Больница

Свет. Слишком светло. Все такое незнакомое... Я не помню ничего, но я точно тут не должен быть! Что я помню? Меня накачали таблетками и… Голова раскалывается. Не помню. К черту, что тут вообще происходит? Я связан, точнее пристегнут ремнями; я стою. Комната белая, вся освещена и в ней множество инструментов, препаратов и шприцов… Больница!  —…ваши заслуги в конце концов значимые. Я на вас надеюсь, Доктор Вейд.   Голос противный, намеренно заниженный. — Конечно.- с «большим» энтузиазмом и благодарностью ответил второй.    Пока привязанный осознавал ситуацию, не имея возможностей мочь сделать хоть что-то, в комнату зашли двое людей в белых халатах. Старший и помладше. У одного морщинистое, нехорошее лицо, он был похож на изюм, даже пожеванный. Глаза его пусты, но искрятся от одного взгляда на человека перед ним. Нехорошее сверкание, хищное, почти пошлое. Сгорбленный, на трости, изжитый, пытающийся забрать чужую молодость некоторым жестом, повадный только старикам. — А что на счет пациента? Про него немного сказано в досье…-  надменный и гордый, словно кот, отрешенный от мирского.  — Это пациент.- он указал своими сморщенными руками на шатена.-Не беспокойтесь, этот хоть и недавний, но относительно остальных,— спокойный. Дальше вы сами сможете разобраться, я вас оставлю.- быстро передав папку бумаг, старик улыбнулся и ушёл.  — Но!..   Доктор уже скрылся за дверью, а в коридоре вел обсуждение с другим специалистом.  — Черт! Вот же гниющая зараза…    Только сейчас вспомнив о существовании здесь другого живого существа, хотя нет, истинно, все они являются как бездушные и неразумные, доктор разительно обернулся на своего внимательно смотрящего подопечного на ближайшие пару месяцев. Вейд лишь устало вздохнул, посмотрев на ближайшее временное развлечение. Самого же пациента крайне интересовал один из первых встречных им людей здесь. В голове крутились мысли: «кто это?», «что он делает здесь?», «где это?». Но все неважно, больной не задаст ни один из вопросов. Очень быстро переводится внимание с важных идей до простого любопытства к очередному мертвому существу, или глубоко там он найдет жизнь? Может столько же жизни как у порхающей бабочки? Лололошка смотрел пронзительно, прямо в глаза, как бы выглядывая там живущую или не очень душу. Доктор же быстро окинул его изучающим взглядом и про себя проговорил: «Хотя бы не старый сумасшедший хрящ».    Его интересовала только приятная в действии работа? Или его не привлекает любое взаимодействие со стариками? Самому же прикованному, что все-таки услышал, стало от этого несколько смешно, без злобы, просто по-детски смешно, как если бы семилетки смеялись со слова «сосиска». Шатен засмеялся, однако от этого теряя нить сути к вопросу «где я?», его не заинтересовала  общая картина происходящего.   У лечащего же точно пронеслось в голове «больной» в прямом, но и в оскорбительном ключе. Он взял с железного медицинского сервировочного стола папку, а потом стал листать бумаги. Аккуратно перебирая листы длинными пальцами(как у пианиста), проходясь глазами по содержимому, минут 5 было неприступное молчание, тем не менее, пристегнутый истинно желал разговора, хотя, возможно, и был несколько в замешательстве. Были расслабленность и спокойствие. — Что ж, в средний режим тебя посадили, а зря ли или нет, узнаем.- наконец произнес оппонент.   Врач подошёл к пациенту и снял с него некоторый «кляп», мешающий говорить. Все так же внимательно, с чувством трепета и все-таки с обескураженностью, посмотрел пациент.  — Спасибо.- еле слышно произнеслось после небольшого кашля.    Почему-то заговорить было трудно и совершенно неприятно. Внутри встал комок с иглами, как если бы зеленых ежиков заставили насильно проглотить. Горло першило. Казалось, что вот-вот он задохнется. При этом было как-то мирно на душе. Ничего серьезного. Ничего не волновало.  — Чувствуешь? Благодаря мне тебе не удалили связки.- привязанный лишь хмурился от неприятного чувства в глотке.