Purpose for your flame

      Утро застало ее там же — на диване в гостиной. Эни не смогла вернуться и просто заснуть. Не после того, что сказал ей Санс. Если бы она зашла в свою комнату, то непременно наткнулась бы на ту папку и... Эни не уверена, что было бы дальше, но явно ничего хорошего. Так что девушка провела бессонную ночь, глядя на свет гирлянды и думая о том, что Санс оказался не совсем уж мудаком. Ладно, откровенно говоря, ее в равной степени ошарашили и успокоили его слова. Потому что они были милыми. А старший скелет в ее табеле о рангах стоял довольно далеко от категории "милое". И попытка монстра утешить ее — все еще верилось с трудом, какого черта вообще? — так вот, его попытка утешить не могла не согреть ее сердце. Буквально: Эни явственно ощутила, как душа раздулась в груди и мягко загудела, и робкая благодарность переплелась с чувством комфорта и неуверенности в забавный коктейль. Девушка остановилась на чувстве благодарности, абсолютно не желая разбираться в этой какофонии эмоций, и пришла к мысли, что, пожалуй, хотела бы отплатить ему тем же. Той же добротой, которою она вовсе не ожидала увидеть от монстра. От этого монстра. Раньше Эни была свято уверена, что Санс ее просто терпит, как неизбежное зло. Теперь? Она не могла не надеяться, что они на самом деле смогут стать друзьями (она практически могла видеть это: паршивые шутки, посиделки у Гриллби и… ну, что-нибудь еще, она это выяснит. Однажды). Да, увидеть в этом убийственном мешке костей друга уже не казалось чем-то сложным. Ты ведь не утешаешь тех, на кого тебе плевать, верно? Итак, решено — Эни хотела отплатить той же монетой за доброту. И то, что Санс скорей всего предпочтет, чтобы вместо этого она держалась со своей благодарностью как можно дальше, ее не остановит.       Однако планирование пришлось отложить, так как в комнату зашла Ториэль, с удивлением смотря на девушку. Да, ладно, разве так удивительно, что она встала в пять утра? Эни приветственно махнула рукой, вызывая тихий смех у Королевы. И, поскольку других вариантов не было, ведь возвращение в комнату означало, что папка “Пандоры” будет дышать ей в спину и нависать аки дешевая версия Дамоклова меча, девушка присоединилась к Ториэль на кухне.       Они не разговаривали, но тишина была комфортной, а монотонные действия успешно отвлекали тревожный разум. Со временем монстры и люди начали просыпаться и спускаться на завтрак, и день стал набирать обороты. Андайн с Папирусом подхватили девушку под руки, игнорируя ее стенания, и потащили на тренировку. Пожалуй, самым унизительным моментом оказалось то, что Несс с излишним энтузиазмом попросила присоединиться. И в течение следующего часа Эни ворчливо задавалась вопросом, кто тут вообще маг и использует читы: Агнесс практически дышала ей в спину, а ведь брюнетка использовала свой магический буст! Решительно непонятно, откуда столько сил в таком маленьком теле.       После тяжелого физического труда — еще более тяжелого после бессонной ночи — они решили заскочить за Альфис и Фриск и просто погулять. Погода стояла отличная, снег вкусно скрипел при каждом шаге, а воздух пах свежестью и морозом. Неизвестно, кто первым кинул снежок, но после этого между ними разразилась настоящая снежная бойня. Разделившись по трое: в одной команде Андайн, Альфис и Фриск, а в другой, соответственно, — Эни, Несс и Папирус, — они сражались, как в последний раз. Строились баррикады и копались траншеи, летали снежки и охапки снега, слышались смех и яростные боевые кличи. И, несмотря на холод, битва выдалась жаркая, так что неудивительно, что завалившиеся в дом и промокшие насквозь монстры и люди получили от Ториэль ласковый нагоняй и направляющий пинок в сторону душа.       Часы неумолимо продолжали свой ход.       — Эй, не делай такое лицо, увидимся через неделю, — Несс поправила сумку в руке и оглянулась на приближающийся автобус.       А Эни старалась унять тоску, разливающуюся нефтяным пятном в душе. Время летело так быстро. Им хватило нескольких часов лишь на обед, неспешную прогулку по улицам монстров и десерт у Маффет. Когда девушки вернулись в дом, Агнесс приступила к сборам. И Эни с теплотой в сердце смотрела, как монстры провожают ее подругу объятиями и заверениями в том, что ей всегда будут тут рады. И она была уверена, нет, видела это своими глазами, что Несс такие доброта и принятие тронули не меньше.       — Я знаю, знаю, — девушка порывисто притянула рыжую к груди и обхватила руками на прощание. Пусть они расстаются не навсегда, но душа все равно болела. — Тебе лучше прибраться в моей квартире к тому моменту, если не хочешь встретить мой гнев.       Несса рассыпалась светлым смехом, чмокнула подругу в щеку и запрыгнула в ожидающие двери автобуса, крикнув через плечо:       — Ладно, тогда попрошу Хуана съехать пораньше!       Двери закрылись, и автобус тронулся, сопровождаемый истошным криком: "Кто такой Хуан?!".

