Романтики с большой дороги

      Сначала был просто какой-то отзвук, еле слышное эхо, лазурно-белое, как гребешки далёких волн в неспокойном море. Фурина пропустила его мимо ушей — у неё раскалывалась голова, ей было очень больно, и она хотела услышать сердцебиение, а не какое-то там эхо.       Почему она хотела услышать сердцебиение, почему это было до раскалённой истерики в груди важно, она даже не подозревала, но ждала со всем упрямством, не обращая внимания на прочую ерунду, которую предлагало собственное бессознательное.       Потом — не в начале, как можно было подумать, — было слово.       Точнее, слог.       …на!       Голос был такой тихий, такой далёкий, словно кто-то пытался дозваться до неё через бескрайние мили, что Фурина решила его игнорировать. Если бы это был кто-то важный, он был бы гораздо ближе к ней.       …рина!       В голосе ревело отчаяние. Тогда Фурина всё-таки растерянно попыталась вспомнить, кто в театре так давно её не видел и что там могло случиться такого страшного, чтобы звать её с таким неподдельным страхом — ещё и беспощадно картавя её выдуманное имя.       Фурина!       Господи, ну что ж там такое? Что за гадкая и невоспитанная манера так кричать? Вишапы вас что ли воспиты…       Она же Каролина. Никто не знает, что её зовут…       О, нет, нет, нет — нет!       Фурина распахнула глаза, ничего не увидела и немедленно попыталась встать.       — Тихо-тихо-тихо! — зашептал кто-то знакомо-незнакомый над её головой. Чья-то рука аккуратно отвела прядь окровавленных волос от её разбитого виска, и, почуяв чужое прикосновение совсем рядом с раной, Фурина молча завырывалась пуще прежнего, как раненое животное, вслепую засучив ногами по песку. — Тише! Тише, пожалуйста, я тебе не враг!       Голос был слишком юный, чтобы принадлежать разбойнику. Фурина шумно втянула в себя сухой, но уже не раскалённый воздух, сама встряхнула головой, откинув с лица перепачканную чёлку, и наконец начала видеть.       Они сидели под небольшим и потрёпанным жизнью навесом, свисавшим с невысокой скалы из красного камня, который был подвязан к высоким деревянным столбам, чтобы создать надёжную тень. Лагерь контрабандисты разбили на какой-то скале — далеко внизу Фурина разглядела очередные безликие барханы. Вокруг стоял полумрак, разгоняемый только далёкими отсветами от костра, — солнце опускалось к закату.       Выкрученные руки были связаны за спиной и очень сильно болели. Шаль, которой она закрывала голову, забрали, и её совсем выцветшие волосы белыми сухими водорослями рассыпались по плечам. Стучало в обоих висках, но в левом в разы сильнее, словно боль пыталась вырваться из её головы, разорвав мозг на крохотные кусочки. Перед глазами плыло. Внутри, казалось, не осталось ни капли воды, и теперь там тоже властвовала пустыня.       — Смело, — прохрипела Фурина страшным голосом.       — Что именно? — поинтересовался её собеседник.       — Костёр… — каждое слово приходилось проталкивать сквозь пересохшее горло и сорванные криком связки. — Огонь хорошо… Видно.       — Мы сидим на западной стороне скалы, а на восточной они ставят дозорных. Если кого-то заметят, они сразу всё потушат, пока чужаки будут обходить гору.       Тут Фурина с трудом повернула голову, чтобы посмотреть, с кем она разговаривает.       Девочка — ребёнок! Не подросток даже, просто обычный ребёнок! — улыбнулась ей с видимым облегчением, внимательно разглядывая её лицо мерцающими в сумерках зелёными глазами — кошачьими, подумалось было Фурине, но даже тень этой мысли принесла с собой такую боль, что она зажмурилась, лишь бы их больше не видеть.       — Я рада, что ты пришла в себя. Хочешь воды? Я оставила тебе с… ну, с того, что они называют кормёжкой.       — Тебе нужнее, — прошептала Фурина, но сразу поморщилась: шептать было ещё больнее. — Пей сама.       — Я не хочу, — настойчиво сказала девочка и аккуратно протянула ей бурдюк. — У меня есть с собой нож, я могу тебя развязать, но мне кажется, надо дождаться, пока окончательно стемнеет. Сейчас могут заметить.       В Сумеру что, и дети были профессиональными стратегами? Фурина сделала пару жадных глотков тёплой, застоялой воды и чуть ли не застонала от облегчения. Всю воду она допивать не стала, хотя хотелось до безумия, и отстранилась. Девочка поняла её без слов и убрала их жалкие запасы куда-то в сторону. Она всё не сводила с Фурины взгляда, и только это слабое, но всё-таки ожидание, ещё и полное надежды, не дало Фурине рухнуть в то горе, которое бушевало штормом у неё в сердце.       И без того трудновыполнимая задача стала ещё сложнее. Теперь ей надо вызволить отсюда не только Нилу с Курошем, но и дай боже двенадцатилетнего ребёнка. Фурина достаточно хорошо знала саму себя, чтобы сразу решить, что без девочки она из этого лагеря просто не уйдёт.       — У тебя с собой только нож? — нож ведь не то чтобы сильно отличается от шпаги? Просто лезвие покороче и потолще…       — Не только, — девочка достала из кармана простых, но из добротной ткани сделанных шаровар амулет той же формы, что и у Нилу, только горевший приятным зелёным.       Фурине показалось, что вокруг них повеяло свежестью жизни. Она прислонилась затылком к камню, пережидая приступ головокружения, и немедленно почувствовала прикосновение тёплой ладони к плечу.       — Всё хорошо?       — Пока да, — нужно понять, насколько сильное у неё сотрясение. Если она им будет обузой, то планировать возвращение придётся без учёта себя самой. — Не побоишься посмотреть, у меня на виске рана ещё открытая или подзатянулась? Если увидишь, что кровь идёт, то это открытая.       — Сейчас, — девочка подсела ближе. — Я ещё днём постаралась её промыть водой и подлечить дендро, как смогла, но я всё-таки не доктор. А почему я должна бояться?       …Какое же всё-таки странное государство. Или Фурина просто с подростками давно не общалась и забыла, с какой скоростью люди обычно взрослеют.       — Не знаю. Вроде, дети часто боятся крови.       — А-а. Понятно.       Аккуратные пальцы отвели в сторону её многострадальные волосы. Фурина краем глаза следила, как девочка бережно, закусив губу от усердия, осматривает её рану, то и дело помогая себе зелёным свечением, которое охватывало её пальцы, ненадолго и несильно, но всё же освещая их часть тента.       — Новой крови нет. Мне кажется, она заживает. У тебя кружится голова?       — Чуть-чуть.       — Мне очень жаль, — девочка снова села так, чтобы оказаться с ней лицом к лицу. — Что с тобой случилось?       — Не договорились с контрабандистами, — уклончиво ответила Фурина. Что-то внутри её головы сумрачно вздохнуло: долго она ещё будет учиться общаться с людьми и жить нормально, если сейчас боится довериться тоже попавшему в ловушку подростку. — А с тобой? Как ты тут вообще одна оказалась?       Девочка растерянно пожала плечами:       — Я изучала контрабандистов.       Фурина подумала, что она ослышалась, потому что они с девочкой просмотрели её высокую температуру, и в результате у неё успешно начался бред. Она прижала ладонь ко лбу:       — Изучала? Контрабандистов? Что тут можно изучать?       — Очень многое, — оживилась девочка, будто только ждала этого вопроса, — мне интересна, конечно, в первую очередь их мотивация, потому что я считаю, что в ней ключ к прекращению их противозаконной деятельности. Есть какая-то фундаментальная проблема, которая их волнует и толкает на преступный способ заработка. Её надо решить, и тогда они перестанут воровать и подвергать жителей Сумеру опасности.       