Глазки в точку

      По кухне расползается пряный запах специй. В кастрюльке кипит рамен, а в чайнике – вода для утреннего кофе. Мерно постукивает о деревянную разделочную доску лезвие ножа. Ёсан все же решил добавить немного ветчины к лапше, чтобы было питательнее, поэтому сейчас занимался нарезкой. Чон все еще спал на диване, не реагируя на возню в кухне. Он вымотан, и его сон не в силах потревожить даже пробравшийся сквозь занавески луч. Тот нахально лезет в глаза, кидает блики, отскакивая от зеркал и экранов, словно изо всех сил старается добудиться Уёна, но тот остается недвижим.       Вернувшийся с кухни Кан присаживается на корточки перед диваном, совсем рядом с лицом друга, и запускает пальцы в его спутанные волосы, хранящие лишь воспоминания о вчерашней укладке.       − Ву, − зовет тихо, чтобы младший не подорвался по стойке смирно, заработав себе головокружение. – Просыпайся. Я рамен сварил. Надо поесть, пока горячий.       Тот недовольно мычит и ёрзает, стараясь перевернуться на другой бок и спрятаться от раздражителя, тревожащего сон. Однако Ёсан ловит его за плечи и не позволяет отвернуться, на месте удерживая, да еще и трясет осторожно, взывая к сознанию.       − Давай просыпайся, пока я не начал нервничать и не попытался его тебе в рот через воронку залить.       Вроде и смешно, но в голосе Кана нотки суровые, ничего доброго не предвещающие. Потому очень нехотя, чуть ли не со скрипом, Уёну приходится глаза раскрыть. Смотреть на мир больно, даже с учетом того, что все шторы закрыты и яркого света в помещении нет. С похмелья у него всегда такое состояние, словно мигрень обострившаяся – громкие звуки бесят и яркий свет давит на мозг, как гидравлическим прессом. Только теперь еще и сушняк ужасный одолевает, чего раньше не наблюдалось. Причем не только во рту пустыня Сахара, но и глаза даже щиплет от того, насколько те ссохлись. Чон думает, что, скорее всего, забыл вчера снять линзы, когда приехал домой.       Прошедший вечер он помнит отрывками с момента, как Хонджун предложил ему покурить. Яркие картинки заполоняют мозг, но Уён совершенно не помнит, в какой последовательности они должны быть и что происходило между некоторыми эпизодами.       − Накладывай пока. Я умоюсь, и поедим, − вымученно улыбаясь Ёсану, Чон поднимает свой мешок с костями – в нынешнем состоянии «телом» это назвать сложно – с дивана и уходит в ванную.       Смотреть на свое отражение в зеркале не хочется, но на него неизбежно наткнуться, стоит только открыть дверь, ведущую в ванную комнату. Если бы провалы в памяти были сильнее, то Уён точно поставил бы десять тысяч вон на то, что вчера сражался с пчелиным роем, настолько опухшим оказалось лицо. Не смытый с вечера макияж наверняка частично остался на диванной подушке. На глазах правда все еще были линзы, которые теперь лишь в утиль отправить. Еще и капилляры полопались в таком количестве, что Уён напоминает себе зомби. Молясь, чтобы его ежедневный пятиступенчатый уход спас лицо от последствий бурной ночки, лениво умывается. Закапывает глаза, борясь с ужасным жжением даже от простых увлажняющих капель, чего раньше никогда не было. Когда с утренними ритуалами покончено, он мысленно обещает себе, что больше столько пить никогда не будет.       Едят в тишине. Только мягкое позвякивание металлических палочек разбавляет воцарившееся на кухне безмолвие. Уён безбожно голоден. По ощущениям, он готов сожрать пару увесистых стейков, гарнир в неимоверном количестве и выпить пятилитровую бутыль воды. Ёсан, в свою очередь, выглядит не выспавшимся и задумчивым. У него в голове наверняка вопросов куча, но он терпеливо ждет, когда друг сам начнет рассказывать, не хочет на него давить расспросами.       Насыщение приходит совсем малое и только к моменту, когда полностью пустеет тарелка рамена и плошка с выложенной на нее кимчи. Отодвинув от себя опустевшую посуду, Чон немного откидывается на спинку стула и жмурит глаза. Выдыхает довольно и даже устало отчасти, укладывая ладони на живот.       − Мне кажется, ты действительно спаситель. Я бы даже встать приготовить себе ничего не смог, − Уён довольно улыбается и открывает глаза, рассматривая сидящего напротив Кана с нескрываемым обожанием. – Я твой должник, проси что хочешь.       − Да что с тебя взять, голодранец, − Ёсан смеется, прикрывая рот ладонью, а потом ей же и машет в сторону Уёна. – Завтра ты готовишь, на том и сочтемся.       