***

      Эни вернулась домой в приподнятом настроении. Которое сразу же упало до отметки "похороните меня скорее", как только серые глаза споткнулись о забытую на тумбочке папку. Черт возьми. Ей ведь совсем не обязательно читать ее прямо сейчас, да? Она может сделать это после ужина. Но ужин пришел и ушел, а Эни снова колебалась, стоя над стопкой бумаги и картона. Ей придется ее открыть рано или поздно. Лучше сделать все сейчас.       Она выключила свет и легла в кровать, отворачиваясь от бумаг. Потом, она прочтет их потом. Зажмурившись изо всех сил, Эни молила о сне, но разум кружил и шептал обвинения. Трусиха.       Когда рассветные лучи прорезали тьму, она встала с постели и как можно быстрей покинула комнату. Ей казалось, что папка с бумагами смотрит ей в спину, насмехаясь.       Завтрак с Ториэль и Фриск прошел как в тумане, и Эни поспешила на тренировку, не замечая их взволнованных взглядов. Но не заметить яростные выкрики Андайн о том, что она сегодня “слабее того жалкого цыпленка, которым приходит на тренировки обычно” было уже сложнее. И Эни старалась сосредоточиться на беге, приседаниях и растяжке, но каждый взгляд на лица ее друзей отдавался жжением в горле. Они не знали о ее жалкой борьбе, и все же девушке чудилась в их глазах тень презрения.       Окончание тренировки Эни встретила с постыдным облегчением и поспешно отправилась в больницу, надеясь, что хоть там ее мысли переключатся на что-то другое. Отчасти это сработало, и нудный монотонный труд, а также стая жалующихся на свою тяжкую долю бабулек ненадолго отвлекли ее. Но стоило наступить обеду, как Эни снова оказалась предоставлена самой себе на целых (о, ужас) сорок минут. Она доползла до небольшой столовой для персонала и расфокусированным взглядом обвела помещение. Одинокая блондинистая макушка привлекла ее внимание, и Эни как нельзя кстати вспомнила, что задолжала этой милой медсестре обед. А какое лучшее время для этого, как не в момент прокрастинации и оттягивании жуткого и неизбежного? Вот именно! Продвигаясь к сидящей к ней спиной девушке, брюнетка отчаянно пыталась откопать в памяти ее имя. Как там было? Рэйчел? Рози? “Черт возьми, Эни, как ты могла забыть ее имя?”.       — Привет, — но думать уже было поздно, ее заметили, и Эни поспешила поздороваться, неловко улыбнувшись и махнув рукой.       — А, Эни, здравствуй, — большие голубые глаза знакомой незнакомки казалось, смотрели в самую душу. И она, в отличии от брюнетки, запомнила ее имя. Просто прекрасно.       — Кажется, я задолжала тебе обед, да? — девушка быстро осмотрела стол и не заметила на нем признаков еды. — Если твой перерыв еще не закончился, как насчет того, чтобы я вернула долг?       Эни надеялась, что ее улыбка не была слишком натянутой. Если эта миниатюрная блондинка сейчас пошлет ее, то ей придется весь обед сидеть наедине с самой собой. И своими мыслями. Чертов ужас.       — Ты не обязана, — мягко качнула головой медсестра, но, видимо, прочитав на ее лице что-то, запнулась. — Но если ты настаиваешь?       Кивнув, Эни двинулась с девушкой в сторону буфета, где они взяли две порции, честно говоря, не самой лучшей еды и пару десертов. На последних Эни упрямо настояла, оплачивая у пухлой кассирши их пропитание.       — Это не совсем тот обед, что я имела в виду, извини, — смущенно пробормотала брюнетка, стоило им устроиться за столом.       Тихий смех девушки выбил все мысли из ее головы, и Эни завороженно посмотрела на лицо напротив. Звук был похож на эхо в лесу — легкий и волшебный. И сама девушка в этот момент показалась Эни практически феей: светлая кожа расцвела мазками румянца, тонкая изящная ладонь прикрыла рот, небесные глаза искрились весельем, а золото волос невесомо скользнуло по острым плечам. Она была красива. Так красива, как бывают только принцессы из сказок.       — Нет-нет, спасибо тебе. Я сегодня, правда, могла остаться без обеда, если бы не ты, — вздохнула девушка, опуская глаза.       Сморгнув морок чужого очарования, Эни осмотрела ее еще раз. Она была красива, и могла бы быть по-настоящему ослепительна. Если бы не то, какой хрупкой, болезненно тонкой она казалась. Ртутные глаза замечали все больше маленьких деталей: серые тени под глазами, край потертого свитера из-под униформы, усталость и печаль, пронизывающую всю ее фигуру.       “Грустная фея”, — отстраненно мелькнула мысль, и Эни поспешила отвести взгляд, когда осознала, что беззастенчиво пялилась.       — Тяжелое время? — участливый вопрос.       — Пхах, тяжелые годы, — хмыкнула фея, но затем, словно опомнившись, заговорила торопливым тоном, — Извини, не обращай внимания.       — Все в порядке, — Эни замялась, чувствуя себя неловко. Она не то что бы часто заводит душевные разговоры с незнакомцами, но эта девушка выглядела такой усталой. Храбрая душа мягко заныла в сострадании. — Я, эм, не особо хороший советчик, но, гм, могу выслушать? То есть, я знаю, что мы практически незнакомцы, но это почти как попутчики в поезде? Ты можешь рассказать мне что-нибудь… чтобы просто… выговориться? — глядя на распахнутые в ступоре глаза, Эни мгновенно пожалела о всей той ерунде, что вылетела у нее изо рта. Какого черта она вообще начала все это?! Монстры, однозначно, плохо на нее влияли! Да, точно, это была их вина! Их и этой безусловной доброты, в которой они топили ее последние месяцы.       — Забудь, что я тут несла, пожалуйста, — пробормотала брюнетка в стакан чая.       — Боже, нет, это очень мило с твоей стороны, — девушка смущенно улыбнулась. — Я должно быть, выгляжу довольно жалко, да?       — Нет! — Эни быстро огляделась по сторонам после своего выкрика. Неловко, черт возьми. — Гм, вовсе нет. Просто, как человек, которому не помешало бы выговориться? Но я не настаиваю!       Девушка улыбнулась в ответ на ее слова, задумчиво покрутила между пальцами локон, смотря в сторону. Казалось, пару минут она не могла решиться, но, наконец, тихо заговорила:       — Я работаю тут около года. Это хорошее место и хорошая работа. Мне только хотелось бы, чтобы смены можно было делить на части, или чтобы они были короче, я… Хожу на курсы, и у меня есть небольшая побочная подработка, так что между всем этим у меня остается совсем немного времени на Дари. Я так стараюсь, чтобы он ни в чем не нуждался, просто… Порой это так тяжело.       — Дари? — эхом переспросила Эни.       — Мой сын, — на лице девушки расцвело выражение чистейшей привязанности, пока брюнетка изо всех сил пыталась поймать челюсть. — Вот он, — и она протянула ей телефон с фотографией очаровательного черноволосого мальчишки с голубыми глазами и милой улыбкой. И на вид ему было не меньше восьми лет.       — Какой милый. Сколько ему? — получив в ответ “девять”, Эни в шоке посмотрела на блондинку, едва сдерживая аналогичный вопрос к девушке. Та казалась едва ли не младше ее самой.       С понимающей усмешкой она забрала телефон и сказала:       — Мне двадцать семь.       “Двадцать семь?! Да она едва на мой возраст тянет!”. Но это также значит, что у нее появился сын, когда девушке было восемнадцать? Довольно рано, на вкус Эни, но она не та, кто будет судить за такие вещи.       — Это должно быть сложно: совмещать материнство и столько работы. С ним сидит счастливый отец? — по тому, как упало лицо девушки, Эни поняла, что снова сболтнула лишнего. Ну, черт.       — Мы только вдвоем, — девушка смотрела в темный экран телефона, голубые глаза словно затянула пелена. — Дари ходит в школу и, пока меня нет, за ним иногда присматривает наша соседка.       Ох. Это… Звучало не совсем как счастливая картина семейной жизни, верно? Эни легко могла представить каково было этой девушке: мечтать проводить рядом с сыном как можно больше времени, но быть вынужденной работать и учиться. Неуверенно протянув руку вперед, Эни робко коснулась чужой ладони, ловя взгляд голубых глаз.       — Это невероятно. Ты очень сильная, я не представляю, насколько это, должно быть тяжело. Дари очень повезло с мамой, — она искренне верила в каждое слово. Кто, как не настоящая мать отдаст всю себя ради благополучия ребенка?       Смягчившееся выражение лица феи говорило лучше любых слов.       — Спасибо, — тихий писк будильника возвестил о конце перерыва, и девушки засобирались, относя пустые подносы.       Когда они вдвоем встали на развилке, медсестра тепло улыбнулась и бросила на прощание:       — Надеюсь, увидимся снова. И да, — девушка кокетливо подмигнула, усмехнувшись, — Меня зовут Рассел, если ты вдруг забыла.       Глядя ей вслед, Эни чувствовала, как шею залило стыдливым румянцем. Вот черт. Она видела ее насквозь? Пока девушка возвращалась в свое отделение, в голове по кругу металось “Рассел, Рассел, Рассел”. Она удавится в процессе, но запомнит ее имя, потому что повторного позора Эни уже не переживет.