Нет, всё-таки, Фурина не ошиблась и правильно определила возрастную группу собеседника. Перед ней был совсем чуть-чуть поживший в этом странном и зачастую жестоком мире человек, который, во многом как и сама Фурина, только учился в нём разбираться.       — Мне кажется, их основная мотивация — заработать лёгких денег за чужой счёт.       — Значит, им для чего-то нужна крупная сумма денег!       — Ага. Пропивать её и прокуривать. И жить припеваючи.       Девочка задумалась. Фурина про себя поморщилась, проклиная свою несдержанность. Плохой из неё всё-таки воспитатель. С ней поделились идеей, в конце концов, а она в ответ решила весь внутренний цинизм продемонстрировать. Разве это разговор?       — Ты очень пессимистично рассуждаешь. Разве люди настолько плохие?       …Да Бездна подери! Фурина беспомощно прищурилась. Точно это ребёнок? Может, это просто взрослый очень маленького роста? Такие тоже бывают!       — Да нет… Не то чтобы, — ей самой очень хотелось в это верить, потому что иначе её страдания рисковали оказаться бессмысленными, а на этот счёт Фурина себя не обманывала и всегда признавала, что подобное осознание просто сведёт её с ума, и всё.       Но сейчас у неё хотя бы были доказательства! Она давала этим людям обещания, скучала по ним и надеялась к ним вернуться — даже сейчас, сидя в пустыне со связанными руками и разбитой головой, совершенно не представляя, в какой стороне от них находится Сумеру, в абсолютно безвыходном положении.       — Нет, люди не настолько плохие. Не все, во всяком случае. Но на то, что эти товарищи преследуют какие-то альтруистические цели, я бы сильно не рассчитывала. Как тебя одну сюда отпустили?       Девочка вдруг заговорщицки прищурилась:       — А я никого не спрашивала.       Если бы Фурина была обычным ответственным взрослым человеком, она бы её, конечно, пожурила и попыталась бы нарисовать драматичную картину бедных, переживающих взрослых. Однако она сначала пятьсот лет жила под постоянным прицелом в виде дефолтно осуждающих взглядов широкой общественности, а потом и вовсе стала жертвой шпионажа во имя общего блага. На протяжении всего этого тяжёлого, нудного и зачастую откровенно мерзкого временного периода она от концепции постоянного надзора успела порядком подустать. А ещё на его протяжении она даже не была человеком и человеческую социализацию формально не проходила.       — Разумно, — сухо ответила Фурина. Девочка хихикнула, дружески поддев её плечом. — Ладно, и что ты выяснила?       — Они хотят выручить за вас большие деньги. За тебя, за твою подругу и за ваших друзей, за которыми вы сюда приехали.       — Друзей? — нет, Фурина не откажется спасти ещё гражданских, но в театре не досчитались одного только Куроша.       — Мальчик в костюме и мальчик из академии.       Фурина схватила её за ладони.       — Астет?! — ну кто бы сомневался! Гражданским он прикинется, как же!       — Кажется, его сюда тоже отправили изучать контрабандистов, — девочка грустно вздохнула. — Зря, конечно. Я сама со всем прекрасно справляюсь.       Конечно, из них двоих только у Фурины были связаны руки и разбита голова, но…       — Ты у них в плену.       — Я знаю, — кивнула девочка. — А ещё я потихоньку продвигалась к их центральному лагерю. С вами всё понятно, за вас потребуют выкуп. А со мной они ничего сделать не могут: родных у меня нет, пропажу мою заметят нескоро, если вообще заметят, и выкупы за меня платить никто не станет.       