Сад тысячи роз

Фейза издала дрожащий вздох. — Это Аффан... все стало невыносимо. Он... он поставил нас в безвыходное положение. Я думала, что справлюсь с этим, но.... Она прервалась, прикрыв рот рукой. - Я не знала, куда еще пойти. Недовольство Джунейда смягчилось, когда он наблюдал за тем, как она пытается найти нужные слова. Хотя его терпение подверглось испытанию, он знал, что Фейза не пришла бы сюда, если бы ее положение не было отчаянным. Зейнеп положила успокаивающую руку на плечо Фейзы, осторожно усадила ее и принесла стакан воды. Джунейд почувствовал укол вины, видя доброту Зейнеп по отношению к тому, кто доставил им обоим столько неприятностей. - Что он сделал? - спросил Джунейд, его голос был ровным, но в нем проскальзывали нотки осторожности. Когда Фейза заговорила, Джунейд почувствовал, как его захлестывает поток эмоций: ему хотелось и смеяться, и плакать от нелепости ситуации. Наконец-то здесь появился проблеск надежды, возможный ответ на кошмар, поглотивший их жизни. Однако этот проблеск был обернут предательством, и чем больше Фейза говорила, тем сильнее становился его гнев. Он не мог поверить, что хаос и страдания, выпавшие на долю Сади, связаны с этой женщиной - его собственной кузиной и алчными махинациями ее мужа. Голос Фейзы дрожал, когда она рассказывала свою историю, и в конце концов она разразилась отчаянными рыданиями. Она призналась, что по наущению Аффана украла отцовскую печать, пробравшись однажды в кабинет отца. Позже она вернула ее обратно, молясь, чтобы он не заметил, что ее переложили. - Аффан убедил меня, - прошептала она, опустив глаза, - Он сказал... он сказал, что это для блага отца. Я думала... Я поверила ему. Джунейд стиснул челюсти, устремив взгляд в пол, пытаясь сдержать гнев. Он посмотрел на двух своих маленьких племянниц, широко раскрывших глаза и испуганно прижавшихся к матери. Только их невинное присутствие не позволило ему повысить голос, но в его голове горела сотня невысказанных обвинений. - Ты действительно верила, что это поможет? - спросил он, его тон был жестким и размеренным. - Я не знала, - заикаясь, пролепетала она, едва встретив его взгляд. - Я думала... Я просто хотела, чтобы Аффан.... Она стыдливо поперхнулась словами. - Чтобы отстранить тебя от дел отца, чтобы ты не лез в его... дела. Конечно, с горечью осознал Джунейд, все это имело смысл. Фейза была ослеплена ревностью, ее муж - амбициями. Она отчаянно пыталась сохранить наследие отца через Аффана, но теперь он понимал, что она почти ничего не знала о том, что планировал Аффан. И все же ее молчание на протяжении последних месяцев грызло его. - Почему ты ничего не сказала раньше? - спросил он, едва сдерживая раздражение. - Твой отец уже несколько месяцев сидит в тюрьме. - Я не знала, что Аффан сделал с печатью. Я думала... Я думала, что это что-то незначительное, что это пройдет. А потом каждый раз, когда я спрашивала тебя о делах отца, ты... ты всегда говорил что все хорошо. Ты никогда не говорил, насколько все серьезно. Джунейд поджал губы, понимая, что его собственные попытки оградить Фейзу от суровой реальности дела Сади, возможно, сыграли свою роль в ее молчании. Но это не оправдывало ее поступков. Она оказалась втянута в планы Аффана, потому что решила верить ему, а не доверять своей семье. Голос Фейзы дрогнул, когда она продолжила рассказывать о том, как подслушала разговор Аффана по телефону, в его голосе звучала паника. - Он упомянул... что-то о заключении отца, что им ничего не грозит и тогда... все стало ясно, - пробормотала она, ее голос захлебывался от сожаления. По ее лицу потекли слезы, и Зейнеп, молча наблюдавшая за происходящим, наклонилась вперед и взяла старшую дочь Фейзы на руки, успокаивая девочку, пока ее мать