- Порадуйся. Расскажи что-нибудь про себя.    Доктору отдали вопросительный взгляд.  — Ладно, я культурный человек, представлюсь.- он положил правую руку себе на грудь, чуть наклонив голову.- Я твой психотерапевт, доктор Вейд.   Вейд выдержал паузу и продолжил. — Теперь ты. Про тебя в досье написано мало. Описание симптомов,  ну и не особо полезная био информация… А еще, странное имечко у тебя, Лололошка. Но собственно, неважно. Будешь Ло. Для меня.   Ло попытался заикнуться, но быстро закрыл рот. Шатен разминал, по крайней мере так выглядело, свою ротовую полость и гортань, голосовые связки, открывая и закрывая рот, а еще произнося простые гласные звуки. Врач терпеливо ждал, он понимал, что после обязательного препарата для среднего режима, которым накачали его пациента, проблемно говорить даже простые звуки. С другой стороны, его совершенно это не волновало. Просто раздражающий факт, нужно ожидание. Через трудный, по ощущениям, глоток слюней, Лололошка тихо выговорил. — Я не помню.-не с первой попытки, корчась от боли каждого произнесенного звука, выговорил он.    Вейд поднял бровь. Не ради этого он ждал нелепую, со стороны, разминку голосовых связок. Не в первый и не в последний раз на практике встречаются обманщики, манипуляторы и прочие умники. Может просто от лени и ломоты в глотке не желает говорить, может требует чего-то для начала. У него есть парочка других пациентов в легком режиме, Вейд не хотел терять время. — Врешь.     Мотание головой. — Я теряю время, ты спокойствие.- более низким тоном проговорил терапевт.  —Я правда…- кашель.   Он замолчал. Хотелось сказать правду, но понимание пришло. С ним ласкаются, хотя он сейчас полностью обездвижен. Вокруг него множество неизвестных лекарств и инструментов вскрытия, но его не пытают, не бьют. Не выбивают нужное. А ведь сейчас начинает замечаться некоторая боль в суставах, что говорит о синяках или ушибах до этого.    Но многого это не поменяло. Основа личности, ее характерные особенности всегда остаются.  — Мне можно взглянуть на досье?    Сначала доктор подозрительно посмотрел:  «Хочет скорректировать образ?»; но потом протянул гласное «нет».   На листе была показана его фотография, а возраст указан на 23 года, о прошлом не особо много, ведь его нашли в небольшой деревне уже в буйном состоянии, без документов и телефона. Не смотря на это, одет он был в хорошую одежду, не деревенского типа. Местные сказали, что прижился он совсем недавно, живет вне деревни, лишь редко приходит за различными продуктами. Неразговорчив, замкнут. Мало и ничего особенного, но это не повод потакать больному. — Попробуй подумать, вырой из своей памяти нужное.   Врач закатывающимися глазами посмотрел в сторону и снова на подопечного. Лололошка думал, внимательно наблюдая за всеми движениями доктора. Резко, Ло будто осенило.  — Я в бегах.- первое, что пришло в голову с имеющейся информацией.- Во время учебы я стал увлекаться криминальным миром. Сначала было пару человек со мной, что хотели войти в одну группировку, оба ушли собрав небольшой куш, я остался.     Доктор улыбнулся. Осталось провести общий анализ его психологического состояния, но все на завтра. Он сел в кресло напротив.   Лололошка несколько беспокоился, стоит ли говорить об этом, однако поделать ему особо нечего. Уже привыкнув к стихнувшему чувству дискомфорта в горле, он с тревогой оглядывался. Казалось, будто бы только сейчас, эмоциональная защита сказала «стоп», пришло не только понимание где он и в каком положении. Нервозность, паника. Однако все бесполезно. Доктор иногда поглядывал на шатена, хотя складывалось впечатление будто Вейд даже не смотрел, просто внимательно слушал, достав блокнот, редко делая короткие очерки в нем.  — Один человек был очень недоволен…   Усталость неспешно доставала Ло, а с этим и подавленность. Он был сбит с толку от всего: амнезия, собственное положение, окружение и воспоминания.  — Одним словом: криминал и случайные обстоятельства. Скучно. Слышу чаще, чем вижу родную мать. - снова бормотание, которое на этот раз Ло не услышал, ведь погружен в мысли.- Кем этот человек являлся для тебя? — Не помню. — Да неужели?- скучающе сложив голову на руки, брюнет поправил очки. Его доминирующая поза, перекинутая нога за ногу и слегка наклоненная в бок голова требовали более «интересного» ответа. — Все как в тумане.- Может быть, Ло и смог бы выразить быстро метающиеся неугомонные мысли, что никак не поймать, но к черту, если его сейчас уведет в сон. — Вспомни же. Любые частички.   Доктору лишь в очередной раз отвели взгляд. Простое понимание нежелания от оппонента. Терапевт вздохнул, встал и сказал: — Хорошо. Вернусь послезавтра, подумай. Тобой займутся санитары, но не беспокойся, я обязательно скажу им быть с тобой нежнее.- как бы делая акцент на последнем слове, подобно мурлычущему коту, протягивая каждый звук.   Издевательская улыбка слетела с губ, и Вейд скрылся за тяжелой белой дверью. Может быть, ему доставляло особое удовольствие потешаться над людьми? Кому известно? Никому. Пациент же недоумевал, что произошло, его оставили одного и немощного. Время лишь течет и течет. Уснуть в стоячем положении трудно, но не невозможно, а проснуться можно от легкого прикосновения.    Санитары.    Персонал клиник, работающий с душевнобольными крайне груб, многие таковых не считают людьми и не будут. Воткнул дозу, если понадобится, застегнул все ремни и покатил полу-осознающего себя человека из стерильной исследовательской, положить в один из жилых старых карцеров. Бросить и запереть. Так с шатеном и поступили.    Здесь воняло, распространялась плесень на стенах, куда ни глянь, то хворь иная. Житье не одиночное. Пара других психованных. Один большой, полный, но с неловким, как бы добрым взглядом и мясистостью в конечностях; другой среднего телосложения, низкого роста, с неприятно вытянутым лицом и впалыми скулами. Сидят, боятся, а как только кинут «новое мясо», заинтересуется. Что ж, шатену остается лишь усесться в более чистый угол, где-то в своих иллюзиях, и поразмыслить о произошедшем. Он ничего не помнит, однако знает где находится, имеет понятие себя. На него пялятся. У второго течет слюна. Первый общается с тараканами. Обстановка страшная, но от сильного страха и напряженности становится лишь спокойнее, мысль проясняется, холодеет. Странная оптимистичность.  — Зовите меня Лололошкой. Как зовут вас?- он не знаем зачем задал вопрос. Его сожрут? Ответят? Или проигнорируют?   Низкорослый с презрением посмотрел в его сторону, но ответил: «Нэд. Этот Аз». Услышав свое имя, толстяк вопросительно обернулся, но быстро вернулся к разглядыванию бытия тараканов. Удивительно, но эти неприятные существа, что начинают бегать при виде любой угрозы, совсем не опасались ни Аза, ни Нэда. Они к ним привыкли. «Сами душевнобольные не сильно отличаются от таракашек» - подумал Ло. С другой стороны про него точно так же думает доктор Вейд, смысл беспокойства? К разбору окружающего его вернул голос Нэда.  — Еду делить не будем.    Шатен не особо понял к чему это, разве не дают еду порционно на человека?    К сожалению, в близком времени голубоглазый убедился в обратном. В их грязную камеру один из санитаров занес единичный поднос и, оставив на земле, моментом ушел. Хотя еда и выглядела не лучшим образом, а вероятно напичкана препаратами, на неё сразу накинулись двое заключенных. Единственное, что было съедобным там, это рис, однако Ло все так же не хотелось прикасаться к еде или он не мог к ней даже подойти из-за двух внушительных мужчин. Скука наступала быстро, раздумья о положении не очень помогали. Некоторое ощущение спокойствия тоже уходило, что странно сопровождало его с момента бодрствования. Тревожно. От легкого голода была несильная тошнота и слабость, хотелось спать. Одеял не было, и в идее окунуться в сны приходилось свернуться в комочек у самого угла комнаты, надеясь на фантомное тепло.    