Прежде, чем Фурина успела найтись с уместными словами, девочка покачала головой:       — Я тебе не жалуюсь. Это правда очень удобная позиция. У меня есть дендро, со мной им никогда не придётся жаловаться на нехватку еды и нападения хищников. Выгоднее придержать меня при себе. То есть, довезти до того места, куда они свозят всё награбленное.       — А потом ты, обладая этим планом местности и готовыми автопортретами, сбежишь и всё сдашь бригадирам?       — Если я не обнаружу ничего такого, что заставит меня немедля проникнуться их идеалами и поддержать их, а не власти Академии, то да.       Фурина невольно присвистнула. Конечно, фундаментом успеха этого плана был возраст и внешность — девочка выглядела худенькой, скромной и безобидной. Мало ли, от какой жизни она бежала из Сумеру в пустыню. Никакой разбойник, даже самый хитрый и прожжённый, не заподозрит в ней подосланного шпиона — хотя бы потому, что она им и не является, потому что она здесь по своей инициативе! Фурина не сомневалась, что бригадиры о разворачивающейся в пустыне шпионской операции даже не подозревали и что любые сведения, которые девочка им принесёт, окажутся для них настоящим сюрпризом.       А самая убедительная ложь — это ложь, которая по факту и не ложь вообще.       — Это рискованно, — наконец нашлась она. И улыбнулась: — Но гениально.       Девочка улыбнулась в ответ, однако сразу же посерьёзнела:       — Придётся потом придумать что-то такое же гениальное. Сейчас надо вызволить вас. Я не могу позволить, чтобы вы пострадали. Я думала этой ночью организовать нам с Курошем и Астетом побег, но их хотя бы не били. Вам с твоей подругой…       — Нилу. — Её тоже били? Фурину охватила ледяная ярость.       — …Вам с Нилу будет тяжело, — девочка задумчиво постучала себя указательным пальцем по губам. — Но и задерживаться мне тоже не хочется. Чем дальше мы от города…       — Тем тяжелее будет переход, да. Нельзя уходить ещё дальше в пустыню, ни у кого из нас даже карты с собой нет, да и…       — Толку от неё никакого. Кругом песок.       Фурина кивнула, всё удивляясь, как легко они друг друга понимали. Она опять устало прислонилась спиной к остывающему камню, закрыв глаза, чтобы переждать тошноту. В голове бурлило тёмное море. В голове жили воспоминания: как она бросилась на главаря, как ощущалась его кожа, расходящаяся под её ногтями кровавыми царапинами, как он поднял кинжал и ударил…       К горлу подкатили слёзы. Фурина открыла глаза и специально оттолкнулась от камня прямо тем местом, где был синяк, чтобы боль привела её в чувство.       — Как ты? — спросила девочка. — Я могу тебе как-то помочь?       Как тут поможешь. Дендро была могущественной стихией, но смерти было наплевать с Селестии на стихии и их мощь. Она приходила, она забирала. Тем, кто оставался, приходилось только собирать те осколки, в которые они разлетелись, и кое-как склеивать их заново, чтобы не умереть следом — от горя.       — Нет, вряд ли. Я… — возможно, рациональнее было бы соврать и не вешать на девочку свои беды. К тому же, Фурина до сих пор немного опасалась с ней откровенничать. Но у неё раскалывалась голова. Она устала врать. Она так давно устала всем постоянно врать.       И ещё у неё умер друг. Умер, защищая её.       — Просто я должна была быть тут не одна. У меня был друг. Она попыталась… — Фурина запрокинула было голову к небу, пытаясь найти хоть одно знакомое созвездие, но наткнулась взглядом на выцветшую ткань тента, прохудившуюся в одном углу, и чуть не разрыдалась от одного этого разочарования. — Она хотела мне помочь. А я не смогла… Я… Я вечно никого не могу спасти!..       Она зажмурилась, но было уже поздно: горло сдавило слезами, и Фурина беспомощно сжалась в какой-то кривой клубок, уткнувшись лбом в колени и крупно вздрагивая.       