Поёт ПетерБург!

Следующий день оказался таким же солнечным и тёплым. У Димы даже настроение с самого утра было как-то лучше, чем обычно перед сменой. Проходя вдоль по Невскому, глаза всё равно цепляются за красивые дома, тонущие в мягких рассветных лучах. Столько раз тут ходил, а радуется как в первый, что работает, можно сказать, в центральном центре. Пусть и в кафетерии, пусть и бариста, пусть и за гроши. Мимо уже привычно бегают занятые люди, иногда мелькают галеристы с рамками и холстами: одна крупная галерея совсем неподалёку уже пару дней готовится к летней экспозиции под открытым небом, и потому большинство посетителей кафе в последнее время были именно работниками или участниками этого мероприятия, а само кафе по какому-то договору даже стало ограничивать вход для простых прохожих. И как бы Дима не хотел оказаться там, а тем более в числе участников-художников, он только задумчиво улыбается на эту картину, переходя дорогу и влетая в кофейню. Работа за стойкой когда-нибудь обязательно сведёт его в могилу. Весь день стоять за кофемашиной, копошиться на кассе, отвечать на вопросы по блюдам, нередко разочаровывая клиентов новостью, что в обычном круассане, какая неожиданность, есть глютен, натянуто любезничать и далее, далее, далее... И даже ничего нового, вот так, изо дня в день. Где-то в середине смены его подозвал начальник, вынуждая отойти от кассы: — Дима, закроешь кафе в пятницу? — Постойте, но я ведь... Я должен картины отнести на... — Ну отнеси их в другой день, господи! Так, завтра утром нам поговорить нужно, понял? — строго продолжал владелец, а сбитый с толку Дима что-то неуверенно мямлил в ответ, но его, очевидно, не слушали. — И поправь фартук, — закончил босс, оставляя растерянного Дубина одного. Пока он молча переваривал сказанное, стоя не у кассы, естественно, туда уже наверняка подходили новые клиенты, но каково же было его удивление, когда вдруг раздался совсем знакомый голос: — Опять ты! Дима тут же оживился и, наконец выдохнув, быстро подошёл обратно к стойке. — Какими судьбами? — спросил он со спокойной улыбкой, глядя на Августа. — Да так, дела, рабочие встречи... Блондин опустил тихий смешок, сложив руки на прилавок и глядя на музыканта: — Как ты сюда попал? Тот в свою очередь опёрся предплечьем о стойку, наклонившись ближе: — Ладно, я просто удрал от охранника на входе, так что... У меня минут 20, не более, — тихо ответил он. Дубин лишь небрежно кивнул от услышанного, натянуто улыбнувшись, а затем огляделся по сторонам. Сейчас здесь было немноголюдно, так что вероятность того, что владелец их застукает, была минимальной. — Перерывы бывают? — уже посерьёзнее спросил Август. — Да. Через 10 минут. — Я... воспользуюсь уборной? — Да-да, давай. — Как раз и картины посмотрю... — Иди уже! — страдальчески выдохнул Дима. "Какой же придурок", проскочила мысль. Выйдя на перерыв в сопровождении Августа, блондин прищурился на греющее солнце и невольно улыбнулся, почти сразу же остановившись и подняв указательный палец перед собой. — О, с этого ракурса был нарисован "Невский проспект" Савинова! Обожаю его картины... — Ого, и ты работаешь прямо напротив? — искренне удивился музыкант, глядя прямо по улице, а затем бросил на Диму заинтересованный взгляд. — Ага. Люблю здесь бродить. Оглянувшись по сторонам, он с удивлением заметил некую ностальгию, которая периодически появлялась во взгляде художника, а затем тихо спросил: — Так ты здесь вырос? — Да, бóльшую часть жизни в Питере провёл, — повседневно ответил он, а затем тихонько усмехнулся. — Мы с сестрой часто гуляли здесь, когда были младше. Центр всё-таки, — словно вспомнив что-то, он вдруг повернул голову в сторону Августа и с интересом спросил: — А ты откуда родом? Акцент немного слышен. — Амстердам. Я здесь часто бывал в юношестве, но на постоянной основе живу около года, — спокойно ответил Август, а затем, заметив немного вопросительный взгляд Димы, тут же поспешил ответить на ещё не