девушку, которую он тащил, а затем снова на него. Её лицо покраснело. Ему почти хотелось, чтобы она что-нибудь сказала. Но она вернула своё внимание к бутылкам, которые сортировала, её руки дрожали. Это она хотела этого! Он умолял, чтобы она приняла его назад, а она сказала ему двигаться дальше! Она не имела права расстраиваться. — Ай! Он взглянул на посетительницу. Видимо, он слишком сильно сжал её запястье. Она сердито уставилась на него. Он проигнорировал её. Не дождавшись ответа от Гермионы, он завершил свою восхитительную партию, затащив девушку в банкетный зал, который, как они оба знали, пустовал. Он захлопнул дверь, его губы подрагивали в предвкушении. Пусть она поразмыслит над тем, чем они могут заниматься. Пусть помучается! Он прислонился к двери с дьявольской улыбкой. — Итак, Том, есть причина для такого отчаяния? — знойным тоном спросила посетительница. Как её зовут? Мелинда? Марисса? Матильда? Мадлен? Это не имело значения. Пламя мерцало в очаге, несмотря на разгар лета, а комната оставалась неиспользуемой. Казалось, она всегда освещена. Возможно, для целей перемещения по Каминной сети. — Нет, — сказал он. Он оценивал девушку без отвлечений в виде взгляда Гермионы. Симпатичная, но не она. Он не хотел ебать эту особу. Он хотел свою ведьму. Гермиону. Он жаждал заглянуть в её теплые, карамельные глаза и доводить её до экстаза снова и снова. Он жаждал овладеть ею настолько полно, чтобы ей больше нечего было дать. Эта женщина не смогла бы дать ему то, в чём он нуждался. Но попытаться было почти забавно. Она приблизилась, вторгаясь в его пространство. От взгляда её голубых глаз у него поползли мурашки по коже. Её рыжие волосы и соблазнительная улыбка, пока она представляла, чем они могут вместе заняться. Чёрт побери! Она противоположность его ведьмы. Нет смысла притворяться. — Чем ты хотел сейчас заняться? — спросила она, прижимаясь к нему. Её руки проскользнули по его груди, как она это делала в своих фантазиях. Он схватил её запястья и отодвинул их со зловещей улыбкой. Всё притворное очарование и дружелюбие исчезли. — Что ты делаешь? Она как будто была в замешательстве: — Разве ты не этого хотел? Он фыркнул. Он ни за что не позволил бы её губам оказаться даже близко у своих. Он не хотел чувствовать её руки на своей коже. Он не хотел, чтобы её запах проникал в его ноздри. — У тебя есть два варианта. Либо вставай на колени и соси мой член, либо выметайся, — он мог притвориться, что она кто-то ещё. Однажды он уже делал нечто подобное с Вальбургой. Она отшатнулась, будто он дал ей пощёчину. — Что? — Не хочешь? — Сосать твой — что?! — взвизгнула она ещё громче. — Похоже, мы в тупике, — он отошёл в сторону, чтобы она могла добраться до выхода. — А теперь пошла на хуй, — повторил он. Она застыла на месте. Вероятно, была озадачена тем, что случилось с очаровательным мальчиком из паба. — Я… — колебалась она. — Выметайся! — крикнул он. Она выскочила за дверь, и петли протестующе заскрипели, когда она с силой распахнула её. Он не испытывал к ней никакого искреннего желания. Он не испытывал разочарования от того, что ему отказали в минете. Его целью было, чтобы Гермиона увидела их вместе. Этого он достиг. Он вернулся в основной зал, даже не пытаясь скрыть свой хмурый вид. Гермиона наблюдала за ним, затаив дыхание. Не то чтобы он отсутствовал долго. Она не может думать, что он много добился. Но кто знает, на что сейчас было способно воображение Гермионы? Он сел на барный стул в конце стойки. Она проигнорировала его, записывая заказ двух оставшихся клиентов в баре. Затем она протёрла бокалы и навела порядок в помещении. Она подошла к нему, когда ничто не отвлекало её. Он изучал её, пока она приближалась: нервное выражение лица, локоны, собранные на макушке лентой, тонкая талия с повязанным вокруг неё фартуком. Прекрасная ведьма. Он жаждал её всеми фибрами своего естества. Она встала напротив него: — Я хочу поблагодарить тебя за