задыхалась от слез прижимая к себе младшую дочь. Зейнеп в своей мягкой манере закончила рассказ Фейзы. - Бухгалтер... его поймали, - мягко объяснила она Джунейду. - Когда он пытался пересечь границу с Ираном под вымышленным именем. У него была с собой большая сумма наличных, слишком большая, чтобы ее игнорировать. Она сделала паузу, ее голос был ровным, но сострадательным. - Они взяли его под стражу, и это напугало Аффана. Он боялся, что его сообщник выдаст его, чтобы спастись, и кажется сбежал. Мы пока сами не знаем где он. Фейза глубоко вздохнула и вытерла лицо дрожащими руками. - Я больше не могла этого выносить, - сказала она, ее голос был пустым. - Я пошла в полицию... Я рассказала им все, что знала, вместе с адвокатом отца. Она издала дрожащий вздох, ее голос стал горьким. - Когда я вернулась домой, мать Аффана узнала, что я сделала. Она... она выгнала меня и девочек, сказав, что я предала ее сына. А когда я пришла к своей собственной матери, она даже не пустила меня на порог. Она сказала, что я заслужила то, что происходит, что я сама навлекла это на себя. Джунейд впитывал каждое слово, осознавая всю серьезность ее положения. Он взглянул на Зейнеп, которая тихо утешала дочь Фейзы, и ее присутствие ослабило напряжение, повисшее в воздухе. Фейза смотрела на него покрасневшими глазами, в ее выражении была смесь стыда и надежды. – Ты единственный, кто остался, - сказала она, ее голос срывался. - Я не знала, куда еще идти. Тетя не вариант, она кажется вообще не стала бы со мной разговаривать. Джунейд сделал медленный, успокаивающий вдох. Он видел искреннее сожаление, страх в ее глазах, и хотя гнев не покидал его, он понимал, что не может оставить кузину и ее дочерей без крова. Он неохотно кивнул. - Ты останешься здесь, пока, - сказал он, произнося тяжелые слова, в каждом из которых чувствовалась покорность судьбе и ответственность. - Но пойми, Фейза: что бы ты ни чувствовала, последствия всего этого просто так не исчезнут. Тебе придется жить с тем, что случилось, со всем, чего это стоило нашей семье. Она кивнула, опустив голову. - Я понимаю, - пробормотала она. Зейнеп, положив утешающую руку на спину Фейзы, посмотрела на Джунейда с тихим одобрением. Как бы больно ему ни было, он знал, что принял правильное решение - Отдыхай, - тихо сказал он, и голос его смягчился. - Мы вместе решим, что делать дальше.

***

Джунейд надеялся на спокойный вечер - горячую ванну и приятное общество жены, чтобы хоть как-то сгладить напряжение последних дней. Но сейчас, когда он быстро ел ужин, приготовленный для него Зейнеп, его мысли были заняты вихрем проблем Фейзы. Он до сих пор не понимал, как оказался в эпицентре разваливающегося брака своей кузины, но он был там, не в силах избежать хаоса, который ее окружал. В один из тихих моментов на кухне Зейнеп мягко объяснила, что свекровь Фейзы выгнала ее из дома, не позволив забрать ни одной вещи. Зейнеп намекнула, что прежде всего лучше забрать одежду детей: у них мало вещей и им нужно что-то на ночь. С неохотой вздохнув, Джунейд согласился и, доедая ужин, стал разрабатывать дальнейший план. Сначала он соберет вещи Фейзы, но он не собирался входить в дом ее мужа и терпеть неизбежный гнев свекрови. Он отправился к Арифу в дергях и попросил, чтобы две надежные, здравомыслящие женщины сопровождали его в дом Фейзы, чтобы забрать ее вещи. У него никак не хватало терпения на ссору с ее свекровью, и Ариф, понимая всю деликатность ситуации, быстро нашел двух женщин, готовых помочь. Как и ожидалось, свекровь Фейзы устроила сцену, бросая оскорбления и обвинения в адрес отсутствующей невестки. Она кричала все громче, называя Фейзу «змеей» и другими словами. Джунейд, сохраняя дистанцию, только загружал сумки и сдерживал свое