***

      Остаток практики прошел неспешно и даже, если Эни осмелится так сказать, вполне мирно и оптимистично. После разговора с Рассел ей словно стало… легче? По крайней мере ее тревожный мозг ненадолго заткнулся. Была ли блондинка действительно феей? С такой забавной мыслью девушка покинула больницу и направилась в центр района монстров — приближалось время ее занятия с Гриллби. И на это занятие у нее были большие надежды!       Зайдя в полупустой в это время бар, Эни уже без удивления заметила за стойкой знакомую синюю толстовку, чей обладатель уютно растекся на поверхности стола. Серьезно, была ли у Санса жизнь за пределами “Гриллбиз”? Подойдя ближе, девушка склонилась над столешницей и постучала костяшками по дереву. Из-за края натянутого на череп капюшона сверкнул белый огонек, и скелет обернулся к ней с привычной ухмылкой.       — кто там?       — Твоя совесть, — закатив глаза, ответила девушка и плюхнулась рядом. — Гриллби еще не искал меня? — Эни выпалила это прежде, чем из-за слитых зубов донеслось “твоя совесть кто?”. У нее не было сегодня достаточной моральной стойкости для его шуток.       Но, кажется, данного монстра чья-либо готовность к шуткам мало волновала. Фыркнув, Санс покачал головой и медленно окинул ее взглядом:       — кто-то полон энитузиазма, да?       — Ой, заткнись, — девушка пихнула его плечом — мягко, помня о прошлом опыте — и улыбнулась уголком губ (против воли, конечно!). В отражении ближайшего бокала она увидела свое уставшее лицо. Что ж, она и вправду выглядела как дерьмо.       Сияние оранжевого привлекло внимание девушки, и она помахала огненному монстру. Тот кивнул в приветствии, отнес заказ к последнему занятому столику и поманил Эни за собой, и через пару минут они сидели в той же гостиной, что и в прошлый раз. И делали то же, что и тогда: держались за руки и дышали. Правда, долго это не продлилось — минут десять, по ее ощущениям — и монстр попросил Эни создать маленький огонек. Переспросив Гриллби несколько раз, девушка убедилась в том, что поняла его правильно, и вызвала в сложенных лодочкой ладонях самое крошечное пламя, какое смогла. Танцующий жаркий язычок был не больше грецкого ореха.       — Что теперь? — тихо спросила она наставника.       — Как и раньшшше. Сссмотри, дышшши, — прошуршал монстр, и Эни с тихим удивлением осознала, что понимать его становится все легче и легче.       — Кажется, я впервые поняла все, что ты сказал.       Тихий треск углей и легкое подрагивание плеч монстра выдали его смех. Склонив голову на бок, Эни недоуменно моргнула и улыбнулась.       — Близссский контакт, магия к магии, родссственный элеменет, — пламя на макушке бармена взвилось ярким всполохом. — Учишшшься.       Она кивнула: это коротенькое объяснение было вполне исчерпывающим. После указания монстра на ее руки, Эни сосредоточилась на огне. Она старалась не дать разочарованию захватить свои эмоции — она уже пробовала это столько раз, но все без толку. Вспоминая наставления Ториэль, девушка пыталась изменить намерение огня. Изменить форму. Но, как и всегда, пламя в руках оставалось глухим к ее потугам, реагируя лишь на неторопливо закипающую злость.       Теплые ладони обхватили снизу ее собственные. Эни бросила взгляд на монстра, но тот, казалось, был полностью сосредоточен на этом контакте. И тогда, вдруг, что-то переменилось: то же тепло, что излучали руки элементаля, просочилось в ее ладони. Медленно, осторожно, словно боясь спугнуть, чужая магия скользнула по пальцам девушки, вплелась тонкими нитями в маленький огонек в чаше их сложенных ладоней. Эни все еще контролировала его, знала, что этот огонь — ее собственный. Но теперь в нем было чужое присутствие: крошечное, но иррационально подавляющее. Магия Гриллби была могущественной, плотной и тяжелой, и вместе с тем — спокойной, словно замершая водная гладь, как бы странно это не звучало применительно к огненному монстру. В этот миг девушка показалась самой себе маленькой, злой пираньей в тени кита.       