Мы сделали это. Перезагрузка

5 марта 2024 года

Плейлист Оли Чеховой Включить — Перемешать

Мукка — Крыльями lissa, без обид — Бабочки

      В четыре часа ночи я меньше всего ожидала увидеть за дверью Хэнка. Бухого и растрёпанного. Алкоголем и травкой от него разило за километр. Но вот он стоит в прихожей и вышибает из меня дух одним предложением.       Хэнк знает о том, что мы с Кисловым переспали. И только сейчас я в полной мере осознаю, как сильно не хотела, чтобы об этом узнал именно Боря. Он смотрит на меня так испытующе, будто пытается пробраться ко мне в голову, вооружившись пилой. Я отпускаю его, не в силах выдержать такого напряжения с его стороны, и чувствую, как к горлу подступает тошнота. Зачем Хэнк поднял эту тему? Даже, если узнал, надо было молчать.       Парень качается, пытаясь устоять на ногах, и цепляется за стену. Невольно замечаю на его костяшках красные следы. Делаю долгий вдох и, как можно спокойнее, спрашиваю:       — Кто тебе сказал? Киса?       — Нет, — криво усмехается Хэнк. — Хотя я удивлён, что он столько молчал. Обычно Киса о своих похождениях треплется, не затыкая рта. Мел рассказал.       Что есть силы сжимаю зубы и стискиваю пальцы в кулаки. Грёбаный Мел.       — И что ты хочешь знать? — Говорю холодно, а нерв на левом веке истерично подрагивает, как и вена на лбу. — Подробности рассказать или что?       Поморщившись, Хэнк протестующе вскидывает ладонь и, толкнув плечом дверь, заваливается в мою комнату.       — Только без подробностей, умоляю. Меня и так тошнит. — Плюхнувшись на кровать, он сутулится и устремляет на меня мутный взгляд. — Как такое вообще могло произойти? Ну... Ты и Киса. Я не знал, что он тебе нравится.       — Не нравится, — качаю я головой. Тоже захожу в комнату и присаживаюсь на край стола, скрестив руки на груди. — Но я не буду с тобой это обсуждать.       — Оль, — взгляд Хенкина смягчается, и он протягивает ко мне руку, — я же тебя не осуждаю. Я просто... — Ладонь, так и не встретив опору в виде моей руки, падает на покрывало разобранной постели. — Я просто не понимаю. А ещё больше не понимаю, что произошло потом, что ты уехала, а Киса окончательно слетел с катушек.       Я глубоко и часто дышу перед тем, как ответить. Мне не хочется больше ни перед кем выворачивать душу. Даже девчонкам я рассказала лишь о том, что случилось, а не о том, как сильно это по мне ударило. Но Хэнк сидит на моей кровати такой... беспомощный. Будто очень хочет мне помочь, но не понимает как, потому что я сама не даю ему этой возможности.       Тру уставшие глаза и борюсь с остатками сна, ведь своим приходом Хэнк выдернул меня из постели, в которой я часа два или три вертелась, пытаясь успокоиться и заснуть.       — Ему пришло сообщение, голосовое, в котором кажется, будто я оскорбляю Кису. А этого не было. А ещё прислали фотографию меня и Святова, будто мы целуемся. Что тоже не правда. — Отвожу глаза к окну и прикусывая губу, нехотя возвращаясь головой в тот самый день. — Киса наорал на меня, оскорбил, унизил. Прогнал. Я знаю, что такая неадекватная реакция была вызвана таблетками и алкоголем, но...       — Но тебе всё равно было больно, — заканчивает за меня Хэнк и роняет голову на грудь, стискивая пальцы в кулаки.       — Да, — киваю я и цепляюсь руками за край столешницы, чтобы подтянуться на цыпочках и сесть. — Мне просто нужна была передышка от всего этого. А Киса всё воспринял на свой счёт — как личное оскорбление — и начал мне мстить. Секс с Машей — тому доказательство.       — Угу, — глухо и будто бы невпопад буркает Хэнк, а потом медленно поднимается с кровати, направляясь к двери.       Я тут же спрыгиваю и нагоняю его в коридоре. Хэнк цепляется за стены, но с упорством кавказского барана прёт на выход.       — Эй, эй, — испуганно тараторю я, хватая друга за локоть, — ты куда собрался?       — Вспомнил, что не добил Кису, — цедит Хэнк и пытается стряхнуть мою хватку, но я цепляюсь в него ещё сильнее. — Оль, отпусти.       — Да ни за что! — Я оббегаю парня и встаю перед ним, широко расставив руки и ноги в стороны. — Не пройдёшь.       — Оль, я тебя просто подвину.       Я коротко взвизгиваю, потому что Боря и правда хватает меня за талию и прижимает к стене, а сам, мотая головой, как китайский болванчик, идёт к двери. Разбежавшись, я запрыгиваю к другу на спину и обвиваю его шею. Забираюсь выше, как обезьянка, и шиплю на ухо остолбеневшему Хэнку:       — Хватит размахивать кулаками, Хэнк. Не надо за меня вступаться, ясно? Я сама разберусь с этим, не лезь, пожалуйста.       — Он тебя обидел, — цедит Хенкин, пытаясь аккуратно меня стряхнуть, но он слишком пьян, а я слишком зла и прилипла к нему, как банный лист. — А никому нельзя тебя обижать.       Я слышу пьяную категоричность в его голосе, такую несвойственную привычному Хэнку. Сейчас он готов переть вперёд, даже, если на его пути встанет орда омоновцев. Но огромное количество алкоголя берёт своё.       Я первая понимаю, что Хэнк теряет опору. Он взмахивает руками, пытаясь схватиться хотя бы за стену, но его ведёт совсем в другую сторону.       — Блять, — успевает он глухо выругаться, и вот мы уже летим с высоты его роста на пол прихожей.       Я даже заорать не успеваю. Только крякаю и, разжав зачем-то руки, перелетаю через голову Хэнка, вспахивая лбом паркет. Из глаз сыплются звёзды — ошалев от удара, я поднимаю голову и пытаюсь понять, целы ли кости. За спиной кряхтит Хэнк, собирая рассыпавшееся по полу тело.       — Если бы ты на мне не висела... — начинает он, потирая ушибленное плечо. — То этого бы не произошло.       Я зло смотрю на него, надеясь, что в полумраке прихожей мои глаза сверкают дьявольским огнём. Чтобы у Хэнка его пьяная задница вспыхнула, как от розжига. Он виновато поджимает губы и подползает ко мне.       — Сильно ударилась? — Он протягивает руку и касается моего подбородка. — Выглядишь, вроде, как обычно.       — Как обычно, значит хреново? — вскинув брови, интересуюсь я.       — Ага, — глупо хохотнув, отвечает Хэнк, но тут же осекается, заметив мой взгляд. — Ни в коем случае. Ты всегда выглядишь великолепно.       — Подлиза, — буркаю я и ползком подтираюсь к стене. Хэнк упирается спиной в стену напротив и трёт веки. — Давай спать, Борь.       — Что ты будешь теперь делать? — спрашивает он, игнорируя мои слова.       — С Кисой? — Хэнк кивает. — Да что я должна делать-то? Он, вроде, сам для себя всё решил. Пусть делает, что хочет. Хочет вести себя, как обиженная трёхлетка? Да ради бога. Я унижаться больше не буду.       — Правильно, — качает головой Хэнк, задумчиво глядя на меня. — У Кисы уже борзометр зашкаливает.       — Если бы он перестал употреблять, — на выдохе произношу я, устало заламывая пальцы.       — Что толку об этом рассуждать? — пожимает плечами друг. — Киса не бросит, мы уже это поняли. Его мозг уже окончательно поплыл.       — Ладно, — я отмахиваюсь и перебираясь на карачки, чтобы подняться на ноги. Протягиваю ладонь Хэнку. — Вставай, уложу тебя спать.       — Не хочу, — вдруг начинает вредничать парень, складывая губы бантиком. — Давай чай попьём?       — Хэнк, — я демонстративно вскидываю руку и смотрю на голое запястье, — уже почти утро. А у нас ещё пары.       — Так они после обеда, — фыркает Хэнк. — Выспимся.       — Кое-кому бы ещё протрезветь не помешало.       Хэнк в ответ закатывает глаза, но всё же хватается за мою протянутую ладонь и с трудом поднимается на ноги, облокачиваясьна стену. Опираясь на моё плечо, он пытается сделать вид, что его не качает, как корабль в шторм. Я бросаю взгляд на его лицо и прыскаю со смеху — такой серьёзный и сосредоточенный, пытается не влететь лбом в стену. Мы медленным шагом заходим в гостиную, и я подвожу парня к дивану.       — Оль, — вдруг тянет Хэнк, пока я пытаюсь уложить его тушу в горизонтальное положение, — Оля-я-я! Ольга Артуровна-а-а!       — Да что ты разорался, — шиплю я и надеюсь, что соседом снизу не проснутся от криков. — Чего надо?       — А почему Киса тебя называет «солнышком», а у меня для тебя нет прозвища?       — Ты зовёшь меня Ольгой Артуровной, — хмыкаю я и, толкнув, опускаю парня на диван. Он плюхается, широко раскинув руки, и вглядывается пьяным глазами в потолок. — Этого достаточно.       — Ну нет, — морщится он в ответ, — это для пафоса. Может, я буду звать тебя «зайкой»?       — Нет, — качаю я головой.       Только не «зайкой», только не так, как мама звала меня в детстве.       — Котёнок?       — Хэнк, уймись.       — Детка?       — Заткнись. — Я пытаюсь поправить плед, чтобы накрыть им Хэнка, но он тут же его откидывает и, приподнявшись, стягивает с себя толстовку, чтобы остаться в одной футболке. — Умоляю, прекрати.       — Малышка? — хитро щурится друг, и я готова отметелить его подушкой по лицу. — А чё, мило же.       — Хэнк, — я выпрямляюсь и строго смотрю на распластавшегося на диване парня, — ты в моём доме. Пьяный и безоружный. Не заткнёшься, я возьму нож и что-нибудь тебе отрежу.       — Хуй? — удивлённо хлопает глазами Хэнк.       — Язык. Всё, спи.       — Оля, — мечтательно тянет он, загребая подушку и укладываясь на ней, — ты хорошая. Люблю тебя.       — И я тебя люблю, Хэнки, — фыркаю я, накрывая засыпающего парня пледом. — Что за приступ нежности?       Но вопрос так и остаётся без ответа. Хэнк уснул. Лежит, приоткрыв покрасневшие от спирта и сигарет губы, и негромко сопит, расплывшись щекой по подушке. Я кончиками пальцев поправляю взъерошенные светлые волосы и натягиваю плед до самого подбородка Хэнка. Оставив окно на проветривание, выключаю напольную лампу и тихо выхожу из гостиной.       В комнате тепло и светло. Выключив основной свет и оставив гореть ночник на тумбочке, я беру телефон и заворачиваюсь в одеяло на кровати. Сон как рукой сняло. Включаю интернет и захожу в мессенджеры, проверяя каналы и чаты. Первым выскакивает уведомление от Кисы, и мои брови в недоумении ползут вверх. Что ещё? Решил окончательно меня добить?       Нехотя жму на диалог с парнем и вижу голосовое сообщение на двадцать секунд. Помедлив, разглядываю фото Кисы на аватарке, а затем выхожу из приложения и блокирую экран. Не хочу сейчас слушать то, что отправил Киса. Вообще его ни видеть, ни слышать не хочется. Устроил мне день унижения, не пригласил к себе на посиделки, проигнорировал все попытки сгладить углы. А значит и я могу не слушать и не читать его сообщения просто потому, что не хочу. Достало. Надоело.       Телефон, лежащий на кровати экраном вниз, издаёт негромкий писк. Беру его и вижу уведомление из чата с девчонками.       Крис: Вот, нашла старый номер Маши в телефоне её отца. Оль, проверяй.       Далее приходит набор цифр. Я вглядываюсь в них, но не узнаю. Да и, честно говоря, когда Киса сунул мне в руки свой телефон, о номере я вообще не думала.       Я: Ещё не добыла номер, с которого Кислову пришли сообщения. Если он их вообще не удалил.       Остальные девчонки молчат — спят, — только Кристина в сети, поэтому она сразу отвечает.       Крис: Но проверить надо.       Крис: А ты чего не спишь?       Я: Да тут...       Я: В общем, неважно, соседи буйные. Мешают спать.       Крис: Так твой сосед Кислов.       Я: В этом и проблема.       Я: А ты почему не спишь?       Крис: Да всю эту ситуацию в голове прогоняю, не могу уснуть. Маша сейчас спит на соседней кровати, и меня бесит даже её дыхание.       Крис: Может, удавить её подушкой?       Я тихо вздыхаю, барабаня пальцами по корпусу телефона. Знала бы ты, Кристина, что я даже готова умолять тебя об этом.       Я: Что будем делать, если это и правда она?       Крис: Ты сомневаешься?       Крис: Лично я буду мстить. Может, я не самый хороший человек, много косячила, но пользоваться моим именем и так подставлять...       Крис: Да хрена с два я ей это прощу.       Заблокировав телефон, я бросаю его рядом и закидываю руки под голову, уставившись в потолок. Перед глазами сияют зелёные звёзды, но я не вычерчиваю по привычке между ними новые созвездия, а очень напряжённо думаю. Так напряжённо, что на лбу собираются складки.       Как мне добыть номер телефона, с которого Киса получил те сообщения?       Кажется, что проще всего попросить у парня телефон и дело с концом. Но я слишком упряма, чтобы обратиться к Кислову. Это будет значить, что я нуждаюсь в нём и его помощи, чтобы разобраться со всем дерьмом. Да и разговаривать с ним я ещё не готова. Так что, вариант не канает.       Я минут десять пялюсь в потолок, лишившись последних намёков на желание уснуть, а затем поднимаюсь с кровати и выхожу на балкон. Курить не хочу, а хочу проветрить голову и прогнать из неё идиотские идеи, вроде «просто стащить у Кисы телефон». Он за ним бдит почти так же тщательно, как за своим членом. Хотя, учитывая, в какие места он его суёт...       Я одёргиваю себя, разозлившись. Ещё одна дебильная мысль, почему я просто не могу собраться и рассудить всё с холодным рассудком? Меня заносит от одной крайности в другой, и я чувствую, как уже начинаю тонуть в этом болоте.       Во дворе царит безмолвная тишина. Ни голосов, ни музыки, ни звука проезжающей машины — тишь да благодать. После того, как из квартиры Кислова полночи доносилась громкая музыка, ругань и пьяные оры, теперь кажется, будто я оглохла. Или все звуки мира резко выкрутили до минимума. Поставили на беззвучный.       