Dandelion

В мире не было буквально ни одной вещи, которую Юнхо ненавидел бы так же сильно, как Капитолий. Довольно очевидная мысль. Не было ничего удивительного в том, что за эти годы он начал испытывать к ним определенное презрение в том числе и по множеству других, не менее весомых причин. По крайней мере, для него они были весомыми. Если говорить напрямую, Юнхо был уверен, что Капитолий накажет его каким-то образом. Возможно, они посчитают нужным отрезать ему язык за то, что посмел высказывать свое мнение, и превратят в Авокса, заставив прислуживать им до конца жизни. Он уже видел их раньше в жилом здании — служанок и слуг, которые ничего не говорили, потому что не могли. Он предположил, что их привезли сюда из разных дистриктов для молчаливой службы, но доподлинно это не было известно. Даже не смотря на то, что они не могли говорить, Лавиния позаботилась о том, чтобы донести до него, что и ему не разрешалось общаться с ними, не говоря уж о том, чтобы задавать вопросы. Потом были публичные порки. Юнхо не часто приходилось видеть такое в своем дистрикте, потому что там люди попросту не могли себе позволить настолько жестокие и длительные наказания, но парочку он все же наблюдал. Впервые это случилось, когда он был еще совсем ребенком. В пять лет он стал свидетелем того, как мужчину привязали к столбу посреди площади и отхлестали до такой степени, что вся его спина была в крови и глубоких ранах. Он не знал этого мужчину, даже не знал о его существовании, но любой человек почувствовал бы жалость, глядя на это жестокое зрелище. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться, что, скорее всего, он скончается от своих ран — в некоторых местах отваливались куски плоти, а из порезов сочилась алая жидкость. Ему не помогли бы никакие травы из тех, что имелись в их дистрикте, а необходимые средства были слишком дорогими. И все же, Юнхо больше всего ужасало не само зрелище. Скорее звуки, которые эхом разносились по всей площади. Крики, стоны, вопли. Они преследовали его даже когда он спал, пронзительно звуча в его беспокойных снах. Он ненавидел их. Он хотел бы заглушить то, как кричал мужчина и как плакала в стороне его семья, еще в тот момент, как все это происходило. Но даже если бы он попробовал закрыть уши, миротворцы бы все равно заставили его слушать. Они всегда так делали. Это был единственный способ поддержания страха. А потом пришла возможность наказания смертной казнью. Он не знал о других дистриктах, но там, откуда он родом, это тоже случалось нечасто. Он догадывался о причине, по которой Капитолий не спешил расстреливать людей на месте, и она была довольно простой — после смерти не было никакой боли. Капитолий любил распоряжаться жизнью людей, так что какой эффект имело бы наказание, приводящее к мертвому, холодному телу? Это было слишком просто, а Капитолий никогда не придерживался ничего простого. Кроме того, именно в смертной казни заключалась цель всех Голодных игр. Зачем расходовать ресурсы и перегружать своих солдат, если можно просто сесть перед экраном и наблюдать за происходящим без единых усилий? Тем менее, безучастно стоя в Тренировочном центре, Юнхо думал о том, что предпочел бы быструю смерть. И чтобы она принесла Капитолию как можно меньше удовольствия. Это желание только росло, пока он чувствовал на себе их взгляды. Они наблюдали за ним, они наблюдали за всеми.Как делали всегда. Ни один человек Панема не был избавлен от их хищного взгляда. И, прислонившись к сложенным друг на друга черным ящикам с неизвестным содержимым, он прикладывал все усилия, чтобы не обернуться и не посмотреть на них в ответ. Они ведь только этого и хотели. Учредители Игр и другие высокомерные людишки, занявшие сейчас свои места в зоне отдыха, охотились за невинностью и покорностью трибутов. Они называли это развлекательной игрой. И Юнхо не мог дать им ничего из этого. Он в целом не собирался им ничего давать. Хотя Голодные игры и придали его жизни значительный окончательный смысл, заключающийся в смерти, но все-таки они смогли открыть для него новую дверь, которая вела к суровому откровению. И оно