Элементаль глубоко вдохнул, и Эни повторила за ним. И со следующим выдохом она почувствовала, как что-то — Гриллби — потянул магию в ее руках. Не подчиняя, но направляя. В ту же секунду девушка ясно осознала, что могла отступить, и огонь погас бы в их руках. Она этого не сделала, конечно. Робко повинуясь тянущему чувству, Эни с восторгом следила, как язык пламени выгнулся вверх. Замер, покачиваясь, будто тонкая травинка на ветру. Расплющился и завихрился, словно перо сказочной жар-птицы. И все это время она остро ощущала каждое изменение формы. Ликование надулось, как мыльный пузырь, широкая улыбка растянула губы, и в серых глазах отразился танец пламени. Пока теплые руки не отлипли от ее ладоней. И волшебное огненное перо не задрожало. Эни старалась всеми силами удержать эту форму, вкладывая всю себя в каждый вздох и движении магии. По виску скользнула капля пота. Однако, несмотря на все ее усилия, с легким взмахом перо сжалось в тонкий прут. Она надеялась удержать хотя бы его. Но ничего не получалось, ничего не выходило. Снова! Прикусив губу, девушка с нарастающим чувством поражения смотрела на округлившийся в привычный мазок огонь. И в следующую секунду он вспыхнул гневным, злым жаром, разрастаясь во все стороны, вторя эмоциям своей хозяйки. Не успела Эни отшатнуться и начать сбивать пламя, как те же теплые руки накрыли нервные ладони сверху, туша огонь.       — Простите… — опустив потухшие руки на колени, девушка угрюмо уставилась в пол. Она снова облажалась. Возможно, дело было вовсе не в учителе, как думала Ториэль, а в ней самой. Гриллби буквально провел ее через весь процесс, и она чувствовала каждый шаг так, будто делала его сама. Но стоило монстру отступить, и все оказалось бесполезно: как бы Эни не старалась повторить свои ощущения, магия словно игнорировала ее попытки.       Она игнорировала любые попытки воздействия, кроме злости. Уничижительные голоса шептали в уши, что это все, что она может — злиться и бежать. Злополучная папка с бумагами, которые она так хотела получить от Агнесс, вновь встала перед глазами.       Трусиха.       — Магам сссложней, — голос гудением жара разбил тишину, и Эни подняла неуверенный взгляд на монстра. Что он имел в виду? — Мы контролируем магию так жшше, как контролируем сссебя. Не навык — зсснание. А люди учатссся.       Он поднял руку, указывая на грудь девушки, туда, где скрывалась ее душа.       — Твой огонь рассссстетх, безссс осссознанного контроля. Эмоции работают лучшшше.       — Да, но почему только злость? И это все равно не контроль. Она лишь усиливает созданный огонь, — потерев лицо руками, Эни устало вздохнула. Это выматывало. Да, она решила первоначальную проблему: риск взрыва всего подряд устранен. Но это и все? Это был предел? А как же зеленая магия? Страх сжал ее душу, и девушка поспешила задать этот вопрос элементалю.       Гриллби сложил руки в замок и прижал их к подбородку в задумчивости. И через минуту выдал самое большое количество слов с их встречи.       — Магия отражшшает нашшши намерения. Злоссть и ссстрах — сссамые сссильные катализаторы. Сссамые грубые. Легче применять, почти не требуют контроля, — он замолчал на мгновение, отвернувшись. — Намерение исссцелить намного сссложней. Некоторые монссстры могут вложить это намерение в пищщщу. Я могу. Но не в сссилаххх исссцелятьх напрямую. Для этого моей чертой должшшна бытьх ДОБРОТА.       — Но… У меня есть доброта? Ее мало, но Ториэль сказала, что это возможно, и я…. — каждое сказанное слово звучало так слабо, что вовсе не казалось правдой.       Внимательный взгляд горящих зрачков не покидал ее лица.       — Двойные черты — редкоссстьх для нассс. Изсх тех, кто имет связсссь ссс огнем и черту ДОБРОТЫ, я зсссхнаю лишшшь Фуку.       — Фуку?       — Малое пламя, — он посмотрел на ее пустое лицо и вздохнул с треском огня. Казалось, такие подробные объяснения начинали его утомлять. — Младшшший элементаль огня. Я зсссаботился о нейх, когда она осссталась одна.       — Я понимаю. Но что насчет людей?       Гриллби тихо прогудел что-то на языке костров, и комната на несколько минут погрузилась в тишину. Эни постаралась быть терпеливой и не переспрашивать.       Слова монстра треском поленьев наполняли ее уши, обволакивали разум и словно отпечатывались в самой душе:       — Я помню магов ссс чертой ДОБРОТЫ. Они были могущщщессственны в сссвоей власти исссцелятьх любую боль, возвращать практичессски мертвых к жизссхни. Были и те, кто сссражалхся с чертой СССМЕЛОСТИ и НАСССТОЙЧИВОСТИ и мог вылечить легкие травмы. Не зссснаю, как долго они обучалисссьх этому. Не зсссхнаю, но мне предссставляетсссхя, что это сссложный и долгий путьх.       