раздражение, понимая, что Фейзе и ее дочерям нужна эта передышка от враждебности этой сварливой женщины. Нагрузив сумки, он направился к дому своего дяди, надеясь найти там поддержку семьи. Но встретившая его картина оказалась куда более удручающей. Хасна, его тетя, была в смятении и плакала так горько, как будто кто-то умер. Она осуждала действия Фейзы, называя свою дочь так, как Джунейд никогда бы не ожидал услышать из ее уст. Несмотря на заверения Джунейда в том, что сотрудничество Фейзы может привести к освобождению Сади, Хасна была непоколебима. Она кричала, что Фейзе больше не рады и не пустят ее на порог. Мюиссер в сдержанной манере попросила его уйти обещая вразумить свою сестру. Джунейду ничего не оставалось, как уйти, и он с тяжелым сердцем возвращался домой с вещами Фейзы. Время было уже позднее, надежда увидеться с адвокатом была недостижима, но ему удалось дозвониться и договориться о встрече на следующее утро. К его облегчению голос адвоката звучал многообещающе, наводя на мысль, что, возможно, они наконец-то приближаются к решению проблемы. Когда Джунейд вошел в теплый уют своего дома, его встретил насыщенный, успокаивающий аромат свежеиспеченного печенья. Этот аромат хоть и немного, но смягчал суровость событий этого дня. Вещи Фейзы, уложенные в сумки, тяготили его руки, напоминая о череде хаотичных визитов, которые он пережил, покидая дом. Фейза тихо сказала «спасибо», взяв у него сумки, а затем быстро повернулась и направилась наверх, явно чувствуя стыд и усталость, которые преследовали ее. В гостиной его маленькие племянницы сидели на диване с молоком и печеньем и смотрели на него широко раскрытыми, неуверенными глазами. Он слабо улыбнулся им, надеясь, что это их успокоит. Когда он наклонился, чтобы поприветствовать их, старшая из них взяла в руки недоеденное печенье и спросила: - Мы теперь останемся здесь, дядя? - На некоторое время - да, - мягко ответил он, его тон был теплым и успокаивающим. - Здесь вы будете в безопасности. Девочка кивнула, ее взгляд немного смягчился, хотя тень растерянности и беспокойства осталась на ее маленьком личике. Успокоив их, Джунейд нашел Зейнеп на кухне. Наливая чашку чая, она улыбнулась ему ободряющей улыбкой. Должно быть, она почувствовала его расстройство, потому что тут же прошептала: - Сейчас станет легче. Я приготовила твое любимое тушеное мясо - оно еще теплое. Джунейд слегка кивнул, его лицо смягчилось, но он все еще чувствовал усталость в своих костях. Он так хотел ее поцеловать. - Спасибо, - пробормотал он, придвинул стул и тяжело сел. Зейнеп принесла ужин и села напротив него. - Я слышала, Хасна отказалась впустить Фейзу? - спросила она мягко, почти с недоверием. Он выдохнул, проведя рукой по лицу. - Все было еще хуже. Она устроила скандал, кричала на меня, что Фейзе не рады под ее крышей. Он покачал головой, воспоминания о словах Хасны оставили горький привкус. - Называла ее позором. Я не мог в это поверить. Я пытался вразумить ее, говорил, что все образуется и Сади можно будет освободить, но она не слушала. Выражение лица Зейнеп стало печальным, она посмотрела в сторону лестницы, куда ушла Фейза. - Наверное, ей кажется, что весь мир сейчас против нее, - тихо сказала она. - А эти бедные девочки - они и так уже много пережили. - Она, несомненно, совершала ошибки, - признал Джунейд, вонзая вилку в мясо, - Но никто не заслуживает того, чтобы быть вот так выброшенным на улицу, да еще собственной матерью. Он взглянул на Зейнеп. - Спасибо, что нашла для них место здесь. Зейнеп протянула руку через стол и положила ее на его руку. - Конечно, Джунейд. Семья есть семья, несмотря ни на что. Несколько минут они сидели в тишине, тепло кухни немного ослабило его напряжение. Он быстро покончил с едой, чувствуя желание продолжать двигаться вперед. - Завтра, - сказал он. - У меня встреча с адвокатом дяди. По телефону он высказался положительно — это может стать шагом в правильном направлении. - Рада слышать, - сказала Зейнеп, и облегчение смягчило ее черты. - Я позабочусь о том, чтобы утром в доме было тихо, и ты сможешь подготовиться. Когда он уже собирался ответить, тихий стук шагов возвестил о возвращении Фейзы. Она вошла в кухню, нерешительно задержавшись у двери. - Я.