Против воли бросаю взгляд на балкон Кисы и вижу лишь лёгкий отсвет красной ленты, что висит у него под потолком. Приблизившись к перегородке, я осторожно вытягиваю шею. Балконная дверь стоит нараспашку, но из-за занавесок ни черта не видно. Но не слышу и никаких звуков, доносящихся из комнаты. Должно быть, парни уснули.       В голову мне приходит простая, но совершенно тупая идея. Проникнуть в квартиру Кисловых прямо сейчас и взять телефон у спящего мёртвым сном Кисы. Он точно не проснётся — после изрядной дозы алкоголя он спит, как убитый. Мне хватает всего трёх секунд, чтобы принять решение.       Прикрыв за собой балконную дверь, я быстро натягиваю на ноги домашние штаны, собираю волосы в низкий пучок и выскальзываю в коридор. Проходя мимо гостиной, заглядываю и вижу мирно спящего Хэнка, запрокинувшего руки за голову. Он скинул плед на пол, пока ворочался, и белая футболка задралась, демонстрируя кубики пресса. Скользнув на цыпочках, я поднимаю плед и снова накрываю им друга.       Сжав в кулаке связку ключей от квартиры Кисловых, топчусь на лестничной клетке перед дверью и не решаюсь открыть. Вдруг Киса всё же не спит? Как я объясню своё ночное вторжение?       Грызу кончик пальца и нарезаю круги, пытаясь придумать хоть что-то внятное. Нервозность прошедшего дня сказывается худшим образом — моя голова отказывается работать. Дотронувшись до груди, я вытаскиваю из-под футболки кулон, подаренный Хэнком, и крепко сжимаю. Змеи в волосах Медузы впиваются в ладонь, и меня осеняет. Скажу, что Хенкин забыл свой телефон в квартире Кисы, и я пришла, чтобы его забрать. Просто и правдиво.       В квартире Кисловых темно и тихо, поэтому мои медленные шаги скрипят слишком громко. Я замираю, морщусь, отведя голову в сторону, и прислушиваюсь. Никакой реакции.       Прежде чем войти в комнату Кисы, притаиваюсь и, зачем-то, перекрещиваюсь. Надеюсь, Кислов спит. Господи, пожалуйста, пусть Киса спит. Но, впервые за последние недели, вселенная проявляет ко мне настоящую доброту. Киса и правда спит.       Я застываю на пороге и неловко отвожу взгляд. Киса голый — лежит на неразобранном диване, уткнувшись лицом в подушку, а его голые ягодицы освещает красная светодиодная лента. Неужели ему стало настолько жарко, что он даже от трусов избавился?       На всякий случай внимательнее осматриваю комнату, в которой царит жуткий беспорядок, в поисках ещё одного голого тела. Маши. Или любой другой девчонки. И выдыхаю против воли. Чувствую облегчение, хотя запретила себе думать об этом. Меня больше не заботит, с кем спит Киса. Я слишком отчаянно хочу вернуться в то время, когда мне было насрать на личную жизнь Кисы.       Но что-то подсказывает, что придётся проделать огромную работу, чтобы снова стать ему «просто подругой». Прошлое ведь не карандашная линия, ластиком так просто не сотрёшь.       Переступив через разбросанные по полу бутылки и прочий мусор, я приближаюсь к дивану и аккуратно забираю из обмякшей руки Кисы телефон, беззвучно проигрывающий видео из тик-тока. Парень не просыпается, только морщит нос и утыкается лбом в предплечье, сплошь забитое татуировками. Продолжая не моргая смотреть на Кису, я отхожу на несколько шагов и сажусь в кресло. Телефон Кисы показывает шесть процентов заряда — действовать нужно быстро.       Жму на иконку телеграма, и на экране всплывают диалоговые окна. Палец, занесённый над телефоном, вздрагивает — я вижу свою фотографию самой верхней, закреплённой и подписанной «Солнышком». Сглотнув, я прогоняю непрошенные воспоминания и листаю вниз, ища нужный мне диалог. Нахожу, и в груди снова вспыхивает гнев, когда я вижу фотографию из беседки. Тяжело дышу, собирая себя в кучу и достаю из кармана собственный телефон.       Мой взгляд бегает из стороны в сторону, сверяя каждую цифру на номерах телефона. Заблокировав телефон Кисы, я роняю руки на колени и откидываюсь на спинку кресла. Номер, который прислала Кристина, совпадает с тем, с которого Кислову пришло сообщение. Облизываю пересохшие губы и подпираю кулаком голову, беззвучно выстукивая пяткой по полу.       Всё гладко сходится, и это подозрительно. Ничто не доказывает, что номер принадлежит именно Маше. Задумчиво перелистываю экраны на своём телефоне, и взгляд натыкается на приложение онлайн-банка. Я резко сажусь и едва сдерживаю радостный вскрик. Ну какая же я молодец! Какая умница!       Копирую номер телефона, присланный Крис, и вбиваю его в банк. Имя получателя всплывает на экране, и я вскакиваю на ноги, уставившись в телефон.