книгу, — сказала она. Он приподнял бровь: — Какую книгу? — «Историю Хогвартса». — А — точно. — Я так и не сказала «спасибо». Так что спасибо. Она одна из моих любимых, — ей не нужно было объяснять, как свежеизданная книга может быть одной из её любимых. Он знал, что она из будущего. — Я бы попросил одолжить её, но, кажется, знаю, каким будет твой ответ, — проворчал он, напустив на лицо самое жалостливое выражение. Он воспарял даже от малейшей толики её внимания. — Ты можешь одолжить её! — быстро сказала она. Он притворился удивлённым — как будто не ожидал, что Гермиона Грейнджер будет с удовольствием разбрасывать свои любимые книги, чтобы потом обсудить их. Она знала, что Том действительно прочтёт её, вернёт и проведёт умную беседу о ней. — Правда? — Конечно! Он позволил своему лицу просиять. На этом его перерыв подошёл к концу. Он встал с барного стула и обошёл стойку, чтобы взять фартук. — А что там произошло? — спросила Гермиона. — Девушка плакала. Это удивило его. Он не ожидал, что его львица так прямо спросит о посетительнице. Но раз она хочет играть в эту игру… Он повязал фартук на талии и посмотрел на неё сверху вниз, его глаза потемнели. Она отметила перемену в его поведении. Он увидел, как на её веснушчатых щеках появился румянец. Её глаза расширились. Она облизнула губы. Блядь… Как бы он наслаждался этими губами… Он поблагодарил Мерлина за то, что фартук скрывал его растущую эрекцию, глядя на свою красивую ведьму. — Она не ты, — сказал он, будто это самое очевидное объяснение во всём мире. Для него оно таким и было. Он вернулся к работе.

····★·* ﾟ⁂ ﾟ*·★····

Следующим вечером Гермиона и Том закрывались вместе. Народ на ужин только-только рассосался, и Габриэлла отправляла по домам дополнительный персонал. Гермиона достала свою палочку, поправляя барные стулья, а Тому пришлось протирать столы по старинке, учитывая, что он был несовершеннолетним. — Эй, Гермиона, Том, это пришло вам во время ужина! — сказала Габриэлла, бросая два письма на стойку, прежде чем отправиться наверх на ночь. В «Дырявом котле» не осталось ни одного посетителя, но он не закрывался ещё целый час. Это было редкостью, но такие ночи случались. В таких случаях они убирались и готовились разойтись, как только наступала полночь. Гермиона узнала изумрудные чернила и кремовые конверты. Они были из Хогвартса. Том с ухмылкой посмотрел на письмо, забирая своё. Он забрался на один из барных стульев. — Похоже, они догадались, что я устроился сюда на работу, — открыл он письмо и вынул из него бумагу. — Похоже на результаты С.О.В., — прокомментировал он. Гермиона вернулась в реальность: — Правда?! — она запрыгнула на стул рядом с ним и схватила своё письмо, раскрыв конверт с такой силой, что чуть не разорвала содержимое. Её глаза пробежались по отметкам. У неё были «превосходно» по каждому предмету. Видимо, Патронус в конце впечатлил экзаменатора, несмотря на её вымученное представление. Неважно. Её лицо озарила улыбка. — Дай посмотреть твои! — потребовала она. Он приподнял бровь: — Как требовательно, — рассмеялся он под нос, убирая от неё свой лист. — Эй! — Не вижу причины, почему я должен с тобой поделиться, — сказал он с блеском в глазах. Его губы подрагивали. Она попыталась надуться, но он только рассмеялся громче. — Что, если я скажу тебе свои результаты? — спросила она, наклонившись через барную стойку. — И с чего бы мне не было на них плевать? — Чёрт возьми, Том! — Ну разве ты не очаровательна, когда выпускаешь коготки, моя маленькая львица, — широко улыбнулся он. — Почему ты такой скрытный? — Почему ты так хочешь знать мои результаты, Гермиона? — спросил он, его глаза потемнели. Воздух между ними сгустился. Он был слишком близко. Она вдруг поняла, что, когда они сидели на барных стульях, их ноги касались друг с другом. — Я просто… Я… — Я получил «В.О.» по одному предмету, — сказал мягким голосом Том. Она была потрясена. Она не могла поверить в то, что услышала. Том Риддл не получил отличных оценок по С.