King of Spades

Имя пациента: Чон Чонгук Сеанс №30 Обсуждаемые проблемы: Посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). Тревога и панические атаки. Депрессия. Страх потери и покинутости. Основные моменты сеанса: Сеанс начался с того, что Чонгук рассказал о недавней панической атаке, вызванной незначительными разногласиями с близким другом. Он описал, как почувствовал прилив тревоги, опасаясь, что ссора приведет к концу их дружбы. Этот страх быть покинутым быстро перерос в приступ паники, сопровождающийся такими физическими симптомами, как одышка и головокружение. Мы обсуждали предыдущие сеансы, на которых возникал этот же страх, и он быстро осознал, что попал в плен старых стереотипов поведения и страхов, которые, как ему казалось, он когда-то преодолел. Когда его спросили, что еще могло вызвать у него такую реакцию, Чонгук не смог определить ничего конкретного. Чонгук признался, что беспокоился о том, что эта закономерность в конечном итоге приведет к проблемам в его отношениях с партнером. Он признался, что склонен становиться “цепким” в отношениях, опасаясь, что любая дистанция или разногласия могут привести к необратимой потере, и поэтому он пытается защитить своего партнера от тех аспектов его жизни, с которыми, по его мнению, они были бы не согласны. На сеансе также был выявлен важный механизм преодоления — диссоциация. Чонгук сказал, что у него были эпизоды эмоциональных потрясений, особенно после ссор с близкими, когда он чувствовал себя полностью оцепеневшим и оторванным от себя и своего окружения. Этот механизм преодоления, хотя и приносил временное облегчение, в конечном итоге препятствовал его способности воспринимать эмоциональную боль и исцеляться от нее. Когда его спросили, почему он никогда не упоминал об этом раньше, он сказал, что никогда не понимал, что это необычно. К концу сеанса Чонгук выразил желание выработать более здоровые механизмы преодоления своей тревоги и страха быть покинутым. Мы обсудили методы создания безопасных и полноценных отношений, не прибегая к нечестности или разрыву отношений с окружающими. Терапевтические цели: Изучить, как распознавать, когда происходят эпизоды диссоциации, и альтернативные механизмы преодоления эмоционального стресса. Развить более здоровые стили привязанности, в которых приоритет отдается надежным связям без нечестного или властного поведения. План лечения: Использовать методы КПТ, чтобы преодолеть негативные стереотипы мышления, связанные с оставлением и потерей. Более подробно изучить концепцию здоровых границ в отношениях. Домашние задания: Клиент будет ежедневно практиковать техники релаксации и выявлять ситуации, которые вызывают у него страх быть покинутым. Он попытается вести дневник своих эмоций, сосредоточившись на выявлении ранних признаков тревоги и диссоциации. Клиент составит список механизмов преодоления, которые он может использовать, когда чувствует себя подавленным в отношениях, исключая попытки контролировать или скрывать что-либо от своего партнера. Запланирован следующий сеанс.

***

Настоящее время.

Дым вьется в воздухе перед лицом Чонгука, его сигарета догорает опасно низко, прежде чем он, наконец, протягивает руку, чтобы затушить ее. Он откидывает голову на спинку дивана и закрывает глаза. Когда-то давно Чонгук не решился бы сразу же потянуться за новой сигаретой, но без Чимина, зачем ему бросать? На данный момент он выкурил уже около четырех сигарет с момента прибытия в свой офис в , так что он может продолжать. Никто больше не собирается запрещать ему это делать. Забавно, насколько он отключился от всего после нескольких недель разлуки с Чимином. Поначалу он вел себя прилично, ходил на работу и справлялся с тем, что ему было нужно, без особого беспокойства. Он думал, что на самом деле все в порядке с тем, как все закончилось между ними, что он может продолжать жить, не зацикливаясь на этом. Только для того, чтобы понять, что он сделал именно то, чего Юджун сказал ему не делать. Он полностью оцепенел, не позволяя себе чувствовать, потому что если он это сделает… Что ж, Чонгук боится, что он может сломаться. Из-за двери раздаются звуковые сигналы, когда кто-то набирает код. Чонгук поворачивает голову, чтобы посмотреть, как Тэхен и Юнги заходят внутрь. Он подносит к губам новую сигарету и достает зажигалку, прикуривая, прежде чем подзывает их к себе. — При всем уважении, хенним, ты выглядишь дерьмово, — говорит Тэхен раздражающе бодрым голосом. Он плюхается на диван по другую сторону кофейного столика и закидывает ногу на ногу, затем подзывает Юнги. — Присоединяйся ко мне, ангел. Я действительно верю, что у этого замечательного джентльмена есть для нас работа. Юнги закатывает глаза, но Чонгук замечает легкую улыбку на его лице, когда он садится рядом с Тэхеном, скрестив руки на груди. В любой другой день, возможно, Чонгук почувствовал бы что-то, увидев их снова вместе. Вся их команда была на грани распада, и все же они выкарабкались. Чонгуку повезло, что они все такие же неуравновешенные, как и он. Любой, у кого есть хоть капля рационального мышления, покинул бы свой внутренний круг после того, что произошло с ними за последние несколько месяцев. Переглянувшись, Тэхен и Юнги наклоняются вперед, все шутки улетучились, и на их лицах появляется серьезность. Они знают. Они всегда знали. Чонгук никогда больше не найдет такую команду, как они. — Мы не можем доверять Сонгам, — говорит Чонгук, прежде чем снова затянуться сигаретой. — Не раньше, чем все это закончится. Возможно, есть шанс что-то восстановить с ними, но сейчас мы сами по себе”. — Мы находимся в состоянии войны, — говорит Юнги. — Возможно, она еще не стала полномасштабной, но приближается к этому. Альянсы распадаются, хэтэ набирают силу, Сонги обсуждаются, Айрон Рейн и Хан Хельтон становятся хитрыми и ищут другую банду, на которую можно опереться. — Я знаю, — говорит Чонгук, снова выглядывая в окно, по стеклу которого стекают струйки весеннего дождя, и ожидая, когда наступит лето и они задохнутся от сырости. — Хан Хельтон присоединится к Сонгам. Мы уже знаем это. Они мне все равно никогда не нравились. Тэхен фыркает.  — Так что насчет Айрон Рейн? — спрашивает он, и Чонгук слышит неуверенность в его голосе. — Да. — Чонгук протягивает руку, чтобы стряхнуть пепел со своей сигареты, наблюдая за маленькими оранжевыми искорками на кончике, прежде чем снова поднести ее к губам. — Прости, Тэхен, - говорит он, — Я знаю, тебе не нравится с ними работать, но у нас с ними наилучшие отношения. Нам нужно убедиться, что они будут сговорчивы... — Так и будет, — вмешивается Тэхен, и Чонгук переводит взгляд на него. — Я прикалываюсь над ними, когда мне хочется. Передвигая их, как шахматные фигуры, чтобы найти нового лидера. Давайте просто скажем, что наш дорогой друг Кен нашел себя… неспособен продолжать играть руководящую роль. Чхве Сан займет его место. Юнги слегка фыркает, восхищенно смеется, и Чонгук не может не чувствовать то же самое. Он даже не просил Тэхена об этом, и все же он здесь. Всегда на десять шагов впереди. Это зажигает что-то в Чонгуке. Его собственная маленькая искорка, горящая внутри него, когда он тушит сигарету и наклоняется вперед. — Хороший выбор, — говорит он. Чхве Сан всегда придерживался единых взглядов с пиками. Он без колебаний вступит с ними в союз или даже позволит Айрон Рейн быть поглощенным ими, став просто филиалом пиков. Чонгук бросает взгляд на свой стол, на разложенную на нем карту Сеула, на которой отмечены территории с возможными планами их следующего шага. Он втягивает воздух через нос, выдыхает через округленные губы, затем смотрит на Тэхена. — Прежде чем мы продолжим, — говорит он, его глаза встречаются с глазами Тэхена, на лице мужчины появляется ухмылка, как будто он знает, что сейчас произойдет. Сейчас есть только одна вещь, которая заставляет Чонгука чувствовать себя лучше. — Ты с ним недавно разговаривал? — Мы переписывались, — говорит Тэхен, слегка пожимая плечами. — Но, пожалуй, это все. — Я удивлен, что он вообще с тобой разговаривает, — вставляет Юнги, развалившись на диване и запрокинув голову, уставившись в потолок. Ему неинтересно говорить о Чимине. Прямо сейчас это все, о чем хочет поговорить Чонгук. К черту весь этот город. К черту эту войну. К черту все это. Трудно чувствовать, что что-то из этого вообще имеет значение, когда у него нет Чимина. Все было ради него. Все для него. Чонгук сделал все, что мог, чтобы защитить Чимина от этой стороны его жизни и сохранить эту часть его мира стабильной и мирной, чтобы быть уверенным, что Чимин сможет прожить здесь хорошую жизнь. — Держу пари, ты рад, что позволил мне подружиться с ним сейчас, — говорит Тэхен, подмигивая. В его глазах мелькает что-то такое, что почти заставляет его улыбнуться, но Чонгук не может понять, что именно. — У него все в порядке. Но его мама - чертова стерва. — Мне ли этого не знать, — говорит Чонгук. Он ощетинивается при одном упоминании о ней. Судя по тому, что ему говорили с тех пор, как они расстались… Чонгук почти вздрагивает при мысли об этом слове. Они никогда по-настоящему не расставались. На самом деле нет. Никто из них этого не говорил. Чимину просто нужно время. Ему нужно смириться с тем, что он узнал о Чонгуке, и тогда они смогут принять решение. Но, судя по тому, что Чонгук знает о том, как Чимин проводит время в одиночестве — благодаря тому, что Сокджин присматривает за ним, — Мина была в два раза страшнее. Похоже, она знает, что он уязвим, и набросилась на него. Чонгук никогда не понимал, зачем она это делает. Она так сильно давит на Чимина перед соревнованиями, принижает его, заставляет чувствовать, что он не может делать именно то, чего она от него хочет. Как будто она хочет, чтобы он потерпел неудачу, хотя утверждает, что хочет обратного. — Сделай мне одолжение, — говорит Чонгук, вставая и разминая спину, прежде чем направиться к своему столу. Тэхен следует за ним, а Юнги остается на месте. Они все знают, о чем говорит Чонгук, и они знают, что он спрашивает не Юнги. — Проследи за матерью Чимина. Я хочу знать обо всем, что она делает. Куда она ходит, с кем разговаривает, о чем говорит. Это привлекает внимание Юнги, и он садится, чтобы посмотреть на Чонгука. Он приподнимает бровь, кладет руки на бедра и наклоняется вперед. Чонгук едва удостаивает его взглядом. — Просто мера предосторожности, — говорит он. — Если она доставляет Чимину неприятности, возможно, мне придется что-то сделать, чтобы… отвлеки ее внимание от него, чтобы он мог сосредоточиться на Олимпийских играх. Тэхен оглядывается через плечо на Юнги, и кажется, что они вдвоем ведут разговор, в который Чонгук не посвящен. На самом деле ему все равно, что они о нем думают — возможно, ему не стоит больше так вмешиваться в жизнь Чимина. Но он ничего не может с собой поделать. Даже если Чимина нет рядом, Чонгук не может просто перестать беспокоиться. — Понял, — говорит Тэхен, постукивая себя по виску двумя пальцами. — Все в порядке. Что дальше? — Что будет дальше, вот мой план, — говорит Чонгук, облокачиваясь на свой стол. Он смотрит на карту, делает несколько глубоких вдохов и пытается найти хоть какое-то ощущение, которое могло бы вернуть его обратно. Холодная, гладкая поверхность стола. Стойкий запах дыма от его сигарет. На языке ощущается привкус алкоголя. Он закрывает глаза и пытается представить то единственное, что заставляет его чувствовать. Может, Чимина здесь и нет, но это не причина прекращать борьбу. Кан Джехун все еще где-то там, ждет шанса поставить Чонгука на колени. Этот город все еще нуждается в безопасности. Чонгуку все еще нужно создать мир, в котором, как он знает, его Чимин сможет существовать без страха. Поэтому Чонгук позволяет образам Чимина наполнить его разум, позволяет себе вспомнить мягкость кожи Чимина под его руками, то, как идеально Чонгук помещается у него между ног. Тепло дыхания Чимина у своего уха, когда он произносит имя Чонгука. — Мы забираем Сондон, — говорит Чонгук, и у него перехватывает дыхание, когда он возвращается к реальности. В ответ на это он не получает ничего, кроме тишины и ощущения прожигающих его взглядов с другого конца комнаты. Он знает, что это глупая и опасная идея. Но, возможно, им придется пойти на такой риск. — Хенним, это... — говорит Тэхен. Чонгук машет рукой, чтобы Тэхен заткнулся. Ему не нужно слышать Тэхена, который сейчас является голосом разума. Если даже он колеблется, то, возможно, Чонгук ошибается. Может быть, это чистая глупость. Может быть, он потерял хватку. — Это дает нам район, который соединяет нас с территорией Айрон Рейн. Было бы намного проще защитить их и не допустить, чтобы Сонги забрали их, — продолжает Чонгук. — В конце концов, мы бы просто поглотили банду, и Кванджин и Гангдон стали бы территорией пиков. — Это дало бы нам возможность осмотреть весь этот берег реки Хан, — говорит Юнги, поднимаясь на ноги, чтобы присоединиться к Тэхену, стоящему у стола. — Как пройти между территорией Сонгов и Хэтэ? Это хорошая идея на случай, если Джехун попытается привлечь Сонгов на свою сторону. Им придется из кожи вон лезть, чтобы встретиться друг с другом, не пересекая нашу территорию. — Я мог бы легко создать сеть, которая отслеживала бы любое передвижение между Хэтэ и территорией Сонгов, если бы у нас был Сондон, — говорит Тэхен. По крайней мере, сейчас он в деле. Хотя, возможно, это плохой знак. Чонгук больше не может принимать решение. — А что насчет Каннама? Чонгук и на это отмахивается.  — Мы пока воздержимся от экспансии в остальной Каннам. У нас достаточно информации. Кроме того, это взъерошило нам настроение, когда мы начали вторгаться в такие ценные нейтральные зоны, как Каннам. Мы оставим все остальное нейтральным. Пока что. — Значит, Сондон, так и есть, — говорит Юнги, хотя по его глубокому вздоху Чонгуку кажется, что он все еще не до конца убежден. Это их лучший ход на данный момент, если они смогут все сделать правильно. Если у них не получится, это может стать последним толчком, который соберет костяшки домино в этой неизбежной войне. Чонгук может в конечном итоге спровоцировать то, за предотвращение чего Чанмин так упорно боролся в течение стольких лет. Он мог бы разрушить пиков вот так. Или он мог бы, наконец, объединить весь преступный мир Сеула под одной властью. Под руководством короля. Под его руководством.