Страшное осознание в одеждах deja vu обрушилось на нее.       — Ты был на той войне… — едва слышно прошептала Эни. Это не был вопрос, и все же монстр медленно кивнул.       “Боже”, — закрыв глаза, девушка постаралась удержаться на плаву в нахлынувшей на нее вине. Каково ему было обучать кого-то, кто стал причиной падения его народа? Эни едва могла понять Ториэль в этом стремлении. А теперь и Гриллби. Она не смогла сдержать рвущиеся наружу извинения. Но широкая ладонь аккуратно коснулась ее макушки в жесте утешения. Мягко. Тепло.       — Не твоя винах, Огонек, — прогудел монстр.       И Эни почти разразилась слезами. Комнату наполнял запах доброй и уютной магии монстра, он учил ее, направлял, утешал. И она видела его в третий раз. Это было безумие. Почему? Почему все эти монстры были такими?       — Я знаю. Но мне так жаль, — она смотрела на его спокойное лицо, и не могла не думать, какова была цена этого спокойствия. Что он видел, через что прошел. Кого потерял. Как много у него забрали люди, и сколько еще заберут?       Она уходила в смешанных чувствах.       Эни не хотела возвращаться домой, но только туда ей и нужно было идти. Если бы… Если бы она прочла те бумаги, быть может, она не чувствовала себя сейчас так паршиво? Или все прошло бы намного хуже? Эни не знала, чего ждать, неизвестность пугала, а найти в себе достаточно решимости и смелости сделать этот шаг она не могла. Когда рядом была Несса, она чувствовала себя такой сильной. Такой смелой. Но теперь?...       И все же день подошел к концу, и Эни снова оказалась в своей комнате. Один на один со страхом. Быть может, она может снова отложить это? Быть может ей вообще не стоит их читать. Она ясно могла представить, что стоит ей открыть эту папку, как ее раздавит, просто размажет по земле грузом вины. Прижав к животу Азазеля, Эни надеялась, что бумаги растворятся в темноте, словно их и не было. Но этого не произошло. И в голове, как наяву, раздались голоса:       “Никто из живущих сейчас не несет вину за нашу боль”,       “этого, правда, достаточно”,       “Не твоя винах, Огонек”.       Они ошибались. Она была человеком, и вместе с этим фактом рождения — она была виновна. Виновна в грехах своих предков, виновна в незнании и безразличии и… в страхе. Вина душила, оплетая змеиными тугими кольцами, пока ртутные глаза не замерли на бумагах.       Девушка вскочила с места, включая свет, и, пока краткая вспышка храбрости не покинула ее, схватила папку в руки и села на постель, прижавшись спиной к стене. На обложке не было ни единой пометки, и подрагивающие руки несмело перевернули ее. Эни задержала дыхание и посмотрела на первый лист. На напечатанном плотным шрифтом тексте тут и там пестрели оттенки красного, зеленого и синего — метки чужого внимания. Сверху была маленькая рамка с расшифровкой:       Зеленые — Действует, окей.       Синий — На рассмотрении/В проекте.       Красный — Действует, кусок кала.       Эни замерла, глядя на эту “легенду”. Посмотрела на лист с маленькой цифрой "1" внизу и открыла последнюю страницу. Двадцать семь. Двадцать семь страниц законов и поправок, сокращенных и пережеванных логичным умом ее подруги. Придержав последний лист большим пальцем, Эни надавила на бумаги, и те веером стали падать вниз, возвращаясь к началу. Перед глазами мелькали яркие цвета. И сердце сжалось и испуганно заныло. Листы были замараны красным, красным, красным. Они все были так виновны.       — Черт возьми, — раздался приглушенный стук затылка о стену. Эни еще не начала, но крошечная надежда на то, что все не так плохо, и она просто сгущает краски, окончательно покинула ее.       Она подумала о своих друзьях. О том, как никто из них никогда не говорил ничего конкретного, как любые жалобы на свое положение были сказаны лишь вскользь. Эни подумала о всех них и опустила глаза вниз, вчитываясь. Буквы складывались в слова, слова в строки, смысл врезался в разум, и правда обнажалась во всей своей неприглядной мерзости. Пальцы впивались в бумагу до хруста, сминая листы, дыхание вырывалось дрожащим свистом, и она читала, читала, читала. Пока больше не смогла.       