Только расслабившись от осознания, что никаких диких желаний по типу перебрать гардеробный комод или выдраить ванную в голову Кана не поступило, как тот тянет очень многозначное «Хотяяя», на что сердце несчастного похмельника медленно отказывает.       − Знаешь, я думаю, лучшей благодарностью для меня станет рассказ о вчерашнем вечере со всеми подробностями, − в такие моменты Ёсан похож на озорного щенка. У него глаза блестят от любознательности и будто бы несуществующий хвост виляет. – Давай же, Ву, рассказывай!       Чон мнется. Не столько потому, что ему стыдно или он не знает, с чего начать. По большей части его смущает то, что Ёсану нужно рассказать обо всем в деталях. Они действительно лучшие друзья и общаются уже долгие годы, но он боится реакции. Их разговоры по душам никогда не заходили к обсуждению запрещенных веществ, даже в формате шуток. Реакция Ёсана может быть самой разной и даже если, будучи в адекватном состоянии Чон смог бы отреагировать на возможное осуждение и непонимание спокойно, то сейчас, когда его медленно накрывает похмельной паникой, он не знает, что делать. На другой же чаше весов понимание и доверие. Ложь тоже не лучший исход. Он вспоминает, как друг всегда говорит о поддержке, что бы ни случилось.       «Даже если ты выкинешь какое-то абсолютно странное дерьмо, я не буду осуждать тебя. Ты мой друг, я доверяю тебе. Если ты это сделал, значит, на то были причины.»       − Я уже уходить собирался, если честно, − выдыхает протяжно и садится на стуле ровно, уперевшись руками в стол. Ёсан же убирает от себя подальше пустую посуду. И ушки на макушке, в глазах огонёк пляшет. – Но там парню какому-то плохо стало, и мне пришлось проводить его в туалет. А там Хонджун.       − В туалете?       − Нет же, − Чон отмахивается. – Он рядом стоял и курил.       − Фу. Курить в доме гадостно, тем более в чужом. Или тот придурок вообще ничего не запрещает?       − Ёсан, − взгляд у Уёна недовольный. Не то что он не любит, когда его перебивают, но сейчас собраться с мыслями и выдать что-то дельное для него задача действительно сложная. – Я ничего рассказывать не буду.       Тот не отвечает, а лишь жестами показывает, будто рот на замочек закрывает и ключ выбрасывает далеко за спину, после чего ладонями подбородок подпирает и все так же с интересом глядит на собеседника, глазами хлопая. Чон сменяет гнев на милость, не может устоять перед его моськой.       − В общем. Он сначала спросил, почему я ухожу, а потом спросил, получится ли у него меня развлечь и заставить задержаться. Честно, я думал, что умру в тот момент. А потом, − снова запинается, подбирает слова. – Он предложил мне с ним покурить.       Замолкает. Ёсан видит и чувствует чужое смятение, и ощущение от этого, словно у него на дне желудка неприятно щекочет. Обычно он назвал бы это дурным предчувствием, но сейчас не уверен, подходящее ли это описание. Если бы речь шла о простых сигаретах, скорее всего, Чон не запинался бы, не терялся, не шарил в панике глазами по всему помещению кухни в поиске чего-то, за что взгляд зацепится. Стараясь не показать своего волнения и смятения, все же осторожно спрашивает:       − Это были не сигареты, да?       − Ага.       Одним высшим силам известно, насколько сильно Кан желал услышать отрицательный ответ. Однако случилось то, что случилось. Хочется верить, что Уён знает, что делает. Знает допустимые границы и принимает меры предосторожности. Ёсан хочет быть ему другом, а не мамкой, что без конца читает нотации о вреде каких-то вещей, будь то ежедневное употребление чипсов или употребление наркотиков.       − Ладно, − он понимающе кивает и даже находит в себе ободряющую улыбку. – Пробовать что-то такое не зазорно. А что дальше?       − А дальше, − Уён видит, что Ёсан специально меняет тему быстрее, чтобы не фокусироваться на этом. Но подмечает, что реакция была довольно приемлемой. – Мы сидели в комнате Иль Ха, потому что Хонджун переживал о том, как я могу повести себя в случае чего. А комната и к туалету близко, и, если что, на кровать уложить можно.       − Он знал, что ты пробуешь такое впервые?       − Нет.       − Уён! – Кан не сдержался, выдав это крайне громко и с досадой. – А если бы…       − Тише, тише, всё же нормально, − он вытягивает ладони вперед, то ли в попытке успокоить друга, то ли в капитулирующем жесте. – Да, меня накрыло. Но я был в адекватном состоянии. И Хонджун тоже был рядом. Он ни на шаг от меня не отходил и следил за тем, как я себя поведу.       