… я просто хотела сказать вам обоим спасибо. Я знаю, что это нелегко. Джунейд кивнул, выражение его лица было твердым, но не без доброты. - Вы здесь, потому что вам больше некуда идти, - сказал он прямо. - И потому что эти девочки заслуживают стабильности. Но Фейза.... Он вздохнул, тщательно подбирая слова. - Ты должна осознать всю тяжесть того, что произошло. Ты не можешь продолжать бежать от этого. Глаза Фейзы наполнились свежими слезами, но она кивнула, принимая его слова. - Я знаю, Джунейд. Знаю. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь в деле отца. Я в большом долгу перед ним. - Тогда мы будем работать вместе, - сказал он, и жесткость в его голосе немного смягчилась. - Но ты должна быть честной, Фейза. Если есть что-то еще, какие-то подробности, о которых ты не упомянула, я должен знать это сейчас. Больше никаких секретов. Она опустила глаза, разминая руки. - Больше ничего нет, клянусь. Просто... Я расскажу тебе все, что знаю, обещаю. Зейнеп ободряюще улыбнулась. — Это все, о чем мы просим, Фейза. А пока сосредоточься на том, чтобы освоиться и убедиться, что девочки чувствуют себя в безопасности. Фейза кивнула, почувствовав заметное облегчение. Она взглянула на Джунейда. - Спокойной ночи, - прошептала она и направилась в гостиную, чтобы уложить спать своих дочерей. Джунейд откинулся на стуле и глубоко выдохнул. Он поймал взгляд Зейнеп, и между ними промелькнуло молчаливое понимание. - Все будет хорошо, - прошептала она, снова потянувшись к его руке. И теперь он в это верил.

***

Внезапное пробуждение совести у Фейзы произошло в критический момент, удачно совпав с поворотом событий. Схваченного бухгалтера перевели в Стамбул, и прокурор старательно выстраивал против него дело. Тем временем побег Аффана нечаянно сыграл им на руку. Самое большое препятствие заключалось в пропаже оригиналов деклараций - ключевых доказательств деятельности фонда. В ходе масштабной проверки были обнаружены только электронные копии, но все изменилось, когда при обыске в доме Аффана были найдены пропавшие документы. Вместе с ними лежала внушительная стопка чистых листов бумаги, на каждом из которых стояла только официальная печать Сади. Джунейд мрачно понял, что это означает: Аффан заранее поставил на бумаги печать, оставив их готовыми к заполнению позже. Подделки были вплетены в ткань сделок фонда с леденящей душу точностью. Эксперты по почерку определили, что некоторые подписи были подделаны, а на других стояли фальшивые электронные подписи. Это открытие склонило чашу весов в пользу Сади, но не окончательно. Теперь защита бухгалтера затягивала процесс, фактически оттягивая освобождение Сади. Для Джунейда дни превратились в изнурительный круговорот. Время больше не тянулось, оно мчалось с невыносимой скоростью. Его постоянно вызывали на допросы, он бегал из прокуратуры на слушания по делу о разводе Фейзы, потом обратно к адвокату дяди. Положение Фейзы еще больше осложнялось. Прокурор попытался обвинить ее как соучастницу преступного сговора. Это был неожиданный удар, особенно если учесть, что тот же прокурор, который раньше, казалось, с пониманием относился к делу Сади, теперь, похоже, был намерен держать его в тюрьме. Предыдущее решение Джунейда отделить свои активы от фонда - мера