Эни отшвырнула ядовитую бумагу прочь, яркие потроха разметались по полу, словно в насмешку выставляя себя на показ. Смотри, смотри. Подтянув колени к груди, девушка зажмурилась изо всех сил, мечтая стереть из памяти то, что прочла.       Но эти страшные слова будто отпечатались на изнанке век, отразились фотографией на сетчатке. Подкинули дров в костер ее вины.       “Ограничение на свободное перемещение без надзора…”, “Ограничение на применение магии вне выделенной территории…”, “Ограничение на виды деятельности…”, “Ограничения на посещение общественных мест без надзора…”, “Ограничения на получение образования…”, “Ограничение на использование Интернет-ресурсов…”.       Ограничения, ограничения, ограничения.       Это было все об ограничениях. Не просто запреты, нет. Это была практически тотальная сегрегация. Крошечные просветы зеленого говорили о материальной поддержке со стороны правительства США, о защите их жизней и безопасности, об условном включении монстров в Международные договоры о правах человека. Это было хоть что-то, если бы не злополучное “но”, даже не скрытое между строк.       Каков объем этой самой поддержки? Защищены ли монстры только в пределах штата, в пределах страны? И если включение монстров в основные договоры было лишь условным, значит ли это, что их права тоже были условностью? Маленькой заплаткой, которую в любой момент можно отбросить в сторону, если что-то пойдет не так?       Нет, стоп.       Дрожащий выдох оборвался на середине. Стоп-стоп-стоп. Ломаными движениями девушка сползла на пол и стала собирать листы. Руки дрожали. Строчки сливались в ярко-красное месиво чужих страданий, серые глаза метались среди них в поисках.       “Нашла!”, — Эни схватила смятый листок с пометками о гражданстве. И почувствовала, как ее сердце рухнуло вниз. У монстров его не было. Они не являлись гражданами США, проходя по искореженной программе беженцев. Законы ее страны не могли защитить их.       Эни было плохо, дурно до тошноты и головокружения от мысли, что все эти монстры, все ее друзья живут так. Спустя тысячи лет они вышли из-под земли на свободу, но свобода оказалась иллюзией. Они просто сменили темницу на клетку с видом на небо. Как отвратительно неправильно.       Вина оглушала.       Они почти ничего не могут. Только жить и надеяться на чужую милость. Внезапный гнев скрутился, сжался, извиваясь, палящей спиралью в душе — злой и напуганный. Почему все так? Ей ведь хватило нескольких недель, чтобы понять, какие монстры на самом деле. Любой, у кого есть глаза и уши может понять это! Но вот они — существа, чьи души сияют белым, чьи надежда и миролюбие позволили выживать им в ужасных условиях тысячелетиями. Создания, что готовы жить с людьми, несмотря на прошлые обиды. И все, что они, люди, сделали для них — окружили стенами ограничений и лишили свободы. Злые слезы обожгли глаза. Это было неправильно. Это было так, так неправильно. Монстры заслуживали лучшего. Монстры заслуживали целый мир, но все, что им досталось — кусочек города у подножья их темницы. Это было несправедливо.       Они были так виновны.       Она продолжила читать, надеясь на что-то. Но чем больше страниц оставалось позади, тем хуже Эни себя чувствовала. Там не было ничего. Редкие синие блики среди красного доказательства их провала. И маленькие приписки: на рассмотрении четыре месяца. Пять месяцев. Шесть. Поправки и законы, что могли облегчить жизнь монстрам висели в неизвестности с момента их освобождения. Никакого просвета. Никакой надежды.       Но монстры продолжали надеяться. Они не сдавались и верили в светлое будущее. Какими невероятными созданиями они были. Эни вытерла холодные слезы с лица, сложила листы и закрыла папку. Она так хотела помочь. Сделать хоть что-то для них. Санс сказал, что того, что она делает — уже достаточно. Но разве было достаточно пары подарков и объятий в сравнении с этим? С этой грязью в ее руках, с этой мерзостью? Она смотрела на стиснутые в дрожащей хватке бумаги, ощущая те мертвым, истекающим кровью и гнилью трупом. Нет. Этого точно было недостаточно.       Вина протяжно выла в ушах, что ничего не будет достаточно для их оправдания. Даже целого мира.