***

Чонгуку не стоит следить за ним. Он знает, что Чимин убьет его, если узнает. Или, может быть, Чимин действительно знает. Может быть, он подозревает, что Чонгук следит за ним. Может быть, именно поэтому он так регулярно выходит в свет, тусуется с Намджуном и Хосоком, зависает в каждом клубе, кроме Парадокс. Он знает, что Чонгук наблюдает за ним, и хочет, чтобы он знал. Чимин все еще может жить без него. Так что, может быть, Чонгук просто зациклился на этом. Может быть, они действительно расстались, а он просто слишком глуп, чтобы это понять. Чонгук проводит руками по волосам, переводя дыхание, пот выступает на его лбу. Он смотрит на себя в зеркало домашнего спортзала, покусывая внутреннюю сторону щеки. Его тело ноет, и он, честно говоря, понятия не имеет, как долго он тренировался. Он потерял счет времени. В последнее время он часто этим занимается. Пип и Пенни радостно вьются между ног Чонгука, когда он берет свою воду, и трутся о него, мурлыча. По крайней мере, они успокоились после потрясений, связанных с уходом Чимина. Первые несколько ночей они не переставали плакать, бродили по пентхаусу и звали Чимина мяуканьем. Чем дольше он не появлялся, тем громче они становились, пока, наконец, не выбились из сил и не присоединились к Чонгуку на его кровати. Они никогда не спят в постели. Обычно они бы даже не захотели. И Чонгук обычно бы им этого не позволил. Но было приятно просто чувствовать кого-то рядом с собой в постели, когда он пытался заснуть, но безуспешно. Чонгук подпрыгивает так же сильно, как это делают кошки, когда его телефон звонит, пролетая над одной из скамеек для тренировок. Он чуть не спотыкается о Пенни, плюхается на скамейку и хватает свой телефон. Его сердце замирает, когда он видит там имя. Бриллиант. Чонгук прочищает горло, прежде чем ответить на звонок, прижимая телефон к уху. Он ждет дольше, чем следовало, прежде чем заговорить, не уверенный, правда ли это, верит ли он вообще, что ему звонит Чимин. В какой-то момент ему кажется, что он поздоровался, но сам себя не слышит. Он больше ничего не понимает. — Чонгук? Этот голос возвращает Чонгука в его тело так, как он не чувствовал себя уже несколько недель. Он снова становится тем человеком, которым должен быть. — Привет, Чимин, — говорит Чонгук. — Как у тебя дела? — Хорошо, — говорит Чимин, но в его тоне нет ничего, что говорило бы о том, что это правда. Он звучит опустошенно. Чонгука убивает то, что он слышит его таким. Если бы он мог снова обнять Чимина, он смог бы вдохнуть в него жизнь. Он знает, что смог бы. Они не должны были вот так разлучаться. — Устал. А у тебя? — Я в порядке, — отвечает Чонгук. Ему интересно, слышит ли Чимин в нем ту же пустоту. — Тебе что-то было нужно? — Да, вообще-то, эм… Я оставил у тебя дома кое-какие вещи, которые мне понадобятся перед отъездом в Париж. — голос Чимина такой мягкий, такой ангельский. Чонгук слышит нервную улыбку в его голосе. Он точно знает, как он должен выглядеть прямо сейчас. — Ничего, если я зайду и возьму то, что мне нужно? У Чонгука перехватывает дыхание при мысли о том, что он увидит Чимина.  — Да, это было бы прекрасно. Хочешь, я все это соберу для тебя? Если ты пришлешь список, я могу это сделать. — Да, это было бы здорово. Спасибо, Хен… Эм, да, спасибо. — последовала долгая пауза и глубокий вздох Чимина. — Я могу быть там через час. Может быть, чуть дольше, в зависимости от пробок. — Час - это нормально, — говорит Чонгук. — Я просто… расслабляюсь после работы. Так что нечего... Да, ты можешь просто прийти в любое время сегодня вечером. — он окидывает взглядом комнату, где на полу развалились его кошки, растянувшись на боку и лениво поглаживая друг друга лапами. — Пип и Пенни скучают по тебе. — Я… я тоже по ним скучаю. — Чимин издает смешок, полный слез. В трубку вырывается легкое дуновение, а затем он делает глубокий вдох. — Я обязательно навещу их, когда заеду. Чонгук закрывает глаза, просто слушая дыхание Чимина, скучая по этому звуку, когда он был прямо здесь. Прямо рядом с ним. Когда он почувствовал, что Чимин лежит рядом с ним в постели, и почувствовал, как мягко поднимается и опускается его грудь. — Увидимся через час. — Ладно. Тогда до встречи. Звонок внезапно обрывается, и Чонгук со вздохом кладет телефон и наклоняется вперед. Он опирается руками о скамейку, опустив голову. Все, что связано с жизнью без Чимина, медленно убивает Чонгука. Кажется, что каждая клеточка его тела медленно сдается. Он хочет увидеть Чимина, но понятия не имеет, как ему с этим справиться. Чонгук чувствует, как его тело наливается тяжестью, когда он встает, как будто кто-то привязал кирпичи к его ногам, когда он пытается идти. Он прищелкивает языком, подзывая кошек, и шевелит пальцами, заставляя их следовать за ним. В последний раз, когда он позволил им остаться в домашнем спортзале без присмотра, Пенни чуть не разбила себе голову. Поэтому он выпроваживает их и направляется в душ. Вытирая пот после тренировки, он чувствует себя так, словно создает совершенно новую версию самого себя. Несмотря на беспокойство по поводу того, что произойдет, когда он увидит Чимина, он чувствует некоторую надежду. Он не может возлагать на Чимина слишком больших надежд, но, по крайней мере, Чимин не настроен к нему враждебно. Возможно, у них есть шанс. Чонгук вытирается насухо полотенцем и быстро бреется, его лицо немного грубоватое из-за недавно отросшей растительности, которой он пренебрегал. Его волосы все еще были влажными, когда он получил сообщение от Чимина, предупреждающее, что он уже поднимается, поэтому Чонгук быстро натянул майку и поспешил к двери. — Погодите, ребята, — говорит Чонгук, проходя мимо своих кошек, Пип не сводит глаз с двери и машет хвостом, как будто уже чувствует Чимина. — Вы будете в восторге, когда увидите его. Как только Чонгук подходит к двери, раздается стук, и Пип с Пенни останавливаются, чтобы посмотреть, кто это, прежде чем поверят, что это шум. Чонгук на самом деле улыбается, когда оглядывается на их круглые глаза с расширенными зрачками, когда он берется за дверную ручку. Он уже давно так не улыбался. Чимин замирает, как только открывается дверь, его взгляд скользит по Чонгуку, задерживаясь на его мокрых волосах. Перед ним стоит небольшая спортивная сумка, которую он держит обеими руками так, что костяшки пальцев практически побелели. Кажется, он хочет что-то сказать, но не успевает, как слова слетают с его языка. Он прикусывает губу изнутри, его взгляд снова скользит вниз, по обнаженным рукам Чонгука и по его груди, на которой плотно облегает рубашка. — Я тренировался, когда ты позвонил, — говорит Чонгук. Он указывает большим пальцем через плечо в сторону их домашнего спортзала, прежде чем снова взяться за левую дверь. Прислонившись к другой двери, Чонгук закидывает ногу на ногу, надеясь, что напряжение и страстное желание, которые он испытывает, не проявятся за его небрежным видом. Ему больно видеть Чимина так близко и знать, что он не может его удержать. — Я… успел принять душ до того, как ты пришел. — Ты побрился? Чонгук наклоняет голову, выгибая бровь, глядя на Чимина.  — Э-э, да. А что? — Потому что ты, — Чимин облизывает губы и пытается сдержать улыбку, указывая на левую сторону лица Чонгука, — Пропустил немного крема для бритья. Его палец почти касается щеки Чонгука, прежде чем он отступает, снова сжимая ручки сумки обеими руками. Улыбка Чимина исчезает, он отводит взгляд, стараясь не встречаться с Чонгуком слишком долго. — О, — Чонгук протягивает руку, чтобы вытереть то место, куда указал Чимин, и, взглянув на свою руку, пожимает плечами. — Что ж, спасибо. Заходи, — говорит он, открывая дверь шире и отступая назад, чтобы дать Чимину пространство. — Когда-нибудь тебе стоит дать им отрасти, — говорит Чимин, проскальзывая мимо Чонгука и снимая ботинки. Он тут же присаживается на корточки, чтобы поприветствовать Пипа и Пенни, когда они приближаются к нему, медленно помахивая хвостами, довольные тем, что он наконец-то дома. Чонгук тоже. — Что? — спрашивает он, и Чимин оборачивается через плечо, чтобы улыбнуться ему. Сердце Чонгука замирает. — Я про волосы на лице, — говорит Чимин, поднимаясь и хватая свою сумку. Он делает несколько шагов к Чонгуку, все еще сжимая сумку, как якорь, удерживая его на месте, чтобы тот не подошел слишком близко. — Тебе стоит когда-нибудь отрастить их. Тебе бы подошел небольшой загривок. Чонгук усмехается и проводит рукой по лицу, затем по шее.  — Может быть, когда-нибудь я попробую. Ради тебя, - хочет добавить он, но прикусывает язык. — Я собрал все, что ты просил. — Чонгук жестом указывает мимо Чимина, делая шаг к небольшой стопке одежды и личных вещей, которые тот хотел взять. Он останавливается, когда Чимин не оборачивается и не отодвигается, оставляя между ними небольшое пространство. — Спасибо, — говорит Чимин, прикусывая нижнюю губу. Он оглядывается и улыбается Чонгуку. — По дороге сюда я добавил несколько пунктов в свой список. Ты не возражаешь, если я просто... пройдусь и возьму все, что мне нужно? Чонгук чувствует, что смеется раньше, чем хотел, и тут же жалеет об этих словах.  — Пройдешься? Ты теперь следователь? Стоит ли мне беспокоиться о прослушке? Глаза Чимина расширяются, как будто он забыл все, что узнал о Чонгуке. Это жестокое напоминание им обоим о том, какова их новая реальность. Он почти ожидает, что Чимин снова уйдет, его сердце колотится сильно, но медленно, просто пытаясь сдаться и подвести его. Даже его сердце устало от такого существования. Но затем Чимин смеется. Это звучит неловко и тихо, но он смеется, затем поправляет сумку на сгибе локтя.  — Никаких проводов, я обещаю, — говорит он, затем поворачивается по кругу, протягивая руки, чтобы показать Чонгуку. Когда он снова поворачивается к нему лицом, выражение лица Чимина смягчается. Он снова выглядит почти как прежний Чимин. Его Бриллиант. — Кроме того, я бы все равно не предал тебя вот так. Тишина в фойе давит на Чонгука, мир тонет, когда Чимин смотрит на него. По-настоящему смотрит на него. Он не стал бы так смотреть в глаза Чонгуку, когда узнал об этом. Может быть, в конце концов, надежда действительно есть. — Итак... — Чимин указывает на коридор, и Чонгук кивает. — Хорошо, я быстро. — Тебе не нужно спешить. Пожалуйста, не спеши. Чонгук больше не может говорить то, что хочет. Не может сказать Чимину, как сильно он по нему скучает. Не может сказать ему, что любит его. Что он нужен ему. Что он сделает все, чтобы он остался. — Я буду в нашей... в моей комнате, — говорит Чонгук, когда они оба пересекают холл, и между ними такое большое расстояние, что это кажется неправильным. Даже когда они впервые встретились, они никогда так не отдалялись друг от друга. Просто чудо, что они не набросились друг на друга, когда впервые увиделись в Парадоксе. Чимин просто кивает и направляется по коридору к дополнительным спальням, в то время как Чонгук направляется в свою собственную. У него больше нет сил держаться прямо, и он плюхается обратно на кровать, уставившись в потолок. Однако звук шагов Чимина по пентхаусу расслабляет его. Слушая, как он разговаривает с кошками во время прогулки, Чонгук почти убеждает себя, что он никуда не уходил. — О, ребята, — воркует Чимин, хихикая над Пипом и Пенни, когда он, без сомнения, пытается протанцевать вокруг них, и те с энтузиазмом пытаются привлечь его внимание. Его голос звучит так близко, что Чонгук вскакивает как раз вовремя, чтобы увидеть, как он входит в двери спальни. — Эм, извини, — говорит Чимин. Он колеблется в дверном проеме, поджав губы в улыбке. — У меня в ванной есть кое-что, что я хотел бы взять. Я оставил здесь одни из своих любимых духов, так что... Чонгук кивает, указывая в сторону ванной, и опускает руки обратно на кровать. Он зарывается пальцами в одеяло, чтобы отвлечься от соблазна протянуть руку. Когда Чимин проходит мимо него, Чонгук наконец-то находит минутку, чтобы полюбоваться им. Похоже, у него все в порядке. Он вполне здоров, несмотря на стресс и то, как сильно он, должно быть, себя напрягает. Чонгук знает, что он из себя представляет. Чимин слишком строг к себе. Но сейчас он выглядит умиротворенным, одет красиво, но по-прежнему непринужденно: белая футболка заправлена в черные брюки хорошего покроя. Он определенно остановился после тренировки, чтобы переодеться перед приходом сюда. Очевидно, здесь все еще что-то есть. Между ними. Так будет всегда. — Ты сегодня очень хорошо выглядишь, — кричит Чонгук в сторону ванной, вставая и направляясь к своей гардеробной. В ответ он слышит жужжание Чимина. Напряженность между ними почти комична. Им стало настолько комфортно друг с другом, что Чонгук не думает, что даже настоящий разрыв отношений лишит их возможности находиться рядом друг с другом. Он оставляет дверцы шкафа широко открытыми, чтобы прислушаться к Чимину, если тот ему понадобится, а затем отвлекается, развешивая одежду, которой он пренебрегал всю прошлую неделю. Чонгуку больше нечем заняться. Если бы он не нанял людей для уборки пентхауса, за последний месяц он превратился бы в свинарник. — Спасибо. Чонгук поднимает взгляд, когда голос Чимина звучит ближе, чем следовало бы. Он находит Чимина, стоящего в дверном проеме, с сумкой, оставленной где-то позади, и сцепленными перед собой руками. Взгляд Чонгука опускается к ним, брови сходятся на переносице, когда Чимин медленно приближается. — Что случилось с твоей рукой? — спрашивает Чонгук. Он не может поверить, что не замечал этого раньше. Костяшки пальцев Чимина украшают синяки, и Чонгук чувствует, что движется через комнату, прежде чем успевает остановиться. Он сокращает расстояние между ними и берет Чимина за руку, проводя большим пальцем по синякам. — О, эм, какой-то парень повел себя как придурок, когда я был на вечеринке с Намджуном и Хосоком, — пожимает плечами Чимин, его улыбка меняется от неуверенной к гордой. - И я ударил его. Много раз. Очевидно. Никто из друзей Чонгука не сказал ему об этом. Он знает, что они следили за Чимином прошлой ночью. Ему придется поговорить с ними об их отчетах с этого момента. Им нужно быть более тщательными. Тем не менее, Чонгук почти смеется, прикрывая это кашлем.  — Очевидно? — Я был так зол, что вроде как потерял сознание. — у Чимина перехватывает дыхание, когда большой палец Чонгука скользит по его безымянному пальцу, дотрагиваясь до того, на что Чонгук так старался не смотреть с тех пор, как Чимин вошел в дверь. Он увидел это сразу, но не хотел в это верить. Не мог в это поверить. — Привычка, — говорит Чимин, когда Чонгук снова и снова крутит кольцо на пальце, наблюдая, как Чимин с трудом сглатывает. Его дыхание становится поверхностным и судорожным, как всегда, когда он смотрит на Чонгука вот так. С благоговением. В поклонении. — Забыл его снять. Чонгук начинает медленно снимать кольцо, но Чимин сжимает кулак, чтобы остановить его. — Не надо, — шепчет Чимин, его нижняя губа слегка дрожит, как будто он вот-вот заплачет или попытается сказать что-то еще. — Пожалуйста, не надо. — Чимин, малыш... — Я не готов забыть об этом. — Чимин кусает внутреннюю сторону губы, широко раскрыв глаза. Он знает, что не должен этого говорить. Он знает, что это значит. Они больше не могут этого терпеть. Они не должны. Только не так. Не сейчас. У Чимина перехватывает дыхание, губы плотно сжаты. Они снова начинают расходиться, когда Чонгук надевает кольцо на место, и рука Чимина расслабляется. Если это то, чего он хочет, то кто такой Чонгук, чтобы отказывать ему? Это то, для чего они созданы. Они созданы друг для друга. Если бы они не были созданы друг для друга, они бы не подходили друг другу так идеально. — Хенним. Чонгук прижимает Чимина к себе, обнимает его за талию, так что их бедра соприкасаются. Когда он целует Чимина, он снова ощущает вкус рая. Ощущает благословение на своем языке. Все в порядке. Его мир снова обретает четкость. Чимин, задыхаясь, выдыхает прямо в рот Чонгуку, запускает руки в его волосы, ноги несут его назад к туалетному столику, где он практически падает на него. И Чонгук жадный. Он трогает везде — под рубашкой Чимина, проводит пальцами по его груди, впивается ногтями в бедра, когда его ноги начинают раздвигаться. Он сажает Чимина на туалетный столик, прижимается к нему между ног, обхватывает его за талию, когда спина Чимина касается зеркала, Чонгук наклоняется, чтобы прижать его к нему. Как будто он заманивает Чимина в ловушку. Как будто он может помешать ему уйти снова, если будет держаться достаточно крепко. Чимин хнычет ему в рот, нетерпеливо и требовательно, впиваясь пальцами в спину Чонгука и задирая его рубашку. Царапая. Он вцепляется в Чонгука, почти разрывая его рубашку, когда дергает ее. — Хенним, пожалуйста, — скулит Чимин, неуклюже стаскивая рубашку с Чонгука, когда они, наконец, отрываются друг от друга. Он едва успевает произнести еще хоть слово, как Чонгук снова накрывает его рот своим, не в силах больше ждать. Его так и подмывает сказать Чимину, чтобы он молчал, был тихим, хорошим и слушался, потому что он, черт возьми, не может ждать. Он не может дождаться этого. Что-то внутри него подсказывает, что это может быть в последний раз. Он нужен Чимину во всех отношениях. Он нужен ему сейчас. Но он позволяет Чимину пробормотать еще несколько слов, и он очень, очень рад, что тот это делает. — Ошейник, хенним, ошейник, — говорит он, и Чонгук останавливается, их губы все еще соприкасаются. Он медленно отстраняется, чтобы посмотреть на Чимина, изучая его, пока его рука проводит по груди Чонгука. — Пожалуйста, хенним. Надень на меня ошейник. Пожалуйста, я скучаю по тебе. Я скучаю по всему, что связано с нами. Мне это нужно. Ты мне так сильно нужен… Чонгук заставляет его замолчать еще одним поцелуем, запуская одну руку в волосы Чимина, а другой стаскивая его с туалетного столика. Он удерживает Чимина в поцелуе, наклоняя его назад, опуская руки ему на талию. Он разворачивает Чимина, притягивает его к себе, так что его бедра оказываются на одном уровне с задницей Чимина. А затем наклоняется, касаясь губами шеи Чимина, зарываясь носом в кончики его волос. — Выбирай, котенок.  Чимин дрожит в его объятиях, его руки трясутся, когда он открывает ящик. Это волнение. Чонгук чувствует, как оно охватывает их обоих. Он чувствует это, когда его рука скользит вниз по животу Чимина, между ног, пробегая по всей длине его члена. Она упирается в брюки Чимина, отчего у него перехватывает дыхание, а руки сжимают туалетный столик. Чонгук едва может перевести дыхание, наблюдая, как Чимин рассматривает каждый ошейник, останавливая пальцы то на одном, то на другом. И Чонгук нервничает, его руки блуждают, а в голове крутятся мысли обо всем, что он хочет сделать. Он хочет, чтобы Чимин сделал выбор, чтобы он снова мог быть с ним. Окончательно. Но он хочет насладиться моментом, наблюдая, как Чимин выбирает себе ошейник, возможно, в последний раз. Его рука продолжает скользить между ног Чимина, достаточно нежно, чтобы дразнить и держать его на взводе. — Вот это, — говорит Чимин, его голос хриплый и высокий, изящные руки опускаются на туалетный столик, когда Чонгук тянется к ошейнику. Простой черный, с кольцом спереди. Рядом с ним лежит короткая цепочка с кожаной ручкой на конце. Подняв другую руку, чтобы обхватить пальцем подбородок Чимина, Чонгук поворачивает его к себе лицом.  — Хорошая работа, малыш. Давай подготовим тебя к твоему хенниму. У Чимина перехватывает дыхание, когда Чонгук подходит ближе, прижимая его к туалетному столику. Взгляд Чонгука скользит по зеркалу, когда он целует шею Чимина, наблюдая, как его глаза затуманиваются, когда ошейник касается его горла. Чимин сглатывает, делает глубокий вдох, а затем улыбается. Он улыбается со слезами на глазах, прикусывая губу. Он полностью расслабляется в объятиях Чонгука, когда ошейник защелкивается на месте, и Чонгук чувствует, что весь его самоконтроль ускользает из его рук. Он разворачивает Чимина лицом к себе, чтобы попробовать его на вкус, почувствовать его вздох на своем языке, когда рука Чонгука обхватывает его горло, пальцы играют с ошейником. Он просовывает один из них в кольцо и хватает за цепочку, прежде чем вытащить Чимина из шкафа. Нет ничего изящного в том, как они обмениваются поцелуями, как они падают на кровать, как Чимин умоляет, когда Чонгук снимает с него рубашку, умоляет, когда Чонгук отходит, чтобы выдвинуть ящик прикроватной тумбочки. Он не так хорошо себя контролирует, как следовало бы. Чонгуку нужно быть спокойным, нужно держать голову прямо. Но сегодня он не может. Он грубый, необузданный, хватает Чимина за волосы и толкает его лицом в кровать. Чонгук опускается ниже, чтобы коснуться губами татуировок на спине Чимина, его губы скользят вдоль позвоночника, дыхание оставляет кожу Чимина влажной и теплой. Поводок со стуком падает на кровать, пальцы Чонгука стаскивают штаны с Чимина, обнажая его задницу, и он радуется тому, что снова ощущает обнаженную кожу под своими руками, ощущает легкую вибрацию хныканья Чимина, когда пальцы Чонгука проникают в него. Он не хочет ждать. Не может ждать. Но нет необходимости тянуть время, когда Чимин принимает его с такой жадностью. Он отклоняет бедра назад, чтобы поглубже вобрать в