заданный вопрос: — Если кратко, у меня был определённый выбор, и… Не знаю, правильным он оказался по итогу или нет, но пока я здесь, — размыто объяснил он, вновь переводя взгляд перед собой. — Иногда скучаю. Там было много открытых мест, чтобы слушать музыку, особенно классическую. Зимние сады, амфитеатры... Тут я пока нашёл только один ресторанчик. Как здесь этого не хватает! — вдруг начал откровенничать музыкант. — Любишь классику, — Дубин сказал это даже без вопросительной интонации, а скорее как утверждение. — Настоящий фанат, — подтвердил клавишник, усмехаясь. — А как ты к этому пришёл? Галереи, живопись… Почему-то, когда он задал этот вопрос, на лице Димы появилась мягкая улыбка. Брюнет впервые звучал искренне и неподдельно, так, что даже ничего в нём и не раздражало теперь. Только нравилось. — Мне это просто… приносило удовольствие? Да и до сих пор приносит. А так я с детства любил рисовать... Бегал по дому с блокнотом на пружинке и коробкой цветных карандашей. Даже устраивал домашние "показы", состоящие из нескольких изрисованных листов в клетку. А когда подрос, то стал посещать галереи, читать биографии разных художников. Затем художественная школа, академия... — Дима глубоко вздохнул и, повернувшись лицом к брюнету, улыбнулся уже более уверенно, словно действительно вспоминая те дни своего детства. — В этом что-то было. Что-то, что влекло меня ещё тогда... Желание творить? — сказал он, словно размышляя, было ли это правильным определением. Август смотрел на него, внимательно слушая, и время от времени вовлечённо кивал, а Дубин, словно вспомнив что-то ещё, снова заговорил: — Ну а потом, окончив академию в Москве, я вернулся сюда и теперь бесцельно брожу от выставки к выставке, получая отказы... — Дима закончил чуть более опечаленно, а затем добавил с усмешкой: — Надо было стать юристом. Музыкант рассмеялся над его последними словами, словно не обращая внимания на эту короткую нотку грусти, и язвительно протянул: — Да-а, адвокаты в дефиците. — Художников тоже девать некуда! — усмехнулся блондин в ответ. Август пожал плечами, помолчав ещё несколько секунд, а затем неожиданно продолжил: — Но ты же не совсем художник! Сам сказал, что ты... амбициозный галерист! — Нет, я этого не говорил! — смеялся Дубин, отнекиваясь. — Ну, ты просто скромничаешь! — объяснял пианист, наслаждаясь такой реакцией. — Можешь сам себе выбирать темы для выставок, такие же интересные, как ты сам, и не придётся пробоваться во всей этой ерунде. Например, Бетховен — ему светило всю жить работать на еду для своей семьи, но он не стал, а что сделал? Сделал историю! — То есть предлагаешь бросить пробы и творить историю, так что ли? — Дима небрежно хмыкнул на эту неожиданную речь, но собеседник только снова улыбнулся, будто услышав правильный ответ, и ответил более серьёзным тоном: — Ну, решать всё равно тебе. Ещё немного они прошли в тишине. Дима, не зная, как бы получше преподнести следующие свои слова, неловко усмехнулся, будто обдумывая их, а затем вдруг быстро выпалил: — Знаешь, лучше сказать это сейчас, чтобы закрыть тему — я ненавижу классику. Август мгновенно остановился посреди улицы и, окинув Дубина взглядом, полным искреннего недоверия, переспросил: — В каком смысле "ненавидишь"? Художник тоже остановился рядом, посмотрел на него с довольно безразличным выражением лица и, пожав плечами, спокойно ответил: — Ну, мне просто не нравится её слушать. Музыкант все ещё будто не мог поверить своим ушам и несколько напряженно продолжал смотреть на Диму, словно этот разговор был очень важен для него: — Но это же голословное утверждение! Так, ты сейчас занят? Дубин и так был немного сбит с толку их диалогом, но теперь ещё больше удивился такому неожиданному вопросу... — Я... Нет. ...