Сад тысячи роз

Решение обратиться к семейной терапии не было легким для Джунейда и Зейнеп. Для них обоих этот выбор в рамках их общины был деликатным. Старейшины обычно выступали посредниками в спорах или давали советы, но Джунейд знал, что эта ситуация требует чего-то другого. Речь шла не о разрешении разногласий, а о понимании глубинных слоев его сомнений и неуверенности, и для этого им нужен был человек, который способен помочь. Джунейд, чувствуя вину за их недавнюю ссору и боль, которую он причинил Зейнеп, взял на себя обязанность все устроить. Он тщательно искал и нашел в другом районе неприметного психотерапевта, который имел опыт работы с парами из традиционных или религиозных семей. Он почувствовал небольшое облегчение, зная, что их частную жизнь будут уважать. Вечером, когда он окончательно договорился о приеме, он приготовился к тому, что Зейнеп может ему отказать. После ссоры он смирился с мыслью, что она, возможно, не захочет делить с ним постель. Они объяснились с друг другом и пришли к пониманию но конфликт не был исчерпан. Когда он готовился спать на диване, мысли о первых днях их брака, наполненных неловким молчанием и отчуждением, снова стали преследовать его. Но едва он устроился на диване, как услышал ее голос с нижних ступенек лестницы, мягкий, но уверенный. - Джунейд, - позвала она, остановившись в тусклом свете. - Идем в спальню. Сердце его забилось при этих словах, но на мгновение он замешкался, не ослышался ли. - Ты уверена? - осторожно спросил он, уже поднимаясь, с надеждой, но нерешительно. - Уверена, - просто ответила она, повернулась и скрылась на лестнице. Не теряя ни секунды, он быстро последовал за ней, пока она не успела передумать. В спальне напряжение все еще сохранялось, воздух был тяжелым от напряжения между ними. Сначала они лежали по разные стороны кровати, расстояние между ними служило ощутимым напоминанием о возникшей размолвке. Минуты проходили в тишине, лишь тихо шуршали простыни, когда они беспокойно шевелились. Наконец, словно притянутые невидимой силой, они одновременно потянулись друг к другу. Его рука нашла ее, теплую и мягкую, и она повернулась к нему. - Прости меня, - прошептал он, его голос ломался под тяжестью чувства вины. - Я понимаю, - тихо ответила она, ее глаза блестели от непролитых слез. Он нежно обнял ее лицо и провел большим пальцем по щеке. Ее рука легла на его грудь, ощущая ровный ритм биения его сердца. Расстояние растворилось, и их близость стала бальзамом на раны, нанесенные словами и сомнениями. Пальцы Зейнеп слегка дрогнули, когда она убрала прядку его волос, и ее прикосновение к коже Джунейда стало легким как перышко. Отголоски их ссоры померкли, растворившись, как туман, в присутствии чего-то более значимого. Сама вселенная могла расколоться, созвездия могли быть разорваны на части и перестроены, но здесь - здесь - они оставались связанными, вращаясь друг вокруг друга с неизбежностью. Прежде чем она успела отодвинуться, Джунейд поймал ее руку и поднес к губам. Затаив дыхание, она смотрела, как он медленно и благоговейно целует костяшки ее пальцев, нежную впадинку ладони, тонкую кожу запястья. Каждое прикосновение было безмолвным призывом, мольбой и искуплением, сплетенными воедино. Он не знал, кто из них первым приблизился друг к другу, но теперь их губы находились на расстоянии лишь шепота. Воздух между ними сжался, стал