Ёсан не верит, что этот странный Ким мог сидеть с этим горе-употребителем просто по доброте душевной или из чувства ответственности. Но пока все свои недовольства приходится призаткнуть, ведь следующая прозвучавшая фраза слишком выбивала из привычной жизненной колеи.       − Он первым меня поцеловал. Я даже не намекал ему на то, что хотел бы этого. Просто наклонился ко мне и… поцеловал? Да. Вот так.       Из Уёновых глаз сыплются радуги и сердечки. Он так и не смотрит на Ёсана, но теперь взгляд его перестал бегать и устремился в приоткрытое окно. Такой окрыленный и нежный, влюбленный до одури. Даже помятым после длинной ночи и короткого сна, тот все равно похож на восторженного, впервые влюбленного подростка. Кан уже видел его таким, а еще видел его после – разбитым и несчастным. И ему так не хочется думать о том, что история повторится. Он знает о Киме многое, и эта информация не оставляет ему никаких надежд на то, что его лучший друг нашел так долго искомое счастье.       − А потом?       − Мы целовались долго, минут двадцать или около того. А потом ему позвонили, и он ушел, − Чон пожимает плечами, расстроенный этим фактом. – Извинился. И сказал, что будет ждать скорой встречи.       − Даже так, − Ёсан задумчиво массирует висок двумя пальцами. Подбирает нужную реакцию. – В общем и целом, вечеринка тебе понравилась, так? Не жалеешь?       − Мне кажется, что я никогда не был так счастлив, − потупив глаза в стол, он смотрит на свою кружку, прозрачную в черный горошек. К щекам подкатил румянец, и скрыть его вряд ли получится.       − Я рад, что ты в порядке. И что ты хорошо провел время.       − Да, спасибо, − Чон кивает и, чувствуя, что краснота щек, наконец, спала, поднимает голову. Теперь его очередь расспрашивать. В глазах промелькает озорная смешинка. – А ты как съездил? Как там Хо?       Кан раздосадовано цокает языком и машет руками, словно чем-то недоволен. Либо же такая резкая смена темы застала его врасплох.       − Чонхо придурок, вот что. До двух ночи мы смотрели ужастики, а когда легли спать, он щекотал мне ноги, а когда я просыпался, то делал вид, что спит и вообще не при делах!       Уён честно сдерживался, но все же рассмеялся. Ёсан всегда и всем говорил, что фильмы ужасов на него совсем не действуют, а потом приползал спать к нему под бок, потому что кошмары замучили. Кан действительно очень старательно держал лицо во время просмотра и показательно цокал языком, когда все вздрагивали при появлении уродливого скримера на экране. А в течение последующей недели любой нехарактерный скрип в доме сопровождался его звонким «ой, мамочки!» и «мы все умрем», что до жути веселило Уёна.       − Он так проявляет свою любовь, Ёсан-ни, не дуйся, − Чон качает головой и пытается выцедить из опустевшей чашки еще немного живительной влаги. Естественно, безрезультатно. – Радуйся, что он вообще осмелился тебя трогать, наконец.       − Да, ты прав.       Кан будто бы не знает, что говорить, потому отвечает сухо. По нему заметно легкое волнение, замешательство – он уже во всю силу ковыряет заусенец на большом пальце. И это не утаивается от, пусть и от похмельно нечеткого, но цепкого взора его друга. Подсаживаясь немного ближе к столу, чтобы склониться к Ёсану и расцепить его руки, пока тот совсем в мясо не расковырял себе пальцы, Уён сжимает его одну ладонь в своих и тихо спрашивает:       − Что-то случилось? У вас с ним все хорошо?       Свободной рукой убрав с лица челку, Кан молчит и тем самым еще сильнее тянет интригу. Терпение начинает закипать, ведь младший видит, что тот усиленно подбирает слова, ему даже страшно, и оттого Чон нетерпеливо ёрзает на стуле.         − Чонхо предложил мне переехать к нему.       Ощущение, будто камень с души упал, медленной и сладкой негой раскатывается по телу и душе Уёна. Он отпускает руку друга и с протяжным выдохом снова откидывается на стул, растекаясь по нему подобно желейной жиже.       − Дурак, напугал. Я уж думал, что вы… А, не важно, − пока Кан не опомнился, Чон ладонью будто отмахивается от своих же слов. – Это же отлично? Я думаю, это довольно своевременно, и вам полезно проводить вместе еще больше времени.       − А как же ты?       