Романтики с большой дороги

      Нингуан аккуратно разлила по пиалам чай. Фурина отсутствующе кивнула — у неё, как в судоку, вдруг резко сломалось уже почти достроенное до конца предположение, поэтому она усердно пыталась восстановить собственные шаги в обратном порядке, чтобы выяснить, на каком этапе надо было выбрать второй вариант из двух имевшихся. Может, вот этот полис перестрахования по странным условиям надо перекинуть сюда, тогда тут сложится… нет, какая-то другая сумма, и с чего она вообще решила, что условия странные, — а, ну да, потому что это классический пример нечистого хвоста, который уважающий себя следователь никогда в жизни не пропустит, настолько он очевидный.       Ага.       Фурина мысленно зачеркнула это ответвление, бегло оплакав потраченные впустую десять минут, и обвела название уже почти полностью исписанным карандашом.       — Всё ясно. Они эти акции вообще не трогали.       — Куда тогда делись средства? — Елань упёрлась кулаками в стол. От её безупречной укладки уже ничего не осталось, так часто она проводила пальцами сквозь волосы, иногда обдавая себя успокаивающим гидро.       — Фонды-однодневки? Либо попросили дальних родственников вложиться. Я бы поискала новых держателей, там должны найтись какие-нибудь товарищи со счетами сроком жизни… когда пошли слухи про продажу земли?       — Прошлый квартал, — Нингуан потёрла виски. — Я так намучилась с их накладными. И ладно бы сами накладные, так к ним же ещё по сто дополнений.       — Вот, значит, четыре месяца минимум. Скорее всего, слухи, когда вы их поймали, циркулировали уже где-то месяц, просто в закрытых сообществах. Накиньте ещё месяц для верности, и вот вам первичное поле для анализа. — Фурина постучала карандашом по обведённой сумме, посмотрела на инвестора. Имя сказало ей ровным счётом ничего, потому что для неё все эти невыговариваемые фамилии звучали одинаково даже спустя пятьсот лет жизни, но, возможно, раз уж она сама помянула закрытые сообщества… — В посольстве у вас кто-то есть?       — …Мы не ведём наблюдений за многоуважаемыми внешними союзниками.       — Да, разумеется, ничего такого. Личные данные в безопасности, конфиденциальность соблюдена, дипломатический скандал отложен на полку до следующего крупного кризиса. Но я уверена, что держатель газетного киоска у парадного входа сможет вас проконсультировать, кто полгода назад особенно интенсивно тосковал по Снежной и в связи с этим заглядывал якобы к консулу по три раза на неделе.       Нингуан с Елань озадаченно переглянулись. Фурина посмотрела на одну, на вторую, не дождалась нужной реакции, посмотрела на Ганьюй, которая выглядела так, будто дремала с приоткрытыми глазами, что, возможно, и обмануло бы менее опытного политика, но Фурина прожила достаточно, чтобы знать, что её вычисления уже три раза перепроверили и ошибки в них не было, значит…       Она перевела взгляд на Кэцин и наконец-то увидела в чьих-то глазах понимание.       — На какой вообще улице Снежанское посольство? Верхняя или нижняя терраса?       — Средняя, — подсказала Кэцин. На лице у неё, как практически всегда, было слегка недовольное выражение, но Фурина умела с этим работать. Клоринда была примерно такая же. На самом деле, все электро, кого она знала, были друг на друга похожи сдержанно суровым взглядом и закрытой позой.       Кроме, естественно, Яэ Мико.       Боги и демоны и кто угодно, Фурина была бы счастлива, если бы хотя бы раз в столетие Яэ Мико брала пример с сестёр по стихии.       — А, ну, значит, не газетчик, а какой-нибудь… продавец булочек, держащий там семейную лавку?..       — А! — Нингуан улыбнулась с облегчением. Непозволительная культурологическая ошибка, поругала себя Фурина, совсем ты, дорогая, расслабилась. — Да, разумеется. Думаю, дядюшка Гао сможет нам помочь. Это ведь не то чтобы какая-то деликатная информация.       — Ни в коем случае! — подняла руки Фурина. — Как в Фонтейне люди не могут жить без свежих сплетен, удачно прикрытых газетами, так и в Лиюэ никто не в силах устоять перед удачно локализованной под иностранные вкусы местной кухней. А разговоры за любимым делом — это же разве преступление?       Про себя она подумала чисто ради интереса прогуляться мимо родного посольства, посмотреть, кто и как отслеживает Фонтейн. Их, скорее всего, подманивают какими-нибудь напитками. Она бы поставила на энергетические чаи. Покажи любому фонтейнцу пищу, которая поможет ему продержаться восемь часов без перерыва, и он выложит за патент круглую сумму, после чего выложит ещё более крупную сумму академикам, чтобы поднять число часов до двенадцати, а свой сердечный ритм до сотни с лишним.       