Тем временем брюнет, Вейд, гулял среди легкого режима. Обыкновенно, в легком режиме не было никого кто мог представлять особую опасность, к примеру, страдающие легкими галлюцинациями после травмирующих событий(таких при более агрессивном развитии шизофрении, конечно, могут сослать в средний и ниже), просто депрессивные или отсталые в развитии. Так же тут было отделение с детьми от 14 лет. Дети, что не достигли 14-летия, с какими-либо диагнозами отправляются в другие учреждения помощи лечения. Он имел свободный доступ к легкому режиму, как и большинство, но до доверенности среднего и тем более тяжелого режима надобно дослужиться. Вейду, относительно легко, дали пациента среднего режима, по причине его рекомендаций с других больниц и научных руководителей. До сих пор изучение опасных, нейроотличных и душевнобольных для него всегда было несколько случайным выбором. От биохимика, врача-нейроспециалиста, к психиатру,— вело к этому просто интерес исследования, ведь никогда в нем не разгорались амбиции или желания достичь высот. Просто так сложилось, что ему давалось это легко и с увлеченностью. Особенно приятно работать в исследовательских психиатриях, как эта, здесь в первую очередь комфорт исследователей, докторов. Здесь так же не следят за безопасностью терапии, не смотрят за смертностью больных. Прелестно и то, что такие, в некотором плане аморальные, места всегда скрыто спонсируют государство или частные компании, персоны. В большей мере здесь монстры, заслуживающие смерти принципиально и законодательно, как и  больные, так и врачи. В меньшей мере брошенные, потерянные, никому не нужные одиночки. Таких могут найти как наркоманов или подброшенных нелегалами. К последним может относится Ло. В некоторых группировках проводятся ритуалы по забытью памяти , безвозвратно, как у казаков манкуртов делали. В теории, если верить на слово, потерявшийся и забывшийся мог оказаться в неприглядном положении, но терапия по забытью не проведена до конца. На шатене вполне достаточно шрамов и еще не старых ран, однако все, что полилось из его рта, было правдой на взгляд доктора. Признаться стоит, он неплохо окунулся и вник в свою же историю, будто в транс вошел, однако моментами нервное осматривание чего-то за спиной «не смотрящего» доктора, заикание и прочее. Нервозность. В начале он был спокойнее, расслабленнее. Скорее всего ему вкололи дозу успокоительного, это неприятно, хотелось бы натурально разглядеть его личность. Его реакция и эмоции на кратком знакомстве — это вспомогательные, а лучше добавочные факторы, что приведут лишь к деталям, важным или нет нужно узнать. Вейду интересно разглядеть в этом истину, найти совершенно иное решение, смешать два реагента, чтобы очистить другой. Ему же предоставит такую возможность пациент? А после можно заняться чем-то более интересным, посмотреть восприимчивость и выдержку к препаратам, а может и рассмотреть мозг вживую. Только нужно найти пару способных, молодых хирургов, со старперами сотрудничать не складно.    А с пациентами, Вейду намного больше нравилось работать с женщинами. Они более склонны к пониманию себя и своих эмоций, в добавку и чувств других. В большинстве, хорошо «чувствуют» ситуацию,— сколько сказать, когда замолчать. С ними интереснее, более ясный взгляд на себя, но психи есть психи, даже девушки со своей склонностью к необоснованной жестокости раздражают. Прыткие, неугомонные, до определенного времени. Не имеющие точно верного чувства, только лишь жалкое подобие, наброски. Им не достичь всей палитры эмоций, никогда. Нейроотличные. Нет истинной любви, привязанности, только одержимость. Они считают свое зверское желание обладать — высшим. Иметь контроль решать чью-то судьбу, как складывать бумагу в прелестные фигуры, пока она не износится, размякнет, надоест. Садисты. И мужчины и женщины. Однако их не опасная роль в социуме выглядит как хождение по тонкому лезвию. Унизь трижды, станет забавой для тебя. Убей раз, ты погрязнешь в этом. Все кончается унижением во множестве случаев, но не редко всплывают они же как маньяки. Садисты, они являлись правителями, полководцами, руководителями или ведущими докторами исследовательских лечебниц. Не каждый садист психопат, но каждый психопат садист. Гласное и верное утверждение. Следовало бы самостоятельно проверить нового пациента на какие-либо психологические расстройства. Нужно запросить оборудование и некоторые другие мелочи.    