Мария Александровна Ф.

      — Оля?       От тихого голоса Кисы, прозвучавшего в абсолютной тишине, я вздрагиваю и роняю телефоны на пол. Они бьются о мягкий ворс коврика и разлетаются в разные стороны. Я во все глаза смотрю на Кислова, приподнявшего голову и глядящего почти закрытыми глазами на меня. Спалилась.       — Ты чего не спишь? — звучит глухой вопрос, будто из-под земли. Или это у меня от паники заложило уши. — Ложись, давай. А то мне холодно.       — Так оденься, — зачем-то отвечаю я, хотя понимаю, что Киса всё ещё спит.       — Нет. — Киса переворачивается на спину, и я тут же отвожу глаза к окну. Но он тут же тянется за одеялом и накрывает бёдра, а затем тянет ко мне руку. — Лучше обними меня. Давай, я жду.       Мои ноги идут сами собой — два шага, и я оказываюсь у дивана, касаясь коленями голых ног парня. Его рука всё ещё висит в воздухе, и я осторожно вкладываю в неё холодные пальцы. Схватку тут же сжимается на моём запястье, и Киса рывком роняет меня на себя. Я больно бьюсь подбородком о его плечо и замираю, упёршись ладонями по обе стороны от парня. От такого удара Киса точно должен был проснуться, но он обвивает меня за талию и прижимает к себе, прижавшись щекой к плечу.       В груди сердце отбивает рваный ритм, а кожа ощущает мягкие и горячие поглаживания ладоней, забравшихся под футболку. От Кисы исходит тепло, окутывающее всё моё тело тяжёлым одеялом.       — Кис... — с трудом шепчу я, борясь с вязким головокружением. — Мне домой надо.       Киса мычит что-то невнятное, а затем роняет меня на диван и переворачивается набок, сгребая в охапку. Я оказываюсь зажатой между его голым телом и подлокотником, а сухие губы находят мои в почти полной темноте. Тут-то до меня и доходит, что Киса не спит. Он бухой, обдолбанный, но не спящий.       Его ладонь забирается под футболку и сжимает голую грудь, сильнее вдавливая меня своим телом в подлокотник. В голове искрится фейерверк, размазывая меня по дивану липкой лужицей. Я отвечаю на поцелуй, и губы Кисы становятся жёстче, настойчивее. Он зарывается пальцами в мои волосы и тянет, заставляя запрокинуть голову. С губ срывается стон, когда зубы парня прикусывают кожу под ухом, а пальцы, сдвинув резинку домашних штанов, спускаются ниже.       Моя грудь сильно вздымается, и дыхание Кисы вторит моему. Горячие пальцы скользят ещё ниже, и я инстинктивно приподнимаю бёдра навстречу, вздрогнув, когда парень до меня дотрагивается.       — М-м, — пьяно смеётся Киса и прикусывает мочку уха. — Уже мокрая.       От его голоса и горячего дыхания, опаляющего шею, мышцы бёдер неистово пульсируют. Словно и не было всех этих двух недель, ссор, обид и провокаций. Тело отзывается на каждое прикосновение, вздох и слово Кисы, будто он управляет мной, как марионеткой. Оно помнит, как хорошо ему тогда было. Слишком хорошо, чтобы услышать голос разума и прекратить это. Хочу ударить себя за это, но я не хочу, чтобы Киса останавливался.       Два длинных пальца входят в меня резко и без подготовки, от чего я слабо вскрикиваю и цепляюсь за плечо Кисы, сильнее запрокидывая назад голову. Ненавижу себя за эту реакцию, за то, что поддалась, позволила не нагнуть себя, но повалить на диван. Большой палец гладит клитор, размазывая влагу, а губы Кисы ловят каждый мой рваный вздох. Язык скользит по щеке, очерчивает линию челюсти, касается кончика носа.       — Кис, — умоляющим тоном прошу я, впиваясь ногтями в коже на его спине, — пожалуйста, остановись… Не надо…       — Почему? — спрашивает Киса, прикусывая мою нижнюю губу, а его пальцы продолжают двигаться во мне, дразня и провоцируя. Выскальзывают и входят, а я прогибаюсь в спине, врезаясь в грудь парня. — Тебе же нравится.       Его тёмные глаза хищно блестят в темноте — в них пляшут красные дьявольские огни. Мне хочется рыдать от того, что я не могу его оттолкнуть. Страсть и желание заполняют тело от кончиков поджатых пальцев на ногах до дрожащих от поцелуев губ. И только остатки здравого смысла бьются в истерике в ватной голове.       — Я хочу тебя, Чехова.       Разбитые губы Кисы изгибаются в сексуальной усмешке. Его рука выскальзывает из моих трусов, подхватывает за бёдра и резким движением разворачивает лицом к стене. Я врезаюсь локтём в мягкую обивку дивана и чувствую, как штаны скатываются на коленях. Так же быстро слетают и трусы. Грудь Кисы прижимается к моей спине. Он закидывает мою ногу на себя, и в комнате громко звучит щелчок вставшего на место сустава.       