невесомым, и дышать оставалось только друг другом. Он осторожно и нежно приподнял ее подбородок, и когда их губы наконец встретились, это было не отчаяние, а нечто более глубокое, терпеливое и понимающее. Зейнеп без колебаний ответила на его поцелуй. Их поцелуи были медленными, неторопливыми, наполненными нежностью, которая говорила больше, чем слова. Они прижались друг к другу, их движения были пронизаны невысказанной клятвой восстановить то, что пошатнулось. Её рука скользнула к его затылку. Он притянул жену к себе, чтобы сократить расстояние между ними, желая ощутить ее тепло, ее тело, это неопровержимое доказательство того, что она здесь, с ним, все еще его. Ткань ее ночной рубашки, словно вода, собралась между ними, неотличимый от гладкости ее кожи под его пальцами. Он поклонялся ее мягкости, нежному животу - ребенку внутри нее, величайшему доказательству их любви, их любви навеки. Рука Джунейда обхватила ягодицу, которая так часто манила его. Он собственнически впился в неё пальцами. Они осыпали друг друга поцелуями, горячими, с открытыми ртами, сталкиваясь языками и зубами. Он усадил её на себя, с наслаждением выдохнув от ее приятной тяжести. Она проложила дорожку из поцелуев по его шее. И тогда Джунейд целиком покинул этот мир, погрузившись в сладкую эйфорию. Когда он вернулся, Зейнеп ловко расстёгивала его пижаму от горла и вниз. Джунейд снова притянул её к себе, стянув бретельки ночной рубашки с ее плеч. Он поцеловал плавную нижнюю часть одной груди, затем другой, затем провёл языком по соскам и коснулся их теплом своего рта. По мере его продвижения вперед, дыхание Зейнеп участилось. Она потянула за пижаму и он снял её. Зейнеп расставила колени по обе стороны от его бедер. Когда он приподнялся и вошёл в неё, она впилась в его губы поцелуем. Жар и теснота едва не заставили его потерять самообладание. Он задрожал от сдерживаемого желания. Она пошире раздвинула колени. Она двигалась с нарочитой грацией, ее дыхание вырывалось с тихими вздохами, а тело возвышалось над ним, словно небесное подношение. Его руки благоговейно блуждали по изгибу ее спины, нежному выпуклому животу, вздохам и выдохам. Вид ее головы, откинутой назад, приоткрытых влажных губ, потемневших от страсти глаз — это было самое захватывающее зрелище, которое он когда-либо знал. Наслаждение нарастало между ними, постепенно и изощренно, пока не вылилось в безудержную крупную дрожь, от которой они оба затрепетали, прижались друг к другу лбами, а удары их сердец растворялись в тишине ночи. Когда последние волны наслаждения схлынули, Зейнеп прижалась к нему, положив голову ему на плечо. Он рассеянно провел пальцами вверх по ее бедру, задерживаясь на том месте, где рос их ребенок, где зародилась и расцвела их любовь. Сонная рука жены провела по его волосам, и он повернулся, чтобы прижаться поцелуем к ее виску. Сейчас не было слов. Слова лишь привязывали их к реальности, а в этот момент - еще ненадолго - они были чем-то совсем другим. Находясь между явью и сном, в хрупкой бесконечности друг друга. Снаружи город продолжал беспокойно гудеть, не подозревая о спокойном волшебстве, разворачивающемся в этих четырех стенах. Их физическая близость стала подтверждением их любви, безмолвным, но мощным способом воссоединения. Когда они, наконец, уснули, их конечности переплелись, возникло ощущение, что был построен мост, хрупкий, но надежный.

