Outcasts

      Вчерашний день казался будто бы бесконечным. Юнги давно не сталкивался с таким, когда дела в клане наваливались друг на друга, образуя снежный ком, который с каждым днём становился всё больше и больше.       Тоненькая полоска света проникала в комнату сквозь неплотно прикрытые портьеры, которые Мидас лениво дёрнул друг к другу, прежде чем увалиться на кровать рядом с Чимином. Яркие огни новостроек, мешающие отвлечься от налетевших в голову мыслей, очень раздражали.       Юнги чувствовал накатывающую на него усталость, но просто не мог уснуть. Было слишком много нерешённых тревожащих дел, которые не оставляли его в покое даже в постели. У него получилось немного отвлечься от работы только вечером за «Уно», но как только Хосок и омега, к которому он проявлял симпатию, ушли, проблемы снова захватили его разум. Чимин, желающий немного поговорить, толком не смог завоевать его внимание, поскольку альфа погрузился настолько глубоко в себя, что даже не слышал, как его зовут по имени.       Юнги показалось, что Пак немного расстроился, ведь его феромон перестал щекотать нос сладкими ягодными нотками, которые заполонили собой всю квартиру. Тем не менее, Чимин не ушёл к себе в комнату, чтобы показательно выразить обиду, а лишь скромно поцеловал его в щёку перед сном и отвернулся к окну. Мужчина чувствовал укол совести, но ничего не мог поделать со своей задумчивостью, поэтому просто близко прижался к изящной спине и уткнулся носом в влажные тёмные волосы. Чимин быстро засопел, а вот альфа долго не мог провалиться в царство Морфея, сильно манившее его к себе.       Неизвестность пугала. Кто убил Джихуна и оставил послание для Мидаса на стене клиники? Никакой ценной информации мужчина всё равно не выдал и выдать не мог, потому что ничего не знал. Он был лишь сошкой, пускай и имел хоть какую-то власть над горсткой людей в казино. Тот, кто заключил с ним договор лишь загнал себя в ловушку, подтвердив своё пристальное наблюдение за каждым шагом главы Мин. После убийства мужа Сохи, Юнги, да и Хосок вместе с ним, считали, что выйти на отступников будет нетрудно.       Но они ошибались.       Затянувшая судмедэкспертиза, результаты которой были готовы лишь через две недели после происшествия, толком не внесла никаких корректив, ведь это было практически идеальное убийство. Тем не менее она подробно описала то, как умер Джихун, – его массивная жирная шея была умело сломана сильными руками, которые даже не оставили на коже синяков. Но если бы убийца был настолько неосторожен, эти мелкие пятнышки не сыграли бы большой роли в и без того запутанной картине. Ведь, незадолго до смерти Джихун принял убойную дозу снотворного, на момент смерти даже не успевшее раствориться в желудке. Остальные колющие и режущие ранения, были нанесены после того, как безвольный господин Сон уже перестал дышать.       Если исходить из полученной информации: человек, убивший альфу, был отлично подготовлен и либо имел какой-то контакт с кем-то из медперсонала клиники, либо просто подсыпал действующее средство хлоралгидрата в еду или воду, заглянув к своей жертве через окно. Опросив сотрудников клиники, не было получено никаких ценных сведений. По их словам, никто не видел этого мужчину на территории и не имел ни малейшего понятия о том, как он мог здесь оказаться.       Записи с камер видеонаблюдения, которые тщательно просматривал Ичон, не показали ничего интересного, словно убийца просто появился там одномоментно и также быстро бесследно исчез.       Недавно выяснилось, что на их людей, принимавших поставку кокаина кто-то напал. Юнги понимал, что, вероятно, его внимание хотят отвести от чего-то более масштабного такими мелкими происшествиями, но после полной сводки Намджуна, ничего не было выявлено.       Судя по камерам видеонаблюдения установленным на том небольшом складе, где подчинённые клана Мин и должны были принять небольшую поставку, зафиксированы только две тёмные фигуры, личности, которых до сих пор не установлены. Как всего двое не слишком крепких мужчин могли противостоять семерым? Как из семерых подчинённых клана Мин не выжил никто? И кому было выгодно не сотрудничать с огромной преступной группировкой Сеула, а идти с ней в конфронтацию?       Поздним вечером в день, когда они с Чимином заявили СМИ о своих отношениях, Юнги поступил звонок от Ичона, с просьбой выехать на один из северных складов. Пока Мин вёл свою машину по мокрым дорогам города, он чувствовал, что случилось нечто более масштабное, чем просто утрата килограмма кокса или несостыковка накладных.       Как бы ему не хотелось остаться дома рядом с Чимином, которому нужно было внимание после тяжёлого дня, мужчина не мог позволить разбираться с этим кому-то другому. Под угрозой находились все подчинённые клана, включая не только нижестоящих по рангу. Даже сам глава мог оказаться под ударом, если пустить это на самотёк.       Уставший мозг продолжал работать, не давая сомкнуть покрасневших глаз. Юнги перебирал в голове варианты того, как ему следует поступить, что ему требуется сделать, чтобы выйти на этих тварей, сеющих раздор внутри клана. Пускай они не скрывались от камер и оставляли после себя множество грязи, это не давало никаких возможных зацепок. Они действовали очень разумно, намеренно разводя переполох, но только лишь видимый. Это была не неосторожность. Это – часть плана.       Каждый шаг продиктован кем-то, кто слишком хорошо знал не только деятельность, которой занимались подчинённые, но и самого главу.       Мин невольно перебирал открытых неприятелей клана, с которыми он сталкивался раньше. Он понимал, что, несмотря на то, что открыто никто не протестовал против их организации и Объединения Семей, найдутся те, кто слишком уверен в своих силах. Всегда были такие подзаборные швали, чересчур полагающиеся на своё мнимое могущество.       Небольшие банды на протяжении многих лет пытались свергнуть семью Мин, рассчитывая занять её место. Их главная ошибка заключалась лишь в том, что они часто забывали об огромной системе связей, выстроенной по кирпичику. Забывали и об обилии тех людей, кому выгодно нахождение именно этого клана у руля в столице. Мало того, что расширяясь, организация поглотила в себя множество мелких и даже крупных банд, так ещё и за спиной главы клана всегда были те, кто заключил с ним не одну выигрышную сделку.       Зачастую такие мятежники после подобных вспышек восстаний бесследно исчезали, став жертвами своих же амбиций. И только лишь немногие могли конкретно ответить на вопрос об их местоположении.       Среди причастных к преступной деятельности ходила молва о том, что конкретно происходит с неугодными личностями. Ни Воншик, ни сам Юнги никогда не подтверждали и не опровергали такой информации, специально стараясь напустить больше страха для совсем несмышлёных бандитов и воров.       Многие просто боялись упоминать имена глав Объединённых Семей в быту, ведь считают, что у них везде есть свои уши. И это действительно так. Воншик всегда говорил старшему сыну о том, как важно иметь многообразие людей в своей команде. Юнги был согласен с ним, поэтому никогда не ограничивал желающих работать на него какими-то рамками. Стоило просто пройти проверку на верность и прочность – и милости просим.       На новичков и стажёров непременно наводилась тонна информации, прежде чем одобрить одно лишь их нахождение в какой-нибудь из штаб-квартир. После распределения одобренные кандидаты продолжали своё обучение, и лишь по окончании полного освоения техник и навыков их разбрасывали по городу.       Но даже эти «уши», слоняющиеся по улицам ежедневно по двенадцать часов в день, не принесли никакой информации. Абсолютно никакой.       Из-за этого Юнги было трудно представить значимость происходящего. Сколько бы он не читал сводок от информаторов – нет ни единой зацепки. Это настораживало и пугало, ведь догадки о чётко выверенном плане подтверждались. Сможет ли он предугадать следующий шаг и предотвратить намеченный замысел?       Юнги до сих пор завидовал отцу, вспоминая об отлично работающей логике и о прекрасном складе ума. Воншик умел думать наперёд и делал это всегда, поражая не только приближённых, но и своих сыновей. Юнги сожалел, что не обладает хотя бы половиной тех качеств, которые были у его отца.       Сколько бы опыта он ни получал, сколько бы лет ни прошло – Юнги был всё тем же зелёным юнцом, на которого многие главы организаций смотрели с презрением и непониманием. Мидас никогда не старался им угодить, не поддерживал тесного общения, как это делал отец, ведь только руководитель группировки Пусана был старше него практически в два раза. Им просто не о чём было разговаривать, кроме рабочих дел.       Юнги долгое время был одинок, что также вызывало некие предубеждения со стороны более старшего поколения, и всё ещё официально не объявил кого-то своим омегой, с которым он уже готов начать строить семью.       