не поможет ему на Арене. Конечно, он знал парочку советов по выживанию, но на поле боя он все равно потеряет контроль. К несчастью для него, Игры были посвящены именно этому. Шел второй день индивидуальных тренировок, а Юнхо еще не был ни в единой секции. Его наставник не только лишь не обращал внимания на его уединенное поведение, он был тем, кто посоветовал Юнхо держаться в стороне от других трибутов, которые выбрали более агрессивный путь, заявив, что, если он будет выпендриваться, это сделает его их мишенью. Но Юнхо был уверен, что учредителей Игр оскорбляло его поведение. Наставник уже сообщил им о предстоящей индивидуальной оценке, и было важно освоить хотя бы один конкретный навык, который он мог бы им продемонстрировать, чтобы набрать очков. Это должно было послужить толчком начать что-то делать, освоить хотя бы незначительный навык. Но пока Юнхо наблюдал за тем, как другие трибуты тренировались с такой силой, будто от этого зависели их жизни, он понял, что его это совершенно не волновало. Какая разница, сколько очков они получат, если все равно умрут на Арене? За все то время, которое им выделили для тренировок, он мог бы стать профессионалом в сотне разных навыков и умений, но все равно осталось бы что-то, что выбило бы его из игры. Игры были построены на таком механизме, поэтому он понял, что это заботило его немного меньше, чем требовалось от участников. Который час? Юнхо надеялся, что уже около полудня, зная, что в это время они смогут пойти обедать. Он действительно был голоден. В своем дистрикте он ел мало. Слишком мало. Люди там были заметно бедны. Были времена, когда за день он съедал только горсть ягод, найденных где-то на опушке леса. Иногда он ходил на охоту не смотря на то, что им было запрещено даже ступать в лес, и хотя его охотничьи навыки были развиты плохо, ему иногда удавалось подстрелить гуся. Достаточно, чтобы утолить голод его массивного тела, но этого все равно не хватало надолго. Несколько лет подряд ему даже приходилось записываться на выдачу талонов, за которые он получал зерно и масло, чтобы пережить суровые зимние месяцы. Это означало, что за получение столь желанной провизии его имя бросалось в урну чаще, чем хотелось бы. Возможно, именно потому, что все эти годы он пользовался талонами, его имя и выпало на Жатве. Итогом его борьбы за чуть большее количество еды было то, что его бросили в Голодные игры, и что-то в этом казалось ему неприятно ироничным. Юнхо почти рассмеялся от этой мысли.Почти. Потому он никогда не стал бы смеяться над Капитолием в таком ключе. Однако, пусть он был в Капитолии всего лишь несколько дней, он уже ощущал, как болел его желудок, не привыкший к такому количеству еды. Он никогда в жизни не видел такое огромное количество разных блюд на одном столе, а от числа разнообразных вкусов его рецепторы уже, казалось, готовились выйти из строя. В первый день, еще в поезде, Юнхо съел столько еды, что почти всю следующую ночь провел на унитазе. Каждую секунду казалось, что вся переваривающаяся в животе еда готовилась вырваться обратно. Именно тогда он понял, зачем жители Капитолия пили таблетки для ускоренного опорожнения — еды было попросту намного больше, чем людей, которые могли бы ее съесть. Все происходящее отдавалось кислым привкусом во рту, и он возвращался каждый раз, стоило ему взглянуть на все эти поданные с роскошью и изяществом блюда. Он ел их с неохотой, пусть его разум и требовал большего. Но разве он мог позволить себе относиться к еде невежественно и расточительно, пока люди в Дистрикте 12 умирали от голода? Он был уверен, что даже простой завтрак в Капитолии мог бы накормить целую ораву голодающих детей его дистрикта. Если бы Капитолий хотел, он бы остановил голод и во многих других дистриктах, но никаких подвижек не происходило. Это было очередным инструментом, чтобы дистрикты навсегда оставались под контролем Капитолия, зависели от него и боролись за еду. Мысль об этом скручивала желудок Юнхо сильнее, чем любое количество еды на их столах. Но он не мог позволить себе показать это. Он не мог показать им ярость, пламенем разрастающуюся