Впрочем, отказывать почему-то совсем не хотелось. *** Помещение оказалось небольшим, даже если брать в счёт небольшой выступ для музыкантов с их инструментами, а людей было немного, и вообще оно больше напоминало лаунж, чем ресторан. Но что действительно восхищало, так это дизайн и всякие мелкие детали: оформление стен, лампы, небольшие интерьерные мелочи и множество картин всяких безымянных художников. Прямо в музей какой-то притащились. Август тихо усмехнулся, а затем кивнул в сторону одного из свободных столиков: — Давай, выбирай место и садись. Я сейчас вернусь, — не дожидаясь ответа, он повернулся и направился к бару. Дима лишь машинально кивнул, выбрав небольшой столик в углу. Он не мог оторвать глаз от интерьера, все ещё слегка очарованный. За несколько минут он почти забыл о брюнете, и потому едва не подпрыгнул, когда тот внезапно появился рядом с ним и поставил две чашки кофе на стол. Сделав небольшой глоток, он огляделся вокруг с каким-то самодовольным видом и заговорил: — Я думаю, люди, которые говорят, что не любят классику... Они даже не знают её истории и ответвлений. — Возможно... — слегка отстранённо ответил художник, а затем оглянулся на Августа, который терпеливо ждал ответа, и спросил шутливо, словно пытаясь свести всё на нет: — То есть... ты похитил меня, чтобы преподать урок культуры европейской музыки, да? — Можно и так сказать, — Август спокойно улыбнулся в ответ на этот комментарий, а затем кивнул в сторону небольшой сцены и продолжил уже более воодушевлённо: — Посмотри на этих ребят! Вот пианист — у него под пальцами целый оркестр! Или вон, скрипач — сейчас поведёт главную мелодию! Про вторую скрипку забывать не стоит, смотри! И про трубу! Причём зачастую они всё делают сами — сочиняют, аранжируют и пишут, а потом играют все вместе! — Но, как по мне, такая музыка просто... успокаивает? Даже в моем детстве была радиостанция с классикой, и люди включали её скорее как белый шум, или болтали на её фоне... Кроме того, на любой другой музыке тоже можно зарабатывать! Там нет этой суеты и драмы. — Драмы? — на мгновение он посмотрел на блондина с явным скептицизмом. — Да в академической музыке драмы всегда больше, чем в любой мыльной опере! Но ты пойми, классика — это и конфликт музыкантов, и их компромисс, и всегда что-то красивое, новое, фантазии композитора просто нет конца! Это же так... захватывающе! Вскоре после его слов музыканты закончили играть, и Август тут же громко зааплодировал. Дима улыбнулся такой реакции и тоже поддержал их аплодисментами, пусть и более робко, чем его знакомый. Затем брюнет снова опёрся локтями на столик, сделал глоток кофе и совершенно серьёзно сказал: — С каждым годом люди всё больше и больше равнодушны к классике. Они говорят, что «её время прошло». Но я не позволю. — И что будешь делать? — спросил Дубин тем же тоном, пусть его и немного позабавило это заявление. Август чуть ближе наклонился к собеседнику, подзывая его к себе, а затем тихо ответил: — Открою своё музыкальное местечко в городе. Какой-нибудь большой клуб, или зал, а может и целую организацию!... Будем сочинять и исполнять, что захотим и когда захотим, — так же тихо закончил пианист, не отрывая взгляда от Димы, и вдруг на его лице медленно расцвела мягкая улыбка. Тот в свою очередь несколько секунд молча смотрел на Августа, а потом пробормотал, обращаясь скорее к себе, чем к собеседнику: — Безумец. Но тот лишь довольно усмехнулся, даже не опровергая чужое заявление. Недолгую тишину прервал Димин телефонный звонок. Дубин резко выпрямился на своем месте и мгновенно переключился на какое-то совершенно другое настроение, будто почти напряжённое, стремительно встал из-за стола и кратко бросил: — П-погоди секунду... Как только художник остался один, он мгновенно принял звонок, как можно спокойнее говоря в трубку: — Да? Да, это Дмитрий Дубин. Да, высылал Вам на почту пару дней назад портфолио, это я. Он сделал паузу, слушая собеседника на другом конце линии, а затем, словно почувствовав ещё большее напряжение и нервозность, Дима подошел к окну и, глядя на город, заговорил чуть более взволнованно: — Да, мне всё еще интересно... — затем