У Ёсана глаза поистине щенячьи, такие большие и отблескивают мелкими звездочками, словно он сейчас расплачется. Поэтому приходится сдержать язвительные высказывания.       Они снимают эту квартиру вместе уже два года, с момента, как поступили в институт. Им действительно повезло, этот вариант стал идеальным сочетанием цены, количества личного пространства и расположения. В хорошую погоду на пары можно было и пешком прогуляться, оказалось относительно недалеко, если срезать через несколько дворов и проулков. В счет аренды они сделали небольшой ремонт, чтобы освежить помещение, да и в целом за эти два года неплохо обжились. Не сказать, что Кан или Чон слишком сильно привязались, но за такой срок они привыкли называть это место своим домом, да и вести быт вдвоем оказалось куда проще, чем по одиночке.       А теперь Уёну придется все делать одному. Он, конечно, не бытовой инвалид и знает, как готовить что-то кроме рамена или как запустить стиралку. Его больше пугает гнет пустоты. Он будет возвращаться в квартиру, где есть только он. Никто не встретит, не предложит прогуляться по парку у речки или посмотреть глупое ток-шоу с айдолами. Не будет контролировать, чтобы Уён не перерабатывал, набрав кучу заказов на дизайн интерьеров и логотипов. Он не сможет завалиться ночью в спальню Ёсана, залезть к нему на кровать и показывать смешные видео из тиктока или верещать о том, что Ким наконец перестал игнорировать и ответил.       Конечно, ко всему можно будет привыкнуть. Главное, чтобы собственные мысли не загрызли его раньше, чем он научится жить без Кана.       − Всё хорошо. Я справлюсь, не маленький ведь. Нужно будет только подыскать квартиру поменьше, платить такую коммуналку я с ума сойду!       Уён звонко смеется, переменяя тему, чтобы друг не загрузился окончательно. Видя, что это сработало и Кан успокаивается, ему и самому становится легче. Да, впереди много дел и забот. Нужно будет помочь с переездом Ёсану, но только в случае, если тот поможет подыскать другую квартиру и перевезти в нее вещи. Это будет неплохо, ведь Кан припряжет и Чонхо, у которого есть машина, а значит и на грузчиков тратиться не придется. ***       Следующие пара недель прошли в заботах. Оповестив хозяйку нынешнего жилья о скором съезде, оба парня по уши закопались в дела. Пока Кан оборачивал в пупырчатую пленку свои ненаглядные стаканы, прежде чем сложить их в коробку, и паковал носки по цветам, Чон разрывался между горящей дедлайнами работой и поиском нового жилья. И как назло – ничего подходящего. Либо далеко, либо дорого.       Дельный вариант подвернулся в поисковике Ёсана, пока они сидели на очередной лекции. Занятия никто не отменял. Уже мирно посапывающего от работы по ночам Уёна легко тычут в бок, и он слишком резко вздергивается, привлекая внимание сидящих рядом однокурсников. Некоторые, особенно вредные, даже шикнуть на парня умудряются. Зазнайки.       Вариант скверный, но лучше, чем ничего. Дом этот раньше был общежитием по типу гошивона, а после капитального ремонта его переоборудовали в небольшие однокомнатные квартиры. В целом, для жизни там было всё необходимое. Уёну лишь бы не общая кухня и ванная, а в остальном – жить может где угодно. И цена приятно радовала, по расчетам, денег должно было с лихвой хватать и на оплату аренды, и на еду. Даже на развлечения оставалось, чему Чон был безмерно рад.       Когда с изнурительной переездной волокитой было покончено, пришло время разобраться со всеми долгами. Уён накопил хвостов по учебе, да еще и недовольные сдвинутыми сроками заказчики не давали и шагу ступить, то и дело наяривая недовольные сообщения в мессенджеры. Расположившись на тесноватой, по сравнению с прошлой, кухне, с ноутбуком на коленях, Чон, наконец, готовился продуктивно поработать. Закончить всё – дело трех или четырех вечеров, с учетом, что перенапрягаться совсем желания не было. Он разберется с этим. Стоило только ловким пальцам с тихим шуршанием забегать по клавиатуре ноутбука, относительную тишину новой квартиры нарушил звук нового пришедшего сообщения.       Привычным движением разблокировав экран, Чон несколько секунд тупит, невидяще глядя в открытый диалог. А после отправляет телефон в карман, закрывает ноутбук и бодрым шагом спешит переодеваться.

Чаты

Ким Хонджун

Новое сообщение   Привет, Ён-ни

23:10☑ прочитано

Соскучился.

23:10☑ прочитано

Я сейчас у Иль Ха

23:10☑ прочитано

Приезжай 😊

23:11☑ прочитано