Наверное, надо будет взять с собой Чжунли. Знали жители Лиюэ про судьбу своего архонта или нет, но вокруг вежливого консультанта в любом случае всякий раз образовывалось поле уважения и признательности, в котором все присутствующие старались быть наилучшей версией себя. Фурина не сомневалась, что даже приставленные наблюдать за иностранными дипломатами в неестественной среде обитания шпионы при виде него не осмелятся доложить начальству, что видели Фурину де Фонтейн, с каким бы она визитом ни прибыла, рядом с важной политической локацией. Дипломаты, наверное, тоже не осмелятся пойти на контакт — должны ещё помнить вспыльчивый характер своей бывшей госпожи.       — Спасибо за помощь, Ваша Честь, — обращаться к ней по имени Нингуан отказывалась, но и «леди Фурина» не назвала ещё ни разу, за что эта самая Фурина — действительно одно время считавшаяся леди — была ей крайне благодарна.       Она не представляла, какую реакцию у неё могло вызвать это обращение и как эту реакцию воспринял бы прохладный Дар, сейчас вместе с ней скользивший внимательным хищным взглядом по строчкам.       Был бы в руке стилус с чернилами, так он сам, влекомый за мельчайшие жидкие частицы, дёрнулся бы к одному из развёрнутых свитков, но Фурина держала карандаш, поэтому заместо этого вдруг почувствовала сильный прилив интереса… к какой-то административной статистике? Что-то про нарушения на стройке? Она огладила острый край оболочки Дара пальцем, показывая, что всё поняла, и подтащила нужную бумагу поближе.       И улыбнулась, тоже увидев, в чём дело.       — И ещё кое-что.       Тихо совещавшиеся о чём-то управители города как по команде повернулись к ней.       — Кто выдавал это разрешение на строительство?       Кэцин, нарочно пошуршав одеждой, чтобы Фурина её заметила, опёрлась бедром на край стола и мягко забрала у неё заявление.       — Это не совсем строительство. Ремонт баржи у нас на верфи. Мы дали разрешение на пользование местом и ещё на доступ к строительной технике, но на неё отдельный контракт. А что с ним?       — Если я правильно помню ваши правила, разрешение должно обновляться раз в квартал. Его могут продлевать не глядя, но обычно проверяют несколько критериев: что не было неуплат, не было злоупотреблений полномочиями и не было нарушений.       — Всё верно. — Девушка покачала головой: — Как вы столько в голове держите?       — Жизнь такая, — отозвалась Фурина, — так вот, по поводу нарушений. Судя по этой статистике от Миллелита, на пару процентов подскочил средний уровень преступлений на верфи. Допускаю, что это может быть связано с изменениями в работе таможни и вынужденными простоями, на это и списали при анализе, но, может, стоит наведаться на эту арендуемую часть верфи? Вдруг выяснится, что разрешение выдали… не по правилам?       — Это надо тоже делать неофициально, — Нингуан села за стол и принялась что-то сосредоточенно писать. — Мне не нравится потенциальная протяжённость этой схемы. Верфь, посольство, акционеры… Очень надеюсь, что хотя бы землевладельцам пока что хватает ума не ввязываться.       — И вряд ли ввяжутся. У фатуи в вашем регионе не лучшая репутация. Разрешение, скорее всего, получено подкупом — когда его выдают по доверию на честном слове, таких следов не оставляют.       — А тут и деньги, и путь отхода под сотрудничество со следствием, если что-то пойдёт не по плану. Неплохо. Леди Нингуан, мы с Елань можем…       — Нет. У меня есть свои люди, которых я могу отправить на верфь — без риска разоблачения. Это беру на себя. На вас — фондовые перестановки. Счета не морозьте, можем спугнуть, но, Ганьюй, посмотри, пожалуйста, что там по переводам — сколько, когда, как часто, какие банки, всё ли у этих банков хорошо с лицензиями. И кто владелец.       Большая часть совета разошлась, на ходу переговариваясь друг с другом. Фурина поднялась было помочь Нингуан убрать документы, но та только вежливо покачала головой, вместо этого указав ладонью на пока что дымящийся чай.       — Прошу, пейте. Ваша Честь, вы и так мне очень помогли.       Сдавшись, Фурина села обратно и довольно улыбнулась, наблюдая, с какой деловой сосредоточенностью Нингуан расставляет по местам книги, сметы, свитки и прочие важные бумаги и как легко рвёт те, что потеряли актуальность, скидывая их в круглую прозрачную вазу, напоминавшую больше мыльный пузырь, чем настоящее стекло.       …Тоже иназумский стиль, кстати.       И даже ведь спросить не у кого! Двор Лиюэ, если и собирался, назывался по-другому и работал по-другому, чем двор Кур-де-Фонтейн, тут таких расспросов могут и не потерпеть, а оскорблять союзницу Фурина не хотела. Тратить её перед собой долг на личные сплетни — тем более.       — Вы вольны просить меня о чём угодно. — Нингуан словно подслушала её мысли. Она заняла место напротив, на ходу перевязывая невзрачное письмо простой бечёвкой без громоздких гео-печатей. — После такой услуги для меня будет честью оказать вам любую помощь.       — Пока что мне ничего не идёт на ум, оставим до лучших времён, — вежливо склонила голову Фурина, почёсывая вернувшуюся ей на колени Друга за ухом. — К тому же, я могу с вами и поспорить: ведь это вы посоветовали мне поговорить с господином Чжунли. Разве же мы не в расчёте?       — Нет. То была не услуга, а просьба. И на уровне, в который я считаю себя не в праве лезть. Но, если позволите?..       — Позволяю.       — Я рада, что всё получилось.       — Я тоже. Ваши земли богаты загадками. И, по счастью, ответами на них тоже. Чудесное место.       — Даже чудеснее, чем белокаменная жемчужина среди первобытного океана?       Вопрос был, что называется, с подвохом. Фурина не стала сразу отвечать. Во-первых, она сама не знала, что хочет сказать. Во-вторых, Нингуан так удачно подвела разговор к этой теме — а может, просто поймала заброшенную Фуриной нить и вплела в их общий гобелен новый, но так и напрашивавшийся узор, — что её мысли невольно потекли лишь в одном направлении из бесконечного множества, а это, каким бы привлекательным ни было это направление, ограничивало. Сковывало. Фурине больше никогда не хотелось себя сковывать. Чего ей при этом хотелось, она не знала, а рассуждений от противного не хватало, чтобы это выяснить. В-третьих, наконец, ровная поверхность её чая дрогнула. Один-единственный раз, но Фурине хватило.       — Над хорошими вопросами всегда нужно очень долго думать, Нингуан. По этой же причине ответы на них часто оказываются разочаровывающими — слишком осторожничает отвечающий, пытаясь учесть все «но» и «если» и так в итоге и не выбирая чего-то конкретного. Почему вы спрашиваете?       — Я не тороплю вас с ответом — вплоть до того, что предложение останется открытым, даже если я уйду с должности. Но, если вы пожелаете, Лиюэ может стать и вашим домом тоже.       И как бы Фурина ни ожидала этого ответа, она всё равно задумалась. Возможно, она даже замечталась.       Ни в одном государстве Тейвата так не ценили право на частную жизнь. В Лиюэ можно было прожить тридцать лет и ни разу не пригласить в гости соседей — и никто даже не посмел бы настоять на этом самостоятельно. Местная журналистика была такой же неторопливой и уважительной, как и жители: и пусть это порой означало, что основные новости узнавать приходилось от с трудом найденных, если не завоёванных, знакомых на как-то условно и самих собой назначившихся ужинах в непривлекательных забегаловках, а не с передовиц газет, Фурина знала, что никогда она больше не услышит щелчки затворов камер у своего дома на верхней террасе. Или на средней. Или на нижней. Она догадывалась, что из уважения к её статусу и к ней самой ей предложат верхнюю, где люди жили веками и поколениями, но при этом и знала, что никто даже не подумает запретить ей построить себе дом у воды. Может, даже за пределами гавани.       Друг тихонько муркнула. Ей тут тоже нравилось.       Ведь, в конце концов, обещая девочкам вернуться к их спектаклю, Фурина не обещала себе вернуться в Фонтейн.       И до Сумеру совсем недалеко, и Мондштадт ближе, и между нею и Снежной не одна государственная граница, а целых три, а Моракс ценою своей божественной сущности стребовал с Царицы, чтобы та больше не смела нести свою войну на его земли.       Да, отсиживаться дома ей вряд ли дадут.       Но никто — никогда! — не осмелится снова потащить её на сцену.       Фурина пришла в себя. Наверное, у неё легонько задрожала рука держать пиалу в таком положении, потому что по потемневшей чайной поверхности расходились шаткие неровные круги.       — Это дорогое предложение, Нингуан. Каким бы ни будет мой ответ, вы должны знать, что я мало что ценила в жизни так же сильно, как его.       Нингуан почтительно склонила голову.       Но согласиться сейчас было бы неправильно — и даже несправедливо. Венти говорил, ветер свободы может занести её куда угодно, так вот, Фурина планировала, что этот самый ветер всё-таки занесёт её на территорию Фонтейна. Там, после спектакля, который она частично помогла устроить, она поговорит со всеми, кого не хотела видеть после суда. Убедится, что без неё всё идёт как надо. Услышит, что она хочет услышать (а по дороге ещё подумает, что понимает под этим определением) или что ей готовы сказать. Увидит всё, по чему успела соскучиться, может, ей даже не станет дурно от мысли о её любимых тортиках.       И только после этого, хоть как-то уравняв плюсы с минусами, Фурина примет решение.