Он немногословный, хотя может показаться, что все дело в его только восстанавливающихся связках, однако его рассказ был крайне скомкан, и местами чувствовалось нежелание говорить, будто правда неприятно(но что? Обстановка, человек или сами воспоминания?). Конечно же, Вейд ставит под сомнение правдивость информации, но все слишком складно, удача? В нём есть нечто отчужденное от всего; всегда избегал зрительного контакта, повторяющиеся моментами действия, синдром Аспергера? Нет, на аутиста не похож, скорее нервозное. Может быть алекситимитик? Нужно вывести на эмоции. Гнев — классика, всегда действенно и правдиво.    Вейд никогда не опирался полностью на информацию, которую ему дали другие, намного интересней проверить и выяснить более точные моменты, что беспокоят. А тем более на не шибко точный и мало информативный психологический портрет на скорую руку. Здесь он верит только себе.    Что ж, мысли крутятся, а дела идут. Пара тяжело депрессивных и пара аутистов. Разговоры, датчики мозговой активности и прочее. Скучные, попадают по всем признакам, ничего особенного. За интересными индивидами большой спрос здесь. Сейчас только наслаждаться обычными  и… Лололошкой? Хотя его привлекательность не подтверждена, но чувство, интуиция, ведёт к нему.    Карие глаза, брюнет и брюнетка, радостный смех. Яркое солнце заслонили облака, золотое поле пшеницы. Все ложь. Мгла идёт, пусто, все мертво. Темнота поглощает, тянет куда-то вниз. Нет, здесь уже нет понятия верх и низ.  — Нет!    Он снова в реальности. Старый и неприятный изолятор. Другие еще спят, но надолго ли? Смирительная рубашка мокрая, дыхание учащенное. В комнате было глухое молчание — Черт.- прошептал он про себя, это тоже было нервозностью.    Через окно проходил ненавязчивый свет, было раннее утро. Пейзаж окна был не шибко интересным: хвойный лес, территория больницы, глушь. По крайней мере, Лололошка точно не угадает, в какой заднице мира он находится. Следовательно,— ничего примечательного, здесь особо не на что смотреть. В итоге оставалось просто сидеть тихо и анализировать.    То, что это больница, ясно как солнечный день, но белые(смирительные) рубахи, убогие изоляторы, много медикаментов и медицинского оборудования,— точно психиатрия. А он здесь больной, иначе игрушка. Опасность быть избитым или того хуже велика, каждый по разному пользуется властью внутри этих белых стен, зачастую не очень чистых. Тревожность вела к самым разным мыслям и вариациям, что здесь может случиться, но в итоге свет желания действий проводит к лучшим идеям. Сейчас, он был нервознее, чем до сна, можно предположить, что его напичкали успокоительным, а сейчас эффект спал. Как вообще понимать «Благодаря мне тебе не удалили связки.»- даже для психиатрии звучит как сущее зверство. Их общение продлилось не более получаса, в этом шатен уверен как ни в чем другом, однако его бросили как очередную скучную работу. В их отношениях, вообще применимо слово «бросить»? Доктору Вейду на вид не более 30, при этом ему доверили человека на полное лечение, с выбором решений терапии? Он мой лечащий врач, даже для ада — это несуразно. Нужен ли он мне? Нет ответа. При насущных обстоятельствах лучшим вариантом является не выделяться, изучить и вспомнить кем был он сам раньше.    Пытаясь коротать время, роясь в воспоминаниях, которых как будто и нет, шатен невинно задремал, хотя и до этого проспал прилично.    