Страсть и желание моментально исчезают, а к горлу подкатывает комок паники. Я пытаюсь отстраниться, запротестовать, но язык намертво прилип к нёбу, а к глазам поступают слёзы. Я отталкиваю парня локтём, но Киса рывком перехватывает меня поперёк груди, сильнее вжимает в диван и рукой направляет член между моих разведённых бёдер.       Первый толчок вышибает из меня весь воздух и всю душу. Со вторым толчком приходит судорога в животе. После третьего я начинаю трястись всем телом. На пятом по носу и щекам бегут первые слёзы. Киса с животной яростью и похотью вбивается в меня, зажимая безвольное тело между собой и обивкой дивана. Его дыхание над ухом звучит, как из-под толщи воды. Я ничего не слышу и не вижу, просто хочу, чтобы это скорее закончилось. В груди печёт, внизу живота стягивается тугой режущий угол, не имеющий никакого отношения к возбуждению.       В этот раз Киса не проявляет ни нежности, ни страсти, как в прошлые разы. Он просто втрахивается в меня, чтобы кончить. Я кусаю губы и жмурюсь, считая про себя секунды. Они длятся мучительную вечность.       Когда всё заканчивается, Киса обмякает и обвивает меня в подобии объятия и утыкается носом в футболку на спине, насквозь пропитавшуюся холодным потом. Его член всё ещё пульсирует внутри меня, а слёзы душат. Я лежу и не шевелюсь, слушая, как дыхание парня успокаивается, а хватка на груди ослабевает.       Кислов отключается через минуту или час — я даже не понимаю, сколько прошло времени. А я всё ещё плачу, сдерживая икание плотно сжатыми губами. Когда рука Кисы соскальзывает и падает на диван, я чувствую, как конечности вновь обретают движение.       Вынув уже обмякший член, я с трудом натягиваю бельё и штаны трясущимися руками. Поднимаюсь на колени, осторожно перешагиваю через спящего парня, и ступаю ногой на пустую банку из-под пива. Его грохот оглушает, и от испуга у меня вырывается сдавленный хрип. Накрыв губы ладонью, я оглядываюсь на Кису, но он продолжает спать. Теперь до утра точно не проснётся.       Утирая слёзы, я опускаюсь на корточки и шарю по полу руками, ища выпавший телефон. Упав, он отлетел под компьютерный стол. Прижав его к груди, я, сгорбившись, выхожу из комнаты и задеваю плечом дверной косяк. Ноги почти не держат, я едва ими переставляю. Тяжёлые, они словно прирастают к полу, и каждый шаг выбивает из меня новый поток слёз.       Прислонившись к стене, я перевожу дыхание и тру горячее лицо холодными потными ладонями. Боль в животе невыносима — она пульсирует, скручивает кишки и выворачивает меня наизнанку. Сдавленное мяуканье из темноты заставляет меня подпрыгнуть на месте. Локоть встречается со стеной, и я сгибаюсь пополам, схватившись за руку. Новая боль простреливает от плеча до кончиков пальцев, и я сжимаю зубы, чтобы не разрыдаться в голос.       Звук повторяется, и на небольшой пятачок света, проникающий в коридор из комнаты Кислова, выходит крошечный комок чёрной шерсти. Пушкин взмахивает хвостиком, и белое пятнышко на кончике забавно качается из стороны в сторону. Потирая локоть, я присаживаюсь и протягиваю к котёнку ладонь. Он отступает на шаг, но всё же вытягивает шею и принюхивается к пальцам. Его длинные усы смешно дёргаются, а глазки щурятся. Наконец он расслабляется — может, узнал меня — и валится набок, раскидывая в стороны лапы.       Я беззвучно смеюсь, давясь слезами, и чешу чёрное пузико. Пушкин довольно мурчит и обхватывает лапками мою руку. Шершавый язык принимается вылизывать кончики пальцев, а затем на долю секунды на указательном смыкаются острые зубы. Я недовольно шикаю, Пушкин вздрагивает, смотрит на меня и тут же принимается зализывать место укуса.       Потрепав котёнка ещё раз, я поднимаюсь, и Пушкин переворачивается на живот. Он следит за мной, припав мордочкой к линолеуму, пока я натягиваю на ноги жёлтые тапки-валенки. Когда дверь со скрипом открывается, и я выхожу на лестничную площадку, вслед мне летит прощальное попискивание. Я оборачиваюсь и вижу крошечный шерстяной комок, сидящий на коврике. Он смотрит на меня так внимательно, будто что-то понимает. А может, кот и правда что-то понимает.       Хоть кто-то в этом доме.