***

Неделю спустя они пришли в кабинет психотерапевта, их пальцы были переплетены. Здесь царила успокаивающая атмосфера, мягкое освещение и теплые тона. Доктор Асли, женщина средних лет с добрым лицом и спокойной уверенностью в себе, тепло поприветствовала их. - Добро пожаловать, Зейнеп и Джунейд. Я рада, что вы здесь, - сказала она, жестом приглашая их сесть. Во время первого сеанса доктор Асли сосредоточилась на создании доверительных отношений, объясняя суть процесса и подчеркивая важность открытости. — Это время предназначено для вас обоих, - мягко сказала она. — Это место, где вы можете говорить свободно, без осуждения, и где мы можем вместе изучить то, что вас беспокоит. Зейнеп и Джунейд рассказали историю своей ссоры, каждый добавил свою точку зрения. Голос Зейнеп дрожал, когда она рассказывала о своих чувствах предательства, а Джунейд говорил о своих страхах и неуверенности. После нескольких сеансов доктор Асли начала снимать слои сомнений Джунейда. Она заметила повторяющуюся тему в его словах - глубоко укоренившееся убеждение, что он должен заслужить любовь и что он по своей природе не заслуживает ее. - Джунейд, - сказала она однажды днем, ее тон был размеренным и задумчивым, - мне кажется, что ваши сомнения по поводу любви Зейнеп на самом деле связаны вовсе не с ней. Они касаются вас. Он нахмурился, смутившись. - Я не понимаю. Я знаю, что Зейнеп любит меня. - Правда? - мягко спросила доктор Асли. - Или вы считаете, что она любит ту версию вас, которую вы считаете нужным представлять, - версию сильного, способного и всегда владеющего собой? Вопрос задел за живое, и он опустил взгляд, его руки судорожно сжались на коленях. - Расскажите мне о своем детстве, - продолжила она. - Вы уже упоминали о своем дяде, а как насчет ваших родителей? Джунейд заколебался, воспоминания всколыхнули болезненные эмоции. Медленно он начал говорить. Он рассказал ей о смерти матери, когда он был еще ребенком, и о суровых, обвиняющих словах отца. - Он обвинял меня, - сказал Джунейд, его голос едва превышал шепот. - Он сказал, что если бы я не родился, она была бы жива. Зейнеп тихонько вздохнула, взяв его за руку. Доктор Асли сочувственно кивнула. — Это тяжелое бремя для ребенка. И когда ваш отец покинул общину, это, должно быть, было похоже на еще одно отвержение. Джунейд кивнул, его горло сжалось. - Дядя взял меня к себе, и он был добр, но... на меня всегда давили. Все смотрели на меня как на внука муршида, как на кого-то важного. Я никогда не знал, кто им дорог - я сам по себе или тот, кем они ожидают меня увидеть. — Вот откуда это чувство, - мягко объяснила доктор Асли. - Вы всю жизнь считали, что должны заслужить любовь и одобрение, что они не даются безвозмездно. Вот почему вам так трудно полностью принять любовь Зейнеп, даже когда она всячески ее демонстрирует. Осознание этого обрушилось на Джунейда как волна. Он почувствовал одновременно облегчение и печаль, тяжесть понимания смешалась с болью старых ран. Доктор Асли дала ему задания, чтобы помочь разобраться с этими чувствами. Одно из них заключалось в том, чтобы написать письмо себе самому в детстве, предлагая любовь и заверения, которых он так и не получил тогда. Другое - практиковать практики аффирмаций, ежедневно напоминая себе, что он заслуживает любви просто за то, что он есть, а не за то, что он может сделать или достичь. Для Зейнеп основное внимание было сосредоточено на восстановлении доверия и поиске способов успокоить его, не чувствуя себя обремененной его неуверенностью. - Вы уже так много делаете, - сказала ей доктор Асли. - Но важно также установить границы. Поддерживать Джунейда — не значит брать на себя ответственность за его лечение. Со временем сеансы сблизили их, помогли им разобраться в сложных пластах их отношений. Медленно, но верно Джунейд начал смотреть в лицо своему прошлому, отпустив чувство вины и стыда, которые преследовали его так долго.