О.В.? Это казалось невозможным. — Правда? Он наклонился ближе, опустив голос до шёпота: — Хочешь знать, почему я получил «В.О.» по одному предмету? Она почувствовала тёплое дыхание на своей щеке. — Эм… — у неё покраснело лицо, покраснело, а в ноздри проник знакомый аромат кедра и мяты. Как ей думать, когда он так близко? — Это из-за тебя, — одним пальцем он приподнял её подбородок, заставив встретиться с его пронизывающим взглядом. Его зрачки расширились. Его глаза были полны желания. — Это потому, что я не мог сосредоточиться на экзаменах, пока ты умирала. Она сглотнула: — Так ты винишь меня? — Нет. У меня на уме были более важные вещи, Гермиона. Я проживал каждый день ради тебя, и теперь, без тебя, моя жизнь кажется бессмысленной. Ты всегда на первом месте. Ей казалось, что она не может дышать. Его рука обхватила её затылок и провела пальцами по её кудрям. Она не упустила того, как он перешёл от прошлого к настоящему времени. Он по-прежнему жил ради неё. Для него ничего не изменилось. Сердце заколотилось в горле. Почему Том Риддл был таким пленительным? Он всегда притягивал её. Возможно, она вела заведомо проигрышную борьбу. Её завораживали его будто расплавленные от жара глаза, глубокие и пьянящие… Ей следовало тратить силы на то, чтобы узнать больше о параллельных мирах, но вместо этого она утонула в этом прекрасном мальчике. Его нос коснулся её носа. Она не могла пошевелиться. Одной рукой она держалась за барную стойку, а другая по-прежнему лежала у неё на коленях. Она застыла, как статуя. — Я не жалею об этом, — пробормотал он, слегка касаясь губами её губ, когда они складывались в слова. Его глаза закрылись с подрагивающими ресницами. Его рот прикоснулся к её губам в едва ощутимой ласке. Она горела. Её разум помутился. Так тепло… Так мягко… Он крепче сжал её волосы. Она ахнула, чтобы набрать воздуха. Она не осознавала, что так долго задерживала дыхание, пока лёгкие не заставили её сделать вдох, отчего она испуганно отпрянула назад, едва не упав с табурета. Голова закружилась, но она поднялась на ноги, несмотря на то что чувствовала себя неустойчиво. — Мы должны… мы должны вернуться к работе. — Хорошо. Они не разговаривали до конца вечера. Когда она, наконец, поставила заслоны на ночь, то почувствовала, как всё напряжение покидает её тело. Гермиона называла их встречу «инцидентом», и после неё к ним в последнюю минуту зашли два последних посетителя. В темноте она поднялась по лестнице в свою комнату, распахнула дверь, сняла туфли и полностью одетая рухнула на кровать. По крайней мере, именно так она и собиралась поступить. Вместо этого она приземлилась на что-то бугристое и твёрдое, ударившись прямо бедром, и зашипела от боли. Подвинувшись, она потянулась под себя и вытащила то, что показалось ей двумя книгами. Она взмахнула палочкой, и в лампе у кровати замерцал огонь, чтобы можно было разглядеть названия. «Гордость и предубеждение» и «Франкенштейн». Обе книги были относительно новыми. Они показались ей знакомыми. Она открыла Джейн Остин и обнаружила, что её страницы заляпаны чернилами. Кто-то пометил на полях свои мысли и комментарии. Почти на каждой странице было что-то написано. Когда она взяла в руки «Франкенштейна», то поняла, что он в таком же состоянии. Она узнала почерк. Эти книги Том купил в Хогсмиде на зимних каникулах на свой день рождения — и оставил в них пометки. Это его личные мысли. Что-то в этом показалось очень интимным, и он хотел поделиться с ней. Она едва сдерживала свой энтузиазм, с нетерпением ожидая узнать, как Том относится к этим книгам. Всё-таки он гениален. Она могла только представить, какие увлекательные вещи он писал в «Франкенштейне», когда гениальный учёный оживлял монстра. А ещё ей было интересно, какие абсурдные мысли приходили ему в голову при чтении «Гордости и предубеждения» об их драме высшего общества. У неё аж зудело, как она хотела узнать!