***

      — Ну и дрянь же эта сука, — горячится Лола на другом конце связи. — Нахер всякие планы, давайте просто возьмём клюшку у Артура Борисовича и отпиздим эту Машку за гаражами?       — Ой, я за! — чавкающе поддакивает Рита, закидывая в рот мелкие сушки. — Кто-нибудь смотрел дораму «Слава»? Я там подглядела новый метод пыток — припарка утюжком для волос.       Я вздрагиваю и чуть не обжигаю пальцы утюгом. Как и все девчонки, я не раз задевала раскалённым утюжком кожу на шее или руке. Невыносимо, ещё и волдыри такие болезненные потом появляются. Ужас.       — Девочки, зачем? — вздыхает Анжела, единственная, чьего лица на экране я не вижу — только потолок её комнаты с хрустальной люстрой. — Можно просто подойти к ней и сказать, что мы всё знаем. И рассказать Кислову. Всё, проблема решена.       — Серьёзно, Бабич? — возмущается Кристина, приблизив лицо к фронтальной камере. — Я за это от Оли по лицу получила, а Маша простым разговором отделается?       — Ты чё орёшь? — шикает Лола, появляясь на экране с сигаретой в зубах. — Сестрица услышит.       — Она не дома, — буркает Крис. — К Кислову ушла.       — Давно? — ровным голосом спрашиваю я, распрямляя рукав чёрной толстовки.       — Минут десять назад.       — У меня есть идея получше, — впервые за весь диалог подаёт голос Аня Козлова, которая, сунув наушники в уши, сидит в кафе и поедает кусок торта. — Насилие бессмысленно. Маша его просто не поймёт, а ещё может нажаловаться, и тогда у нас будут проблемы. Нужно бить её же оружием.       — И что ты предлагаешь? — интересуется Лола, выдыхая дым в камеру.       — Раз Маша так любит подделывать инфу и сливать её, то мы должны найти компромат на неё. Уверена, у такого человека он есть. Надо найти что-то грязное и слить в Будни. Око за око.       — И весь мир ослепнет… — негромко заканчивает Анжела, но мы все её прекрасно слышим.       Первой взрывается Лола.       — Слышь, Анжелка, ты не охренела? По-твоему, Оля должна погладить эту дуру по тупой башке и всё простить? Да нихрена подобного!       — И чем тогда вы будете лучше неё? — В голосе Бабич слышна насмешка. И это меня задевает. — Сливать грязное бельё на всеобщее обозрение? Да это пиздец, девчонки.       — Слушай, Анжела, — спокойным голосом говорит Аня, заглушая ворчание Лолы, — если тебе что-то не нравится, ты не обязана в этом участвовать. Тебя никто не заставляет.       Повисает напряжённое молчание. Лола кивает и с раздражением выдыхает дым в открытое окно, Рита отводит глаза, закидывая в рот новую порцию сушек, а Анжела молча смотрит в камеру и тянет губы в неестественной улыбке.       — А знаешь, Козлова, ты права. Я не хочу в этом участвовать. Маша сука, это правда, но я не хочу уподобляться ей и строить козни. Давайте дальше без меня.       Я не успеваю и слова вставить, как Бабич отсоединяется, и окно с её именем исчезает из группового звонка. Тупо смотрю в телефон, не понимая, какого хрена происходит с Анжелой.       — Ну и что это сейчас было? — зло спрашивает Гараева. — Я чего-то не знаю? Анжелка с этой дурой с детства дружат или что? Чё такая реакция?       — Не знаю, — пожимаю я плечами и выдёргиваю вилку от утюга из розетки. Встряхиваю толстовку и раскладываю на кровати.       — Слушай, Оль, — Рита улыбается в камеру, — ты что-то бледная. Или мне кажется?       — Кажется, — улыбаюсь я в ответ. — На мне просто косметики нет.       Я вру. Мне пиздец хреново. Но не хочу сообщать подругам, что меня стошнило пару часов назад, и я до сих пор чувствую эту отвратительную боль внизу живота. В теле до сих пор отзываются фантомные грубые толчки Кисы, вжимающие меня лицом в обивку дивана. Хватаю утюг и захожу в ванную, оставив телефон на гладильной доске. Выливаю остатки воды в раковину и борюсь с подступающими слезами.       Едва расцвело, я осознала, что произошло. Я не хотела этого, а оно случилось. Не хотела секса с Кисловым, не справилась с позывами тела, но, когда Киса решил меня не трахнуть, а по-настоящему выебать, весь ужас ситуации окатил холодной водой.       