Романтики с большой дороги

      — Я никогда не видела на входе в гавань… как это называется, пробки? — спросила Фурина, отцепившись от веревочной лестницы и схватившись за протянутую ей ладонь.       Венти с лёгкостью, которую не ожидаешь от тощего юноши в бардовских одеждах, вытащил её на палубу и протянул полотенце, вежливо отвернувшись к, собственно, мерцающей вдали гавани — и выстроившимся перед ней кораблям. Фурина издалека разглядела мондштадские флаги, увидела одну фонтейнскую баржу, пару местных когов и даже один иназумский парусник, который был больше похож на излюбленный транспорт тамошней аристократии, нежели на торговое судно. Но про современную Иназуму она практически ничего не знала. Мало ли, может, они только чернила возят, для таких крохотных грузов массивные корабли не нужны. Снежанских кораблей не было. И хорошо. Натлановских тоже не было, но её это особенно не удивляло: страна была закрытая, широких каналов для выхода в открытое море у них практически не было. Торговля если и велась, то сухопутная, через пустыню.       — Могли бы дальше купаться, мисс Вут, — безрадостно поприветствовал её капитан Нарей, почёсывавший развалившуюся прямо перед штурвалом Друга, когда Фурина, одевшись и вытерев окончательно выцветшие в их естественную белизну волосы, поднялась к нему. — Хорошо, если мы хотя бы ночью пришвартуемся, а не провисим здесь до утра.       — Крио ваше ещё живо? — подобные ящики, которые производили в Снежной, стоили сумасшедших денег, и даже Зубаир не рисковал заряжать их с сильным запасом. Они уже задержались, попав в шторм почти неделю назад, который Венти не стал останавливать, потому что корабль и экипаж справятся, Фурина не опоздает, а природные процессы должны течь своим чередом.       К тому, что корабль встанет в пробку, оказался не готов даже он. Поэтому в последние пару дней они помогали аппаратам работать: Фурина призывала гидро, а Венти разносил его по ящику, чтобы остаткам крио-энергии было, на что перескочить и хорошенько проморозить товар. Но это было подозрительно похоже на повторную заморозку, а Фурина достаточно много времени провела в обществе торговцев и в экономике разбиралась сравнительно неплохо, чтобы помнить, что повторную заморозку при установке цен на рынке сбыта сильно не одобряли.       — Пока да, — капитан благодарно приподнял шляпу. Фурина со смешком сделала книксен.       Команду Зубаир собрал хорошую, она со всеми быстро нашла общий язык. Нарей, бывалый морской волк, слишком любил море, чтобы уходить на заслуженный отдых, но уже не рисковал плавать в открытые неспокойные воды или разбираться со снежанскими пограничниками и их печально известными «шмонами», поэтому ходил по изведанным маршрутам, иногда залихватски пролетая через слишком узкие для кога форватеры. Его старшая дочь, Исида, больше интересовалась принципом работы крио-ящиков и явно планировала изучать их в Академии, но и от продолжения отцовского дела пока не отказывалась. Девица была на редкость упрямая, а плавала быстрее Фурины, словно тоже родилась в воде, поэтому Фурина не сомневалась, что у неё получится каким-то образом всё совмещать.       Собственно, Исида и взлетела к штурвалу вслед за ней, шлёпая босыми мокрыми ногами по палубе:       — Если они своих и дальше будут пропускать без очереди, то мы тут двое суток прокукуем.       — Так везде сейчас, — пожала плечами Фурина. — У кого местное гражданство, тот и выиграл.       — Может, я себя гражданкой мира ощущаю, — заворчала Исида — ей, как и всем молодым людям, страсть как не нравилось сидеть на одном месте. — Как Венти, например!       — И уважаемая госпожа гражданка мира только что прошляпила, как в гавань зашёл иназумский парусник, — отозвался Венти, грамотно уклонившись от невысказанного вопроса. — Так что не только местных пропускают. Досмотры ужесточили?       — И досмотры, и с оплатой пошлин всё стало сложнее, и гавань ещё не до конца отстроили.       Фурина уже наслушалась сплетен о произошедшем от каждого члена экипажа, а также выслушала более-менее полную версию от Венти, который исполнил чарующую увлекательную балладу, взяв на себя роли вообще всех — от Путешественницы до Моракса, с перерывом на Тарталью. К досмотрам она была готова, но не особо переживала: в Лиюэ была развита такая служба безопасности, что Фонтейну и его жандармам и не снилась. Да что там, у них и Дом Очага мог бы поучиться.       …Хватит, пожалуй, на сегодня воспоминаний о доме.       