себя пальцы Чонгука, натягивая руками одеяло. Он так легко раскрывается, растягивается и истекает смазкой, когда Чонгук прикусывает ошейник, затем ухо. — О, котенок, — хрипит он, погружая пальцы в простату Чимина, — Ты трахал сам себя, не так ли? Не так ли, куколка? Думал обо мне? — Чонгук растопыривает пальцы, и три из них снова сжимаются в кулаки, пока у Чимина не подкашиваются ноги. — Скажи мне. Скажи, что ты думал обо мне. И тогда я дам тебе то, что ты хочешь. Чонгук понятия не имеет, доведется ли ему когда-нибудь снова испытать это, услышать, как Чимин просит и умоляющую мольбу, поэтому послушно отвечает ему. На этот раз никаких возражений. Чимин ведет себя идеально. Он скучал по этому так же сильно. — Не мог... не мог перестать думать о тебе, — выдыхает Чимин, его слова внезапно переходят в крик. Он поворачивает голову, чтобы Чонгук мог видеть его лицо, его губы приоткрываются, когда он делает резкие, глубокие вдохи. Он начинает хныкать, как только пальцы Чонгука отпускают его. — Нет, п-подожди, хенним, пожалуйста... — Ш-ш-ш, — Чонгук скользит рукой по заднице Чимина, сжимая, и снова прикусывает зубами его ухо. — Я никуда не уйду. У меня есть ты. На сегодня ты мой, дорогой. Он выпрямляется и засовывает большие пальцы за пояс собственных брюк, восхищаясь видом Чимина, снова распростертого перед ним. Он боится, что больше никогда этого не увидит. — Подберись к кровати, малыш, а потом перевернись. Я хочу смотреть на тебя. Чимин не двигается, его рука скользит по кровати, чтобы коснуться ошейника. Это прекрасно. Но он должен подчиниться. Чонгуку нужно увидеть его, нужно, чтобы они были лицом к лицу друг с другом. —  Малыш, я сказал тебе подвинуться. — Чонгук берет поводок, хватается за цепь и кожаной рукой сильно шлепает Чимина по заднице. Раз, два, три, пока Чимин не встает коленями на кровать. — Хороший мальчик. Обернись. Сейчас. Как только Чимин переворачивается, слегка морщась, когда его задница касается прохладных простыней, Чонгук протягивает руку с поводком и закрепляет его на кольце. И затем он тянет Чимина вперед, его колено оказывается между ног Чимина. — Посмотри на меня, малыш, — говорит он, когда у Чимина отвисает челюсть, а его тело дрожит с головы до ног. Его глаза расширяются, остекленев от вожделения и возбуждения, ноги широко раздвинуты, а член высоко поднят. Чонгук туго натягивает поводок, его другая рука снова скользит между ног Чимина, обводя его промежность и заставляя Чимина хныкать. — Скажи мне, что это было только потому, что ты забавлялся сам с собой, думая обо мне. Больше у тебя никого не было? Это съедало его заживо с тех пор, как он услышал о том, что Чимин ходит со своими друзьями на вечеринки и в ночные клубы. Он хочет верить, что Чимин никогда бы так не поступил. Что он слишком сильно любит Чонгука. Что он тоже не может жить дальше. На глаза Чимина наворачиваются слезы, он качает головой, прежде чем ответить, и Чонгук чувствует, как тепло разливается в его груди. — Никогда, хенним. — Чимин закрывает глаза, вздергивает подбородок и сглатывает, ошейник слегка двигается вместе с его горлом. — Это всегда будешь только ты. Чонгук тянет Чимина вперед, сжимая поводок так сильно, что становится больно. Чимин хватал ртом воздух, шаря руками по кровати, прежде чем Чонгук внезапно отпустил его и позволил ему упасть обратно на кровать. Чонгук падает рядом с ним, беззвучно целуя его, когда тянется к рубашке Чимина, которую он бросил, и наматывает ее на запястья Чимина. И последние остатки самообладания, которые были у Чонгука, исчезают. Он вжимается между ног Чимина, поводок наматывается на его руку, чтобы сильно потянуть, пальцы снова раздвигают его. Все как в тумане. Все ощущения, но никаких реальных мыслей. Он чувствует тепло бедер Чимина вокруг себя, ощущает сладость на языке, смешанную с солеными слезами. Чувствует знакомое плотное тепло Чимина, когда погружается в него. Звук, с которым Чимин, задыхаясь, произносит титул Чонгука, понимая, что это значит, доводит Чонгука до такого состояния, которого он никогда раньше не испытывал. Чимин наконец-то узнал его, понял, как он его называет, и он все еще так сильно этого хочет. Он все еще позволяет себе быть таким уязвимым, привязанным к Чонгуку, так легко берет его член и крепко сжимает его, как будто этого всегда недостаточно. С каждым толчком Чонгук отстраняется, обхватывая член Чимина рукой, чтобы остановить и его, чтобы ни один из них не кончил слишком быстро. Он собирается продлить это. Он будет с Чимином так долго, как только сможет, на случай, если у них больше никогда не будет этого. Он пожирает Чимина всеми возможными способами, погружаясь в него, когда они снова отходят от края пропасти. Он чувствует, как Чимин пытается отдышаться, стонет и умоляет, когда зубы Чонгука находят его горло. Но затем он чувствует что-то еще. Слышит звук, издаваемый Чимином, который заставляет его остановиться. Чонгук отпускает поводок, кладет руку на голову Чимина, чтобы приподняться. Лицо Чимина покрывают дорожки слез, его стоны переходят во всхлипывания, и Чонгука подташнивает. Это не то же самое, что когда Чимин обычно плачет в постели. — Чимин? Малыш? Ты в порядке? Нам нужно остановиться? — спрашивает он, осторожно выходя из Чимина и наблюдая за любым проблеском понимания. Чонгук проводит костяшками пальцев по щеке Чимина. — Малыш, поговори со мной. Скажи мне, что тебе нужно. Если нам нужно остановиться, ты знаешь, что делать. Чимин делает несколько резких вдохов, всхлипывая, пока его руки сжимают путы. Он открывает опухшие от слез глаза, но затем качает головой. — Нет. Нет, хенним, — умоляет Чимин хриплым голосом. — Пожалуйста, не останавливайся. Я нуждаюсь в тебе. Ты мне так нужен... — Чимин. — Чонгук прижимает палец к губам Чимина, затем обхватывает его лицо рукой, сжимая подбородок. — Ты сейчас слишком эмоционален. Ты не в том настроении, в котором нужно. И Чонгук, по-видимому, тоже. Такое чувство, что он только сейчас видит реальность. Он наполовину помнит все, что произошло до сих пор, потрясенный, увидев отметины на горле Чимина и царапины на его теле. Он не помнит, чтобы был таким грубым, не помнит, как вот так прижимал к себе Чимина, чтобы на его бедрах остались синяки. — Нам нужно остановиться... — Мне не нужно, пожалуйста, пожалуйста, мне нужен только ты… — Скажи это, малыш. — Чонгук крепче сжимает челюсть Чимина, чувствуя боль во всем теле от того, что он подошел так близко к краю и так внезапно остановился. Он знает, что Чимин, должно быть, чувствует то же самое, но ни один из них не должен проходить через это. Это неправильно. Это не они. — Скажи это. Чимин закрывает глаза, все еще не в силах отдышаться, как будто он на грани паники, почти задыхается. Его губы приоткрываются, красные и припухшие, блестящие. — Марго, — шепчет он. Слезы снова наворачиваются на глаза, стекая по волосам. — Марго. Чонгук быстро снимает рубашку с запястий Чимина, поворачивает голову, чтобы дотянуться до ошейника сзади и расстегнуть его. Его руки дрожат, он отчаянно отбрасывает все в сторону, прежде чем начать поднимать Чимина. Но руки Чимина взлетают к его плечам, отталкивая его назад. — Нет, нет, нет, пожалуйста, — говорит Чимин, задыхаясь от слов, его горло сжимается. Его руки обвиваются вокруг Чонгука и снова притягивают его к себе, обнимая его, ноги тоже обвиваются вокруг его талии. — Не уходи. Не останавливайся. Просто… просто закончи вот так. Ты нужен мне, Чонгук, пожалуйста. Услышав свое имя в такой момент, у Чонгука перехватывает дыхание. Он чувствует, как воздух вырывается из его легких, согревая кожу Чимина, когда тот прижимается губами к его виску. Они не должны. Они действительно не должны. Но Чонгук жадный. — Хорошо, малыш, — шепчет он, снова протягивая руку за смазкой и поглаживая свой член, прежде чем снова войти в Чимина. Чимин что-то неразборчиво бормочет, но Чонгук может сказать, что в голосе Чимина слышится явное облегчение. — У меня есть ты. Странно чувствовать Чимина таким. Ничего, кроме них. Ничего, кроме ощущения тела Чимина, прижимающегося к нему, извивающегося от удовольствия, когда Чонгук трахается с ним. Он сжимает бедра Чимина, приподнимает его, чтобы трахать глубже, пока не слышит, как тот вскрикивает. И затем он продолжает двигаться, вонзаясь в это место внутри Чимина, пока тот не превращается в кашу из невнятных слов и выкриков имени Чонгука. Чонгук просовывает руку между их телами, поглаживая Чимина в такт своим толчкам, снова касаясь губами его уха. — Ну вот, куколка, кончи для меня, — шепчет Чонгук, приоткрывая губы, чтобы обдать горячим дыханием щеку Чимина, прежде чем поцеловать ее. — Давай, я знаю, ты почти у цели. Я чувствую это, детка, давай. Чимин крепче прижимается к нему, его дыхание становится быстрее и тяжелее, грудь вздымается, сердце колотится. Если это последнее, что у них будет, ему просто нужно, чтобы Чимину было хорошо. Ему нужно, чтобы он помнил, что Чонгук всегда будет заботиться о нем. Пальцы впиваются в спину Чонгука, и Чимин выгибается навстречу ему, когда кончает, яростно извиваясь и вскрикивая. Чонгук задыхается от давления вокруг себя, снова приподнимается, чтобы посмотреть, как сперма Чимина стекает по его руке и собственному животу. Он не перестает прикасаться к нему, доводя до оргазма, пока Чимин не изнемогает. Чонгук медленно выходит из него, обхватывает рукой свой член и опускается на колени над Чимином. Чонгуку не требуется много времени, чтобы последовать за ним, поглаживая свой член, чтобы кончить и на Чимина, белые струйки покрывают тело Чимина и смешиваются с его собственной спермой. Невозможно представить себе жизнь, в которой он не видел бы Чимина таким — разбитым, раскинувшимся поперек кровати, с раздвинутыми ногами, когда он начинает расслабляться. Его руки опускаются с плеч Чонгука, он падает на кровать, закрыв глаза, и отворачивается. Он тихо дышит, как будто уже засыпает, слишком измученный, чтобы бодрствовать. Тогда Чонгук наклоняется и целует его в лоб, обхватывая руками Чимина, чтобы поднять его. Чимин обмякает в его руках, поэтому Чонгук сажает его к себе на колени, закидывая руки Чимина себе на плечи. Это, кажется, пробуждает что-то в Чимине, и он крепче обнимает Чонгука. — Вот так, дорогой, — шепчет Чонгук ему на ухо, целуя в щеку и шею. — Ты в порядке. Я держу тебя. Давай приведем тебя в порядок. Дай мне обнять тебя, детка. Я знаю. Я знаю, что тебе сейчас больно. Потому что Чонгуку тоже. Ему не нужно спрашивать, чтобы понять, почему Чимин плакал, почему он так расстроился. Чонгук на грани. Ему невыносима мысль о том, что он может это потерять.