внутри него. И поэтому, продолжая наблюдать за другими трибутами, он сохранял спокойное выражение лица с тусклым, незаинтересованным взглядом. Пусть лучше думают, что он апатичен, пусть недооценивают его. Его наигранное спокойствие прервал внезапный крик. На этот раз он позволил себе посмотреть, хоть и постарался сохранить невозмутимое выражение на лице. Остановив взгляд на секции стрельбы из лука, он увидел маленькую девочку, стоящую спиной к нему. Она держала в руках лук и стрелы, хотя оружие было трусливо опущено. Вокруг нее стояло еще трое трибутов, а числа на их форме заставили его вспомнить, кто они такие. Он видел их только мельком на Параде, мальчики из пятого и девятого дистриктов и девочка из восьмого. Обычно трибуты из этих дистриктов особо не высовывались, ведь только профи полагалось быть нарочито громкими и командующими из-за своего популярного на Играх статуса, но, похоже, в этом году все изменилось. Они смеялись над девочкой с луком, передразнивали ее, и, когда Юнхо понял, что это была Эллена, внутри него что-то вспыхнуло. В попытке, как казалось, защититься, Эллена подняла свой лук и направила его на цель перед собой. Даже стоя вдалеке, Юнхо заметил, что она промахнулась, что заставило остальных трибутов смеяться еще сильнее. Он слышал тихие всхлипы Эллены, и они стали еще отчетливее, когда ко всему этому действу подключилось еще несколько трибутов. Это было очень плохо. Не только для Эллены, но и для всего Дистрикта 12. Он знал, что это совсем не обрадует их наставника, и уж тем более не обрадует учредителей Игр. Им никогда не нравились трибуты, которые позволяли себе плакать и раскисать. По их мнению, такие люди могли вызвать только жалость, а слабак никогда не смог бы одолеть кого-то в драке. Это означало лишь то, что учредители Игр, а скорее всего и вся аудитория вместе с ними, еще сильнее укрепятся в своей нелюбви к Эллене, и это только подсветит все слабые черты их дистрикта. Но Юнхо не мог просто стоять в стороне, позволяя всему этому происходить. Эллена была юна. Было слишком жестоко для всех них полагать, что она легко освоит все навыки в таком возрасте. Она нисколько не была в этом виновата. Юнхо оттолкнулся от стопки коробок и двинулся к секции стрельбы из лука целенаправленными, но неторопливыми шагами. Трибуты были слишком увлечены своими насмешками, чтобы сразу заметить его, но, когда он приблизился, их смех начал стихать. Лицо Эллены, покрытое слезами, повернулось к нему, в глазах читались ужасная растерянность и обеспокоенность. — Эй, — мягко сказал он ей, забирая лук из дрожащих рук, — хочешь кое-что покажу? Эллена быстро кивнула, уставившись на него широко раскрытыми глазами. Юнхо одарил ее ободряющей улыбкой, прежде чем покрепче сжать лук. Конечно, он держал оружие в руках далеко не впервые, но уже прошло слишком много времени с его последнего раза. Холодный металл стального лука ощущался непривычно, но как только поверхность стала нагреваться от его рук, воспоминания вернулись. Он вспомнил густые леса на окраине Дистрикта 12, по которым он любил бродить, прячась от собственных серых будней. Только там, даже в зимний сезон, мир приобретал краски, которые, казалось, исчезали повсюду. В эти моменты, среди плачущих деревьев, слушая шепот ветров, он чувствовал, что по-настоящему жив. Животные, природа — все это давало ему ощущение жизни, которое согревало душу. Редкие мгновения, когда он чувствовал свою значимость. И сейчас это вдруг вернулось. — Прицелься, — тихо произнес Юнхо, его голос звучал уверенно и успокаивающе. Он встал рядом с Элленой, убедившись в том, чтобы она хорошо все видела. — Держи ноги на ширине плеч, а плечи расслабь. Не напрягайся. На мгновение он представил, будто снова охотиться, охваченный выбивающим из равновесия чувством голода. Но не смотря на это, он всегда продолжал идти, концентрируясь на цели, ведь то был вопрос жизни и смерти. Юнхо чувствовал чужие взгляды на себе, но игнорировал их, сосредоточившись исключительно на помощи маленькой девочке. — Сделай глубокий вдох, — продолжил он, — вдохни носом, выдохни ртом. Пусть напряжение