Для Объединённых семей было важно, чтобы у каждого из глав были приемники, способные в случае чего занять его место. Поэтому отец стал довольно рано закладывать в голову сына важные постулаты, понимая, что на них будет не только построена его дальнейшая система управления кланом, но и вся личность. Юнги очень уважал, а главное любил своего отца, стараясь всегда прислушиваться к его мнению, которое зачастую весило гораздо больше, чем чьё-либо другое.       Самое масштабное за последнее время покушение на целостность клана было пять лет назад. Тогда Мидас был ещё довольно юн и являлся всего лишь наследником, а не руководителем. Во главе стоял Мин Воншик, привнёсший в деятельность организации множество новшеств, которые, теперь, укоренившись, стали привычными вещами. Воншик и его деятельность – это золотая эра для клана Мин. Многие из подчинённых говорили это друг другу сразу после внезапной смерти своего предводителя, некоторые из них не пожелали служить также верно законному наследнику. Юнги их не осуждал, поэтому просто устранял каждого, кто намеревался уйти.       Уйти – значит предать. Эти слова были сказаны самим Воншиком, которого так почитали все эти отступники.       Когда всё случилось, Юнги и Хосок ещё – молодые помощники главы клана – перенимали ценный опыт и мотали структуру огромной системы на ус. С каждым годом Воншик передавал в их руки всё больше ответственности, обучая сыновей самостоятельности в такой нелёгкой работе.       Хосок всегда был рядом. Юнги знал о его прекрасном умении работать быстро и тихо, поэтому предпочитал на любые задания, полученные от отца, брать его с собой. Сначала так было спокойнее, а после – просто вошло в привычку. Чон был лучше всякого телохранителя, поэтому большую часть времени они были неразлучны.       Мин помнил, как долго отказывался верить в то, что именно по его вине весь клан подвергся опасности. Именно он был виноват в том, что его сердце выбрало не того. Он до сих пор помнил, с каким выражением лица смотрел на него отец, когда всё понял. Воншик с самого начала предупреждал его, что не стоит полагаться на таких малознакомых людей, а уж тем более влюбляться в одного из них.       Когда Юнги впервые встретил Ким Минджуна, ему было двадцать два, ненамного старше Чимина сейчас. Пускай это было около восьми лет назад, Мин прекрасно помнит не только то, как они увиделись, но и даже то, как тогда выглядел омега. Помнил острый взгляд тёмных глаз, серьёзные прямые брови совсем слегка подкрашенные и выделенные помадой припухлые губы.       Его внешность, броская, вызывающая и аристократическая притягивала взгляды неравнодушных гостей, которые оборачивались, чтобы посмотреть ему вслед. В тот день Юнги впервые в жизни был утверждённым представителем своего клана на банкете в честь двадцатипятилетнего юбилея союза кланов. Роскошное пиршество, проводимое каждые четыре года, собрало множество глав группировок и кланов, которые между собой образовали прочный нейтралитет и содружество.       В воспоминаниях мало чего осталось с того дня. Прошло целых восемь лет, в течение которых Мин успел много чего потерять и приобрести. Но нежно-розовую рубашку Минджуна, которая элегантно струилась по его не лишённым силы покатым плечам и точно подчёркивала лентой красивую прямую шею, он не смог бы забыть, даже если очень сильно этого пожелал. Густой едкий запах жжёного дерева, окутавший Юнги, как только омега подошёл к нему вплотную, плотно засел в лёгких и оставался в бронхах ещё очень долго. Теперь мужчина почти не мог вспомнить все ноты чарующего феромона, как не мог воспроизвести в голове и лёгкий шёпот, которым Минджун позвал его по имени в первый раз.       Густой шлейф необычного аромата для омеги стелился за ним, словно полы мантии, пока он уверенным шагом пересекал шумный, но уютный зал резиденции Союза. Юнги и Хосок, которые впервые в силу возраста приехали на подобное мероприятие да ещё и без сопровождения Воншика, чувствовали себя немного потерянными и брошенными, ведь остальные главы желали переговорить напрямую с руководителем клана Мин, а не его приемником. В их глазах Юнги был ещё ребёнком и они были чертовски правы. Большинство молодых людей этого возраста в Корее только вступали во взрослую жизнь, они едва ли переступили порог, отделяющий их детство огромной распахнутой дверью. Они были лишь в самом начале пути. Хосок, на тот момент, ещё даже не достиг совершеннолетия. Его день рождения должен был случиться со дня на день, и он очень сильно этого ждал.       Пускай с ними учтиво здоровались остальные приглашённые на банкет, но для серьёзной беседы к ним толком не желали подходить даже более молодые главы. Зато они не были обделены вниманием жён и мужей этих глав, которые искали хорошую партию для своих дочерей и сыновей. Их засыпали вопросами и предлагали поближе познакомиться с девушками и молодыми людьми, чтобы присмотреться к выгодному союзу. Большинство предложений поступало именно Юнги, поскольку он был прямым наследником, в его жилах текла кровь семейства Мин.       Но для юного наследника такие предложения были пока не актуальны, да и к тому же он мечтал, как и отец, найти свою настоящую любовь, а не сковывать себя узами фиктивного брака. У старшего сына Воншика ещё не было в мыслях начинать поиски второй половинки.       Но в тот день всё перевернулось с ног на голову.       Огромный фуршетный стол, едва ли не ломившийся от количества еды, которое на него попытались уместить, притянул к себе двух молодых людей. Юнги и Хосок толком не успели покушать, поскольку дорога в Тэгу, где в том году проводился банкет, немного затянулась из-за непогоды. Официанты, вовремя подошедшие к ним, продолжили двум альфам по бокалу шампанского, которое оказалось очень кстати. Закуски разнообразных видов, притягивали не меньше, поэтому они, решив попробовать всего понемногу, медленно двигались от самого начала длинного стола.       «— Хён, тот омега так смотрит на тебя.» – в голове отчётливо звучал шумный шёпот Хосока. Тогда он так близко наклонился к уху, что почти обжёг своим дыханием немного замёрзшую кожу щеки. – «Может подойдёшь и познакомишься? Да не туда смотришь, балбес.» Такое громкое заявление заставило юного Юнги встрепенуться и с интересом оглядываться по сторонам, желая проверить достоверность слов брата. Но вокруг все были увлечены лишь беседами со своими семьями, знакомыми или партнёрами. Исследовав взглядом чуть ли не каждого человека в помещении, Мидас повернулся к брату и посмотрел на то, как тот отправлял в рот небольшой бутербродик, чуть сведя густые брови к переносице.       «— Пока ты искал, он уже отвернулся!» – прозвучало в ответ, даже не отвлекаясь от угощения. Юнги нахмурился ещё сильнее и даже оценивающе приподнял бровь, смиряя младшего серьёзным взглядом. Хосок встретился с его глазами и на секунду изменился в лице.       «— О боже, хён, он идёт прямо к нам! Перестань есть и оттряхни руки.» – тогда Мин не поверил словам брата и отправил ещё одну корзинку с чёрной икрой себе в рот. Но Хосок, на удивление, не подтрунивал. Эти воспоминания вызвали не слишком приятное чувство неловкости, которое расползлось внутри груди, взбудоражив ещё больше деталей. Вот перед глазами, словно это было всего год назад, мелькает, как Чон медленно отвернулся от стола. Вот он сам, который продолжал изучать вкусности на столе, совсем не подозревая того, что за его спиной стоит омега, который действительно изменит его мировосприятие. Не только в хорошем смысле этого слова.       Юнги тогда, почувствовав лёгкое похлопывание длинной ладони брата, всё-таки развернулся к нему, запивая остатками шампанского всю прожёванную еду. Он был возмущён. Думал, что Хосок старался развеселить его или наоборот вывести из себя, чтобы повеселиться самому. Но это было не так. На расстоянии вытянутой руки стоял он.       «— Добрый вечер, молодые люди. Мин Юнги, верно? Я старший сын Ким Донхва, Ким Минджун. Но можно просто Минджун.» – Мин почти не помнил звучание его голоса. Зато в его памяти прекрасно сохранились первые слова, которые произнёс этот омега, обращаясь к нему.       Альфа, на тот момент, толком не знал кто такой Ким Донхва. Признаться откровенно, имя не говорило ему совсем ничего, но это не помешало заинтересоваться, а позже и довериться. Минджун был старше него на четыре года и почему-то этот факт заставлял Мин питать к нему более сильное чувство доверия и привязанности. Это было так глупо. Мин Юнги был слишком глуп.       Таким невинным глазам, которые словно смотрели тебе глубоко в душу, было невозможно не довериться. Минджун, будто, рылся в глубинах самого подсознания, в попытке найти то, что его интересует.                               Прекрасный манипулятор.             