Обратно к Лиюэ. Скорее всего, управительнице города доложат о прибытии беловолосой разноглазой женщины с фонтейнским акцентом и гидро-глазом бога на поясе ещё до того, как она сойдёт с кога на пристань. И если сумерских академиков, не достававших носы из книг, она ещё могла обмануть с ходу выдуманной личиной и забытыми в гостинице несуществующими документами, то с местной разведкой остроумничать не хотелось. Придётся признаваться, что да, вот она я, собственной персоной — надеюсь, мол, пока ещё грата — пожаловала в гости по важному делу, касается меня и вашего недавно почившего архонта. Может, они сами захотят её побыстрее выставить — и помогут.       Ей оставалось около полутора месяцев. Фурина, признаться, очень надеялась, что известные формализмом и любовью к деталям и утончённым формулировкам (их с Мораксом некогда общее бремя…) жители Лиюэ захотят её побыстрее выставить. Зубаировские коги ходили часто, и у неё в рюкзаке лежало сопроводительное письмо, по которому её должны были взять на борт любого и принимать со всеми почестями, какие бывают во время плавания по обычному и не первой степени важности торговому маршруту, но всё равно Фурина хотела вернуться не в последний момент.       Друг толкнула лапкой её прислонённый к штурвалу рюкзак. Если бы тубус с письмами лежал отдельно, толкнула бы его.       В который раз Фурина удивилась, какой умный у неё спутник.       — Всё так, милая, — сказала она вспрыгнувшей ей на плечо кошке. — К нему приплыли. Ну, почти уже. Меньше мили осталось.       — Я надеюсь, ты найдёшь то, что ищешь, — дружески пожелал Венти, дав о себе знать ласковым ветерком сбоку, чтобы они обе не испугались.       — Я тоже, — она и так уже везла Эффи и Лоре целый ворох историй, но что-то ей подсказывало, что никакая, даже самая увлекательная, про контрабандистов, байка не заменит девочкам того, что она им изначально пообещала.       Такие уж они были сложные, эти обещания.       — Ты со мной не пойдёшь? — спросила Фурина для галочки, уже подозревая, какой будет ответ.       — Дорога продолжается, — ответил Венти. — Ты должна идти по ней самостоятельно. Я буду приглядывать.       Фурина неожиданно почувствовала себя всё равно что Путешественницей, но ассоциация была странная и непрошенная, да и не хотелось ей в родном мире чувствовать себя чужачкой, поэтому она просто убрала из обозначения заглавную букву и превратила имя собственное в обычное существительное. Будет просто путешественницей. Без миссии в конце пути. Примерно как сам Венти — такие вечные странники, которые вечно то натыкаются друг на друга, обменяться новостями да выпить за здоровье, то расходятся ещё на какое-то время.       — Спасибо, — она благодарила его, конечно, не за это уверенное надёжное обещание. Нет, и за него тоже, конечно, но, наверное, больше за Друга.       И за первый прыжок в воду, который она почти было запорола тем, что в последний момент отказалась прыгать, но Венти цокнул языком и беспощадно пихнул её под лопатку, опрокинув с палубы неуклюжей бомбочкой и немедленно получив за это царапину от Друга, которая осталась на его безупречной коже едва заметным шрамом.       И за первый недопотоп, который устроили образовавшиеся вокруг неё гидро-конструкты, когда она робко попыталась обратиться к дару не в опасной для жизни ситуации, а тот в ответ залил ей всю каюту, а Венти чуть не вышвырнул в открытый океан, почуяв в нём не то угрозу, не то узурпатора, не то что-нибудь ещё на букву «у».       И за фонтейнские песни, которые он пел на её родном языке почти без акцента, а она беззаботно подпевала, забыв на мгновение про своё якобы мондштадское происхождение.       И за долгие терпеливые рассказы о мире, который Фурина для себя заново открывала, — иногда превращавшиеся в поэмы, иногда остававшиеся броскими короткими рассказами, иногда становившиеся в его исполнении целыми архаичными эпосами. Всегда под настроение. Фурина предложила было хоть часть записать, может, поставить, но Венти наотрез отказался — полёт фантазии на то и полёт, чтобы мелькнуть в небе и навсегда скрыться из глаз. Уникальное воспоминание, неповторимый опыт. Никакого мёртвого заключения в книжных строчках.       Фурина, разумеется, уважала его ветряную независимость, но оплакивала сотни несостоявшихся уникальных представлений.       