предосторожности, которую он принял ранее, - теперь использовалось против Сади. Обвинение утверждало, что Сади должен был знать о схемах Аффана, и предполагало сговор между тестем и зятем. Любой проблеск надежды, который давала поимка бухгалтера, теперь рушился под тяжестью новых обвинений. Сади, некогда решительный и оптимистичный, начал чахнуть под тяжестью тюремной жизни. Он больше не воспринимал свое заключение как недоразумение, которое скоро разрешится. Отчаяние овладело им, и он попросил Джунейда больше не приводить к нему Хасну. Ее хрупкая психика не могла выдержать суровых реалий его заключения, и вид ее страданий только усугублял его собственное отчаяние. Приняв болезненное, но единодушное решение, они решили не рассказывать Сади о том, что Фейза причастна к его аресту. Они считали, что такое знание лишь усугубит его страдания и подорвет те крохи сил, которые у него остались. Наблюдая за тем, как распадается его семья, Джунейд чувствовал, как все это давит на него. Его дом, бывший когда-то его убежищем, больше не давал ему покоя. Фейза и ее дети ждали его там каждый вечер, их глаза были полны отчаянной надежды, словно ожидая, что он в одиночку разрешит их смуту. Беспомощный взгляд Фейзы, постоянное напоминание о ее собственной вине и зависимости от него, действовал на его и без того расшатанные нервы. Еще хуже было то, что младшая дочь Фейзы заболела и беспрестанно плакала по ночам. Ее визги эхом разносились по дому, не давая всем уснуть. В одну из таких ночей Джунейд лежал в постели и смотрел в потолок, а из соседней комнаты доносились рыдания его младшей племянницы. Его виски пульсировали в ритме с ее криками. Он застонал, прижимая к лицу подушку, пытаясь заглушить звук. Рядом с ним зашевелилась Зейнеп, ее теплая рука потянулась к его плечу. - Джунейд, постарайся быть терпеливым, - прошептала она, в ее голосе звучали и сострадание, и усталость. - Я терпелив, - пробормотал он из-под подушки. - Настолько терпелив, что, возможно, скоро стану святым. Но если она не перестанет плакать, я пойду отключусь, на улице, на скамейке в саду. Зейнеп тихонько засмеялась, приподнявшись. - Ты и десяти минут не продержишься на холоде. Он выглянул из-под подушки. - Я лучше замерзну в тишине, чем буду слушать этот оркестр страданий. Зейнеп наклонилась, поцеловала его в лоб и прошептала: - Оставайся здесь. Я пойду помогу Фейзе. Может быть, твое чудесное «присутствие» слишком сильно давит на нее. Она подмигнула и выскользнула из постели. Джунейд глубоко вздохнул, позволяя тишине комнаты временно успокоить его. Но плач продолжался. Мгновением позже в комнату заглянула старшая дочь Фейзы с озабоченным лицом. - Дядя! - громко прошептала она, забравшись на кровать. - Ты не можешь заставить ее перестать плакать? Ты же главный во всем! Он сел, совершенно сбитый с толку. - Главный? Кто тебе такое сказал? - Ты, - ответила она без обиняков. - Ты всегда указываешь людям, что делать. Так скажи моей сестре, чтобы она замолчала! Джунейд уставился на нее, потеряв дар речи. Смех Зейнеп слабым эхом доносился из другой комнаты, и он мог только покачать головой. - Я не могу просто сказать ей, чтобы она перестала плакать. Это так не работает. - Почему? - спросила девочка, посасывая большой палец. Джунейд провел рукой по волосам, совершенно пораженный логикой трехлетнего ребенка. - Твоя сестра - ребенок. А дети никого не слушают. - Тогда зачем нужны взрослые? - возмущенно спросила она. Джунейд уставился на нее, на мгновение ошеломленный вопросом. - Хороший вопрос, - наконец пробормотал он, свесив ноги с кровати. - Тебе стоит написать об этом книгу если узнаешь. Она нахмурилась. - Я не умею писать. - Что ж, - сказал он, поднимая ее на руки. - У тебя есть время научиться.