уйдет вместе с твоим выдохом. Юнхо крепко встал на ноги, его мышцы слегка напряглись, когда он натянул тетиву. — Приготовься, — пробормотал он, прикрыв один глаз, чтобы видеть цель максимально четко. Он уже знал, что совершал ошибку. Он собирался показать другим, на что на способен, и это было опасно. Наставник наверняка прочитает ему лекцию, когда он вернется в квартиру, но как только он увидел глаза Эллены, внимательно следящие за каждым его действием, он понял, что другого выбора у него нет. — И отпусти. Легкий свист стрелы разнесся по Тренировочному центру, а вскоре за ним последовал мягкий удар. Юнхо медленно выдохнул и открыл глаз. Стрела вонзилась в центр мишени, ее конец все еще слегка подрагивал. Он прекрасно понимал, как сильно рисковал. Другие трибуты стояли в стороне, и ему не понадобилось много времени, чтобы понять: они почувствовали угрозу. Его чистый выстрел не остался незамеченным. Тем не менее, ему были безразличны их взгляды и безразличны упреки, которые наверняка обрушатся на него от наставника. В его мыслях было лишь одно — вытащить Эллену из этой тяжелой ситуации. Конечно, у него бы не получилось натренировать ее достаточно, чтобы люди поняли, что она тоже представляет угрозу, всего за одно занятие, но он надеялся, что благодаря его советам она сможет стать чем-то между профи и отвергнутыми трибутами, которыми, возможно, они уже успели стать. — Теперь твоя очередь, — наконец произнес Юнхо мягким, уверенным голосом. Он осторожно протянул лук, и Эллена приняла его все еще дрожащими руками. — Я не смогу, — тихо прошептала она, взглядом метаясь между ним и мишенью. — Я промахнусь. Юнхо хотел было покачать головой, но вовремя понял, что она действительно легко могла промахнуться. И доказательством тому служили стрелы, лежащие вокруг мишени. — И пусть, — сказал Юнхо, поворачиваясь к ней и слегка наклоняясь. — Но если ты уверенно поднимешь этот лук, ты уже покажешь им, на что способна. Эллена нахмурила брови, ее взгляд скользнул по трибутам, стоящим за спиной Юнхо. Вероятно, из-за его выстрела их смех утих, но они продолжали шептаться. Снова посмотрев на него, она нерешительно кивнула, прежде чем взять лук. На это раз Юнхо сделал шаг назад. Он хотел оградить ее от опасности в случае промаха. Сложив руки на груди, он стоял и наблюдал за тем, как Эллена повторяла все то, что он только что ей показал. Ноги на ширине плеч, плечи расслаблены, ровное дыхание. Она даже закрыла один глаз, пока прицеливалась, натягивая тетиву пальцами. В Тренировочном центре стояла такая тишина, что Юнхо был почти уверен, что смог бы услышать, как падает иголка. Эллена держала тетиву натянутой, стрела была неподвижна. Дрожь в ее руках наконец прекратилась, и, выдохнув, она выстрелила. Стрела пронзила воздух и попала в мишень. Конечно, не в самый центр, но заметно ближе, чем в предыдущие ее попытки. По толпе пронесся удивленный шепот. Юнхо молча радовался. Увидев, что стрела наконец попала в мишень, Эллена мгновенно обернулась с шокированным и счастливым выражением на лице. Она перестала плакать, а страх, который, казалось, следовал за ней повсюду, на мгновение утих. Юнхо мог только надеяться, что все произошедшее не успело слишком сильно ей навредить. — У меня получилось, — обрадовалась Эллена, хотя ее голос все еще оставался тихим. И впервые за долгое время Юнхо позволил себе слегка улыбнуться. — Получилось, — ответил он со сдержанной гордостью. — В следующий раз получится еще лучше. Эллена широко улыбнулась ему и мягко кивнула. Пусть она и не казалась полностью уверенной в себе, он знал, что теперь дела пойдут в гору. И это было действительно важно. Главное, чтобы она смогла продолжать на Арене в том же духе, по-настоящему научилась защищать себя, и тогда ему не придется чувствовать себя настолько виноватым. Виноватым? Юнхо несколько раз моргнул, глядя на Эллену. Этого не должно было случиться. Он не должен был об этом думать. Он не должен был это чувствовать. Никогда. Когда Эллена взяла другую стрелу и приготовилась к следующему выстрелу, Юнхо шагнул назад, его взгляд скользнул по другим людям в комнате. Ему