***

Несмотря на то, что они использовали стоп-слово, Чонгук может сказать, что Чимин все еще находится в каком-то подпространстве, когда они принимают душ и возвращаются в постель. Чонгук не утруждает себя одеванием, желая чувствовать Чимина как можно ближе к себе. Но на Чимине одна из многих вещей, которые Чонгук купил для него, — серебристо-лавандовое платье-комбинация, в котором ему удобно и которое украшено красивыми вещами, которые он любит. Чонгук лежит рядом с ним, прижавшись грудью к спине Чимина, обнимая его руками. Он держит одну ногу между ног Чимина, проводя пальцами по кружеву комбинации прямо вдоль его груди. Кажется, что Чимин задремал, но Чонгук смотрит в окно через всю комнату, и сквозь щель в занавеске он видит закат и оживающие городские огни. Чонгуку нет покоя. В его голове проносятся все возможные варианты наихудшего будущего. — Я злюсь не из-за того, кто ты такой, или из-за того, что ты натворил, понимаешь? Голос Чимина пугает его, и Чонгук почти смеется над собой, прежде чем сжать Чимина в объятиях. — Тебе нужно отдохнуть, — говорит он, но Чимин качает головой. И он заглатывает наживку. — Тогда из-за чего ты злишься? Чимин снова качает головой.  — Мне нужно, чтобы ты сам это понял, — говорит он, что только еще больше сбивает Чонгука с толку. — Но я тоже не самый великий человек. Я действительно не могу осуждать тебя за то, что ты… кто ты такой. Чонгук откидывается назад ровно настолько, чтобы окинуть взглядом Чимина, наблюдая за ним так, как будто язык его тела сам по себе может ответить на все его вопросы. — Что ты имеешь в виду, — начинает Чонгук, — Когда говоришь, что ты нехороший человек? Чимин, ты более чем хорош… Но Чимин перебивает его. Чонгук чувствует напряжение в его теле. Чимин сжимается и натягивает одеяло, чтобы ненадолго спрятать лицо, прежде чем заговорить. — Я понимаю... что твоя жизнь такова, что ты живешь так, потому что делаешь то, что должен делать, чтобы выжить, — говорит он. — Тебя втянул в это твой отец, ты вырос в этом. Это все, что ты знаешь, и теперь ты просто... делаешь то, что должен, чтобы держаться вместе. Я знаю. Я тоже так делал… так что я знаю. Чонгук молчит, давая Чимину время решить, хочет он продолжать или нет. Чимин неловко поеживается, прежде чем продолжить. — Ты помнишь, как умер мой друг? Много лет назад? — спрашивает Чимин, все еще лежа на боку, обхватив себя руками. Чонгук снова прижимается к нему, просовывая руку под комбинацию. — В аварии за рулем в нетрезвом виде. — Да, малыш, — шепчет Чонгук ему в затылок, зарываясь носом в волосы Чимина. Он целует его и чувствует, как Чимин замирает. — Ты знаешь, Тэмин приехал за мной, когда я позвонил ему после аварии, — едва слышно продолжает Чимин. По его голосу можно подумать, что он вот-вот заплачет, он держится на волоске. — Я говорил тебе, что мои менеджеры вообще скрыли тот факт, что я был вовлечен, потому что не хотели разрушать мою карьеру. Чонгук молчит. Его дыхание застывает в горле. Что-то подсказывает Чонгуку, что он знает, к чему все идет. — Это была не их идея, — говорит Чимин, сворачиваясь еще плотнее, пока не сворачивается калачиком, прижимая колени к груди. Чонгук чувствует, как ему становится стыдно, когда он плачет в его объятиях. — Я попросил их скрыть это. Я боялся потерять свою карьеру, боялся, что люди возненавидят меня, хотя авария произошла не по моей вине. Я знал, как люди отреагируют. Слышать его слова разбивает сердце Чонгука. Каждый тихий всхлип, каждый отчаянный вздох заставляют Чонгука сжимать его крепче, пока он не готов был раздавить его. Он жалеет, что Чимин не доверился ему давным-давно. Должно быть, это съедало его изнутри. — Я был их идеальным маленьким ангелочком. — Чимин хватается за горло, хватая ртом воздух, и все, что может сделать Чонгук, это нежно покачать его, успокоить и сказать, что все в порядке. — Если бы я сделал что-то не так, вся нация ополчилась бы на меня, и я это знал. Я попросил их скрыть все. Они заставили меня исчезнуть с того вечера, а имя Суджин было связано с аварией, в которой чуть не погиб еще один водитель. И это из—за... из—за меня... — Тсс, тсс, малыш, нет, — бормочет Чонгук, осторожно потянув Чимина за плечо, чтобы тот мог посмотреть на него. Его рука скользит по груди Чимина, переворачивая его на спину, чтобы склониться над ним. Лицо Чимина залито слезами, на горле красные следы от царапин. — Перестань, малыш, не причиняй себе такой боли. Ты... Так нежно, как только может, Чонгук прижимает запястья Чимина к кровати, удерживая его там, прежде чем он сможет снова вцепиться в себя. Он смотрит на Чимина, в его глаза, в которых блестят слезы. Иногда Чонгук не знает, что сказать правильно. В большинстве случаев он этого не делает. Обычно он просто говорит то, что, по его мнению, поможет ему почувствовать себя лучше. Но это он. И он не такой, как большинство людей. Он не знает, что нужно Чимину, но Чонгук знает, что он хочет, чтобы Чимин чувствовал. И он хочет, чтобы с ним все было в порядке. Он просто хочет, чтобы он дышал. — Ты сделал то, что должен был сделать, — говорит Чонгук, прожигая взглядом Чимина. Без единого слова или требования Чимин понимает, что нельзя отводить взгляд. Он должен посмотреть Чонгуку прямо в глаза. Он должен это услышать. — Все так, как ты сказал, мы все делаем то, что должны, даже если это не очень хорошо. Именно поэтому я такой, какой я есть сегодня. Ты прав. Слезы наворачиваются на глаза Чимина, а затем начинают медленно стекать на подушку. Чонгук наклоняется, ловит губами падающую слезу, прокладывает дорожку поцелуями к виску Чимина, к уху, прежде чем остановиться. — Ты выжил, Чимин. Ты всегда выживал. С самого начала ты был таким, — шепчет он, осыпая поцелуями ухо и щеку Чимина. — Выжившим. Он чувствует, как Чимин начинает качать головой, но вместо этого Чонгук отпускает одно запястье и обхватывает подбородок Чимина. — Ты такой и есть, малыш. Ты сильный. Ты выживал с того дня, как родился. Я выживаю с того дня, как умер мой отец. — Чонгук снова прижимается губами к щеке Чимина, задерживая поцелуй на долгое мгновение, прежде чем отстраниться, чтобы снова посмотреть ему в глаза. — Ты сильнее меня. — Я не… — говорит Чимин. Он едва ли здесь вообще. Чимин еще далеко, в совершенно в другом месте. Он не может рассуждать здраво, находясь в ловушке образа мыслей, который был привит ему кем-то другим. Чонгук может это исправить. Он может это изменить. — Я не смогу сделать это без тебя. Все это. Я не могу поехать... поехать в Париж и... я не смогу победить в этом. Только не без тебя. Пожалуйста, ты нужен мне... Я не... — Чимин. — на этот раз Чонгук ведет себя немного грубее, когда хватает Чимина за лицо, сжимая ровно настолько, чтобы заставить его снова открыть глаза. — Посмотри на меня, куколка.  Он чувствует себя больным. Ему больно говорить это, зная, к чему это их приведет. Но он знает, что им это нужно. Он знает, что это нужно Чимину. Он был сломлен. Что-то изменилось в нем, и он не смог обрести ту веру в себя, которую начал обретать вместе с Чонгуком. И теперь он думает, что может обрести ее только благодаря Чонгуку. — Я не нужен тебе, чтобы выжить, — говорит Чонгук. Он на мгновение закрывает глаза, отворачиваясь и надеясь, что Чимин слишком расстроен, чтобы понять, что Чонгуку это не нравится, даже если он говорит искренне. Чимин снова пытается покачать головой, но Чонгук не позволяет ему. Он крепко сжимает ее, не сводя с Чимина глаз. — Скажи мне, что ты понимаешь меня, малыш. Скажи мне, что ты знаешь, какой ты сильный. Ты всегда был таким. Вот что заставило меня влюбиться в тебя. Я понял это с того момента, как увидел тебя по телевизору, ты выжил, как и я. Глаза Чимина распахиваются шире, чем когда-либо прежде. Для Чонгука эти слова звучат как свобода. Он так долго сдерживал это. Он так долго хотел сказать Чимину, что увидел его. Он увидел его в тот день, за несколько месяцев до того, как они встретились, и влюбился так быстро, что понял, что он должен быть с ним. Часть его ожидает, что Чимин потеряет это. Оттолкнет Чонгука. Скажет ему, что он сумасшедший и больной, что с ним что-то не так. Но он не двигается с места. Ни на йоту. Он остается совершенно неподвижным и смотрит на Чонгука с благоговением. — Ты был сильным до меня и будешь сильным после меня, — говорит Чонгук. В его глазах вспыхивает что-то странное и пугающее, и ему приходится быстро выдавливать из себя слова, пока он окончательно не растерялся. Пока он не потерял силы и не смог сказать то, что должен был сказать. — Я тебе не нужен, Чимин. Но ты нужен мне. — Я знаю, что ты боишься продолжать, и я знаю, что ты боишься делать это в одиночку, но то, с чем тебе предстоит столкнуться, — говорит Чонгук, — Это то, к чему ты готовился. Ты упорно трудился, чтобы добиться этого. У тебя хватило сил пройти так далеко. Только ты можешь пойти на это соревнование и поразить всех. Это не я, Чимин. Это ты. Я тебе не нужен. Даже если ты это сделаешь, я должен тебя отпустить. Если Чимин продолжит цепляться за эту веру, он рухнет. Это должен быть Чонгук, который разрушит ее. Он должен отпустить Чимина. Даже если это всего лишь на время. Но что, если, отпустив его, он по-настоящему поймет, что он ему не нужен? Что, если он никогда не вернется? — Я не нужен тебе для этого, детка. Я знаю тебя. — Чонгук прижимается поцелуем к губам Чимина, опускаясь между его ног, когда Чимин охотно принимает его. Его руки скользят по бокам Чонгука, заводя руки ему за спину. — Я знаю, на что ты способен. Тебе и без меня будет хорошо. Его рука скользит между ними, пальцы снова ласкают ягодицы Чимина. Он наблюдает, как Чимин разваливается на части под ним, как слезы высыхают, а рыдания снова переходят в стоны. Он обнимает Чонгука, повторяя его имя как молитву. Сейчас он нужен Чимину, поэтому он может побыть с Чонгуком в последний раз. Он может утопить свои тревоги в матрасе, пока Чонгук погружается в него. Им нужно это сделать в последний раз, а потом они должны отпустить. Чонгук должен отпустить, чтобы Чимин мог стать тем, кем, как всегда знал Чонгук, он является. Он столько раз выживал раньше. Так много раз. И он может выжить снова. Он сможет пережить это.

***

Провожая Чимина до входной двери, Чонгук чувствует себя так, словно идет на казнь. Его желудок скручивает, а в горле словно комок, но он этого не показывает. Он не может этого показать. Если он позволит Чимину увидеть, как он колеблется, стоит ли ему идти на это, то Чонгук никогда не отпустит его и не примет силу внутри себя. Ни один из них не способен отпустить друг друга, но Чонгук может притвориться. — Спасибо, — говорит Чимин, снова сжимая в руках сумку и улыбаясь Чонгуку. На шее у него тонкие красные отметины от ошейника, а также следы укусов Чонгука, и трудно удержаться, чтобы не прикоснуться к ним. — За то, что... позволил мне приехать и забрать свои вещи. — Конечно. Ты... — Чонгук прикусывает язык. Как бы ему ни хотелось открыть перед Чимином дверь, он не может этого сделать. Не прямо сейчас. — Не могу оставить тебя без твоих любимых духов. Что бы все подумали, если бы ты не пах вишней, когда получал золотую медаль? Чимин смущенно отводит взгляд, поджав губы и скривив уголки. Он все еще кажется неуверенным, как будто теперь, когда он вышел из подпространства, он может рассуждать здраво и вспомнить, почему он вообще сбежал отсюда. Хорошо. Может быть, будет не так сложно заставить его снова отступить, отпустить все и пережить следующие несколько месяцев в одиночестве, пока он, наконец, не поверит в себя. — Не могу гарантировать, что я это сделаю, — говорит Чимин. Он бросает взгляд на Чонгука, затем на кошек, которые слоняются по фойе, затем обратно. — Но я буду стараться изо всех сил. — У тебя все получится, — говорит Чонгук с улыбкой, держа руки в карманах. Он делает все возможное, чтобы не прикасаться к Чимину, сохранять дистанцию между ними, которая, как он знает, им нужна. Если он уступит, самоуважение Чимина будет привязано к нему навсегда. — Чонгук-хен, — говорит Чимин, на этот раз так мягко и корректно, когда обращается к нему. Сердце Чонгука замирает. Он видит страх в глазах Чимина по тому, как они расширяются, и понимает, что сейчас произойдет. — Мы... Это... Ты вдруг стал таким... отстраненным. Между нами... официально все кончено или...? Чонгук облизывает губы, сдерживая каждое слово, которое готово сорваться с них. Он хочет сказать Чимину "нет". Хочет крепко обнять его и поцелуем прогнать все тревоги. Если бы он мог, он бы держал Чимина за руку во всем. — Я не знаю, — говорит Чонгук, и Чимин прерывисто вздыхает, его губы складываются в круг, когда он выдыхает с тихим ”о“, прежде чем Чонгук, наконец, делает маленький шажок ближе. — Послушай, Чимин. Я тебя люблю. Я не хочу, чтобы это заканчивалось. Я просто думаю, что немного побыть врозь было бы неплохо, особенно когда Олимпийские игры уже так близко. Эй, детка, посмотри на меня. Он ничего не может с собой поделать. Он делает шаг вперед, поднимая руки, чтобы обхватить лицо Чимина, как он всегда это делает. То, что всегда нужно Чимину. — Мне просто нужно, чтобы ты сосредоточился на этом сейчас, — говорит Чонгук, голова Чимина уже трясется, его руки сжимают запястья Чонгука. — Малыш, послушай меня, когда я говорю это… что бы ни случилось с этого момента, — он проводит ладонями по лицу Чимина, — Я тебе для этого не нужен. Ты опытный, талантливый, прекрасный танцор. Ты сформировал себя для этого. Во мне нет ничего, что было бы тебе нужно для этого. Я обещаю тебе. Так трудно не притянуть Чимина к себе и не поцеловать его. Но Чонгук твердо стоит на ногах и отпускает его, проводя большим пальцем под глазом Чимина, чтобы смахнуть слезинку. — Ты можешь это сделать, малыш. Ты достаточно силен, — говорит он, проводя большим пальцем по губам Чимина, где он выпячивает нижнюю губу. — Иди, заставь всех снова влюбиться в тебя. Слезливый блеск в глазах Чимина почти разрушает волю Чонгука. Если бы он только мог снова заключить Чимина в свои объятия. Если бы он только мог заставить Чимина поверить без Чонгука рядом с ним. Но он слишком зависим. Они оба зависимы. — Я увижу тебя по телевизору, — говорит Чонгук, прежде чем обойти Чимина и открыть дверь, опустив голову. Если он увидит выражение лица Чимина, вопрос в его глазах, он не сможет пройти через это. — Удачи, Чимин. Ты отлично справишься. Я знаю это. Чимин переступает порог, недоверчиво уставившись в пол. Он не двигается несколько долгих мгновений, сердце Чонгука бьется быстрее с каждой секундой, а затем Чимин снова вешает сумку на сгиб локтя. Он вертит что-то в руке, стоя спиной к Чонгуку, медленно поворачиваясь. — Еще раз спасибо тебе за все, Хен, — говорит Чимин, протягивая руку, в которой что-то зажато. Глаза Чонгука поднимаются, чтобы встретиться с глазами Чимина, когда он протягивает руку. На лице Чимина появляется слабая улыбка, когда он вкладывает что-то в ладонь Чонгука, и ощущение округлости этого предмета до боли знакомо. — И тебе удачи… со всем. Он разворачивается на каблуках и идет к лифту, опустив голову и проводя рукой по волосам. Он нажимает на кнопки с такой силой, что кажется, будто они вот-вот сломаются, и Чонгук сжимает кольцо в руке, закрывая дверь. Он не может смотреть, как Чимин снова заходит в лифт, со слезами на глазах глядя на Чонгука. У Чонгука перехватывает горло, когда он пытается вдохнуть, воздух слишком быстро поступает в легкие. Его первая мысль - направиться на кухню, его руки трясутся, когда он падает на столешницу, хлопая по ней ладонями. Кольцо Чимина ударяется о столешницу с громким стуком, который заставляет его вздрогнуть. Просто напоминание о том, что он потерял, когда он хватает бутылку скотча. Он не утруждает себя наливанием виски в стакан. Он просто пьет. Комната расплывается перед ним, руки кажутся чужими, разум отделен от тела. Чонгук не чувствует ничего, кроме паники, ужаса, как будто из него выкачали всю его жизненную силу. Все его предназначение. До Чимина у него ничего не было. У него ничего нет. До Чимина он был чертовски опустошен. Он ничего не делал, просто существовал. Чимин дал ему цель. Что теперь? Что у него есть, кроме того, что раньше заставляло его чувствовать себя таким безжизненным? Королевство на грани войны. И все это ничего не значит без человека, которого он любит. Это просто пустой город. Пустая жизнь. Снова пустота. Все это ничего не значит. Он ничего не значит. Бутылка скотча ударяется о поверхность рабочего стола Чонгука. Он не знает, как и когда оказался здесь, но ему кажется, что он в трансе, когда он рывком открывает один из ящиков. Его руки дрожат, когда он пытается приподнять двойное дно ящика и сомкнуть пальцы вокруг лежащего внутри пистолета. На его столе стоит фотография, на которой они с Чимином улыбаются, сидя на террасе его пентхауса и наслаждаясь летним ветерком. Но все это в прошлом. Теперь все это в прошлом. У него нет Чимина. Он никогда не вернется к Чонгуку. Он ушел. Если бы это было не так, он бы не покинул ринг. Если бы у него было намерение вернуться к Чонгуку, он бы этого не сделал. Он бы этого не сделал. У Чонгука саднит в горле, когда он кричит, его взгляд прикован к своему отражению в экране телевизора на стене. Он видит пистолет, прижатый к его виску, прежде чем по-настоящему это ощущает, а затем его зрение начинает затуманиваться. Его лицо мокрое. Глаза болят. С хриплым, прерывистым рыданием Чонгук швыряет пистолет обратно на стол и склоняется над ним, упираясь руками в поверхность, чтобы удержаться в вертикальном положении. Слезы, падая, разбрызгиваются по столу маленькими капельками. Так много, что это кажется нереальным. Чонгук не думал, что можно так много плакать. Это больно. Он ненавидит это. У него от этого болит все лицо, в горле першит, тело трещит по швам. Такое чувство, что все это время он был словно сшит из ниток, и кто-то, наконец, потянул за последнюю ниточку, чтобы он сломался. Все изливается из него, когда он падает в кресло, обхватывает голову руками, закрывает ладонями глаза, как будто может остановить поток. Это не прекращается. Такое чувство, что это никогда не прекратится. Если это то, что значит чувствовать, то он больше этого не хочет. Он хочет отпустить, хочет, чтобы у него хватило смелости покончить с этой болью. Но он не может. Что-то заставляет его держаться, как бы сильно он это ни ненавидел. Все, что он может делать, это сидеть и ждать, пока это пройдет. Если это когда-нибудь пройдет. Что, если это никогда не пройдет? Что, если это единственное, что он чувствует сейчас? Теперь, когда у него нет Чимина.