***

Обстановка в доме постепенно разрядилась, но груз вины Джунейда по-прежнему лежал на его плечах. Зейнеп с присущей ей мягкостью больше ни разу не упомянула об их ссоре. Она не наказывала его холодным молчанием или колкими замечаниями. Она не изменила своего отношения к нему и не позволила горечи прошедших дней улечься между ними. Вместо этого она продолжала жить так, будто их раны уже начали затягиваться, словно любовь и понимание заполнили трещины, которые оставили после себя сомнения. Однако Джунейд не был глупцом. Он знал, что, если она не говорит об этом, это не значит, что она забыла. И от осознания того, что она проявляет к нему такую доброту, в то время как он сам ее обидел, его мучил еще больший стыд. Он постоянно пытался искупить свою вину, принося домой свежий симит из пекарни, которую она любила, заваривая чай именно так, как она предпочитала, массируя ей стопы без ее просьбы. Когда ей хотелось чего-то, он уже шел за этим. Он покрывал поцелуями ее лицо, когда думал, что она не заметит во сне, а его руки в защитном жесте ложились на ее живот, когда они сидели вместе. Если ей было холодно, он регулировал отопление, прежде чем она успевала сказать хоть слово; если она выглядела уставшей, он настаивал на том, чтобы она отдохнула, пока он позаботится о выполнении любой задачи, которую она поставила перед собой. Зейнеп, как всегда проницательная, в конце концов уловила эту закономерность. Однажды вечером, когда он укрывал ее плечи мягким пледом, пока она читала в библиотеке, она закрыла книгу и посмотрела на него с нежным, но знающим выражением лица. - Джунейд, - пробормотала она, слегка наклонив голову. - Что ты делаешь? Он притворился невинным, поправляя плед, как будто это было его единственной заботой. - Убеждаюсь, что тебе тепло. Она вздохнула, ее темные глаза искали его. - Ты делаешь это уже несколько дней. Он заколебался, не желая признавать глубину своего раскаяния. - Я просто хочу заботиться о тебе, - осторожно сказал он. Она потянулась к его руке, переплетая их пальцы. - Ты всегда заботишься обо мне, - мягко сказала она. - Тебе не нужно постоянно извиняться. Я простила тебя в тот момент, когда мы решили идти вперед. Он опустил взгляд, и тепло ее руки в его руке почти окончательно разжалобило его. — Это не значит, что я простил себя, - признался он. Она сжала его пальцы. - Тогда позволь мне простить тебя настолько, чтобы хватило на нас обоих, - прошептала она. Его сердце сжалось от ее слов, и, хотя он кивнул, чувство вины все еще сидело в его груди как камень. Но как бы Зейнеп ни позволяла их ссоре остаться в прошлом, его дядя не был столь милосерден. Суровый взгляд дяди не отрывался от него с тех пор, как он вернулся в дергях, и Джунейд понимал, что разговор неизбежен. Его дядя был человеком традиций и дисциплины. Он не любил лишнего вмешательства в дела семьи, но когда речь шла о незыблемости семьи, он считал своим долгом следить за тем, чтобы все было в порядке. Это произошло днем во дворе мечети, когда Джунейд заканчивал свои обязанности. Дядя подошел к нему той же размеренной походкой, что и всегда, сцепив руки за спиной. - Слышал ты провел ночь в дергяхе мой Джунейд, - небрежно заметил дядя, хотя Джунейд знал, что лучше не считать это мимолетным замечанием. Джунейд кивнул, выражение его лица не поддавалось разгадке. - Да. Дядя долго изучал его своими проницательными глазами, затем выдохнул через нос. - Твоя жена разгневала тебя? Джунейд напрягся. Он ожидал этого вопроса, но он все равно вызвал у него раздражение. - Нет, - твердо ответил он. Его дядя изогнул бровь. - Тогда почему ты был здесь, а не дома с ней? Джунейд сжал челюсти. - Мне нужно было время подумать. Сади задумчиво хмыкнул. - С женщинами бывает непросто, - сказал он через мгновение. - Особенно когда они носят ребенка. Их темперамент меняется как ветер, их мысли становятся странными, - он бросил на Джунейда многозначительный взгляд. - Но мужчина должен быть терпелив, Джунейд. Особенно сейчас. Женщина с ребенком уже полна сомнений и страхов. Ей нужны заверения, а не разлука. Джунейд сжал кулаки, сдерживая желание защитить Зейнеп. Он понимал, что дядя говорит из заботы, но от намека на то, что Зейнеп виновата перед ним, в груди что-то заклокотало. - С моей женой не бывает трудностей, - сказал он, его голос был ровным, но твердым. - Она терпеливая, понимающая и всегда только поддерживала меня. Если в нашей семье и есть недостатки, то это моя вина. Голубые глаза дяди слегка сузились, словно оценивая его слова. - Тогда почему ты покинул дом? Джунейд колебался. Он не хотел делиться подробностями своей личной жизни - ни с дядей, ни с кем бы то ни было. Семейные дела не касались никого, кроме них самих. - Я совершил ошибку, - признался он наконец. - И мне нужно было проветрить голову. Дядя молча смотрел на него, а затем медленно кивнул. - Ошибка, говоришь? - он коротко сжал плечо Джунейда, жестом одновременно успокаивая и предупреждая. - Что бы это ни было, не повторяй ее. Место мужчины - рядом с женой. Особенно сейчас. Джунейд кивнул, его челюсть все еще была напряжена. Когда дядя ушел, Джунейд выдохнул, его тело напряглось от гнева. Он не терпел предположений, которые делали люди. Что Зейнеп провинилась. Что она была неразумной, эмоциональной или неблагодарной. Что вина не может лежать на нем. Но это так. Все произошло по его вине. И если в чем он и был уверен, так это в том, что больше никогда не позволит себе совершить подобную ошибку.