нужно было найти какое-то отвлечение, что угодно, что могло бы отвлечь его от того, что угрожало пробраться в его сознание. Глаза Капитолия все еще были на нем, в этом он был уверен, но на этот раз ему было все равно. Ему нужно было думать о них. Его взгляд упал на странно выглядящих людей на балконе прямо над Тренировочным Центром. Некоторые из них наблюдали за ними, в то время как другие были слишком заняты поглощением огромного количества еды. Он позволил своему разуму сосредоточиться на их нелепой одежде, ужасных привычках в еде и насмешливых ухмылках. Это, похоже, сработало. На мгновение он не думал ни о чем, кроме их раздражающих и ужасных лиц. Почему тогда его сердце все еще бешено колотилось? Повернувшись обратно, он вдруг уловил силуэт высокого человека, стоящего среди тех же ящиков, где он сам стоял несколькими минутами ранее. Ему пришлось прищурить глаза, чтобы лучше рассмотреть, но это почти не помогло. Его зрение всегда было довольно плохим. Тем не менее, этого было достаточно, чтобы различить темные волосы, длинные ноги, острый взгляд… Сердце Юнхо на мгновение остановилось. Казалось, все вокруг замерло. Не может быть. Просто не может быть. Кратко взглянув на Эллену и увидев, что она все еще очень занята тренировкой, он заставил себя снова повернуться. Пот выступил у него на лбу, и, стиснув зубы, он неохотно вернул взгляд к ящикам. Но фигура исчезла, и он лишь смотрел на сложенные коробки. Дыхание Юнхо перехватило, когда он посмотрел на пустое место, где фигура стояла всего несколько мгновений назад. Он был уверен, что видел её. Сердце колотилось в груди, неумолимое биение, которое заглушало звуки Тренировочного Центра вокруг него. Неужели ему просто показалось? Бросив последний взгляд на Эллену, он решил проверить это сам. Его ноги двигались быстрее, чем хотелось бы разуму, но по какой-то причине он не мог себя сдержать. Образ этой фигуры, того острого взгляда и темных волос, задержался в его сознании, как тень. Тень, которая, казалось, преследовала его уже долгое время. Тень, от которой он хотел избавиться больше всего на свете. Глупо было полагать, что подойдя к ящикам, он магическим образом заставит фигуру появиться снова. Никто не ждал его, даже тень, кроме его собственной. Он был совершенно один, и все же по какой-то причине воздух вокруг казался гораздо холоднее, чем прежде. Юнхо покачал головой. Ему всего лишь показалось. Призраков не существовало, особенно тех, что так долго преследовали его. Но неприятное чувство, которое его одолевало, заставляло думать иначе. Он был покалечен — это он мог признать, но он не был сумасшедшим. Юнхо бездумно провел пальцами по гладкому материалу. Его сердце все еще колотилось слишком быстро. Выпустив разочарованный вздох, он отступил от ящиков. Ничего не было, никого среди черной стены коробок. Только его разум играл с ним злые шутки. Да, именно так и было. С самого начала он поклялся себе, что не позволит давлению Игр повлиять на себя. Казалось, даже самые крепкие оболочки могут треснуть под тяжестью реальности, и он не был исключением, к его большому огорчению. К счастью, наконец пришла ясность. — Смелый ход ты выдал, двенадцатый. Юнхо вздрогнул от голоса, который внезапно прозвучал за его спиной. Немедленно обернувшись, возможно, слишком быстро, он оказался лицом к лицу с мальчиком, чья внешность была настолько впечатляющей, что Юнхо почувствовал испуг. Сужая глаза, он вгляделся в мальчика, забыв о произошедшем ранее. Он узнал его, и когда их взгляды встретились, все встало на свои места. — Что тебе нужно? — спросил он с сжатой челюстью. Возможно, он выглядел слишком вызывающе, но Юнхо не заботило это. Особенно учитывая то, что он стоял перед профи. — Ничего, — просто ответил тот, его голос был бархатисто-гладким. — По крайней мере, ничего, что ты мог бы дать мне. Да и никто здесь не смог бы. Юнхо приподнял бровь, хотя продолжал держать оборону. Профи никогда нельзя было доверять — это он понял даже без советов своего Наставника. Они были змеями, выращенными в Капитолии, стремились выиграть Игры с милой улыбкой, хотя на самом деле показывали