***

Джунейд был честным и глубоко верующим человеком, и даже в самые тяжелые моменты он никогда бы не признался - ни себе, ни кому-либо другому, - что помощь Фейзе и ее детям казалась ему обузой. Он знал, что это временно, и понимал, что их положение безвыходно. И все же этот беспорядок в доме заставлял его еще больше ценить ту драгоценную, беззаботную жизнь, которую он делил с Зейнеп до прихода гостей. Разброд распространился на все уголки их жизни, даже на самые интимные моменты. Впервые Джунейд и Зейнеп столкнулись с таким неловким понятием, как «тихий секс». Поначалу присутствие Фейзы в соседней комнате гасило любой проблеск желания. Сама мысль о том, чтобы предаваться страсти, казалась невозможной. Но по мере того как дни превращались в недели, становилось все очевиднее, что воздержание подтачивает их нервы. Оба становились раздражительными, их темперамент был короче, чем обычно, и на них опустилось уныние. В конце концов Джунейд сломался первым. Однажды поздно вечером, когда в доме воцарилась тишина и он был уверен, что все спят, он придвинулся поближе к Зейнеп. Она уютно устроилась под одеялом, ее дыхание было ровным в тусклом свете их комнаты. Осторожно он разбудил ее. Сначала Зейнеп зашевелилась, не понимая, зачем он ее разбудил. Но когда он поцеловал ее в шею и тихо прошептал, его намерения стали ясны. Ее глаза расширились от удивления, и она прикусила губу, бросив нервный взгляд в сторону двери. - Джунейд, - прошептала она едва слышно. - Фейза и девочки совсем рядом. - Мы будем вести себя тихо, - пробормотал он в ответ и мягко прикусил мочку ее ушка, его голос был наполнен подавляемым желанием. Она тихонько вздохнула и накинула одеяло на них обоих с головой. Ее руки скользнули под его рубашку, и она помогла ему задрать ее ночную рубашку. И все же она снова прошептала, хихикая, полусерьезно: - Мы поднимем шум. Я знаю, так и будет. И действительно, каждое их движение казалось приумноженным в ночной тишине. Скрип кровати, шорох одеял, даже учащенное дыхание — все это казалось громким, как раскаты грома. И все же ни один из них не мог остановиться. Подавляемое так долго желание взяла верх над их чувствами. — А теперь повернись на бок, — мягко похлопав Зейнеп по бедру под одеялом, Джунейд с улыбкой наблюдал, как жена, недовольно сопя, перевернулась, а сам он устроился за ее спиной. Джунейд крепко обхватил тонкую талию Зейнеп, его ладонь по-собственнически расположилась на ее животе, а другая рука мягко приподняла ее ногу, чтобы их тела были на одном уровне. Сзади он прижался к ней, его прикосновения были одновременно осторожными и настойчивыми. Несмотря на опасения, что они разбудят всех в доме, Зейнеп послушно прильнула к нему, и мягкое трение ее движений усилило возбуждение. Джунейд медленно продвигался вперед, погружаясь в жар ее тела с осторожностью, от которой его пробирала дрожь. Его свободная рука поднялась вверх, нежно поглаживая ее грудь, а его пальцы касались