In the Soul

Маринетт Дюпен-Чен помешана на Адриане Агресте. Она всеми силами поддерживает образ преданной фанатки — видимость горячей любви, смешанной с полным безумством, создаёт маску, за которой прячется настоящая Маринетт, испытывающая глубокое, обжигающее чувство привязанности к двоюродному брату Адриана. Как бы глупо это ни звучало, но липовая влюблённость в Агреста помогает ей взаимодействовать с Феликсом, наслаждаться обволакивающей любовью с горьковатым послевкусием. Грэм де Ванили знает про каждый совершенно безумный план по завоеванию Адриана, смеётся искренне и абсолютно беззлобно, когда снимает с дерева и подхватывает на руки её опешившую и беспрестанно щёлкающую фотоаппаратом, шутя про две болезни смазливых парней: манию величия и маньячек-преследовательниц. Дюпен-Чен невольно подхватывает его смех, наслаждаясь пряным, густым запахом одеколона и случайной близостью. Маринетт исступлённо сжимает его в объятиях, касаясь мужского тела немного дольше, чем позволяют рамки приличия. Но Феликс, кажется, ничего не замечает. Кажется… Грэм де Ванили провожает Дюпен-Чен до дома, воодушевлённо и с искренним удовольствием рассказывая о детских проделках обиженного Агреста; на истории про подстриженную зубную щётку Маринетт даже давится смехом, согнувшись пополам. И вновь на лице Феликса расцветает ласковая улыбка, от которой сердце трепещет мелко и часто. Малейшие касания пальцев повергают тело Дюпен-Чен в электрическую дрожь, обжигают и пьянят. Кажется, что быстрые взгляды Грэм де Ванили становятся более выразительными, случайные тычки локтем и соприкосновения бёдер возникают постоянно, это возбуждает, радует и пугает одновременно. Феликс вроде не имеет ничего против её тёплого тела рядом со своим, несмотря на знойный летний день. Грэм де Ванили добрый, умный и красивый настолько, что Маринетт напрочь забывает отводить взгляд. Этот томный взгляд… красные щёки… Её влюблённость, сильное влечение только идиот не заметил бы. Феликс идиотом никогда не был. Неделю спустя Дюпен-Чен подкарауливает Грэм де Ванили в Парке Андре Ситроена, когда он возвращается вечером домой после прогулки с Нино. Маринетт, чуть заикаясь, заводит разговор об Адриане, прекрасно зная, что диалог закончит лекция про выдающиеся произведения английской литературы. Маленькие дети дурачатся, визжат от радости, немного мешая, но благо разговор не становится менее продуктивным и желанным. В чистое золотисто-розовое небо взлетает огромный разноцветный воздушный шар, переливающийся в лучах закатного солнца, будто мыльный пузырь. В вышине раздаётся громкий взрыв, и яркие огни салюта распускаются красивыми цветами. От такого зрелища чистые голубые глаза Дюпен-Чен сияют восторгом, немыслимым, граничащим с благоговением. Что-то всколыхнулось, в груди приятно потеплело. Феликс понял, что забыл отвести взгляд от Маринетт, когда они наконец-то дошли до пекарни.

***

Агрест и Грэм де Ванили сидят в гримёрке, разучивая сценарий к тошнотворно-скучному шоу, которое непонятным им образом приносило рейтинги каналу. Братья между делом болтают о всякой всячине, обмениваются парой дерзких шуток и заливисто смеются. Они хохочут так громко, что едва слышат стук в дверь. Вошедший секретарь приветствует парней рукопожатиями и сообщает: — Привезли торты. Размеры: пятнадцать, двадцать и тридцать сантиметров. Какой из них Ваш? — Ух, весьма кстати, я уже проголодался! Так-с… размер… Мой размер, по-моему, пятнадцать. — Адриан потёр руки в предвкушении вкусности. — Да уж, так вот почему у тебя нет девушки… — Феликс, довольный своей шуткой, дерзко показывает язык двоюродному брату. Секретарь пытается скрыть смех за кашлем, получается плохо. — Пф, не завидуй, у тебя, наверное, даже до десяти не дорос! — Агрест смотрит уничижительно, недовольно надувает губы и, громко хлопнув дверью, идёт расписываться за покупку. Грэм де Ванили садится в кресло, разочарованно вздохнув, прикрывает глаза и прислоняется затылком к мягкой спинке. Вдруг дверь скрипит, и Феликс подскакивает от неожиданности. На пороге в лёгком шёлковом платье голубого цвета стоит Дюпен-Чен. Немного недоплетённая иссиня-чёрная коса растрепалась по хрупким белым плечам, прикрытым полупрозрачной тканью. — Адриан… — Вышел. Иди ко мне, причёску хоть поправлю… — Грэм де Ванили хлопает по бедру, приглашая сесть. Маринетт как ни в чём не бывало садится на коленки парня, Феликс крепко прижимает её к себе, его большая ладонь скользит по животу и левому боку. — Ф-Феликс… — Успокойся, Дюпен-Чен, мы не дойдём до этого… по крайней мере, сегодня. Обещаю. Грэм де Ванили лижет ухо и тихо шепчет: «Глупая маленькая врушка… со мной можно говорить не только об Адриане, ты же знаешь…». Маринетт от этих слов краснеет как помидор, буквально до кончиков ушей. Феликс гладит её по рукам, животу, не прекращая целовать шею и плечи, потом жадно тянется к губам… Он медленно двигает губами, будто обнимая ими, его язык проникает ей в рот и сплетается с её языком… Дюпен-Чен теряется под напором Грэм де Ванили, он же, как назло, не даёт ей опомниться, целует, ласкает, гладит, мысленно ликуя, когда она несмело отвечает на поцелуи… когда с её уст срывается первый сладостный стон. Феликс слышит шаги Агреста в коридоре и с неохотой отрывается от Маринетт. Смущённая и явно довольная Дюпен-Чен выбегает из комнаты, громко захлопнув за собой дверь. Грэм де Ванили берёт с походного стола большую чашку с ароматным ореховым кофе, скрывающую половину лица. Адриан вихрем врывается в гримёрку. — Что ты с ней сделал? Она же вся красная! — Агрест слегка нахмуривается, его губы сжимаются в тонкую линию. — Ничего такого. — Феликс самодовольно ухмыляется. — Что-то мне не верится! — Адриан грозно упирает руки в бока. — Ладно, сделал. Но, уверяю, ей всё понравилось. — Всё с тобой ясно… довёл бедную девушку, — Агрест страдальчески закатывает глаза. — Ты сам-то не смущён? — Отнюдь. — Врунишка. Щёки ты, конечно, скрыл, но для ушей чашек не хватило, видимо… — Адриан улыбается во весь рот, искренне радуясь счастью брата — Один-один, Агрест. Один-один… — Грэм де Ванили смеётся коротким, немного нервным смешком.