только гнилые зубы тем, кто осмеливался подойти ближе. Юнхо молчал. Ему не хотелось разговаривать с кем-то, кто уже получил титул. Спящая красавица. Любой трибут, который приобрел такой титул, кроме Победителя, даже до начала Игр, считался угрозой. И Кан Ёсан из второго дистрикта не был исключением. Однако, к его удивлению, Ёсан лишь вздохнул, прежде чем оглянуться вокруг, словно опасаясь чего-то. — Слушай, — начал он шепотом, наклонившись ближе, — профи не оценят то, что ты только что сделал. Этот маленький трюк доказал им, что ты можешь быть настоящей угрозой. Никто просто так не стреляет стрелой точно в яблочко. Юнхо нахмурил брови: — Почему ты мне это говоришь? Разве ты не близок к тому, чтобы стать любимчиком Капитолия или как-то еще тебя там называют? Мальчик закатил глаза, его губы сжались в тонкую линию: — Ты правда думаешь, что мне важно, как меня называют? Я могу быть профи, но я все равно человек, как и ты. И, что самое важное, я не хочу быть здесь, так же как и ты. Юнхо нахмурился сильнее: — Профи, который не заинтересован в победе на этих Играх. Я удивлен. Ёсан вздохнул, его глаза быстро об просканировали Тренировочный центр в попытках удостовериться, что никто другой их не слушал. Его взгляд был очень острым, когда он смотрел прямо в глаза Юнхо. — Я бы даже за деньги не согласился беспокоиться о победе, двенадцатый. Все, что мне нужно — это вернуться домой, и я уверен, что это то же самое, чего хочешь и ты. Дом. Хотел ли он действительно вернуться в место, которое никогда не чувствовал своим домом? Существовало ли вообще такое понятие, как дом, для него? — Почему ты помогаешь мне? — Я не помогаю тебе, — сказал Ёсан прямо. — Я просто хочу, чтобы ты понимал, что на кону. У Капитолия свои планы, и им не нравится, когда вещи идут не по их сценарию. Подозрение Юнхо только росло. — И как я могу быть уверен в том, что ты не просто пытаешься залезть мне в душу? Ёсан вздохнул, на его лице отразилось разочарование. — Слушай, я понимаю, что ты мне не доверяешь. Но дело не в доверии. Дело в выживании. Чем больше ты выделяешься, тем больше вероятность стать мишенью. И беспокоиться нужно не только о профи. Несмотря на тот образ, который Ёсан невольно создавал, он все равно был прав. Юнхо прекрасно понимал, что истинная опасность, угрожающая всем дистрикта, исходила именно из Капитолия. Это они были теми, кто делал профи такими, какими они были: внушающими страх, безжалостными и смертоносными. Тем не менее, это не помогало Юнхо поверить Есану. Он просто констатировал очевидное, и Юнхо не был уверен, что под его взглядом не скрывается что-то еще. — И что ты тогда предлагаешь? — осторожно спросил Юнхо, его голос был едва слышен. Он слышал шорох вокруг, другие Трибуты тяжело вздыхали, продолжая тренироваться, стрелы и ножи попадали в искусственные мишени. Никто, похоже, не обращал на них внимания, и он мог только молиться, чтобы Учредители на верхнем уровне были заняты своими делами. Ёсан посмотрел ему в глаза, и на его лице появилась легкая улыбка. — Выживи. Юнхо смутился от недоумения. — Что? — Ты меня услышал, — сказал Ёсан, уже разворачиваясь на каблуках. — Выживи, двенадцатый. Юнхо остался стоять, наблюдая за тем, как он уходит, с тревожным чувством отчуждения. Он вернул внимание к Тренировочному Центру. Эллена все еще была на своем месте, отрабатывая очередной выстрел, ее лицо было полным решимости. Юнхо почувствовал искру гордости, видя, как она преодолевает свой страх, но это чувство быстро было поглощено тем беспокойством, которое оставил ему Ёсан. Выживание. Это было единственное, что объединяло их всех, независимо от их происхождения или дистриктов, из которых они прибыли. Но выживание значило для разных людей разные вещи. Для профи это была игра; больное, извращенное проявление доминирования. Для кого-то вроде Юнхо это означало цепляться за крупицы человечности, которые у него остались. Юнхо глубоко вздохнул, позволяя напряжению покинуть его тело. До Арены оставалось еще пару дней, и до этого момента ему нужно было оставаться в тени. В любом случае, чем громче голос, тем быстрее его заткнут.