***

В ожидании своей очереди на испытаниях Чимина тошнит. Он быстро постукивает каблуком, скрестив руки на коленях и уронив голову на руки. В любую секунду его могут поднять, оценить и тщательно изучить, чтобы решить, достоин ли он по-прежнему представлять свою страну на стремительно приближающихся Олимпийских играх. Он не может заставить себя сосредоточиться на том, что ему нужно, в его голове царит какофония сомнений, страхов и указаний от тренеров, матери, самого себя, Тэмина. Внутри него так много голосов, которые борются за господство, говоря ему, что делать и как себя чувствовать, и действительно ли он способен на это. Последние несколько недель были сплошным стрессом. У него постоянно кружится голова, а тело кажется таким тяжелым, что он не может даже волочить ноги по полу. Пару недель назад он, наконец, встретился с Кан Санми и отправился в Старлайт. Без Чонгука. Этот лишний билет стал постоянным, ноющим напоминанием о его неудачах. И это до сих пор преследует Чимина. Его неудачи. Они кажутся бесконечными. — Чимин? Он резко поднимает голову при звуке этого голоса, его глаза расширяются, когда он видит Сохи, стоящую там. Чимин вскакивает на ноги, сердце бешено колотится, когда он смотрит мимо нее в надежде увидеть еще одно знакомое лицо. Но это всего лишь она. Она улыбается и, держа в руках корзину с подарками, говорит:  — Я кое-что принесла тебе. Не спрашивай, как я убедила их позволить мне вернуться сюда, к этим замечательным спортсменам. Думаю, деньги моего мужа окупаются. Чимин пытается усмехнуться. Он уверен, что она знает о нем и Чонгуке, но, возможно, она не осознает масштабов того, что произошло между ними. Он не может представить, что она упомянула бы Чонгука, если бы знала, как это ранит. — Я не ожидал тебя здесь увидеть, — говорит Чимин, приближаясь, чтобы обнять ее. — Ты проделала весь этот путь только ради меня? — Конечно, к тому же, Мунген не так уж далеко. Не то чтобы я специально приехала в Париж на это мероприятие, — говорит Сохи, обнимая его, прежде чем отступить и протянуть корзину с подарками. — Давай. Все для тебя. Чимин улыбается, принимая корзину, а затем выпячивает губы.  — О, спасибо. Тебе не обязательно было это делать. И для протокола, — он бросает на нее взгляд с ухмылкой, возвращаясь к своей скамейке, Сохи следует за ним, — Если ты действительно хочешь поехать в Париж, я мог бы предложить тебе несколько потрясающих мест. — О, спасибо, милый, но, боюсь, у меня уже назначена встреча. — Сохи поджимает губы, когда они садятся рядом. — Я знаю кое-кого, кто может придти. Взглянув на нее, Чимин пытается улыбнуться, прежде чем снова обратить свое внимание на корзину с подарками.  — Спасибо, но я не думаю, что он придет. К сожалению. Сохи смотрит на него с сочувствием и грустью, приоткрыв рот, словно хочет что-то сказать или спросить, но передумывает. Она указывает на корзину.  — Давай. Посмотри на все. Чимин первым делом достает бутылку с водой лавандового цвета, на которой написано имя Чимина и которая украшена маленькими белыми цветочками. Цветы, которыми Чимин родился. Не может быть, чтобы Чонгук не сыграл свою роль в выборе этого подарка. Только Чонгук мог бы точно знать, что выбрать. — Остальное - это все, — Сохи перебирает продукты в корзине, — Электролиты, чтобы ты был увлажнен и чувствовал себя счастливым во время соревнований, полезные закуски, которые придадут тебе сил, а затем шампанское в честь победы. — Это так мило, я... спасибо тебе. Я действительно этого не ожидал, — говорит Чимин, кладя голову на плечо Сохи. Она взъерошивает его волосы, прежде чем поцеловать в макушку. Когда он снова садится, на ее лице все то же выражение — любопытство и боль за него одновременно. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает она. Она не имеет в виду испытания, он это знает, поэтому пожимает плечами. — Выживаю. — Чимин поджимает губы, затем пытается улыбнуться. — Как он? Он знает, что прошло всего несколько недель, но он не создан для этого. Он не создан для того, чтобы не быть с Чонгуком. Они расстались на несколько недель после того, как Чимин узнал, кто такой Чонгук на самом деле, увидели друг друга всего один раз, а теперь они снова врозь, и он ненавидит это. Он ненавидит это. И теперь он совершенно уверен, что ему просто придется к этому привыкнуть. Чонгук не сказал этого, но Чимин почувствовал, что все кончено. То, как он говорил о том, что он не нужен Чимину, как он не примет этого, если Чимин попытается спорить. Чонгук никогда бы не отослал его, если бы не хотел, чтобы он ушел навсегда. Единственное, что имеет смысл, это то, что Чонгук не хочет, чтобы Чимин был замешан во всем этом криминальном бизнесе. Но он может с этим справиться. Чимин знает, что сможет, если Чонгук даст ему шанс. — Выживает, — повторяет Сохи в ответ, и Чимин чувствует, как внутри у него теплеет. Намек на надежду. Она бы так не сказала, если бы Чонгуку тоже не было тяжело. Это так сбивает с толку. Если Чонгук не хотел, чтобы он уходил, тогда почему? Она глубоко вздыхает, затем снова сжимает его в объятиях, прежде чем встать.  — Я должна дать тебе возможность сосредоточиться. Ты справишься потрясающе. Ты всегда справляешься. Нация верит в своего Бубнового туза, так что ты тоже должен верить. — еще раз поцеловав его в макушку, Сохи вешает сумочку на плечо и отступает назад. — А теперь иди, блистай. Чимин бормочет ей последнее "спасибо", прежде чем она уходит, и снова опускает голову, оставляя корзину с подарками рядом с собой. Как бы сильно он ни хотел получить ответы прямо сейчас, он не может их получить, и ему нужно сосредоточиться. Если он не может заполучить Чонгука, тогда ему нужно это. Если у него не получится в карьере, значит, у него действительно ничего нет. Время идет. Чимин прислушивается к тиканью настенных часов, к тому, как приходят и уходят его сверстники, такие же встревоженные и дерганые, как и он сам. Когда он слышит свое имя, он чувствует себя не в своей тарелке, передвигаясь по комнате так, словно ступает по грязи. Его ладони вспотели, зрение затуманилось. Херин и Джехо стоят по обе стороны от него, Джехо кладет руку ему на плечо и говорит что-то, чего Чимин не слышит. В ту секунду, когда глаза Чимина находят высокую планку, он чуть не падает в обморок. Он никогда так не нервничал. Даже когда его забрали из резерва и он оказался в центре внимания, когда был еще подростком, он не нервничал так сильно. — Не волнуйся, — говорит Херин, поглаживая его между лопаток, — На этот раз я боролась за тебя с твоей мамой. Ее отправили на ее место, и охрана не разрешает ей вернуться. Я сказала им, что это то, о чем ты просил. Чимин смеется, беззаботно и слабо, кивая.  — Спасибо, — говорит он, и это последнее, что он осмеливается произнести, прежде чем его тренеры начинают рассказывать ему о его упражнениях, напоминая, что он знает, что делает. Он делал это миллион раз. В нем бурлит нервная энергия, но он делает вдох, затем выдох, а затем наносит немного мела на ладони. Он закрывает глаза, вдыхает через нос, прислушиваясь к шепоту толпы, сжимает руки в кулаки, представляя себя на высокой перекладине. На данный момент это мышечная память. Он знает, что делает. Он знает, что может это сделать. Это его стихия. Здесь он преуспевает. — У тебя получится, Чимин, — слышит он голос Херин, далекий и певучий. — Покажи им, из чего ты сделан. Чимин хлопает в ладоши, мир вокруг него движется как в замедленной съемке, пока он приближается к высокой планке. Ты можешь это сделать. На этот раз голос в его голове принадлежит не ему. Ты можешь это сделать, малыш. Я верю в тебя. В конце концов, ты мой бриллиант, не так ли? И с этими словами Чимин, наконец, набрался смелости приступить к своим привычным занятиям, ощутив под ладонями знакомую твердость перекладины. Огни арены и лица зрителей становятся для него размытыми, когда он замахивается, и нет ничего, кроме того, что он чувствует в своих руках, и звука, который издает Чонгук, подстегивая его. Он начинает первый поворот, и штанга в его руках кажется вторым домом. Ему становится так приятно, когда он преодолевает первоначальный страх и вспоминает, что готовился к этому моменту большую часть своей жизни. Теперь все сводится к следующим нескольким минутам. Каждый этап его тренировки запечатлен в его памяти, и ему просто нужно доверять себе сейчас. Он может это сделать.  Кажется, что мозг Чимина на мгновение останавливается, прежде чем он вспоминает двойное переднее сальто с полуповоротом. Он переходит в движение, его тело парит в воздухе. Но на полпути к повороту мир, кажется, поворачивается вокруг своей оси. Его охватывает паника, внутри все переворачивается, и он внезапно теряет ориентацию. Его тело, обычно являющееся продолжением его воли, внезапно кажется чужим, отделенным от него. Он инстинктивно пригибается, поворачиваясь слишком рано, что выводит его из равновесия. Теперь он отчаянно сжимает штангу, пытаясь прийти в себя, а его мозг лихорадочно работает, чтобы исправить свою ошибку. Он крутанулся один раз, затем второй. Время летит кувырком, и вот он тяжело приземляется на мат ногами вперед, со свистом выпуская воздух из легких. Он слышит общий вздох толпы. Очевидно, что это была ошибка, что что-то пошло не так, и он едва скрыл это. Его приземление еще более неаккуратное, колени слегка подгибаются, прежде чем он восстанавливает равновесие, а комната все еще кружится вокруг него. Его охватывает стыд, затем злость на собственное тело за то, что оно его так предало. На свой разум за то, что он дал слабину в самый важный момент своей жизни. Он позволил себе плыть по течению, позволил себе потерять концентрацию, и теперь, возможно, сам все испортил. Он поднимается с пола, в ушах у него глухо стучит, когда люди аплодируют ему, несмотря на его неудачу. Херин и Джехо бросаются к нему, на их лицах написано беспокойство. Но Чимин не может встретиться с ними взглядом. Все, что он видит, - это размытое изображение бара, когда он оглядывается на него через плечо, все надежды и мечты ускользают у него из рук. Он разрушил это. Он разрушил все. Сначала Чонгук, теперь его карьера. Что у него осталось?