В следующий раз его разбудил не кошмар, санитары. Они не особо заботясь о приятном пробуждении гремели в отвратительные железки. С окна уже летело больше света, время до зенита, скорее всего. Ло относительно других проснулся скоро, еще когда пара рабочих зашла. Понимая, что лучше всего будет подчиняться, он быстро встал на ноги.  Один из персонала выкрикнул:  — О, быстро сообразил. Гоните их в уборную, а потом в столовую!    Его толкали к двери, хотя он даже не сопротивлялся, просто ради личного удовольствия нанесения вреда. Ло постарался быстрее зашагать. Выйдя из комнаты, можно было увидеть порядковый номер их изолятора, 993. Страшно представить сколько еще таких комнат здесь. Оглядываясь вокруг, была суета, всех выводили на завтрак. Кого-то били и это выглядело несколько жестоко, ведь человек даже не понимал почему и вступал в приступы, скорее всего отсталый в развитии. Запоминая путь, он примерно предположил, что столовая находится вблизи, даже прямо прилегает к житейскому корпусу. Кроме камер содержания, по пути Лололошка ничего не заметил.    На весь туалет дается 20 минут. Нас посылали партиями, по небольшому количеству человек. В коридоре 10 комнат со старыми, но рабочими душевыми кабинами, по 10 кабин в каждой, из моющих средств дешевое хозяйственное мыло. На один туалет от 3 до 10 людей. Хотя и казалось бы, кто может смотреть за таким местом? Было чище, чем Лололошка ожидал. Первым делом шатен открыл кран, не было теплой воды, но так даже лучше. Он умылся, пытаясь смыть всю невидимую грязь с себя. Бедное мыло сильно размягчилось, хотя Ло до сих пор не был доволен, он отказался брать общественные полотенца, шатен оделся и вышел в коридор, где уже собирались другие пациенты и санитары.   После, их, можно сказать, швырнули к столам с уже готовой едой. Сама же еда выглядела не очень-то съедобной. Ло высматривал различных санитаров в большом помещении, в общем, на 300 человек или более того. Где-то кого-то продолжали бить, кто-то пытался вступить в бой ради протеста, но такое немедленно подавляли. Среди всех, он заметил рядом с, парнем которого, били санитара, что держался поодаль от всего этого, ему явно было неприятно смотреть, не то, что участвовать. Соответственно, в голове быстро произошел контакт нейронов, с ним наиболее реально завести диалог для получения информации, а может и чего-то ещё более занимательного. Естественно, во время трапезы ему никто не даст даже подойти, сместиться с места хватит, чтобы получить злостных тумаков.    Выпив стакан воды и отдав свою порцию кому-то другому, шатен спешно проследил за интересующим его санитаром, пока все убирали за собой. Он держался стены и старался не сильно смотреть на своих жестоких коллег. Лололошка проскользнул вокруг других и подобрался к нему. Больной аккуратно коснулся плеча санитара. — Привет.    Ему ответили испугом и осторожностью. Санитар коротко взвизгнул быстро обернувшись и схватился за ремень на котором висел электрошок. — У м-меня есть электрошок! Не подходи!- светловолосый был напуган, хотя и угрожал.  — Знаю я. Я хочу просто поговорить, давай потише, иначе меня поймают.    Ло нагнулся еще ниже.  — Н-не положено! Ты кто вообще?  — Лололошка. Неправильный пациент больницы. Помоги мне.  — Что? Нет. С чего бы мне это де…    Вокруг все меньше толпы из пациентов психиатрии, и все больше санитаров регулирующих проход.  — Мало времени. Номер изолятора 993, имя знаешь. Я не псих.- он прервал санитара, а потом скрылся где-то в толпе.    Он постарался подкрасться поближе к выходу, чтобы поняли о «совершенно нулевой мотивации скрыться где-то, как псих». В итоге Ло протиснулся незамеченным в араве. Так он думал, пока его не схватили.  — Че лезешь вперед, разве впереди места много? Не нарушай-ка порядок, больной.    Шатена толкнули и он упал. Упал удачно, однако порванную, натертую кожу на локтях никто не отменял, как и последующие ноющие синяки. — Черти.- прошептал он.    Однако его услышали.  — Че сказал?! — Ничего.    