Это была далеко не первая смерть, с которой она сталкивалась. Да что там, это был даже не первый раз, когда за её жизнь заплатили своей собственной.       Но никто — никто, за пятьсот лет, никто, ни разу, никогда! — не отдавал жизнь за трусливую обманщицу, которая держала в голове двести пьес и пятьсот чертежей декораций и стеснялась заговорить с новыми продавцами в своей любимой фруктовой лавке. Никто не решал связать свою жизнь и свои странствия с бедной путешественницей без рода, без имени и даже без запасной одежды. Никто не оставался с ней, когда она превращалась в жалкую, бесхребетную… лужу, чтобы терпеливо успокаивать её, пока она не придёт в себя.       Никто её никогда так не любил.       Фурина плакала долго.       В какой-то момент она почувствовала, как девочка аккуратно гладит её то по плечам, то по волосам, и это было так похоже на аккуратную манеру Кошки тереться об неё головой, пока она так же истерила или чего-то боялась, что она расплакалась ещё сильнее.       — Я искренне тебе соболезную, — сказала девочка, когда Фурина сделала паузу, чтобы набрать в лёгкие воздуха. — Давай всё-таки развяжу.              Она не стала добавлять и без того очевидные вещи: если к ним кто-то подойдёт, Фурина сама сообразит схватить разрезанные верёвки и обернуть их вокруг рук. Не в первый раз притворяется.       Растирая затёкшие ладони, Фурина благодарно кивнула. После плача голова раскалывалась ещё сильнее, как всегда. Очень вовремя.       — Л-ладно, — сказала она в конце концов и шумно вздохнула. — Вас я всё-таки вытащу. — Девочка нахмурилась, но Фурина продолжила, не давая ей ничего сказать: — Вот, как мы сделаем. Вы с Нилу хорошо сочетаетесь. Если что, вызывай дендро, она его размножит своим гидро. Эти ребята вооружены какими-то электро-устройствами, ваши бутоны на них среагируют и создадут вам завесу. Вряд ли они хорошо разбираются в стихийных взаимодействиях, так что это ваше тайное оружие. Попробуйте угнать яков. Яки далеко?       — Подожди. Мне очень не нравится это «вы». А ты что будешь делать?       — Я отвлеку их. Большую часть, во всяком случае.       — И? Как нам за тобой возвращаться?       Повезло, что их с Нилу посадили отдельно — видимо, побоялись, что они с Фуриной друг с другом сговорятся. Вдвоём девочки бы точно её продавили. Фурина беспомощно вжала ладони в глаза — левую опять начало предательски потряхивать.       — Я сама до вас доберусь. Надеюсь. Не спорь со мной, пожалуйста.       Девочка вдруг сама схватила её за плечи. В сгустившейся темноте казалось, что её глаза вспыхнули тем же изумрудным пламенем, что и глаз бога в её кармане.       — Это неправильно. Ты опять так поступаешь.       — Как — так?       — Жертвуешь собой ради всех остальных. Так не должно быть! Я не прошу от тебя этого!       Оцепенев, Фурина уставилась на неё: это она как сообразила? Или узнала?       Но спросить ничего не успела, потому что один из людей у костра поднялся и направился прямо в их сторону. Фурина выругалась. Девочка испуганно и совсем по-детски ойкнула, переводя взгляд то на неё, то на идущего к ним контрабандиста.       — Меня не ждать, — сквозь зубы произнесла Фурина. — Вытаскивай всех, уходите как можно тише. Кинжал забирай.       — Мы можем что-то ещё придумать! — девочка упрямо схватила её за руку. — Пожалуйста, я не хочу чтобы ты…       — Я не умру, — легкомысленно пообещала Фурина. Она всё равно ни одно своё обещание не сдержит после авантюры, которая пришла ей в голову, одним больше — одним меньше. — Правда, не переживай. Я устрою им шоу.       И, пока девочка не успела ей возразить, Фурина поднялась на ноги, опасно пошатнувшись, и сама шагнула вперёд, на свет:       — Ну, девианты? Кто здесь у вас самый умный?