In the Soul

В душном пыльном воздухе витало стойкое зловонье перегара, смешанное с кислым по́том и чем-то до противного приторным, выползшим из недалёкого прошлого, отчего Феликс сморщился и фыркнул. Смутная тяжесть наполняла грудь, клубилась курными туманами и намертво приколачивала к кровати. Грэм де Ванили невольно вспоминал время влюблённости, дерзкую мадемуазель, что всего за три бессонные ночи подчистую опустошила кожаное портмоне, согнала всю спесь, накопленную в лондонских аудиториях, и опорочила представление о преподавательском отпуске. Трудно перебирать события, столь мыльные и яркие, но ещё невыносимее было предавать их забвению, ведь игривая частичка простой счастливой жизни казалась чем-то невероятным, всеобъемлющим и неизменно дорогим сердцу. Длинные волосы непонятного оттенка, сетчатые колготки, дерзкий взгляд зелёных глаз, от которого внутри всё так и пылало, стали его отдушиной. Он наслаждался резким ароматом цветочных духов и плавностью, осторожностью движений. Запахом кожи, ставшим невероятно тяжёлым из-за масел и мыл. Феликс вдохнул глубже, воображая шлейф аромата трав и лёгкой горечи вишнёвого табака. Боже, он не имел ни малейшего права вспоминать, как подчёркивал грудь лёгкий топик, не сковывающий движения, думать о прямом развороте узеньких плеч и маленьком выпирающем животике… Восстанавливать в памяти то, как полупрозрачная оранжевая газовая ткань льнула и ласкала милое личико шелковистой нежностью, но при этом не скрывала хмурость. Напряжённость и натужная весёлость почти не сходили с лица, и, даже когда Лайла улыбалась, зловещая тьма под чёлкой никогда не улетучивалась полностью. Максимально фальшивая девочка, совсем запутавшаяся во лжи и борющаяся с отвращением при каждом слове, казалась ему идеальной, почти что святой в своей неискренности. Грэм де Ванили мысленно простонал. Не от боли,от недостатка тактильности. Месяцами он любовался глазами Росси и, наверное, знал их так же хорошо, как собственные. Возможно, даже лучше, ведь в последние недели он воровато выхватывал все возможные мелкие детали — от скупых эмоций до пленительного расширения угольно-чёрных зрачков. Феликс подорвался с места, на ходу натянул рубашку и кое-как справился с завязками на брюках. Он зябко передёргивал плечами, представляя, что его искренние чувства растерзают отравленные шипы обиды, сердце кольнёт иголка, что убьёт моментально хладностью и безысходностью. Ступеньки лестничного пролета едва различались в полумраке, и это несколько бесило. Грэм де Ванили спускался, взволнованно хлопая по карманам. Портмоне и ключи на месте. Вечерний Париж бурлил жизнью, вывески пестрили огнями и красками так, что после уютной домашней мглы в глазах зарябило и они быстро устали, заставляя щуриться. Феликс приблизился к бару «Sourire ivre». Из-под оконных решёток плыли влажные пары, несло имбирём, грушевым кальвадосом и бисквитной трухой. Шум навалился на Грэм де Ванили со всех сторон: негромкая мелодичная китайская музыка лилась из динамиков, комментатор по телевизору приглушённо бубнил про Тео Эрнандеса, пьяная компания из пяти человек громко смеялась над анекдотом в дальнем конце помещения. Официантка, белёсая, кажущаяся невзрачной даже в ярком платье, взяла Феликса под руку, прижимаясь обвислой грудью к плечу, и отвела к бамбуковым столикам со старыми вазами, наполненные золотистыми хризантемами, чуть увядшими, но всё ещё яркими. Женщина хотела отгородить клиента деревянными ширмами с резными изображениями цветущих лотосов, но Грэм де Ванили покачал головой и заказал пиво. Официантка поклонилась, оставив поднос с ёмкостями, бутылками на столе, и спешно ушла. Феликс проводил женщину невидящим взглядом, обхватил пузатую холодную кружку и несколько секунд держал её перед носом. Запах хмеля и чего-то тонкого, цитрусового помог унять беспокойство, но вскоре