Хотя, кто знает, может, когда-нибудь и она решит из своего жизненного опыта сделать что-нибудь, что будет интересно посмотреть другим людям. До встречи с Венти ей такое и в голову не приходило — так нагло и в открытую заявить о себе миру, но кто запретит ей, в конце концов, выдумать себе очередной псевдоним и публиковаться анонимно, под защитой суровых фонтейнских юристов, съевших на защите авторских прав одержимых своими патентами учёных не то что одну собаку, а целую стаю псов Бездны.       — И тебе спасибо, — улыбнулся Венти, молодой, старый — вневременный. — Я рад, что у тебя всё получилось.       — Всё получилось у всех остальных, — вежливо напомнила ему Фурина. — Меня в суде к смерти приговорили.       На какой-то по счёту раз это уже было не так больно проговаривать. Приговорили и приговорили, подумаешь — жива же осталась. Даже креветкой сгибаться не хотелось — тут такой вид красивый, гавань вся сияет — и золотом, и пламенем одновременно. Не до истерики как-то.       — Ага! Прям как тебе и было нужно. Так что в итоге всё получилось у тебя. — Венти приставил палец к виску. — Оптика — штука такая, непростая.       — Какую же ты иногда ерунду несёшь, боже, — сбогохульничала Фурина. Венти в очередной раз поддел её плечом, но на сей раз воздух вокруг них словно сгустился, и она увидела взметнувшие ей волосы белоснежные перья. — Удачи тебе.       — Храни тебя ветер, — повелел в ответ Барбатос.       И улыбнулся весело, когда Друг бережно стукнула его лапой без когтей на прощание.       Воодушевлённая их разговором, Фурина — когда уже давно стемнело — ступила на пристань, попрощалась с экипажем, свернула на первую попавшуюся улицу, с любопытством разглядывая надписи на местных бумажных фонариках и узнавая больше половины иероглифов, и сама остановилась посреди чуть более тёмного участка, чем соседние, — один фонарик перегорел и его ещё не успели заменить.       — Добрый вечер, — поздоровалась она с абсолютно обычными, в толпе их было бы не узнать, молодыми людьми в штатском, надеясь, что пока что был вечер, а не ночь, — такую глупую ошибку в первой же реплике допускать не хотелось. Юноши бросили друг на друга быстрые взгляды, делая вид, что совершенно не удивились, что иностранка заговорила с ними на их языке, и тем самым выдавая своё удивление с головой. Неопытные совсем, подумала она тепло, по настоящему шпиону никогда не должно быть видно, что это шпион в штатском, а они совсем к гражданской одежде неприученные.       Впрочем, это не она их воспитывает.       — Добрый вечер, — вернули ей её вежливость на слегка скованном фонтейнском. Фурина улыбнулась. Интриги, двусмысленности, хождение по острию невидимого лезвия — совсем как дома.       Она повернулась к невысокой женщине в подозрительно знакомом полушубке. Друг запрыгнула ей на плечо и прищурилась.       — Мы с вами, видимо, не знакомы, — сказала Фурина, успокаивающе почесав её взъерошенную грудку. — Но я помню вашего предшественника. Скажите, он в добром здравии?       — У моей должности нет предшественников, — ответила женщина. — Ваша Честь, вы позволите проводить вас в Нефритовый дворец?       — Позволяю, — совсем развеселилась леди Фурина, на мгновение почувствовав себя снова водной царицей. — Но всё-таки, вынуждена настоять. Как поживает Соу Хи?       Елань ответила не сразу. Фурина, отыграв себе часть игровой доски и передав право хода сопернице, расслабилась и принялась вежливо разглядывать изменившийся город, как будто сама раздобыла эти знания, а не Нёвиллетт однажды доложил ей, что почуял вокруг города чужую гидро-энергию, и по его меркам сердито — то есть, отставив стакан с прохладной сумерской водой в сторону, пока он ничего не расплескал на документы, — поинтересовался, не нужен ли им в ближайшее время дипломатический скандал с восточным соседом. От скандала Фурина отказалась, кажется, к чисто драконьему недовольству её верного — ну, условно, больно выражение было красивое — судьи, но информацию запомнила. И послала шпионов в ответ, чисто из вредности.       — Никто из нас не защищён от старости, Ваша Честь, — наконец заговорила новый офицер службы безопасности Лиюэ. — Но, не считая времени, другие беды его не тревожат.       — Это хорошо. Нам нравилось наблюдать за его работой.       Пусть поломает голову, что означало это кокетливое «нам» в свете последних событий при фонтейнском дворе.       У самой Фурины тоже не было ответа на этот вопрос, так что они могут подумать об этом по отдельности, а потом устроить общий мозговой штурм.       — Ваш визит делает нам огромную честь, — гораздо осмотрительнее, словно камни, на которые она ступила, оказались вдруг скользкими, заговорила Елань.       