***

Как только Чимин исчезает из поля зрения толпы, он разваливается на части, врезаясь в стол и цепляясь за его край. Его тошнит, в желудке слишком пусто, чтобы его прямо сейчас чем-то стошнило. Возможно, именно поэтому он так сильно облажался. В последнее время все пошло так плохо, что он слишком озабочен тем, чтобы что-то утаить. Он пренебрег всем, чего, как он знал, не следовало, перед одним из самых важных дней в своей жизни. Он такой глупый. Он слышит, как кто-то выпроваживает людей из комнаты, в которой он находится, прежде чем дверь закрывается. — Чимин? — спрашивает Хосок, протягивая к нему руку, в то время как Чимин дрожит, его колени пытаются подогнуться. — Эй, все было не так плохо, как ты думаешь. Ты быстро пришел в себя. Мы едва могли сказать… — Это... Просто заткнись! — всхлипывая, выпаливает Чимин, склоняясь над столом и закрывая лицо руками. — Не лги мне, черт возьми! Меня так достало, что люди врут мне, когда я знаю, что я гребаный неудачник! — Эй, эй, — Хосок снова пытается дотронуться до него, но Чимин отталкивает его. — Я пытаюсь помочь тебе, Чимин, ну же... Но Чимин кричит, размахивая руками по столу, чтобы смахнуть все со стола. Он едва замечает, когда дверь снова открывается, и кто-то задерживается на пороге и в шоке наблюдает, как он крушит все на своем пути. Кто-то зовет его по имени, но ему все равно. Его кулак летит прямо в торговый автомат, прежде чем чьи-то руки обхватывают его и оттаскивают назад. Намджун. Друг обнимал Чимина достаточно сильно, чтобы понять, что это он. У него нет сил сопротивляться, и он извивается в объятиях Намджуна, пряча лицо у него на груди. — Эй, эй, все в порядке, — говорит Намджун, поглаживая спину Чимина, а затем баюкая его голову. — С тобой все будет хорошо. Хосок прав, все было не так уж плохо. Доверься мне. Они знают, на что ты способен. Они знают, что это была случайность. Поверь мне, ты справишься. Чимин знает, как жалко он, должно быть, выглядит, рыдая в объятиях Намджуна и отрицая все, что тот говорит. Он чувствует, как Хосок кладет руку ему на спину, но это чей-то совершенно чужой голос возвращает Чимина к действительности. Он смотрит на открытую дверь, широко раскрыв глаза, и прислушивается к спору снаружи, который становится все ближе и ближе. — Ты, наверное, последний гребаный человек, которого ему сейчас нужно видеть, — огрызается Херин на кого-то, быстрые шаги приближаются к двери и почти заглушают ее голос. — Не ходи туда, если знаешь, что так будет лучше для тебя... — Ты не можешь помешать мне увидеться с моим сыном! Чимин отступает от двери, инстинкт заставляет его искать другое место, куда можно убежать или спрятаться. Намджун и Хосок стоят по бокам от него, Хосок идет чуть впереди, как будто пытается защитить Чимина от нападения, которое, как они все знают, вот-вот произойдет. — Ты! — говорит Мина, поворачиваясь к дверному проему и указывая пальцем на Чимина. — Что это было?! Это было худшее выступление, которое я когда-либо видела от тебя! Ты никогда, никогда не выступал так плохо! Ты... — она выглядит взволнованной, с красным лицом, бушует и не может подобрать слов. Она даже не замечает, когда Джехо пытается оттащить ее от Чимина. — Ты сделал это нарочно? Глаза Чимина расширяются, сначала она путается в словах, прежде чем он понимает, в чем она его обвиняет.  — Ты... Ты думаешь, я отказался от участия в конкурсе? — спрашивает он. — С чего бы мне... — Ты сделал это, чтобы наказать меня?! — вскрикивает Мина, а затем по комнате разносится треск. Перед глазами у Чимина снова все расплывается. Первое, что он осознает, - это боль в щеке, затем снова крики и спорящие голоса. Он протягивает руку, чтобы дотронуться до щеки, и вздрагивает, когда видит, что мама снова направляется к нему, но Херин преграждает ему путь. Он смотрит на свою маму, в ее безумные глаза, в то время как она продолжает кричать на него. Обвиняя его. Ругая его. И что-то ломается. Он чувствует резкую перемену во всем своем мировоззрении, как будто треснувшая картинка внезапно встает перед ним на место, и он впервые может видеть с ясностью. — Какого черта я вообще должен был это делать?! — кричит он на нее, и его переполняет ярость, на которую он даже не подозревал, что способен. Он кричит так громко, что у него болит горло, а лицо ноет от напряжения. — Почему я должен рушить свою карьеру только для того, чтобы досадить тебе, тупая гребаная сучка?! Дело не в тебе! Это никогда не было связано с тобой Он бросается вперед, но чьи-то руки тянут его назад, подальше от Мины, когда он бросается к ней. Чимин все еще чувствует, как кричит ей в ответ, когда она продолжает оскорблять его, а его тренеры выволакивают ее из комнаты. Его лицо мокрое от слез, щека все еще горит, а челюсть болит. — Пошла ты! Пошла ты, гребаная пизда! Я тебя ненавижу, черт возьми! Чимин уже не понимает, что говорит. Он просто кричит, кричит и кричит. Он кричит все, что всегда хотел, пока она не скрывается из виду, пока он не слышит, как его друзья говорят ему, что не стоит нападать на нее, тратить на нее свою энергию. Как только дверь снова закрывается, Чимин обмякает в объятиях Намджуна, всхлипывая, когда его ноги подкашиваются, и он падает на пол. Его друзья сгрудились вокруг него, пытаясь поддержать его, пытаясь успокоить. Но ничего не помогает. Есть только один человек, который мог бы помочь Чимину пережить потерю карьеры. И Чимин тоже его потерял.

***

Обычно Чонгук не прибегает к насилию, когда дело доходит до таких вещей, как захват территорий, подавление мелких и не столь авторитетных банд. Обычно он предлагает им сделку и берет их под крыло пиков. Однако на этот раз они проявили некоторое упрямство. Ты делаешь то, что должен, чтобы выжить. В ушах у него звенит от криков боли и звона бьющегося стекла, руки в перчатках хватают за рубашку другого человека, когда он пытается убежать, и валят его на землю. Он предпочитает не делать этого подобным образом. Это запутанно. Слишком много возможных неясностей. Слишком много риска. К счастью, связи Юнги всегда помогают им держать все в тайне. Грязные копы готовы на все за небольшую сумму денег. Чонгук переворачивает мужчину, которого держит, на живот и прижимает его к полу, упираясь коленом ему в спину, упирая пистолет в углубление у основания его черепа. Он свистит, привлекая внимание остальных членов своей команды, и встречается взглядом с Тэхеном, который улыбается, увлекая за собой еще одного парня. Теперь они всех усмирили, и самое приятное, что… Дело не только в членах этой разношерстной банды. — Эти Сонги привлекли твое внимание, не так ли? — спрашивает Чонгук, поднимая мужчину на ноги. Он оглядывает комнату. Это всего лишь маленький захудалый подпольный бар. Ничего особенного. Ничего такого, чего бы не хотели ни Пики, ни Сонги, ни Хэтэ. Единственная причина, по которой Сонги вообще были здесь, - это по той же причине, что и у Чонгука. После всех этих разговоров они готовы начать войну и за этот город. — Не прикидывайся дурачком, — рычит Чонгук, оттаскивая мужчину назад, руки у него связаны за спиной, пистолет приставлен к виску, и Чонгук наклоняется к нему. — Я видел его здесь как раз перед тем, как мы ворвались внутрь. Ты можешь признать это сейчас, и, возможно, я оставлю тебя в живых. На самом деле, если ты позовешь его вернуться сюда, я дам тебе и твоим ребятам шанс доказать, что вы достойны Пик. В конце концов... Чонгук улыбается одному из мужчин в другом конце комнаты, с окровавленным лицом и связанными за спиной руками. — Я думаю, ваши ребята очень напуганы, и они были бы признательны, если бы их великий, замечательный лидер, — Чонгук несколько раз постучал пистолетом по голове мужчины, — Вывел их из этого живыми. — Какого... какого хрена ты так сильно заботишься о том, чтобы вернуть этого парня сюда? — спрашивает главарь, тяжело дыша. — Ты здесь, чтобы взять над нами верх, верно? Как и все остальные. Зачем тебе… — Послушай, — огрызается Чонгук, подталкивая мужчину к Тэхену, который обменивает своего заложника на главаря. Он хватает парня и усаживает его на стул, изо всех сил пытаясь удержать его на месте, даже когда Чонгук снова направляет на него пистолет. — Позвони ему. Скажи, чтобы он вернулся. Я думаю, ты знаешь, что произойдет, если ты этого не сделаешь. А ты этого не хочешь. Парень борется с Тэхеном, выкрикивая в его адрес шквал проклятий, в то время как Чонгук вздыхает. У него нет на это времени, поэтому он делает шаг вперед и бьет парня прикладом пистолета по голове. — У меня осталось не так много времени, а ты уже потерял свою территорию, — говорит Чонгук, покачивая шеей из стороны в сторону. — Ты можешь, по крайней мере, спасти свою жизнь. Все, что тебе нужно сделать, это позвонить. Парень смотрит на него снизу вверх, стиснув зубы, переводя взгляд с Чонгука на Тэхена и Юнги. Чонгук следует за его взглядом к Юнги, который, прищурившись, смотрит на него в ответ. Любопытный. Подозрительный. Это не поможет им в осуществлении их плана по захвату Сондона, и он это знает. Тэхен либо не понимает, либо ему все равно. Это просто дополнительный бонус. И, возможно, Чонгук специально планировал совершить набег на это место сегодня вечером, потому что ему сообщили, кто из участников группы будет здесь. — Черт, — шипит мужчина, затем кивает в сторону стола. — Мой телефон вон там. Принеси его сюда, и я позвоню. — Хороший мальчик, — говорит Чонгук, когда Тэхен гладит его по голове. Он стряхивает руку Тэхена, когда Юнги подходит с телефоном, выбирает нужное имя и протягивает телефон лидеру, чтобы тот мог поговорить. — Что ты хочешь, чтобы я сказал? — спрашивает он, и Тэхен отвечает прежде, чем Чонгук успевает ответить. — Ты разберешься с этим, — говорит он, прежде чем схватить мужчину за волосы и приставить нож к его горлу. — Не пытайся выкинуть что-нибудь смешное. Парень фыркает как раз перед тем, как на другом конце провода отвечает знакомый голос. — Какого хрена ты мне уже звонишь? — спрашивает Минхо. От одного звука его голоса у Чонгука сжимаются кулаки. Он закрывает глаза и медленно, глубоко вдыхает, чтобы успокоиться. Но все, что он видит, - это синяк на лице Чимина, который Минхо оставил там в ту ночь, когда его забрали. — Эм, ты... — парень колеблется, оглядываясь по сторонам, его взгляд задерживается на чем-то, что лежит на прилавке рядом с бутылкой алкоголя. — Ты оставил здесь свой бумажник. — Что? — фыркает Минхо. — Черт возьми, Господи. Ладно, я скоро вернусь. Я недалеко ушел.  Чонгук фыркает и качает головой, когда главарь смотрит на него. Оказывается, среди воров нет чести. Вот Минхо пытается заключить союз, а этот парень обкрадывает его. К счастью для Чонгука. — Хорошо, мы оставим входную дверь незапертой. — Да, как скажешь, — говорит Минхо и вешает трубку. Юнги рывком поднимает парня со стула и засовывает его телефон в задний карман, прежде чем посмотреть на Чонгука.  — Какой план? Чонгук отходит на несколько шагов назад, прижимаясь к стене рядом с входной дверью, крепко сжимая в руке пистолет. — Мы ждем, я хватаю его. А ты, — он указывает пистолетом на главаря, — Поставишь в пустой комнате стул и немного клейкой ленты. Он бросает взгляд на часы, когда Юнги подходит к нему и машет рукой нескольким полицейским, чтобы они увели заложников подальше от двери. 2:57 ночи. Чонгук почти не спал этой ночью. Ему нужно вернуться домой, закрыть глаза хотя бы на несколько часов, а затем собраться на работу. Если Минхо не вернется в ближайшее время, то ему придется предоставить Юнги и Тэхену позаботиться об этом. Он не может каждый день опаздывать в BHL. Конечно, он получает несколько дополнительных пропусков, учитывая его должность, но на нем все равно лежит ответственность. К несчастью. Он всегда может запереть Минхо где-нибудь, пока у него не появится время разобраться с ним самому. С другой стороны, он все равно мог бы посадить его ненадолго. Это меньшее, чего он заслуживает после того, как причинил боль Чимину. — Хенним, — говорит Юнги, останавливаясь рядом с Чонгуком и наблюдая, как Тэхен несколько раз тычет в парня ножом, уводя его в другую комнату. — Это не входило в наш план. — он бросает взгляд на Чонгука, хмуря брови. — Если только это не так. Ты знал, что Минхо будет здесь? Чонгук не смотрит на него, вместо этого теребя свой пистолет и натягивая кожаные перчатки обратно на место.  — Дай мне свой нож, Юнги. — Чонгук... — Твой нож. Теперь Чонгук смотрит на него, приковывая к себе взглядом, который говорит больше, чем могли бы сказать его слова. Прямо сейчас его допрашивать не будут. Они все еще выполняют свою работу, по-прежнему захватывают районы Сондона, один за другим. Ну и что, если он делает еще один шаг? Он думал об этом с того самого дня, как Минхо поднял руку на Чимина. Юнги вздыхает и достает из кармана нож, вкладывая его в раскрытую ладонь Чонгука. — Мне стоит беспокоиться? — спрашивает он. Чонгук качает головой, пряча нож в карман, затем прислоняется головой к стене. Он знает, о чем спрашивает Юнги — Чонгук всегда так реагирует, когда вокруг него что-то рушится. Он становится особенно жестоким, неконтролируемым. У него происходит разрыв между разумом и телом. Его эмоции захлестывают раньше, чем он это осознает. Также это не первый раз, когда он приставляет пистолет к собственной голове, и Юнги это знает. Он распознает признаки, даже если никогда не видел, как это происходит. — Со мной все будет в порядке, Юнги, — говорит он, вдыхая через нос и выдыхая через рот. — Просто позволь мне разобраться с этим сегодня вечером, а потом мы сосредоточимся на Кан Джехуне. Это просто незавершенный процесс, который мне лично нужно завершить. Юнги сдерживает вздох. Чонгук чувствует, как ему тяжело. Пока они ждут, Юнги тоже прислоняется к стене и ждет рядом с ним. Верный до конца, даже когда сомневается. В ту секунду, когда дверь открывается, над головой звенит колокольчик, Чонгук поднимает пистолет и взводит курок, откидывая голову на стену, чтобы улыбнуться Минхо. Все пистолеты в комнате направлены на него, не оставляя ему другого выбора, кроме как остановиться и ждать, или быть нашпигованным пулями. Его челюсть двигается, когда он медленно смотрит на Чонгука, его грудь поднимается и опускается от тяжелых вдохов, глаза широко раскрыты. — Привет, Минхо, — говорит Чонгук, прежде чем провести языком по губам, расплываясь в улыбке. — Ты знал, что так и будет. Он жестом приглашает Минхо выйти вперед и, зайдя ему за спину, начинает вести его через комнату по битому стеклу. Они идут, все еще держа оружие наготове, пока не доходят до комнаты в задней части бара, и Тэхен открывает перед ними дверь. Минхо замирает, его взгляд падает на стул в комнате, и Чонгук подходит ближе, чтобы прошептать ему на ухо. — А ты нет?