Наверное, если бы Юнги был чуть внимательнее, он смог бы заметить, как им умело крутят в своих целях. Эти глаза мастерски играли с ним, скрывая под своей миловидностью совсем не чистые помыслы и искреннюю симпатию. Его внешний вид, который так понравился юному Мидасу, был обманчив, также как и влюблённость омеги была первоклассной игрой.       Также трудно забыть минуты, когда они виделись в последний раз. Тот роковой день. Он до сих пор часто приходил Юнги в изнурительных кошмарах. Это красивое лицо с чётко очерченной линией челюсти, высокими скулами и аккуратным носом, искажённое издёвкой и гневом. Лицо человека, которого Мин Юнги на протяжении трёх лет называл «моя любовь». Человека, который ненавидел его с самого начала.       Юнги понимал, что был слишком наивен и поступил эгоистично, влюбившись в омегу, которого толком никто не знал. Воншик был против какой-либо тесной связи с их семьёй и был абсолютно прав, но Мин Юнги, вечно сидевший либо над бумажками, либо бегающий по дворам, словно ищейка, решил, что он взрослый и самостоятельный человек. Он решил, что разбирается в людях, куда лучше своего отца, который повидал в этой жизни уж слишком многое. Иной раз, Юнги думал о том, что Воншик не заслужил того слабого сына, как он. Он не заслужил той молвы, которая поползла после неосторожной затянувшейся влюблённости, продлившейся больше трёх лет. Он даже не наводил на него никаких сводок, прежде чем встретиться во второй раз.       «— Я думал, что вырастил взрослого сына, а ты оказался эгоистичным ребёнком, который не принимает ничью точку зрения, кроме своей!»       Отец, как всегда, был прав. Юнги тогда сильно разозлили беспочвенные слова Воншика, это была первая на его памяти ссора, после которой младший Мин ушёл из дома. Если бы можно было вернуть время вспять, то Юнги дал бы пощёчину сам себе. Заставил бы себя прислушаться к опытному и чуткому взрослому, который никогда не желал ему зла.       Но юный Мин Юнги не пожелал принимать во внимание голос разума своего отца, – в нём всё ещё бушевала молодая кровь, которая не получила выход в подростковом возрасте. Он не был проблемным ребёнком, какими обычно бывают большинство детей, проживая эту трудную гормональную стадию. Напротив, пубертатный период не доставил никому из его близких неудобств, ведь Юнги был спокойным и понимающим юношей, старающимся помогать не только младшему брату, но и отцу.       В тот день Мидас ушёл из дома в одном лишь брючном костюме, а при себе имел только телефон и бумажник. Дождь неприятно капал за воротник белоснежной рубашки, стекая к пояснице по линии позвоночника, пока он, совершая размашистые шаги, следовал к машине. Отец не стал выходить следом, чтобы продолжить ругаться, хотя, отчего-то, Юнги ожидал именно этого. Вернувшись в город, из которого Мин недавно приехал, он написал Минджуну, предлагая встретиться в отеле и провести вместе всю ночь.       Им редко удавалось вырвать хотя бы пару часов для времяпровождения вместе, поэтому сердце гулко стучало о рёбра предвкушая каково будет находиться в объятиях друг друга свыше десяти часов. Юнги был готов поклясться, что обычных объятий и поцелуев ему вполне было бы достаточно.       Кого он обманывал? Ему было достаточно просто видеть своего любимого перед собой. Нежиться в кровати и просто смотреть на его невероятное лицо, вдыхая запах, который стал таким родным. Феромон, который оставался на Юнги после каждой в встречи с ним.       Тот день, когда Мидас ушёл из дома и провёл всю ночь с Минджуном, ещё долго плотно сидел в его памяти. Сейчас, оглядываясь назад в свои юные годы, альфа понимал, каким простодушным и доверчивым он был. Скорее, даже бессильным. Ким Минджун так легко нашёл правильные места, куда можно надавить, чтобы наследник клана не только рассказал всё, что было нужно, но ещё и унизился, сам того не подозревая. Юнги был слишком юн и неопытен в делах любовных, поэтому каждый жест воспринимал прямо и буквально, не считая, что где-то может быть спрятан скрытый смысл. В его понимании помыслы, которые Минджун являл его взору, были чисты. Юнги искренне считал, что это любовь.       Перед глазами у него был лишь один пример любви – его родители, которые не чаяли друг в друге души. Но ранняя смерть Мин Доён сказалась и на том, как Юнги взаимодействовал с омегами.       Если быть откровенным, он не умел общаться со «слабым» полом, поскольку ни разу не находился с его представителями в неформальной обстановке. Исключением являлась Сохи, но, как оказалось, этого общения с женщиной-омегой, заменившей ему мать, этого было ничтожно мало.       Минджуну такое было очень на руку. Пускай, Юнги мог о чём-то догадываться, смотря в глубины тёмной радужки любимых глаз, но стоило округлым губам ласково улыбнуться, а нежной руке погладить слегка вьющиеся волосы, как он забывал обо всём, отдаваясь возлюбленному сполна. Наверняка, Ким внутренне смеялся над альфой, довольствуясь беспрекословной покорностью и тем, что его превозносили не только над другими людьми. Юнги ставил его превыше себя.       В памяти, как назло, всплывал один из таких дней. Тогда Мидас впервые опоздал на встречу с Минджуном в отеле. Так как отец относился к их отношениям резко негативно, Юнги предпочитал не сообщать куда он направлялся, где будет и сколько. Воншику, в целом, можно было без проблем узнать это и без его слов, поэтому наследник считал излишним сообщать такие вещи, которые всё равно могут породить конфликт.       Тот день был полон забот и задач, которые нужно было выполнить как можно быстрее. Отец, будто специально нагрузил его делами именно в тот момент, когда Юнги собирался уехать, договорившись с Хосоком, который пообещал доделать оставшиеся задачи самостоятельно. Наверняка, он либо подслушал разговор сыновей, либо, заметив спешку старшего сына, понял сам.       Звук клаксона машины на улице ненадолго вырвал его из воспоминаний, заставляя напрячься. Он так задумался, что был готов подорваться с кровати и будить Чимина, услышав обычный автомобильный гудок. Ситуация в последнее время буквальным образом побуждала быть начеку даже в ночное время. Юнги не знал, что более непредсказуемое может случиться за текущий месяц.       Но сейчас всё было нормально. Вдох-выдох. Чимину, видимо, что-то снилось и он рвано вздохнул во сне, переворачиваясь с бока на спину. Рука альфы, которая мирно покоилась на его талии, опустилась вместе с Паком и теперь опоясывала его живот.       Юнги задумался о том, насколько Чимин отличался от Минджуна. Пускай, он был намного младше Кима, сердце Мина хотело заботиться о нём не только по этой причине. Несмотря на свой сильный характер, в омеге от посторонних взглядов скрывалась покладистость и нежность. Чимин цвёл, а Юнги надеялся как можно дольше сохранять это состояние, оберегая его.       Чимин привлекал его не слабее Минджуна, а, наверное, даже гораздо мощнее. Быть может, если Мидас встретил кого-то похожего на Ким Минджуна сейчас, он бы не обратил на такого омегу внимания, поскольку искал совсем не страсти.       Минджун был другим. Он притягивал к себе, словно магнит, ведь обладал красотой и сладкоречием. Но как и написано в одной из легенд древнегреческой мифологии – Пандора создана в наказание. А Ким Минджун и был Пандорой.       Юнги помнит лицо Минджуна, искажённое издевательской улыбкой, в день, когда он впервые опоздал на встречу. Самое неприятное – осознание о том, что это была вовсе не улыбка, а оскорбительная насмешка над его чувствами и покорностью, альфа осознал гораздо позже. Для этого потребовался не один день с тех пор, как его любимого не стало.       Юнги вздрогнул от мысленного упоминания смерти Минджуна. Обычно человеческий мозг умело затирал такие травмирующие воспоминания, чтобы просто не тронуться умом, но, видимо, в этот раз подробности невозможно было забыть. Мидас рваным вдохом наполнил лёгкие умиротворённым ароматом Чимина. Сладкий запах мог не только с полуоборота возбуждать, как показалось ему в первые несколько встреч, но и действенно успокаивать.       Омега мерно дышал, его веки не шевелились, а сам он выглядел очень расслабленным – значит, фаза быстрого сна уже прошла. Юнги старался не слишком ёрзать, переворачиваясь с затёкшего бока на спину, не желая будить отдыхающего Чимина.       Кондиционер приятно охлаждал его лицо и тело, которое ранее было скрыто одеялом, но спустя пару минут прохладный поток воздуха стал сильно обдувать его грудь и шею, поэтому альфа снова завернулся в одеяло.       Как бы он ни пытался отмахнуться от воспоминаний, они чрезвычайно назойливо лезли в голову, будто, желая ещё сильнее усугубить и без того беспокойное состояние мужчины.       Недовольный тон голоса Минджуна всегда дополнялся сведёнными бровями и остро очерченными скулами, он также плотно сжимал зубы, напрягая мышцы. Злился ли он действительно или просто играл для более правдоподобного сожаления альфы – Юнги всё ещё не понял, но склонялся ко второму варианту.       