он снова прислушался и чуть ли не крикнул в трубку: — ДА! То есть, конечно, я тогда к Вам заеду! В понедельник? Без проблем! — Дубин был практически в состоянии шока, потом провел рукой по волосам и, словно успокаивая себя, пробормотал ещё несколько раз: — Да-да-да, до встречи! До свидания!... Он быстро убрал телефон обратно в карман и быстрыми шагами подошёл к столу, словно не до конца осознавая произошедшее, а затем наконец заверещал почти неверящим голосом: — Перезвонили! Они, они заинтересованы в моём участии! — Что? Да ладно?! — звенящим тоном переспросил музыкант, улыбнувшись и шире распахнув глаза. — Да, да! — Дима быстро закивал. — Они сказали, что очень хотели бы обсудить всё это в понедельник, и... — он с трудом подбирал слова и просто терялся во всей этой ситуации, но потом, осознав кое-что ещё, немного смутился, — прости, боюсь, мне пора идти. Нужно подготовиться. Август улыбнулся с некоторым сочувствием. Он понимал, что у художника сейчас будет много дел, и, кроме того, он сам не должен ему мешать. Поэтому, все ещё мягко улыбаясь, он снисходительно ответил: — Да, мне... тоже пора. Кстати, а где находится эта галерея? — Центр, недалеко отсюда, там неподалёку ещё старый кинотеатр, большой такой, всего в нескольких минутах езды на автобусе... Музыкант кивнул, мысленно простраивая маршрут дотуда, и, накинув ветровку, направился через зал к выходу, а Дима шустро последовал за ним. Они стремительно шли между столиков и оба молчали, пока в какой-то момент Август вдруг не спросил: — Хочешь после этого сходить в... кино? — А... Ну, было бы здорово, да, — Дима сбито усмехнулся, предполагая, что вопрос был как-то связан со зданием кинотеатра и его непосредственной близости к галерее. — Хотя... Не знаю, успею ли. Они сказали, что хотят встретиться ближе к вечеру, и вообще, многое будет зависеть от их окончательного решения... Клавишник молча кивнул. Он по своему опыту знал, сколько времени отнимают собеседования или прослушивания, и, честно говоря, не хотел отнимать у того время, если не был уверен, что оно у него останется. И всё же он почему-то не мог оставить разговор на этой ноте и, когда они вышли на улицу и теперь стояли возле выхода, уже более серьёзно добавил: — Что ж... Каким бы оно ни было, в понедельник в десять вечера я буду у кинотеатра. Блондин искренне удивился его заявлению. Казалось, что музыкант просто хочет назначить им... свидание? Бред! Скорее дружескую встречу, да, это явно она... — Правда? М... Тогда постараюсь заглянуть, — Дубин ответил несколько нервно, стараясь не думать об этом всём слишком много. — Тогда до встречи, — эти слова были произнесены с лёгкой улыбкой, и в уверенной манере собеседника было в них что-то такое... Обаятельное. Будто под ними мелкими буковками можно было расслышать некий немой договор, который они обоюдно себе только что подписали. — Пока... — пробормотал Дима, немного смутившись, и торопливо зашагал вниз по Невскому, в то время как Август развернулся и пошёл в диаметрально противоположном направлении. Честно говоря, этот короткий разговор оставил приятное послевкусие, и почему-то очень хотелось, чтобы они действительно встретились ещё раз... Смеркалось. Вскоре музыкант вышел на небольшой мост, идущий через очередной городской канал. Улицы постепенно начинали пустеть, а бледные фонари — зажигаться. Воздух у канала был прохладным и характерно тянул водой. Солнце стремительно перевалило за горизонт и утонуло где-то вдали, а тени нежно стали накрывать соседние дома. Август долго шёл молча, смотря себе под ноги и всё ещё о чём-то с улыбкой размышляя, а затем поднял взгляд на пастельно-пурпурный закат и начал насвистывать какую-то простенькую мелодию себе под нос... ~ Город для звёзд, Светишь только для меня? Город для звёзд, Жаль, не всё здесь вижу я. Как знать, Что начинается новая глава, А не мечта Неисполнимая?...

...Эвфоничный свист глухо разнёсся по мостовой, завершая его небольшую импровизацию.