сердце вновь сдавила отвратная тяжесть, и Грэм де Ванили не мог думать больше ни о чём. Из-за елейного голоска, так не вовремя прозвучавшего рядом, пиво выплеснулось на ладонь, пеной стекло по подбородку, пачкая белокипельный ворот рубашки. Внимание Феликса переключилось на официантку в оранжевом газовом платье, которую крепко обнимал и прижимал к себе пухлый низкий мужичонка. Грэм де Ванили рассматривал широкую морщинистую руку, ласково поглаживающую изящную талию, стройную ногу, послушно обвившую неладный, почти свиной окорок. Феликс брезгливо поморщился, но внезапно Лайла взглянула на него. Он тяжко сглотнул, заметив кружевные красные трусики, мелькнувшие в боковом разрезе. Грэм де Ванили крепко зажмурился, силясь вытравить увиденное из памяти, но чёртов мозг совершенно не слушался, подкидывал воспоминания о теле, вкушаемом месяца два назад: хрупкие тонкие запястья с выступающей сеточкой вен, небольшие потные груди, тёплый мягкий животик, сильные бёдра… Боже. Когда же эти мучения прекратятся? Феликсу срочно нужно что-то делать с бурлящими чувствами, ведь постоянные напоминания о той, с кем ему не по пути, о сожжённый к чертям мостах медленно, капля за каплей убивали его. Грэм де Ванили и без того паршиво. Если он не вытащит многострадальную голову из петли самобичевания, крыша протечёт основательно. Сделав быстрый глоток пива, Феликс скривился и ловко поддел ногтем край этикетки, медитативно содрал раздражающий рисунок со стекла. Судя по протяжному мужскому стону, представление за спиной набирало обороты. Грэм де Ванили обернулся и оторопел: жирдяй наклонился для поцелуя, его губы изогнулись в предвкушающей улыбке. Чёрт возьми! Феликс с силой сжал бутылку и утопил жгучий приступ ревности в остатках пива. Всё же алкоголь неплохо притупляет адское желание завыть. Грэм де Ванили хрустнул костяшками сцепленных пальцев. Каким-то образом мозг, рационально работающий даже после двух бутылок, решил, что пора бы уже покинуть чёртов бар. Резко захотелось курить. Думать о романтических похождениях Росси как о причине табачной зависимости не хотелось. Смотреть, как она флиртует с богатым жироёбом, — тоже. Протискиваясь между танцующими телами, Феликс обхлопал карманы чёрных спортивок, но, как назло, ни зажигалки, ни пачки сигарет в них не было. Тяжёлая усталость накатила безразличием и тупостью. Хотелось завалиться на кровать и никогда не просыпаться, чтобы не слышать, не видеть, как любимая девушка целуется с другим. Когда Грэм де Ванили обняли со спины, он чуть заметно вздрогнул. Лайла молчала долго, наслаждаясь теплом, заново привыкая к близости. Феликс вдохнул мягкий и сладкий, с нотками трав и полевых цветов аромат. Господи, как же он скучал. Руки с выступающими венами поднялись к груди, чтобы почувствовать биение сердца, настоящее, мощными ударами отдающееся сквозь белую рубашку. Росси повернула Грэм де Ванили лицом к себе, крепко удерживая по бокам. — В прошлый раз мы с тобой сильно поругались, но… я… всё ещё хочу любоваться закатами и слушать классическую музыку вместе с тобой, — она положила холодную ладошку ему на лицо и нежно провела по щеке большим пальцем. — А твой новый ухажёр будет не против? — Феликс скривил губы в ухмылке, но что-то промелькнуло во взгляде, сверкающее, паническое. — Хах, поверь, я никогда не буду спрашивать разрешение у таких подонков. — Ты и у нормальных-то никогда не спрашивала… — О, а ты с нормальным знаком? — Лайла хмыкнула и не сдержала тихого смешка. — Люблю твои шутки, они всегда… немного колкие. — Тебя задевает подобное? Какой же ты жалкий, Фé. — Казалось бы, укор, очередная словесная колючка, но сказано мягко, с горячим трепетом. — Я был жалким до встречи с тобой и после нашего расставания. Сейчас же я… — Счастливый? — губы Росси медленно, будто в замедленной съёмке, приблизились к его губам. — Да, угадала.