В тот день Мидас аккуратно проскользнул в крошечный номер дешёвого отеля, где их точно бы не смогли найти также быстро, как и в дорогих апартаментах. По таким местам они ошивались уже второй год, желая укрыться в своём пускай и маленьком, но собственном мирке, который принёс бы наслаждение обществом друг друга. По крайней мере, так считал Юнги.       У номера имелась лишь небольшая прихожая, в которой была вешалка и комод с находящимися на нём настольной лампой и стационарным телефоном. Мин стянул с плеч плащ и, зацепив его за крючок, медленно шагнул в комнатку, освещённую тёплым светом неприятного оттенка, наверное из-за того, что плафон люстры под потолком давно не мыли. Чего стоило ожидать от спального райончика, где номер на всю ночь отдали за бесценок?       Высокий омега, растянувшись на кровати в одном шёлковом халате, обратил на вошедшего молодого человека своё внимание. Юнги помнил, что в тот момент взгляд возлюбленного показался ему нечитаемым. Было просто невозможно понять, что конкретно испытывал этот человек: грусть или злость.       Мидас не решался перешагнуть порог, перед которым замер в оцепенении. Густой запах жжёного дерева, клубящийся в комнате быстро достиг медленно поднимающихся ноздрей альфы и дал понять чужой настрой. Пандора поднялся со своего места, не заботясь о том, что пояс, больше не сдерживающий полы халата, не скрывал прекрасной бледной кожи, участки которой оголялись при неспешных шагах. Юнги не смел смотреть на его практически нагое тело, чувствуя некий укор вины, навязанный ему чужим феромоном. Он лишь старался побыстрее подобрать ласковые слова, в надежде развеять этот одурманивающий запах, заставляющий чувствовать себя не в своей тарелке.       Ким Минджун был искусным актёром.       «— Ты опоздал больше, чем на час, Мидас. Мог бы даже не приезжать.» – послышался недовольный голос Кима. Если Минджун обращался к нему полным именем или известным многим прозвищем – это значило, что он рассержен. За два года отношений Юнги успел неплохо это понять.       Феромон в комнате удушал лишь сильнее, как только эти слова тихо разнеслись по небольшому помещению. Прежде альфа не позволял себе опаздывать на встречи, поскольку мчался к возлюбленному на всех парах.       Он не знал, как стоит себя вести перед старшим, который явно был расстроен. Мин даже не предупредил его о том, что задержится, так что, наверняка, разозлил этим только сильнее.       «— Прости, любимый... Я задержался у отца дольше, чем планировал, и по дороге сюда были пробки... я приехал так скоро, как только смог. Прости, любовь моя.» – прочищая горло, проговорил молодой человек.       От размышлений его отвлекла новая картинка, всплывшая в голове спустя то длительное время, что пылилась в огромном памяти. Юнги не очень любил ворошить прошлое, даже просто в своих мыслях. Это не предвещало ничего хорошего.       Тогда омега, медленно обойдя небольшую кровать, простынь на которой была немного смята, остановился точно напротив альфы. Юнги помнил его тёмные глаза, радужка которых в тусклом свете вовсе сливались со зрачком. Они казались ему чарующими и непонятными одновременно, словно, омега умело контролировал свои эмоции и не давал им отразиться на лице и даже в глазах. Мидас помнил этот блестящий взгляд. В моменты особенно заполоняющей сердце тоски, он брал альбом с немногочисленными фотографиями и пересматривал. Фотографии Кима также находились среди старых фотокарточек матери, которые были перенесены с плёнки, и детских фотографий Юнги, где он был ещё совсем маленьким мальчиком.       Минджун постепенно растворялся в его памяти и с каждым годом воспоминаний о нём становилось всё меньше. Также как и мама, также как и отец. Они исчезали, будто бы не желая терзать его ещё больше. Но Юнги снова и снова возобновлял их в своей памяти. Каждый раз переживал наиболее травмирующие моменты, чтобы напоминать себе о том, для чего он всё ещё живёт.       Быть может, действительно легче было отпустить. И забыть о том, кто такой Ким Минджун. Но альфа едва ли мог себе это позволить.       «— На колени, Мидас. Сегодня я для тебя Пандора, но никак не «любимый».» – слова, произнесённые Минджуном в ответ на извинения были таковы. Юнги никогда не перечил и ему, поэтому без споров опустился на колени. Он с готовностью отнёсся к тому, чтобы искупить свою провинность всеми способами, которые только взбредут любимому в голову.       Минджун говорил, а Юнги – делал. До самого конца.       Мидас поправил подушку под головой, вновь мысленно возвращаясь к проблемам, которые преследовали на работе. Это было гораздо менее травмирующе, чем мысли о его первой любви.       Дела, словно пытались потопить его и всех его приближённых под огромной наступающей волной, собирающейся вот-вот обрушиться на их головы.       Мин помнил, что восемь лет назад клан также погряз в делах, которые будто град валились им всем на голову. Воншик был молчалив и толком не бывал дома, поскольку старался как можно быстрее разобраться со всеми поступавшими проблемами, дабы не пойматься в ловушку из-за обилия забот.       Юнги помнил, кто был виноват во всём этом и что потом с ним случилось. Мозг начал прокручивать кадры с того рокового дня, который знатно подкосил его, заставив очень длительное время копаться в себе.       Тихое мычание рядом вырвало его из размышлений. Это Чимин перевернулся со спины на правый бок и, потягиваясь, притянул свою подушку к себе поближе. Альфа, не шевелясь, дабы не согнать его сон, наблюдал за ним боковым зрением, и, когда Пак удобно устроился и притих, он вздохнул, вновь переводя взгляд в потолок.       — Почему ты не спишь? – послышался тихий голос омеги, заставивший даже слегка напрячься из-за неожиданности. Стоило выбросить всё мучающее из головы, он слишком истощён навалившимися событиями.       В тоне Пака слышалась сладкая сонливость, которая, будто одеяло, укрывала его от внешнего раздражительного мира. Отчего-то тут же в голове возник образ и поведение Минджуна, которое он невольно сравнивал с Чимином. Приравнивать двух абсолютно разных людей было абсолютно неправильно, но Юнги ничего не может с собой поделать. Ласка, которую дарил ему Пак практически постоянно была редкостью в отношениях с Минджуном.       Чимин протянул свою ладонь и ласково почти невесомо огладил ею лицо Мидаса, словно прогоняя прочь все тревоги и мрачные мысли. Ягодный запах окутывал его, заставляя сердце отпустить тяжесть, тянувшую его вниз. Затем рука плавно спустилась к груди, мягко скользнув по ткани домашней футболки, оставляя после себя следы тепла и спокойствия.       — Сон плохой, м? – слова прозвучали, как лёгкий шёпот ветра. Омега даже немного приподнялся, чтобы заглянуть в его лицо, наверняка, стараясь найти в его взгляде непредвзятый ответ. Юнги почти бесшумно вздохнул, он просто не мог сопротивляться таким прикосновениям, и поэтому перевернулся на бок, чтобы оказаться с Паком лицом к лицу.       Сеул горел огнями даже сейчас, несмотря на очень позднее время. Город никогда не спал, а в тёмное время суток будто бы только просыпался. Ночные тени играли на их лицах и светлых стенах, придавая некой сокровенности моменту молчания. Мин рассматривал внимательные глаза, которые изучали его лицо. Голос Чимина был таким сонным, что у Юнги появилось желание отключиться прямо сейчас. Теперь ладонь Чимина скользнула по крепкому плечу и обхватила его под рукой, оглаживая крепкие мышцы. Мидас чувствовал теплоту, которая нарастала между ними и заставляла сердце трепетать. Он хотел быть ближе, чувствовать, как сердца бьются в унисон, словно две мелодии, переплетённые между собой в единое целое. Чимина хотелось обнимать и целовать в каждую удобную минуту, но, не желая сейчас прогонять его сон, Юнги сдержал себя.       — Всё хорошо. – только лишь произнёс он, аккуратно придвигаясь к омеге поближе, чтобы снова устроить руку на его талии и помочь поскорее уснуть в окружении своего запаха. Кондиционер продолжал охлаждать комнату, насквозь пропитанную двумя феромонами, но не снижал приятную концентрацию смешанного запаха. Их общего запаха. Юнги посильнее укрыл Пака одеялом, отчего-то подумав, что после сна ему точно будет прохладно.       — Я чувствую твой запах. И ты врёшь мне прямо сейчас. – слова Чимина заставили мышцы резко напрячься, создавая неприятный спазм во всём теле. Юнги замер и не решался что-то произнести, поскольку делиться проблемами, которые окружили их на работе точно не стоило. Это только могло усугубить тревожное состояние Пака, а мужчина пообещал ему, что будет делать всё для его комфорта и спокойствия. Тем временем маленькие пальчики омеги пробежались по лопатке, а потом скользнули в смятые подушкой длинные волосы, осторожно массируя кожу головы и прочёсывая запутавшиеся прядки. – Расскажи мне, и, может, станет легче.       — Просто думаю о работе. Ничего особенного, Чимин-и. Закрывай глаза и засыпай. – но омега напротив немного отстранился и поднял голову, чтобы заглянуть в его глаза своими внимательными и беспокоящимися. С лица медленно пропадали остатки сонливости, он словно старался вникнуть в его проблему и помочь всем, чем сможет.       — Проблем много на работе? – тихо спросил Пак, снова скользя ладонью к лицу мужчины, чтобы очертить прямые черты лица кончиками пальцев. Юнги утвердительно промычал и опустил веки, когда подушечки прошлись сначала под веками, а потом устремились к густым бровям. – Хочешь расскажу тебе что-нибудь, чтобы ты отвлёкся и смог уснуть? Нужно думать о хорошем перед сном.       Юнги поднял веки, чтобы заглянуть в блестящие глаза Чимина, который вытягивает шею и, чуть приподняв голову, аккуратно поцеловал в щёку. Его рука сместилась на волосы и пока омега прижимался губами к скуле, пальцы ласково приглаживали взъерошенные пряди. Эти прикосновения словно пробуждали что-то внутри, заставляя душу трепетать, как листок на ветру.       Отчего-то Мин замер на месте, растворяясь в этом моменте нежности. Теперь его мысли забиты только Чимином. Ягоды топили собой остальные запахи в комнате и пробирались в самые потаённые уголки, чтобы заполонить и эти пространства сладким ароматом.       — Давай, Юнги-я. Ложись сюда. Чтобы решать проблемы быстро и качественно, нужно отдыхать. Позволь и мне позаботиться о тебе. – прошептал Пак, всё ещё не опускаясь обратно на кровать. Юнги смотрел на него снизу вверх, поражаясь красоте, которая представала перед ним.       Он так красив. Не только внешне. Он прекрасен всем своим существом.       Мидас поддался этому тихому призыву и сдвинулся на кровати так, как просил омега. Чимин помог ему удобно устроиться, перекладывая подушку пониже, где-то в районе своей груди, чтобы создать нечто уютное. Гнездо? Омега обустраивал одеяла вокруг, подложил свою подушку поближе и только после вернулся на постель. Юнги опустился на подготовленную для него подушку, его голова погрузилась в мягкость, схожую с облаком. Или он настолько устал, что даже самая худенькая подушка показалась бы ему пышной? Не хотелось в этом разбираться.       Он прикрыл глаза, как только омега придвинулся вплотную, чувствуя, что теперь его лоб соприкоснулся с мягкой кожей чужой шеи. Запах раскрылся для него с новой стороны, Юнги был готов поклясться, что отчётливо слышал ароматы брусники и голубики. Где-то на фоне появилась слабая нотка черники, добавляя общей картине сочности и полноты.       Руки Чимина вернулись на плечи, они мягко гладят и ласково прошлись по позвоночнику и лопаткам вверх к шее.       — Мой хён делает так, когда я чувствую себя плохо. Закрывай глаза. Обычно, он читает мне, но у нас нет здесь книг, поэтому я расскажу тебе, что помню. Слушай мой голос и засыпай. – омега тихо шептал слова в самую макушку и, оставляя на ней тёплый поцелуй, устроил голову поудобнее. В паузу тишины Юнги придвинулся к Паку поближе, закидывая на талию руку.       — Жили давным-давно две звезды Кенну и Чинне. – как только Чимин произнёс первую фразу Мидас сразу догадался какую легенду он хочет пересказать. Она была о разлуке двух любимых, которые могли видеться друг с другом только раз в полгода. Почему его выбор пал именно на эту историю?       Юнги не решался прервать его мягкий голос, который сменил тон на более загадочный для большего погружения в историю. Чимин рассказывал негромко, поэтому альфа боялся перебить его даже своим шумным дыханием. Сколько бы раз он не слышал эту легенду ранее, всё равно хотелось внимательно прослушать её вновь в исполнении Пака.       — Прислужники Солнца. Кенну был пастухом, а Чинне – ткачихой. Они крепко полюбили друг друга, их свет от пламенных чувств сиял в несколько раз ярче, чем у других звёзд. Солнце – Небесный владыка – видел их нежную любовь и разрешил им пожениться. Ведь это поднимало ему настроение, такие яркие звёзды на небе – большая редкость. – Юнги чувствовал, как прядки его волос аккуратно покручивали между пальцами и приглаживали ладошкой. Это трепетное касание заставляло тысячи мурашек бежать по его спине от удовольствия, словно каждый контакт был искрой, зажигающей пламя в его сердце.       Чимин рассказывал легенду куда более подробно, чем есть на самом деле. Много деталей, украшавших историю, было добавлено для конкретики нежной любви.       — Стали жить они счастливо вместе. Ни на минутку не разлучились друг с другом. Но из-за этого Кенну перестал пасти своё стадо, а Чинне – ткать. Из-за такого безделья рассердился Небесный владыка и разлучил их. Кенну отправил на западный берег реки Ынхасу, а Чинне послал на восточный. – Юнги почувствовал, как тело начинало медленно расслабляться под звуки безмятежного голоса омеги. Мерное дыхание Чимина, будто бы подстраивалось под его собственное, сливаясь в одно общее. – Приходилось бедным звёздам быть в пути целые полгода, чтобы встретиться. Но и оказавшись вместе, им удавалось оставаться друг с другом лишь одну ночь. Задерживаться было непозволительно, ведь иначе они могут опоздать на ежегодный смотр звёзд. Им не хотелось снова злить Небесного владыку. Горько звёздам расставаться, обливают слезами, орошают Землю обильным дождём.       Веки становились слишком тяжёлыми, поэтому Мину даже не приходится самостоятельно держать их закрытыми. Прижимаясь лбом к шее омеги, он чувствовал тихую вибрацию голосовых связок. Сейчас он ощутил себя ребёнком, которому родитель рассказывал сказку для хорошего сна. Мама тоже всегда рассказывала разные сказки. Её фантазия была необъемлема, поэтому каждый раз она рассказывала сыну выдуманные истории с поучительным смыслом. Юнги толком не помнил ничего об этом до тех пор, пока Сохи случайно не упомянула этот факт в одном из разговоров.       — ...Владыка видел их грусть и решил, что звёзды поняли свою ошибку. Он поместил их ближе друг к другу, чтобы они так сильно не скучали, но наказал им, что если они вновь перестанут исполнять свои обязанности, они будут разлучены навсегда. Звёзды были очень благодарны Солнцу и, прекрасно усвоив урок, отныне верно выполняли свою работу. – Мин сквозь сон слышал завершение истории, чувствуя, как руки мягко проезжались по волосам. Чимин говорил, что-то ещё, но альфа уже не разбирал его тихого голоса, который что-то нежно шептал ему в макушку.       Юнги заснул с мыслью о том, как тепло в объятиях Чимина.       Тихий рингтон вырывал его из сладкого сна, заставляя разлепить тяжёлые веки. Осознание того, что звонок поступил не на один из телефонов пришло лишь тогда, когда Юнги настойчиво искал вибрирующий мобильный на тумбочке, но, увы, не нашёл. Нежная мелодия, излучающая утреннюю гармонию, как оказалось, исходила совсем с другой стороны. Она вдруг прерывалась, и вместо неё мужчина услышал мягкое приглушённое:       — Да? – голос Чимина, звучавший немного хрипловато и ласково – наверняка, он даже не успел понять, кто ему звонит. Юнги перевернулся на другой бок и столкнулся лбом со спиной омеги, полностью скрытой под одеялом. Подушка, судя по ощущениям, утонула почти под животом, а голова Пака лежала на аккуратно подмятом одеяле. – Что случилось? Я ещё сплю, хён.       Мидас, перевернувшись на бок, притянул Чимина к себе рукой, вжимаясь носом в его острую лопатку. Солнечные лучи пробивались сквозь неприкрытые шторы, распространяя по комнате золотистый свет, который нежно согревал всё, чего касался и наполнял пространство теплом. Кондиционер отключился, поэтому в комнате стало довольно душно и находиться под одеялом было сравнимо со смертью. Тем не менее, Чимин, видимо, привыкший к теплу, не спешил выбираться из-под покрывала.       Мин не знал, сколько сейчас времени, но подниматься с кровати не было никакого желания.       — Хочешь увидеться? ...М, я не знаю сможет ли он сегодня. Но я думаю, что нам нужно всем поговорить, да. Я спрошу. – пробормотал омега, тем же сонным голосом, сочетающим в себе сладость и лень. Слушая его, Юнги хотелось снова погрузиться в сон, который помог бы его мозгу отдохнуть от накопившихся дел. Он прикрыл глаза, уловив то, как Чимин попрощался с собеседником, что-то тихо промурлыкав себе под нос.       Мин почувствовал, как тот медленно перевернулся на другой бок, не выпутываясь из объятий, и аккуратно закинул ногу на его бёдра.       — Юнги-я. – тихо протянул Пак, устроив свою голову на макушке альфы, возвращаясь в положение, в котором они лежали ночью. Омега ничего дополнял, лишь ждёт хоть какой-то реакции в ответ, запуская пальцы в длинные, слегка спутавшиеся, волосы. Горячее тело, плотно вжавшееся в его грудь, заставило Юнги немного сощуриться, ведь и без нежных утренних объятий в комнате было очень жарко.       Чимин прижимался к нему так близко, что Мидас чувствовал, как бедро омеги проехалось по его паху, заставляя резко впустить воздух в лёгкие.       — М-м?       — Ты сегодня дома? – Юнги заставлял себя внимательно вслушиваться в голос Пака, хотя нежные поглаживания его рук, едва ли держали его на периферии сознания. Всё, что мог сейчас мужчина – это негромко утвердительно промычать вместо связанного ответа. Но, видимо, этого достаточно Паку, поскольку он быстро понял, что конкретно до него хотели донести.       Омега пах так сладко после длительного сна, что Юнги не в силах сдержать себя, провёл кончиком языка вверх по ключице к шее, источающей этот пленительный ягодный запах, чтобы попробовать на вкус. Чимин будто бы специально прижался к нему только ближе, но даже этого для Мидаса было недостаточно. Он медленно сместил руку и скользнул пальцами по позвоночнику вниз, – это ощущение, видимо, вызвало у Пака табун мурашек, поскольку тот крупно вздрогнул, – и, останавливаясь на пояснице, альфа аккуратно надавил на неё ладонью, заставляя того прогнуться и прижаться вплотную. В этот момент заботы пропали в небытие, осталось лишь сладостное напряжение между ними и жар их возбуждённых тел.       Юнги провёл своей рукой дальше, вниз к ягодицам, но не задержался на них, а спустился к пышной ляжке, скрытой тканью домашних штанов. Он устроил ногу между бёдер Пака и медленно, на пробу потёрся своим пахом к его, возбуждая у обоих волну наслаждения. В ягодах проявилась нотка алкоголя, но она практически затмилась феромоном, кричащем о желании. Омега нуждался во внимании и Юнги торопился о нём позаботиться.       Чимин, словно перенимая его настрой, начал медленно тереться о его член, совсем не сдерживая горячие вдохи вырывающиеся из его часто вздымающейся груди. Мидас оставлял мокрые поцелуи на оголённых ключицах, каждый из которых тут же будто бы расцветали на коже, превращаясь в нечто любовное и трепетное. Он спустился всё ниже, оттягивая воротник футболки, язык вёл дорожку по ложбинке между грудей, заставляя тело Чимина подрагивать в его руках.       Юнги потирался о его пах уже самостоятельно, снова возвращая ладонь на поясницу, чтобы сохранить изящный прогиб, позволяющий им сократить сантиметры, оставшиеся между их горячими телами. Ему не хотелось сейчас тратить времени на подготовку, которой он ненавидел пренебрегать. Вместо этого Мидас решил сосредоточиться на желании омеги, стремясь подарить ему максимум удовольствия и без полноценного проникновения.       — Что мне сделать для того, чтобы тебе было хорошо? – хрипло произнёс мужчина, не переставая медленно двигать бёдрами. Возбуждение Чимина, как и его собственное, только лишь нарастало, оттягивая ткань тонких домашних штанов. Мин чувствовал, как капелька пота прочертила по его спине длинную дорожку, начинающуюся от лопаток и завершающуюся на резинке пижамы, оставляя после себя жгучее ощущение на разгорячённой коже.       — Просто не выпускай меня из объятий... и целуй. – прошептал Пак, дрожащим от вожделения голосом, и запускает пятерню в его тёмные взмокшие волосы на макушке. Юнги настойчиво откинул мешающееся одеяло с кровати и, как просил омега, вжал его в себя, надавливая ладонью на спину. Свободной рукой он задрал светло-бежевую футболку с какими-то зверушками, чтобы столкнуться губами с кожей его груди. Соски, требовавшие к себе внимания, Мидас также не оставлял без ласки, поэтому сместился, слегка приподняв голову, чтобы обхватить один губами и играться с ним языком, вызывая в теле Пака приятные судороги.       — Двигайся, малыш. – ласково произнёс мужчина, делая движения на манер толчков, что выбивали из груди омеги сладкий стон, заполнивший собой комнату. Чимин выполнил просьбу и начал медленно двигаться в такт, стараясь потереться не только, чтобы принести себе удовольствие, но и помочь альфе. Штаны и бельё Пака были уже настолько мокрыми, что при трении оставляли мокрые пятна на пижаме Юнги, хотя, мужчина был уверен, что также пачкал одежду омеги, просто не чувствовал этого.       — Ещё... – прохныкал Чимин, проникая горячими дрожащими ладонями под свободную домашнюю футболку. Мужчина прикусил нижнюю губу, чувствуя как маленькие пальчики поднимаются по рёбрам к соскам, словно для того, чтобы вернуть ему эту ласку. Мидас, не выдерживая тесноты штанов, прекращал трение и заставил омегу сместиться немного пониже. Он был уверен, что Паку тоже не нравилось чувствовать давление, поэтому рывком потянул за пояс пижамы, освобождая член от ткани. Приспуская и свои домашние брюки, Юнги снова вжался Чимина в себя, так словно тот собирался убежать. Их шумные вдохи разрывали тишину, которая повисла в освещённой утренним солнцем комнате. Мидас ожидая скорой разрядки, поймал ладошку омеги и опустил её вниз, заставляя сжать пальцы вокруг двух членов.       Мужчина накрыл его руку своей, сжимая пальцы на чужой ладони, чтобы создать большее трение и придать движениям интенсивности. Чимин несдержанно простонал, сводя брови к переносице и жмурясь от приятного ощущения. Он терялся в своих чувствах, заполняя комнату насыщенными ягодами, оседавшими на коже и в лёгких. Юнги поймал его приоткрытые губы своими, сминая в настойчивом поцелуе, словно стремился заявить о их нерушимой связи не только самому Паку, но и всему миру. Комната заполнилась сладкими стонами обоих, а движения их рук становились всё более быстрыми и несдержанными. Им хотелось достичь пика и нежиться в послеоргазменной неге, прижавшись друг к другу.       Ощущение узости переплетённых рук и горячего омежьего члена сводило Юнги с ума, доводя до подрагивания перенапряжённых мышц торса. Отстранившись от пухлых губ Чимина, он сосредоточил всё внимание на их сжатых руках и даже стал толкаться в такт собственных движений.       Пак снова вжался губами в его рот, приоткрытый из-за нехватки воздуха, и обильно кончил прямо в кулак мужчины. Альфу оргазм накрыло сразу же после этого.       Юнги снова смял губы омеги, ласкал их языком, продолжая двигать их ладони по истекающим смазкой членам. Чимин отрывисто постанывал, часто-часто называя его по имени, стоит только Мидасу отстраниться от его лица. Его голос – музыка, написанная для души. Высокие нотки срывающегося голоса, будоражили внутри все накопленные за такое большое количество времени чувства.       Полусонный омега, футболка которого была задрана под самое горло, а штаны без зазрения совести спущены, выглядел разнеженным и умиротворённым. Юнги отстранил ладошку Пака от постепенно обмякающих членов и вытер сперму на ней о свои штаны.       Мужчина вернулся к мелким поцелуям, которые дарил Чимину какое-то время назад. Его мягкие губы медленно прошлись по расслабленной омежьей шее, язык словил дёрнувшийся вверх при судорожном глотке кадык, а рука Мина снова устроилась на оголённой талии.       — Так хорошо. – Юнги уловил блаженный голос Пака, который, намеренно тихо растягивая гласные, задрал голову, намекая продолжать дорожку поцелуев и выше. Понимая немую просьбу омеги, Мидас поднялся по шее к подбородку, а потом поймал пухлые губы своими, целуя его без напора, но томно, стараясь передать всё то, что чувствует. – Доброе утро, Юнги.       Альфа растянул губы в довольной улыбке, услышав запоздалое приветствие, после долгого поцелуя, который они подарили друг другу пару мгновений назад.       — Пойдём помоемся и завтракать. – Чимин просил ему в ответ, копируя нежную улыбку. Юнги заставил себя подняться с кровати, натягивая на себя мокрые в паховой области штаны, но лишь для того, чтобы они не мешали при ходьбе. Пак тоже начал поправлять на себе одежду, усевшись на постели, но ступить на пол Мидас ему не даёт – аккуратно подхватил на руки, заставляя вжаться в грудь.       Омега, ухватившись руками, устроился поудобнее, опуская голову на широкое плечо. Освежающий душ привёл в чувства после бурного оргазма и духоты, которая стояла в их комнате. Чимину, видимо, очень нравилось, что Юнги не ушёл на работу, как обычно по утрам, поэтому он почти не выпускал его из объятий и требовал всё новых и новых поцелуев, наполненных чувственностью и нежностью.       Разве Мидас мог ему сопротивляться?       Сладкие ягоды не испарились с его кожи даже после душа, также как и хвойный лес, похоже, уже плотно впитавшийся в кожу омеги. Мужчина бы слишком неумело соврал, если бы заявил, что ему не нравится чувствовать свой феромон на Паке. Каждый их поцелуй, каждое прикосновение были наполнены ощущением принадлежности друг другу, которое пока никто не решался озвучить вслух.       — Ночью ты рассказывал мне легенду. Почему твой выбор пал именно на неё? – поинтересовался Мидас, обжаривая ломтики хлеба, которые он предварительно окунул в яичную смесь, на сковороде. Чимин устроился за столом, внимательно наблюдая за его утренней суетой. С тех пор, как они живут вместе, Пак впервые видел его готовящим что-то с утра, поэтому Юнги понимал интерес.       Мин не мог назвать себя кулинаром или сказать что-то о том, что готовка его любимое занятие. Нет. Как правило, готовкой занимался Хосок с тех пор, как они переехали из загорода Сеула в самый центр и стали жить вдвоём.       — Мой хён часто рассказывает мне её, когда я плохо сплю. Мне нравятся звёзды и сама история. Она добрая. – услышав эти слова, Юнги понял, что Пак не знал изначальный вид легенды и её названия, поэтому решил не упоминать об этом. Неважно в каком виде Чимин её интерпретировал, если это ему действительно нравилось. – Есть ещё много чего интересного, я могу рассказывать тебе всё, что помню перед сном или читать. Если ты этого хочешь.       — Хочу.       Закончив с обжаркой гренок, Юнги начал быстро собирать бутерброды, первым слоем нанося твороженный сыр, затем он выложил кусок красной рыбы и овощи. Если бы в холодильнике имелось более обширное разнообразие продуктов, то можно было бы пофантазировать над завтраком.       Несмотря на это, когда мужчина поставил тарелку с большим количеством – пускай и однообразных – бутербродов, глаза Чимина распахнулись от удивления. Юнги оставил перед ним чашку зелёного чая, как он и просил, а себе сделал кофе. Кофеварка в этой квартире уж слишком старомодная делала этот напиток не самого лучшего качества.       — Кстати, кто тебе позвонил с утра? – поинтересовался Мин, откусывая от одного из бутербродов кусок довольно приличного размера. Чимин долго молчал, а Мин невольно поймал себя на том, что внимательно вслушивался в тишину. Омега рассматривал жёлто-зеленоватый напиток в своей чашке и не торопится отвечать.       — Что такое, Чимин? – спросил Мидас спустя несколько секунд, разрывая затянувшееся молчание. Его голос прозвучал слишком скрипяще, словно открыли какую-то старинную дверь, петли которой не смазывали ни разу с момента её установки. Пак смешно поморщил нос, так, что его веки едва ли остаются приоткрытыми, а пухлые губы собрались в нечто, напоминающее бантик.       Юнги, подпирая голову рукой, смотрел на насупившегося омегу с едва заметной улыбкой, которая появилась из-за забавной гримасы. Тот, словно что-то взвешивал в голове, гипнотизируя пространство перед собой, а потом всё же ответил с тихим вздохом:       — Мой хён хочет с нами увидеться и поговорить. Познакомиться с тобой. Он спросил, когда мы можем. – Чимин подтянул чашку к себе, будто стараясь занять себя делом сразу после ответа. Он не выглядел подавлено, но, несмотря на это, тон голоса был немного неловким. Боялся того, как мужчина отреагирует на такое скрытое предложение поехать к нему домой?       — Если ты хочешь сегодня, то у меня выходной. Можем съездить. – Мидас даже пожал плечами и сразу же вернулся к еде, чтобы показать Паку, что в его словах ничего такого. Альфа медленно жевал, запивая бутерброд несколькими глотками кофе. – Это стоило сделать давно, но раз сегодня свободный день и у твоего хёна тоже – то это отличный шанс. Не отвлекайся от еды. – произнёс Юнги, наблюдая за подвисшим молодым человеком, который удивлённо рассматривал его лицо. После напоминания продолжать завтрак, Чимин закивал и, наконец, отправил несчастный сэндвич в рот, улыбаясь сквозь укус.       Суетливое сеульское утро подарило им пробки на главных дорогах, из которых, к счастью, получилось выбраться довольно быстро. Автомобили неустанно гудели, а прохожие, спеша по своим делам, пересекали переходы и тротуары, как муравьи, спешившие по делам.       Никаких машин, увязавшихся за ними не было. Мин не заметил скопления журналистов и около дома Чимина, и остался этим доволен. Почти сразу после заявления об отношениях, Юнги собрал практически всю информацию о нелегальных статьях и фотографиях, которые вышли из-под руки множества агентств по отношению к ним, и передал материалы одному из своих знакомых, работающему в правоохранительных органах. Теперь вся шумиха вокруг них должна поутихнуть.       Когда они покинули машину на подземной парковке дома Пака, которая была наполнена мягким приглушённым светом ламп, Юнги, обернувшись, забрал с заднего сиденья три букета — аккуратно перевязанные нежными атласными лентами. Четвёртый букет остался в машине, предназначенный для самого Чимина.       Мин даже приобрёл флористическую губку, чтобы в духоте жаркого дня цветы не потеряли своего презентабельного вида. Быть может, омега уже заметил один лишний букет, который Юнги старался скрыть за охапкой трёх других, но подарить цветы хотелось уже после встречи с семьёй.       Чимин, настоявший на том, что им требовался торт, теперь крепко прижимал к груди довольно объёмную картонную коробку и наотрез отказывался выпускать её из рук, после пары предложений о помощи.       Лифт быстро поднимал их на пятидесятый этаж, даже не останавливаясь на других. Как только двери раскрылись, Пак снова приложил ключ-карту к датчику, который загорелся зелёным. Распахнув входную дверь, омега перешагнул порог квартиры, сразу же озираясь по сторонам в поисках членов своей семьи. В коридоре никого не было, поэтому Чимин спокойно стянул кеды со ступней, спрятав их в шкаф.       В нос Мидаса практически сразу же ударил феромон доминантного омеги, который перекрывал все остальные запахи в доме. Даже запах Чонгука. Юнги чувствовал, как напряглись его мышцы, из-за давящих ноток аромата клубники, они, словно, пробирались под кожу, въедаясь в каждый её слой. Альфа не собирался давить в ответ, поскольку всё ещё осознаёт границы и прекрасно понимает, что это – чужая территория.       Откуда-то сверху донёсся громкий топот, усиливавшийся с каждой секундой по мере приближения человека. В поле зрения появилась тёмная макушка и плохо знакомое лицо, которое Юнги видел вживую впервые. Заочно он уже был знаком со всей семьёй Чимина, поскольку читал подробную сводку, составленную Намджуном ещё в мае, но Мидас был готов уверенно заявить – с этим омегой лично ни разу не встречался. Это был самый младший член их семьи.       Юнги плохо помнил его имя, но сохранил в памяти то, что этот юноша, несмотря на очень юный возраст, уже помогал своим старшим в ведении бизнеса по перепродаже наркотических веществ. Кто бы мог подумать?       — Чимин-хён! – радостно прокричал он, в пару секунд преодолевая разделявшие их метры. Невысокий ростом, облачённый в домашнюю майку и шорты, омега вприпрыжку подбежал к ним, наполнив прихожую черникой, ноты которой щекотали нос игривым радостным запахом. Пак поторопился убрать торт на высокую тумбу, чтобы раскрыть для младшего омеги свои объятия. – Я так соскучился...       — Я тоже, Уён-и. – тихо прошептал Чимин, крепко обхватывая брата обеими руками. Младший, уютно устроившись, положил голову в ямке между шеей и плечом, словно искал тепла и защищённости. Его длинные ресницы касались обнаженной кожи хёна, придавая моменту особую нежность мягким чертам лица. На мгновение он закрыл глаза, погружаясь в расслабляющее спокойствие, но это ощущение длилось недолго.       Внезапно его внимание привлёк незнакомый запах. Омега слегка отстранился, его лицо выражало лёгкую недоуменность, когда он пытался определить источник аромата. Пак сразу же обернулся, положив руку на плечо Уёна, и произнёс, поочерёдно переводя взгляд с одного на другого:       — Это Юнги. Юнги, это Уён, наш младшенький.       — Рад познакомиться. – Юнги медленно протянул один из букетов замершему на месте омеге, наблюдая за его расплывающимися в улыбке губами. Уён прижал цветы к груди и протянул ему руку, которая по размеру очень напоминала ладонь Чимина – такая же маленькая с короткими пальчиками. Альфа аккуратно пожал её своей, перехватив два оставшихся букета в одну руку.       Пак, наблюдая за ними, расплылся в довольной улыбке и попросил Уёна позвать всех остальных. Как только младший омега скрылся в одной из комнат, Чимин, переполненный радостным волнением, предложил расположиться в гостиной. Сняв обувь, Юнги последовал за омегой по просторному коридору, который вскоре открыл вид на просторный холл.       Пространство наполнило нежное летнее солнце, струящееся через панорамные окна. Альфа осмотрелся вокруг, подмечая несколько картин с живыми пейзажами, висящие на стенах, фортепиано, стоящее на возвышении в углу возле окна и поблёскивающее под яркими лучами солнца. Повернув голову в другую сторону столкнулся взглядом с обеденной зоной, плавно перетекающей в кухню. Сейчас оттуда доносился приятный аромат свежеприготовленной еды, дополняемый тем самым доминантным омежьим феромоном.       — Присаживайся. – мягко проговорил Чимин, указывая на просторный, обитый мягким немарким материалом диван. Сам же он медленно, будто испытывая некое напряжение, следует в сторону кухни, где, наверняка, собирался поздороваться со своим хёном. Тот, ради кого они сюда приехали. Лесные ягоды выражали неуверенность, а алкоголь практически лежал на поверхности, хотя Чимин всеми силами старался его подавить.       Юнги наблюдал за тем, как высокий омега отвлёкся от плиты и развернулся, встречаясь взглядом со своим младшим. Пару секунд он рассматривал растерянные глаза Пака, а также плотно сжатые губы. Но следующим мгновением заключил Чимина в объятия, крепко притянув к своей груди. Омега даже бросил лопатку, которой до этого что-то помешивал в сковороде. Мидас видел, как нерешительно скользнули руки Пака по крепким плечам, но в конце концов, его пальцы вцепились в чужую домашнюю футболку.       