Они поднялись по узким ступеням и вышли на широкую каменную террасу над гаванью. Выше были только горы — и золотой дворец, паривший в воздухе словно по волшебству. Возможно, для жителей города так и было, учитывая, как быстро здание восстановили после нападения бога вихрей — чудо, не иначе.       — Но? — поторопила Фурина, когда пауза слишком затянулась.       — Но его неофициальный характер, признаюсь, поставил нас в замешательство касательно его цели.       Потрясающе дипломатический способ сказать «ваш многоуважаемый двор не смог нам ответить ничего внятного — какого, простите, чёрта».       — Богам не к лицу объяснять смертным свои причуды, — отрезала Фурина, якобы страшно заинтересованная днищем дворца. — Из уважения, которое Фокалорс испытывала к Мораксу, я отвечу, что мой визит — дань его памяти, которую я не могла отдать раньше. Это устроит вас?       Два божественных имени подряд любого бы заставили забыть, что они говорят с простым человеком. Елань явно не забыла, но предложенный ей образ приняла:       — Разумеется. Моя леди сделает всё, что в её силах, чтобы вам помочь.       — Очень мило с её стороны, — ответила Фурина и решила ещё повредничать, чтобы отвлечь явно внимательного шпиона от потенциального разлада между Фонтейном и его архонтом: — Вы меня простите, но в последний раз я была здесь с визитом добрую сотню лет назад. Остался ли у вас ещё плаустрит для подъёмных платформ или после реконструкции дворец всё-таки приходится усаживать на террасу всякий раз, когда вы принимаете гостей?       Елань хватило сдержанности и опыта прохладно улыбнуться, несмотря на то, что своей заносчивой шуткой Фурина имплицитно призналась, что знает секрет работы одного из самых надёжно охраняемых зданий во всей гавани. Они принялись обсуждать работу этих самых платформ, на которых теперь работали не только сотрудники с гео-глазом бога, потому что механизм доработали и улучшили благодаря финансированию нынешней главы Цисин. Фурина кивала, восхищалась людской изобретательностью — как условная покровительница условной страны изобретателей, которые доизобретались до того, что подорвали свой главный институт, — а про себя думала, что неплохо подставила коллег из другого дворца, дворца Мермония. Какую отговорку они скормили Лиюэ, когда не смогли объяснить исчезновение собственного архонта? Достаточно ли убедительно притворились, что решение Фурины заявиться в гавань для них не новость?       Она надеялась, что да. У них перед глазами был потрясающий пример, как надо врать с пустыми руками! Мину позаносчивее сделать, да фанфары включить погромче. А если спрашивали в письменном виде, то ответ написать цветными чернилами и печать грохнуть прямо на подпись.       И воск цветной найти — обязательно чуть потемнее оттенка чернил.       Дипломатия дипломатией, но двор Фокалорс пятьсот лет славился ещё и чувством стиля.       — Сопроводите меня? — поинтересовалась Фурина у Елань, подчёркнуто не заходя на платформу.       — Если такова ваша воля, Ваша Честь, — ответила та.       Эх, поработать бы с ней вместе… Ещё неизвестно, кто бы тогда в суде выиграл.       Дождавшись, пока сопровождающая их молодёжь останется шокированно переглядываться друг с другом далеко внизу, а седой старичок займётся управлением архаично выглядящей панели, Фурина повернулась к своей собеседнице. Не дававший ей покоя полушубок наконец всплыл в её памяти очередным докладом разведки, которые, помнится, веселились так, что Нёвиллетт им вежливо напомнил, что они в присутствии богини, а не у себя на текучке.       То, что они были в присутствии ещё и юдекса, её ребят не волновало совершенно, но к ней они заговорщицки наклонились и, всё не переставая хихикать, рассказали…       — Дорогая Елань, как женщина женщине, должна сказать, мне очень нравится ваша шубка. Уникальный экземпляр, если мне не изменяет память?       Явно этого не ожидавшая Елань коротко и резко хохотнула, вокруг её изящных запястий на мгновение вспыхнули тончайшие гидро-нити.       — О, да, мадам де Фонтейн. За неё были готовы выложить целое состояние.       — Тем лучше, что она досталась именно вам.       — Считаете, мне она так сильно идёт?       Ох, по этой части политической жизни Фурина даже скучала.       — Однозначно. И, вы знаете, между нами говоря, мне всегда больше нравилось, как Лиюэ распоряжается столь ценными вещами.       — Нам приятно ваше доверие, — впервые за весь их разговор в ехидной усмешке Елань мелькнула понимающая искренность: — Позвольте вас заверить, мадам де Фонтейн, оно абсолютно взаимно.