Его пнули. Говорить дальше смысла не было, в любом случае будут просто избивать, привычное ощущение. Возражения только поднимут интерес, здесь играет роль только терпение.    Опять удары, опять синяки, опять ушибы. Каждый раз ощущается как в последний. При свободе действий люди бы избивали других, более слабых, до момента последнего вздоха, до момента, когда тело будет холодное как лед. Хотя даже после этого они бы могли ломать и пинать это тело, пока оно не будет разорвано на части. Пока оно не станет настолько отвратительным, что даже старым ботинком будет брезгливо, пока люди не получат убогое наслаждение возвышения.    О, кажется, найдена тема для обсуждения с доктором Вейдом.   Ло не сильно долго избивали, время заводить всех по камерам. Сначала пинали, мерзко прикасаться к «больному», но потом брали за волосы и плюнули в лицо. Унизительно. Орали: «Вставай! Время!». Опять же, не в силах сделать что-либо,— смирись, прими, поддайся. Лололошка встал, с трудом, но встал, вытерся и смирно пошёл не обронив и визга. Ему в след лишь слышался смех и фразы «Новенький, режим средний, многого не знает, забавный!»; «Глупец истинный, псих, но тихий.»; «Понимает место, развлечься можно после, чтобы закрепилось.». И много противного, скрипучего смеха с хрипцой..    Ло предпочел игнорировать это, а потому, принимая всю боль, просто пошел, куда назначено. Путь стал иным, большую массу психов вели не в комнаты, куда-то в другой корпус. Санитары стали делить толпу на части, давать название и вести в разные стороны. Ло попал в группу ASh-3, их  загнали в какую-то комнату, лучше изолятора, мягкие, но мертво-белые стены. Завели и заперли. Ло внимательно осматривал новую локацию. В комнате был еще один пациент, которого завели раньше, чем нашу группу. Справа было стекло, что не показывало обратную часть, работало как зеркало. С той стороны, скорее всего, и были ученые.    Интересно, что же тут будет проводиться?    Шатену не было покоя из-за пустого, туманного взгляда  стоявшего в углу больного. Одежда его так же отличалась, на нем были не просто жесткие белые ткани, а скорее мешки из под картошки. Словно на него и вовсе забили как на личность, видели в нем кусок мяса. Так же, в сравнении с другими, у него было множество различных шрамов, разного происхождения, разной истории. На шее виднелся железный обруч, что мигал красным, электрошок. Сам человек был массивный, полный, мускульный, ничем не примечательный среди сброта насильников, убийц и прочего, не прочих, не достойны.     Ло решился первым подойти к нему, ведь никаких указаний из углов комнаты не давалось, а другие из АSh-3 лишь бунтовались, хотя и поделать ничего не могли. Шатен, ничего не говорив, стал просто смотреть на него, выглядывать в нем что-то, но на него не обратили никакого внимания. Еще недолго постояв, Лололошка слегка дотронулся плеча, на что ему сразу ответили. Сидящий сразу среагировал, попытавшись вывернуть руку, что ему не удалось. Ло рефлекторно отпрянул на пару метров. Тогда, все до того отвлеченные психи заинтересовались. Шатен просто отошёл подальше взад толпы, в любом случае никого не волновала его персона.  — Смотрите-ка! Кажется, полоумный очнулся и сразу агрессировать.- кто-то крикнул.   Этот «полоумный» сразу же набросился на кого-то случайного из толпы, маневром неожиданности и весом, ему удалось положить мужчину и начать избивать его. Он просто накинулся и бил лицо, с ярым намерением убить. Бедняге под ним ничего не оставалось, кроме как быть жертвой под таким здоровяком. В секунды в драку начали влезать и другие, кому не лень. Никто ничего никак не выказывал против этого, эти руководящие голоса ученых были молчаливы как никогда. Смеялись ли они? По белому пространству так виртуозно размазывалась кровь от тупых ударов, что это не могло не заманить особо психованных и жестоких больных убийц. Один из тех, кого мог узнать Ло, Нэд, подкрался со спины и где у себя достав