Чимин что-то негромко говорил ему на ухо – альфа видел лишь шевеление губами – и оба медленно выпустили друг друга из крепкой хватки, но практически не отстранились. Юнги не отвёл взгляд, когда омеги практически одновременно посмотрели на него, а после снова продолжили свой тихий разговор. Мидас не слышал ни единого слова из-за шума вытяжки, заглушавшей голоса, поэтому просто наблюдал за их спокойными, но серьёзными лицами. Видимо, они выясняли что-то между собой, пытаясь прийти к какому-то консенсусу.       Мин отвлёкся от наблюдения за ними, когда на периферии зрения появилась знакомая фигура, торопливо спускающаяся по лестнице со второго этажа. Это был Тэхён, наверняка, спешивший увидеть своего брата. Юнги понимал, почему он так понравился Хосоку. Очень внимательный и любящий свою семью омега. Мягкий по характеру и, как приятный бонус, к вышеперечисленному, красивый.       Тэхён, ступив босой ногой на паркет холла, наконец, заметил его. Он не прошёл мимо, сделав вид, что не знал или не помнил. Омега расплылся в довольной улыбке и, подходя поближе, приветливо поздоровался.       — Рад, что вы оба приехали сюда. – добавил он, но рядом не присел, наверняка, желая сначала найти Чимина. Юнги попросил его не убегать, вспоминая о лежащих рядом букетах. Поднимаясь со своего места, он двумя руками протянул омеге цветы и отступил назад к дивану, вручив подарок. Принимая букет из его рук, Тэхён выгнул брови от удивления, а потом мягко улыбнулся. – Спасибо.       В этот момент Мидас почувствовал, что доминантный феромон приблизился к зоне гостиной, накрывая его с головой. Пускай клубника и не пахла враждебно, но она всё равно старалась подавить собою лес, наверняка для того, чтобы показать, кто в доме хозяин. Юнги разворачивается к омегам лицом и замечает мягкую улыбку, играющую на пухлых губах Чимина.       — Добрый день. Мин Юнги. – произнёс альфа, слегка склонив голову перед омегой, в качестве уважительного приветствия. Насколько он помнил, этот мужчина был чуть старше него, поэтому Мидас, подхватив последний букет, который немного отличался от двух других количеством пионов. Композиция для старшего омеги была дополнена различными зелёными веточками, которые придавали внешнему её виду выразительности и яркости.       Юнги, прежде чем вручить цветы, обошёл диван, и только потом, снова склонив голову, обеими руками протянул букет.       — Рад увидеть вас, Юнги-щи. Ким Сокджин. – вежливо и скупо прозвучало в ответ. Омега спокойно поблагодарил за подарок, принимая его из чужих рук, а затем пригласил пройти в обеденную зону. Тэхён, который во время короткого диалога медленно продвигался к Чимину, наконец, обнял его, подхватив под руку. Они перебросились парой тихих слов, пока шли рука об руку к столу.       Откуда-то возник Чонгук, который ничего не произнёс и старался не встречаться глазами ни с кем, хотя выражение его лица источало лишь недовольство и презрение. Юнги сначала отодвинул стул для Пака и только после этого присел рядом.       — Что можете рассказать о себе, Юнги-щи? – голос Сокджина был немного надменным и напыщенно вежливым, но, несмотря на это, Мин сдержанно улыбнулся ему и произнёс:       — Вас интересует что-то по поводу моего рода деятельности, личных интересов или иная информация?       — То, что у вас организованная группировка и белый бизнес – я знаю. Быть может, расскажите о личных интересах, как вы выразились? И также хотелось бы послушать о ближайших планах на жизнь? – Сокджин взял в руки нож для того, чтобы отрезать небольшой кусок от мяса, аккуратно выложенного на большую тарелку. Юнги быстро обвёл стол, набитый вкусностями, взглядом. Запахи еды перемешивались между собой, усиливая аппетит, но мужчина даже не прикоснулся к приборам.       — В последние несколько лет, а именно с тех пор, как я занял пост главы клана, у меня не слишком много времени на хобби, но мне нравится читать. Путешествовать, в целом тоже. Даже если по работе. – признаться честно, изначально вопрос о любимых занятиях поставил в тупик, ведь Мин плохо помнил, когда в последний раз садился за книгу или делал что-то подобное в своё удовольствие. Планы на жизнь... как же он ненавидел планировать такие вещи. Вместо конкретного ответа Мидас проговорил, пускай и со вздохом: – Я редко планирую в долгую. Мир слишком быстро меняется.       — То есть, чисто гипотетически, вы, Юнги-щи, можете в любой момент бросить Чимина и вовсе не уверены в том, что между вами возможно нечто большее, чем то, что уже есть? – Сокджин отправил в рот кусок мяса, а затем подхватил палочками лапшу. Кроме него за столом никто не прикоснулся к еде, внимая каждому слову в этой словесной дуэли. Юнги снова вздохнул.       — Не нужно переиначивать мои слова. Я ничего не говорил о том, что собираюсь «бросить Чимина». Я уверен в том, что между нами возможно нечто большее и стараюсь работать на благо нашего общего будущего. – Мин почувствовал, как Чимин аккуратно поймал его ладонь под столом. Они переплели пальцы, крепко прижав ладони друг к другу. – Речь шла о чём-то, вроде рождения ребёнка, например. Переезд или перенос деятельности в другую сферу.       Юнги заметил, как Тэхён опустил голову, кажется рассматривая свои руки, находившиеся под столом, или гипнотизируя тарелку, от которой поднимался ароматный пар. Какао казалось взволнованным и из-за этого пахло гораздо слаще и кислее.       — Можно ли расценивать слова о детях, как нежелание их иметь, в случае чего?       — Нет, нельзя. Я люблю детей. И очень хочу собственных. До рождения детей должна быть проведена большая подготовка, если вы понимаете о чём я.       — Ты не задавал Хосоку таких вопросов, хён. – с тихой ухмылкой произнёс Чимин, пересчитывая большим пальцем крупные костяшки Юнги. Альфа перевёл взгляд на Сокджина и заметил, что тот, на удивление, нежно улыбается. Чонгук, сидящий напротив старшего омеги, раздражающе постукивал указательным пальцем по столу, а ладонью второй руки подпёр голову. Мидас чувствовал, как Чон настойчиво сверлил его взглядом, наверняка желая высказать все мысли, которые только лезли в голову. Ребёнок.       — Ты уже забыл о том, что сам сказал Хосоку, когда он также пришёл сюда для знакомства? – старший омега скривил губы в усмешке и Юнги почувствовал, как атмосфера напряжения в комнате немного спала, позволяя немного расслабиться. Чимин не выпускал его руки, таким образом показывая, что переживать не о чём.       Тэхён, после слов Джина, вскинул голову и внимательно рассматривал каждого, кто сидел за столом, стараясь считать их настроения. Его кудрявые волосы, словно пушистый одуванчик, подпрыгнули после резкого движения и смешно упали на глаза. Самый младший – Уён – до этого попивавший сок, видимо, хотел получить добавки, но не решался попросить кого-то из старших передать графин.       — Нет, хён, я не забыл. Поэтому повторю: мы не можем кому-то что-то запретить. Ты толком не знаешь ни Хосока, ни Юнги, но относишься к ним по-разному. Просто дай нам время, оно покажет, хорошо? Никто не сможет полностью уберечь меня от боли, даже я сам. Это жизненный опыт и позволь мне самому набивать шишки. Я не хочу бояться делать что-либо из-за того, что могу совершить ошибку. При этом, как я уже сказал тебе сегодня, я очень ценю твою заботу, но не нужно ограничивать меня.       Юнги накрыл их переплетённые ладони второй рукой и, коротко глянув на Пака, снова перевёл взгляд на Сокджина, который с тихим вздохом отложил палочки в сторону. Он мог понять беспокойство старшего. Мог понять и его резкую реакцию.       Наверняка, для обычных людей мафия, как правило, кажется либо выдумкой, о которой лишь сочиняли истории, либо, даже если они уверены в её существовании, то не сильно этим обеспокоены, ведь «это всё далеко и нас не касается». Но, внезапно, кто-то вроде Юнги переступил порог этого «обычного» дома и нагоняет страх. Доминантный омега не был участником бизнеса, который вели остальные члены семьи. Мидас мог предположить почему.       — Да, я понимаю. – наконец произнёс Сокджин, откидываясь на спинку стула. От мужчины не укрылось нотка грусти, отразившаяся на лице омеги. Джин поджал губы и как-то нервно зачесал волосы, ниспадающие на лоб. Спустя несколько мгновений молчания, которое не торопился никто заполнять, он добавил: – Мне жаль, Чимин-и. Я действительно перебарщиваю. Извини меня.       — Спасибо, хён. Мне очень ценно, что ты понимаешь меня и принимаешь нас. – после этого мирного заключения, атмосфера будто бы наладилась сама собой. Тэхён подхватил в руку палочки, а Уён попросил у Чонгука передать ему графин. Чимин быстро окинул их всех взглядом и довольно улыбнулся, слегка сощурив глаза. Тревожность в его запахе совсем сошла на нет, позволяя расслабиться и самому Юнги. Видимо, это и был консенсус.