***

      В минималистично обставленную комнату с роскошным видом на Монумент Мира вошел мужчина неопределенного возраста. Сегодня он прибыл в Вашингтон на внеочередное заседание Конгресса США в качестве сенатора от штата Вермонт. Сдержанно кивнув своему сопровождающему, мужчина грузно опустился в кресло и стал неспешно потягивать бессовестно безалкогольный напиток, принесенный расторопным работником Капитолия. На последнем совещании с губернатором они всесторонне рассмотрели вопросы благосостояния штата и относительно недавно возникшую проблему, касающуюся… монстров. Эти твари вылезли из-под своей горы в самый неподходящий момент — приближался период переизбрания губернатора и, на скромный взгляд сенатора, тот слишком удобно устроился в своем кресле. Теперь настроения народа волновалось, как хлипкая лодочка в буре. Они провели несколько опросов, по результатам которых около половины жителей штата оставались нейтральны, а из оставшихся: большая часть была в слепом религиозном ужасе. На жалкие потуги экоактивистов и прочих “зеленых” мало кто обращал внимания.       Дверь в комнату резко отворилась, и в помещение зашел мужчина в сшитом по фигуре сером костюме, возрастом едва за сорок и с омерзительно ослепительной улыбкой на лице:       — Клинт, друг мой, почему такой хмурый? — без всякого приглашения он устроился в кресле напротив, — И где твой молчаливый напарник?       Клинт плевать хотел на то, где шляется второй сенатор штата Вермонт. На первый же вопрос он не посчитал нужным отвечать, и потому лишь снова пригубил дорогое, но абсолютно омерзительное пойло.       — Так, как дела с вашими демонами из пещер?       — Они зовут себя “монстрами”. Тебе стоит сохранять политкорректность, — выдохнул мужчина.       — А есть ли смысл, если эти зверушки все равно в шаге от постоянной прописки в клетке между слонами и шимпанзе? — легкомысленно хмыкнул более молодой собеседник, но в противовес его словам в карих глазах сверкнула сталь и хладнокровие затаившейся в мутной воде рептилии.       — Следи за языком, нам не нужен очередной общественный резонанс, — равнодушный взгляд в окно. — И пока от них есть гипотетическая польза, они остануться там же, где и сейчас.       — Хм. Но ведь их технологии достать так и не удалось? — он продолжил, будто и не нуждаясь в ответе. — Не то чтобы нефтяники позволят использовать их на полную, но это могло бы завоевать симпатию общественности на грядущих выборах. Чистая энергия, и прочее.       — Что ты хотел? — отставив полупустой бокал в сторону, мужчина уставился на нарушителя его спокойствия непроницаемым взглядом.       — О, так бы сразу. Видишь ли, на ваших “монстров” на сегодняшнем заседании выделят от силы минут сорок, а у меня как раз появилась великолепная идея, — мужчина обнажил зубы в широкой улыбке, и сенатор отметил, что этот франт явно вложил небольшое состояние в свои тридцать два. — Я слышал, последние несколько месяцев вы с переменным успехом отбиваетесь от иностранных ученых, да?       Сенатор небрежно закинул ногу на ногу, и на спокойном лице впервые за все время промелькнула искра интереса.