***

Он проспал. Несмотря на то, что Чонгук убеждал себя, что ему больше нельзя опаздывать на работу в BHL, он опаздывает. Он приходит в половине девятого с темными кругами под глазами и третьей чашкой кофе в руке. Люди бросают на него косые взгляды или неуверенно здороваются, на что он отвечает безжизненной улыбкой. Он падает на стул, как только доходит до него, чашка с кофе со стуком падает на стол. Солнечный свет заливает его, когда он откидывает голову на спинку стула. Это последнее место, где он хотел бы быть сегодня. Он предпочел бы быть с Чимином, поддерживать его. Это было единственное, что делало эту работу терпимой - знать, что у него есть Чимин, к которому можно вернуться домой. Кто-то прочищает горло, и он резко открывает глаза, ожидая увидеть стоящую там Сыльги. Но эти люди — двое из них, оба чопорные и одеты не совсем так, как положено в этом офисе. У них особый язык тела и манера одеваться. И он это хорошо знает. — Чон Чонгук? — спрашивает женщина. — Я не помню, чтобы одобрял эту встречу, — говорит Чонгук. Именно тогда он, наконец, замечает Сыльги, которая выглядывает из-за их спин, широко раскрыв глаза и сложив руки перед собой, как будто молится. Чонгук улыбается ей, глядя сквозь людей на своем пути. — Все в порядке, Сыльги. Закрой дверь и дай всем знать, что мне придется перенести свои встречи на более поздний срок. — Возможно, это займет больше времени. — мужчина смотрит на свою партнера, а затем они оба направляются к столу, в то время как Сыльги нервно закрывает дверь. — Я детектив Ким. Это детектив Бен из Национальной полиции, — говорит он. Мужчина рядом с ним едва заметно улыбается, когда они оба садятся напротив него. Чонгук не решается взять свой кофе, его руки начинают дрожать. Им не нужно этого видеть. — Я не ожидал такого визита сегодня, — говорит Чонгук с улыбкой, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее. — Что-то не так? — Да, — отвечает детектив Ким. — Нам дали... наводку. О некоторых нарушениях в логистике Blue Horizon. — он кивает другому детективу, который ставит портфель на стол, открывает его и кладет рядом папку. Ким протягивает Чонгуку несколько фотографий. — Например, эти контейнеры. Нас предупредили о них. А затем они были обнаружены как электроника, но таможня обнаружила в них подозрительное содержимое. Чонгук прищелкивает языком, его улыбка лишь на мгновение исчезает, прежде чем он приходит в себя. Это, должно быть, Джехун. Не могли же они сбить Чонгука с толку, пытаясь разрушить его отношения с Чимином. Не могли же они подорвать свои позиции настолько, чтобы Чонхен смог перехитрить его. Итак, как долго он следил за их поставками без ведома Чонгука? И как? И окупятся ли в итоге контрмеры Юнги или нет? — Я уверен, что это просто недоразумение, иначе таможня не позволила бы им разместиться на наших складах, вам так не кажется? — спрашивает Чонгук. — Мы очень осторожны с тем, что мы здесь делаем. Кроме того, судя по фотографиям, это склады в Магокдонге. Там есть склады и у других компаний. Вы уверены, что они предназначались для нас? Потому что я не узнаю эти контейнеры. Хорошо, что он умеет врать. И, похоже, Джехун не понимал, как он, Юнги и Тэхен умудрились разделить эти склады между BHL и несколькими подставными компаниями, перепутав их поставки и то, куда они прибывают, только по этой причине. — Ну, это мы еще посмотрим, — говорит Ким. — В настоящее время наши коллеги оформляют ордера на обыск на ваших складах. Мы надеемся найти все необходимые улики, чтобы, когда мы выйдем отсюда, вы были в наручниках. Чонгук прикусывает язык и продолжает улыбаться. Это все, что он может сделать. Просто ждать, сохранять спокойствие и надеяться, что его пики не решили подвести его именно сейчас. — Итак, пока мы ждем, не хотели бы вы обсудить этот документ? — продолжает Бен, пододвигая к себе лист бумаги. — Вы указаны в нем как ответственная сторона за отправку? Чонгук на самом деле смеется, когда видит это.  — Подделка - серьезное преступление, детектив. Возможно, вы захотите выяснить, кто изготовил этот документ. Потому что я могу вам пообещать, что ничего подобного я не подписывал. — Видите ли, Чонгук, — говорит детектив Ким, наклоняясь вперед на столе. Чонгук не двигается со своего места, сидит совершенно неподвижно и максимально расслабленно. — Подделано это или нет, но мы внимательно следим за вами и этой компанией уже несколько месяцев. И мы по-прежнему считаем, что вы причастны к этому. У того, кто, возможно, подделал это, могут быть причины для того, чтобы убрать вас, но это не имеет значения. Потому что они, очевидно, хотят, чтобы вы ушли по какой-то причине. В чем же может быть причина? — В логистике жесткая конкуренция. Я знаю, это звучит как скучная работа, но я на самом деле удивлен, что за мою голову еще не назначена награда от конкурирующей компании. — если Чонгук сможет просто изобразить удивление, с ним все будет в порядке. Если он воспримет это всерьез, начнется паника. Вот тогда они его и схватят. — Послушайте, — говорит Бен. Он выглядит суровым. Гораздо более серьезным, чем Ким, и, похоже, сердитым из-за того, что он вообще вынужден здесь находиться. — Мы знаем, что вы занимаетесь чем-то большим, чем просто эта компания. В этом нет сомнений. Тот, кто хочет, чтобы вы ушли, тоже вовлечен. И они хотят, чтобы вы ушли. Речь идет не о конкуренции в сфере логистики. Мы все знаем, о чем идет речь. Улыбка Чонгука становится шире, и он издает негромкое “ах”, прежде чем наклониться вперед. Он опирается локтями о стол, сцепив ладони и положив на них подбородок.  — Вы думаете, все дело в слухах об организованной преступности? — На данный момент это уже не слухи, — говорит Ким, и Чонгук усмехается. — И ваша первая мысль, что это, должно быть, я. — Чонгук указывает на свой пирсинг, затем на татуировку дракона на шее, а затем приподнимает брови. — Я полагаю, вы составляете мой портрет, детектив. Жаль, что вы так на это смотрите, а не то, что я был просто каким-то мальчишкой с улицы, который пробил себе дорогу наверх. Детективы переглядываются, явно раздраженные и нетерпеливые, а Чонгук снова откидывается на спинку стула, расслабляясь. На столе загорается его телефон, и он, как и Ким, бросает на него взгляд. — Боюсь, это моя следующая встреча, на которой попытаются выяснить, почему меня так долго нет, — говорит Чонгук, наклоняясь вперед, чтобы взять свой телефон. — Если вы не возражаете”. — Я бы не стал устраиваться поудобнее, — говорит Ким. — Наши офицеры скоро должны закончить. Чонгук смотрит на сообщение на своем телефоне, затем опускает его экраном вверх. Он не скрывает этого. Если он сделает это, у них возникнут еще большие подозрения. Если он сделает вид, что ему нечего скрывать, они могут в это поверить. И, похоже, это работает, когда напряженная челюсть Бена внезапно расслабляется, а губы приоткрываются, когда он смотрит на Кима. Кажется, он хочет что-то сказать, но передумывает. Чонгук смотрит на них в ответ, тишина наполняет комнату, пока они все ждут. Он рад, что они не слышат, как колотится его сердце, и очень рад, что он принял свои лекарства этим утром. Иначе он был бы весь в поту и панике. Он не смог бы так смотреть на Кима. Звонит телефон, и Чонгук несколько раз быстро моргает, с трудом сглатывая, чтобы взять себя в руки. Звук заставляет его сердце биться быстрее, но ему удается не слишком вздрогнуть. Ким, прищурившись, наблюдает за тем, как Бен встает, чтобы ответить на звонок, и Чонгук улыбается ему. Бен ходит взад-вперед у двери, а затем внезапно останавливается.  — Что? Что вы имеете в виду? Нет, это невозможно. Они были там вчера — что значит, не совпадают, черт возьми? Ким поворачивается, чтобы посмотреть на своего партнера, а Чонгук пользуется возможностью закрыть глаза и поблагодарить высшие силы, которые решили сжалиться над Пиками сегодня. Или, скорее, он должен благодарить самих детективов за то, что они работают сверхурочно, постоянно меняя инвентарь. Им повезло, что прошлой ночью была одна из таких смен. Товары, которые ищут детективы, уже перевезли, заменив чем-то значительно менее незаконным, чем наркотики. Приятно иметь такую команду, как пики. Есть причина, по которой они остаются на вершине с тех пор, как он возглавил команду. В такие моменты, как этот, действительно приятно чувствовать себя королем. Когда Чонгук снова открывает глаза, Бен снова стоит у его стола, хмуро глядя на него, стиснув зубы. Он хватает фотографии со стола и бросает их в портфель, захлопывая его, когда Ким встает. — Теперь мы закончили? — спрашивает Чонгук. — У меня есть кое-какие очень важные дела, которыми я должен заняться. Ким и Бен не сказали ему ни слова. Ким только огрызнулся и фыркнул, развернувшись на каблуках, чтобы выбежать вон. Бен задерживается еще на мгновение, наблюдая за Чонгуком, как будто он может внезапно признаться, а затем выходит вслед за своим партнером. Дверь за ними захлопывается, и Чонгук делает глубокий вдох. Наклонившись вперед на своем столе и обхватив голову руками, Чонгук позволяет адреналину выйти наружу. Он дрожит с головы до ног, дрожит так сильно, что кажется, что он дрожит даже внутри. Слишком близко. Чертовски близко. Они должны покончить с Джехуном, прежде чем он снова совершит что-то подобное. Он не остановится, пока Чонгук не будет уничтожен. И, в отличие от детективов, он сможет понять методы пиков, позволяющие избежать подобных расследований. Он будет знать, когда нанести следующий удар. Чонгук берет телефон в одну руку, а пульт от телевизора - в другую. Он включает телевизор и переключает каналы, когда раздается звонок его телефона. Это сообщение от Юнги все еще лежит на столе, заверяя его, что они знают о рейде и ничего не найдут. Ордер не распространяется на другие части складов. Склады, о которых копы даже не подозревают, принадлежат Чонгуку или BHL. Легко избежать разоблачения во время рейдов, когда они могут перевозить свои грузы в место, которое предположительно им не принадлежит. — Хенним, — говорит Юнги. Его голос тоже звучит потрясенно, но затем он прочищает горло и делает глубокий вдох. — У нас все хорошо. Все хорошо. Они ничего не нашли. Черт, хенним, мы чуть было не отложили перевозку этого груза, но я... Черт, да ладно, нам снова повезло. Так что ты хочешь, чтобы мы сделали? — Нам нужно найти новый метод ротации поставок, прежде чем Джехун сообразит, что к чему, — говорит Чонгук, поворачиваясь на стуле лицом к телевизору и не отрывая взгляда от экрана, чтобы увидеть последние новости об Олимпийских испытаниях. — А потом мне нужно, чтобы ты поговорил со своими приятелями-копами и договорился кое о чем для меня. — Ладно.  — Я собираюсь отправить вам список предприятий на территории Джехуна, которые, как я думаю, могут быть интересны для расследования, — говорит Чонгук, все еще не отрывая взгляда от экрана в ожидании. Ждет, чтобы увидеть какое-нибудь конкретное название. — Я думаю, Джехуну нужно напомнить, что он не единственный, кто играет в эту игру. Скажи своим друзьям, что я заплачу даже больше, чем в прошлый раз, если они убедятся, что нанесли серьезный ущерб его репутации. После недолгого молчания Юнги издает легкий смешок, но Чонгук не думает, что это связано с его приказами. Это подтверждается, когда он говорит:  — Будет сделано. Итак, как он справился? Чонгук смеется, звук телевизора звучит достаточно громко, чтобы Юнги мог это услышать. Его улыбка становится шире, когда он видит то, чего ждал, его рука крепче сжимает телефон, а сердце учащенно бьется. На этот раз это не от адреналина, а от чистой гордости за то, что он видит на экране. Когда он видит Чимина на экране, он понимает, что его испытания были нелегкими. Чонгук читает его как открытую книгу. У Чимина стресс. Он выглядит измученным, но все равно улыбается, когда его видят камеры. — Похоже, он справился.