***

Зейнеп плавно перешла в третий триместр беременности. Ее живот, ранее незаметный под свободной абаей, теперь был хорошо заметен, мягко округляясь под мягкими тканями, которые она предпочитала. Она держалась с изяществом, но Джунейд заметил, как изменились ее движения. Она стала медленнее, более осторожной. Ее равновесие не было таким устойчивым, как раньше, и иногда она приостанавливалась, слегка нахмурившись, когда ей нужно было наклониться или дотянуться до чего-то. Ее раздражало это - неуклюжесть, которая стала проявляться в ее некогда плавных движениях, то, что ей приходилось подстраиваться под то, как она стояла или сидела, то, что она уже не могла выполнять задания так легко, как раньше. Но Джунейд? Он был просто очарован. Каждое маленькое изменение приводило его в восторг. То, как она рассеянно поглаживала свой живот, когда читала. Вздох, который она издавала, когда опускалась на диван после долгого стояния. Нежность в ее выражении лица, когда она чувствовала шевеление ребенка. Даже раздражение, которое она выказывала, когда пыталась сделать что-то самостоятельно, вызывало у него умиление. Он старался скрыть смех, который появлялся на его губах, когда она хмыкала от досады, но она всегда его раскусывала. - Почему ты так смотришь на меня? - спросила она однажды вечером, когда ей в третий раз не удалось дотянуться до книги на самой высокой полке в их библиотеке. Она повернулась, положив руки на бёдра, явно раздосадованная. Джунейд прикусил внутреннюю сторону щеки, подавляя ухмылку, и легко снял книгу с полки и протянул ей. - Ты милая, когда расстроена. Она нахмурилась. - Я чувствую себя пингвином. Он рассмеялся и поцеловал ее в лоб. - Ты прекрасна. Она закатила глаза, но не отстранилась. - Ты слишком наслаждаешься этим. - Может быть, - признал он, обхватывая ее руками и положив ладонь на ее живот. - Но только потому, что мне нравится видеть тебя такой. Носящую нашего ребенка. Ее раздражение улетучилось, когда она прильнула к нему и провела пальцами по его руке. - Мне просто не нравится чувствовать себя беспомощной. - Ты не беспомощна, - заверил он ее. - Ты просто... - Беременна, - закончила она за него со вздохом. - Я знаю И все же, несмотря на всю подготовку, на все заботы, которые они приложили, чтобы убедиться, что детская готова и что у их ребенка будет все необходимое, они упустили из виду некоторые важные вещи. Именно визит Фейзы открыл им глаза. Она приехала в своем обычном энергичном вихре, ее зеленые глаза окинули Зейнеп, прежде чем она села за стол и начала перечислять вещи, как будто читала список продуктов. - У вас есть кроватка? - Да, - кивнула Зейнеп. - Коляска? - Да. - Автокресло? -Да. - Хорошо, а как насчет бутылочек? Пустышки? Детская ванночка? Джунейд нахмурил брови. - Нам все это нужно прямо сейчас? Фейза бросила на него неодобрительный взгляд. - Конечно, нужно! Как еще ты собираешься купать ребенка? Или успокаивать его, когда он заплачет? Зейнеп обменялась взглядом с Джунейдом. Они полагали, что большинство этих вещей второстепенны, но, судя по тому, как говорила Фейза, похоже, они сильно недооценили самое необходимое. - А что насчет тебя? - продолжила Фейза, повернувшись к Зейнеп. - У тебя уже готова сумка для больницы? Зейнеп заколебалась. - Нет, пока нет. Фейза резко выдохнула. - Зейнеп! Ты должна была уже подготовить ее! Тебе нужны ночные рубашки, тапочки, бюстгальтеры для кормления, удобная одежда после родов, подгузники - о, и перекусить! Поверь мне, после родов ты будешь умирать от голода. Джунейд растерянно моргнул. - Она будет умирать от