ее кожи так, словно он держал в руках что-то хрупкое и драгоценное. Он замер на мгновение, оценивая ее реакцию, а затем начал двигаться с медленной, размеренной аккуратностью. Зейнеп подавила тихий стон и с новой силой прижалась к нему. Джунейд чувствовал, как она трепещет в его руках, когда он проникал в нее все глубже, и ее тело инстинктивно откликалось на его ритм. Она потянулась к нему сзади, одной рукой судорожно пытаясь ухватиться за него, и сумела обхватить его за шею, притягивая ближе. Она слегка повернула лицо, и ее губы искали его губы. Джунейд ответил ей тем же, захватив ее губы в страстном поцелуе, который заглушил их взаимные вздохи. Он тихонько застонал ей в рот, звук был низким и приглушенным, а их движения синхронными. Поцелуй становился все глубже и неаккуратными. Ритм их тел становился все более стремительным, толчки - все более резкими и глубокими, несмотря на то что они старались не шуметь. В какой-то момент Джунейд осторожно прикрыл рот Зейнеп рукой, прижался губами к ее уху и прошептал: «Шшш». Одеяло, накинутое на них, превратилось в непрошеный барьер, задерживая тепло между их телами и заставляя испарину выступать на их коже. Дышать было трудно, но никто из них не решался отбросить его в сторону, опасаясь, что их услышат. Удушающее тепло добавляло странное, почти запретное удовольствие к их движениям. Джунейд двигался, стараясь заглушить любые звуки, а Зейнеп прижималась лицом к его шее, чтобы заглушить тихий крик. Сдержанность, необходимость контролировать каждое движение и общее осознание опасности усиливали остроту их близости. В горле Зейнеп зародился слабый смех, но он был подавлен ее стараниями не шуметь. Нелепость их положения - жара, одеяло, тщательное избегание шума - промелькнула в ее сознании, хотя тело напряглось от нарастающего удовольствия. Джунейд тоже был поглощен шаткостью их близости, запретная грань которой подталкивала его все ближе к краю пропасти. Наконец напряжение достигло пика, их тела задрожали в унисон, когда они кончили. Джунейд крепко прижал ее к себе, зарывшись лицом в ее волосы, и они покачивались на волне общего блаженства. Риск, неловкость и необходимость хранить тишину только усиливали остроту ощущений. Когда все закончилось и привели себя в относительный порядок, они лежали, прижавшись друг к другу, под гнетущим теплом одеяла, и дышали тихими, неглубокими вздохами. Джунейд нежно поцеловал ее в плечо, пробормотав извинения за то, что разбудил ее ранее. Зейнеп сонно улыбнулась, ее голос едва превышал шепот. - Не извиняйся, - сказала она, проводя пальцами по его руке. - Мне это было нужно не меньше, чем тебе. Он тихонько засмеялся, убирая с ее лица влажную прядь волос. - Будем надеяться, что Фейза не проснется, - пробормотал он, заслужив ее тихое хихиканье. Несмотря на изнеможение и жару, вызванную их усилиями, они уснули в объятиях друг друга, утешаясь украденным мгновением близости среди царящего в их жизни хаоса.