не длинную иглу попытался проткнуть точку сна в шее, успехом не увенчалось, промахнулся, а еще на это не было никакой реакции, кроме медленного вытаскивания иглы и погоней за отброшенным. Другие тоже по одному начали мерять силы. Не было правил. Игла зашла полностью кому-то из других, прозвучал стонущий рев. Это было побоище. Теперь уже все кидались друг на друга, но все же общим злодеятелем оставался тот странный громила. Ло потерянно сидел в углу, наблюдая за этим, он испытывал лишь неприязнь к грязи и странное необъяснимое чувство знания, это — неправильно. Оно исходило не из сердца, а из логических идей, к черту чувства. «Отвратительно. Лучшее, что остается сделать — принять реальность и остаться где-то в углу, пока никто не тронет первым.»- пронеслась мысль.   Фиолетовый и красный,— необычное сочетание, но всегда подразумевающее нечто нехорошее. Синяки появлялись у других, а пол был мерзко изрисован красным, приобретавший коричный оттенок. Ло не тронут, некоторые выжили, пара сдохла на месте. Вовремя вмешались санитары, что отвечали за подобное, и как только они зашли, здоровяк успокоился, снова стал безразличен ко всему. А ведь за все время ни единого произнесенного слова, только гортанные звуки. Оно разумное? Это человек, значит да. Погибших и сильно раненых забрала команда в желтой форме, а других осматривали в синей.    Кто-то отвязано крикнул. — Черти — Вы, не мы!     Не сильно беспокоясь, персонал проигнорировал, однако из углов комнаты начал зажигательный смех.  — Ну что ж! Плохо, не старались, надеюсь, иначе это полное разочарование. Постарайтесь в следующий раз, отбросы.    Голос был насмешливым, но в первую очередь пренебрежительным. Ему ответил кто-то из живой толпы.  — А сам выйти раз на раз сможешь?   Можно было бы и проигнорировать, но что мешает сказать пару ласковых?  — А то! Попробуйте для начала этого слабочка уложить.     Выкрикивали что-то еще, но более голос не отвечал. К нам зашёл персонал и забрал. Нас раскинули по комнатам, как и другие группы.    Ло уже просто сидел в своем изоляторе, его паре соседей хорошенько досталось, даже Азу, что подключился потом с толпой. Нэда забрали, его избили до полу-смерти, если, конечно же, он прямо там не откинулся. Изначально его телосложение было дохленьким, потому ставить ставки интереснее. Жив или нет?  — Как считаешь, Нэд выжил?- почему Аз заговорил об этом? — Нет.  — Мне тоже. Он наверняка долго и мучительно умирал, если сознание не потерял, но Нэд умный, не потерял. - каждый видел, кто там был, как медленно его лицо превращалось в месиво.  — Почему уверен? — Я долго с ним.   «Разве ему не должно быть грустно? Даже психи привязываются.» - думал Лололошка.  —Ясно.    Лишние вопросы ни к чему.   Им подали еду, а лучше бросили. Наместо риса в этот раз был ячмень, а рядом две сваренные картошки. Недурно. Аз просто смотрел, он даже не пытался подойти к еде, будто ему и не надо, Нэда нет. Ло не стал прикапываться или интересоваться, здесь все ясно. Каждый по разному переживает изменение обыденности, ведь эта рутина, как сахар, несильно обязательная зависимость.    Ло решил поесть, это лучше чем ждать целый день в голоде.    Через время раздумий о дальнейшем распорядке дня, в их изолятор зашла невысокая блондинка с каре, медсестра по форме.   — Лололошка? Доктор Вейд просил срочно передать.    Войдя, она протянула сложенную бумажку, Аз же внимательно смотрел, несколько злобно даже, но ничего не совершал. А медсестра почему-то так и стояла рядом.  — Прочти.    Ло послушался. Он развернул конвертик бумаги, там было небольшое сообщение «Завтра серьезный разговор. Будет много информации. Обдумай все дважды.». Это было все, даже не подписано. Медсестра снова протянула руку, как бы требуя обратно. Как только она забрала бумажку ее ноги спешно ушли.   — Доктора цепляются?- сказал Аз в своей глупой манеры сглатывать твердые звуки.  — Да даже не знаю…    Странно бесполезное содержание, к чему?