голода? - Роды — это изнурительно, — спокойно сказала Фейза. - Ей понадобится энергия. Мира, тоже гостившая и которая до сих пор сидела тихо, пробормотала себе под нос: - Звучит стремно. Фейза пренебрежительно махнула рукой. - Все не так страшно. Но ты должна быть готова. А поскольку ты явно не готова, мы отправляемся за покупками. Зейнеп издала небольшой стон, но Фейза уже приняла решение. Мира, несмотря на отсутствие энтузиазма, тоже присоединилась к поездке. А поскольку им предстояло купить целую гору вещей, кто-то должен был помочь нести все сумки. Этим кем-то, конечно же, стал Джунейд. В своей жизни он пережил немало испытаний. Сложные занятия. Строгая дисциплина со стороны старших. Изнурительные рабочие будни. Но ничто не могло подготовить его к этому. У Фейзы была миссия. Она двигалась по магазинам, как генерал, ведущий за собой армию, быстро хватая вещи и осматривая их критическим взглядом, прежде чем бросить в тележку. Зейнеп, обычно практичной, не оставалось ничего другого, как идти в ногу со временем, изредка прикладывая руку к животу, когда Фейза устремлялась к очередному отделу. Мира, напротив, шла позади с выражением чистого страдания. — Это так несправедливо, - ворчала она Джунейду, пока Фейза перечисляла различные виды детских бутылочек. -Она младше меня, и у нее родится раньше. И Зейнеп моя сестра, а эта Фейза вообще кто ей? Джунейд ухмыльнулся. — Вот так иногда складывается жизнь. Мира бросила на него раздраженный взгляд. - Мне не нужно, чтобы ты сейчас мудрил. Он усмехнулся, поправляя многочисленные пакеты с покупками на руках. - Тогда что тебе нужно? - Чтобы все это закончилось, - пробормотала она. – Но разве эта Фейза не пыталась тебя отбить? Джунейд неловко кашлянул но ни как прокомментировал едкий комментарий Миры. Тем временем Фейза была неугомонна. Она следила за тем, чтобы ни одна деталь не была упущена - от детского мыла до подушек для кормления. К концу дня Джунейд чувствовал себя так, словно вынес полмагазина, а Зейнеп выглядела так, будто готова была свалиться. Но, несмотря на усталость, он увидел в ее глазах что-то еще. Благодарность. Несмотря на весь этот хаос, на все эти непростые решения, на все то, что они упустили из виду, это был важный день. Благодаря ему все стало еще более ощутимым. Позже вечером, когда они собрали все вещи, Зейнеп прижалась к нему на диване, положив руку на живот. - Ты выжил, - поддразнила она, ее голос был теплым и забавным. - Как-то так, - пробормотал он, прижимаясь поцелуем к ее макушке. - Фейза ужасна. Зейнеп тихонько рассмеялась. - Она просто хочет, чтобы мы были готовы. Он выдохнул, крепко обнимая ее. - Мы готовы. Она подняла на него свои темные глаза. - Правда? Он провел большим пальцем по ее щеке, касаясь кожи. - Готовы. Может быть, мы не во всем разберемся. Может быть, мы будем совершать ошибки. Но мы сделаем это вместе. Мы должны лечь спать нам тебе завтра у врачу. Зейнеп тяжело выдохнула. - Да, но я так устаю. - Еще чуть-чуть до конца весны, - сказал Джунейд нежно целуя в губы. По мере того как шли недели и живот Зейнеп рос, визиты к врачу становились все более частыми. Джунейд, всегда преданный муж, не пропускал ни одного приема. С самого начала они приняли решение не узнавать пол ребенка. Не то чтобы им было неинтересно, но они оба согласились, что загадка и предвкушение делают все еще более особенным. Они хотели получить неожиданный сюрприз, ощутить трепет неизвестности, услышать от врача, как он объявит пол, только когда они наконец-то возьмут ребенка на руки. Но у их ребенка, очевидно, были другие планы.