***

Джунейд провел несколько изнурительных часов с адвокатом своего дяди, и, когда он покидал встречу, на него обрушилось разочарование. Адвокат уверял его, что поимка бухгалтера решит большинство их проблем, но теперь казалось, что ситуация только усугубилась. Команда защиты бухгалтера теперь утверждала, что Сади не только участвовал, но и организовал всю мошенническую схему. Они утверждали, что операции, проводимые через фонд, который был зарегистрирован как благотворительная организация, чтобы получить налоговые льготы, были важнейшим компонентом предполагаемого сговора. Новый поворот событий усугубился тем, что обвинение решило предъявить Фейзе официальное обвинение как соучастнику. Это внесло еще больший хаос в жизнь Джунейда. Фейзу вызвали на допрос, оставив Зейнеп одну заботиться о детях. Зейнеп пришлось пропустить занятия в университете, и было очевидно, что это напряжение сказывается на ней. Его жена была заметно измотана, и Джунейд чувствовал себя беспомощным, поскольку давление на них нарастало. К его тяготам добавился Наим, его тесть, который отказывался принять реальность развода и связанную с ним потерю дохода. Госпожа Мерьем, окончательно разведясь с ним, съехала из его дома и перестала оплачивать аренду и коммунальные услуги. Джунейд спросил тещу, не нужна ли ей какая-нибудь помощь, зная, что ее финансовое положение нестабильно, но она заверила его и Зейнеп, что справляется и не нуждается в помощи. Тем временем Наим, совершенно неспособный содержать себя, начал выпрашивать у Джунейда деньги. Нехотя Джунейд согласился помочь тестю оплатить аренду на пару месяцев, но дал понять, что это временное явление и что Наим должен стать самостоятельным. Однако у Наима были другие мысли. Он неоднократно требовал, чтобы Джунейд предоставил ему «приличную» работу. Когда Джунейд отказался, указав, что Наим не имеет ни квалификации, ни достоин ее, мужчина устроил спектакль, явившись в дергях в рабочее время и устроив сцену. Арифу пришлось физически выпроводить его, пока Джунейд пытался сохранить самообладание перед остальными. Позже Джунейд узнал, что вторая жена Наима тоже ушла от него, прихватив с собой все ценное, что смогла найти. Теперь Наим был публично опозорен, покинут обеими женами и отвергнут обществом. Предвидя, что следующим шагом Наима будет манипулирование Зейнеп, Джунейд решил действовать на опережение. Он отправился в дом своего тестя и четко изложил свою позицию. - Если ты не прекратишь донимать Зейнеп, - сурово сказал Джунейд, его голос был непоколебим. - Я запрещу ей открывать тебе дверь. Ни на секунду не думай, что я позволю тебе переложить свои проблемы на ее плечи. Наим, потрясенный тоном Джунейда, попытался вмешаться, но Джунейд резко оборвал его. - Ты уже причинил достаточно вреда. То, что ты мой тесть, не означает, что я обязан содержать тебя бесконечно. Я помогаю тебе с арендой, но скоро это закончится. Если ты не можешь позволить себе этот дом, найди поменьше. Тебе нужно научиться жить по средствам. А если тебе нужно больше денег, поговори с Арифом, чтобы он давал тебе больше работы. Я не позволю тебе превратить мою семью в кормушку. Голос Джунейда был спокойным, но твердым, не оставляющим места для переговоров. Он ушел, оставив Наима терзаться своими несчастьями. Хотя Джунейду была ненавистна мысль о таком жестком подходе, он понимал, что у него нет выбора. Фейза и ее дети в его доме, а Зейнеп заметно истощена неустанными требованиями других, и он должен был провести черту.

***

Незаметно подкралось лето, и его тепло резко контрастировало с холодным, неподатливым грузом, давящим на жизнь Джунейда. Несмотря на его попытки удержать все в своих руках, ситуация не подавала признаков разрешения. Стены их дома, когда-то бывшего прибежищем мира и любви, теперь казались непроницаемыми, а воздух — тяжелым от невысказанного напряжения. И тут случилось то, чего Джунейд боялся больше всего. Ссора началась с малого, как это часто бывает. Неуместное слово, несвоевременный вздох, безобидное замечание, которое задело за живое. Но на этот раз он не затих. Она разрасталась, подпитываемая усталостью, разочарованием и бесчисленными тяготами, которые никто не мог до конца озвучить. - Как ты смеешь, - прошептала она, в ее голосе звучали боль и гнев. - Как ты смеешь обвинять меня в этом? После всего, через что мы прошли, после всего, что я для тебя сделала, как ты смеешь говорить мне такое? Голос Зейнеп был резким, дрожащим от эмоций. Ее глаза, в которых раньше были только тепло и любовь к нему, теперь пылали обидой и гневом. - Я говорю то, что считаю нужным сказать, — ответил Джунейд, в его тоне прозвучала желчь, которую он не совсем узнавал в себе. Она опустилась в кресло и хрипло закричала, срывая голос: - Убирайся! Просто... уходи, Джунейд!