Вытираю нос, промокаю глаза полотенцем и выхожу обратно в комнату, где девчонки продолжают обсуждать поведение Анжелы и план мести для Маши.       — Я предлагаю всем пошариться в сети и попробовать что-нибудь найти, — по-деловому говорит Козлова, со скрипом отодвигая от себя опустевшую тарелку. — Интернет всё помнит, так что, если туда однажды попало что-то эдакое, мы точно это найдём.       — Как-то я слабо себе это представляю, — хмыкает Рита. — Искать то, не знаю что.       — Грошева, ты когда-нибудь искала страницу парня, которого мельком увидела на улице?       — Ну, — пожимает плечами Рита, — было дело.       — И как, получилось? — с усмешкой спрашивает Козлова, и Грошева кивает. — А тут ты знаешь и имя, и фамилию, и даже город, откуда надо начинать искать. Всё, — она хлопает ладонью по столу, — ничего не знаю. Все за работу, а мне пора на допы. Увидимся на парах.       Мы даже попрощаться не успеваем, как Аня отсоединяется.       — Может, просто возьмём клюшку? — с надеждой спрашивает Лола, и я прыскаю от смеха, чувствуя, как давящая плита в груди становится чуть легче.       Негромкий стук в дверь обрывает Лолу на полуслове. Хэнк просовывает голову в возникший зазор, и я вижу его заспанное опухшее лицо. Он кивает в качестве привета, и я склоняюсь к телефону.       — Девчонки, мне пора, давайте обсудим остальное в чате?       — Беги-беги, — слишком хитро хихикает Рита и посылает в камеру воздушный поцелуй.       Я нажимаю на красную иконку и откладываю телефон в сторону.       — Доброе утро, — говорю я Хэнку, когда он входит в комнату и падает на кровать рядом с разложенной толстовкой. — Как спалось?       — Офигительно, — скривившись, отвечает друг и трёт лицо ладонями. — У меня до сих пор вертолёты перед глазами. Пытался почистить зубы пальцем и чуть не блеванул от вкуса мятной пасты.       — Моя паста с клубничным вкусом, — хихикаю я и присаживаюсь на край стола. — Можешь её взять.       — Прости, Олькинс, — морщится Хэнк. — Верю, что она классная, но, боюсь, от вкуса клубники меня точно стошнит.       — А вот меньше надо пить, — с улыбкой отвечаю я. Оттолкнувшись от стола, подхожу к кровати и ложусь рядом с другом. Не задумываюсь и кладу голову к нему на грудь.       От Бори ещё пахнет алкоголем и травой — немного кисло, — но этот запах перебивает мята. Друг запускает пятерню в мои волосы и ерошит на затылке. Придвинувшись, я обхватываю его за талию и крепче жмусь щекой, согреваясь его теплом.       — Олькинс, — тихо зовёт Хэнк, — ты в порядке?       — Мхм, — киваю я и прикрываю веки.       — Бледная какая-то. — Он касается ладонью моего лба, а затем прижимается губами. — Температуры нет.       — Со мной всё в порядке, — вру я, и эта ложь легко срывается с губ.       Я никогда в жизни не расскажу Хэнку о том, что случилось этой ночью в квартире Кисы. Во-первых, он убьёт Кислова, а во-вторых… Мне стыдно. И отчего-то я чувствую жуткий стыд именно перед Борей.       Ёрзаю и стискиваю в пальцах ткань белой помятой футболки и против воли тяжело вздыхаю.       — Ну Оль, — Хэнк легонько встряхивает меня за плечо, — ну что с тобой?       — Хэнки, — мычу я сквозь стиснутые губы, — давай просто молча пообнимаемся, а? Без вопросов.       — Хорошо.       Боря поворачивается набок и крепче прижимает меня к себе, обвивая руками. И меня не душат эти объятия — наоборот, я чувствую себя в надёжном коконе, защищающем меня от всех невзгод. Вот за что я ценю нашу дружбу, длиной почти во всю жизнь, — за уверенность. В себе и в нём.       А с Кисой я больше этого не чувствую. Кислов выдернул из-под моих ног последнюю опору, на которой я держалась. Баланс нарушен, сердце болит, а и от одной мысли о парне в груди завязывается колючий узел из проволоки. Киса всё разрушил, и я больше не уверена в том, что что-то ещё можно спасти.       Тёплая ладонь Бори мягко гладит меня по волосам, и тело медленно расслабляется в крепких руках. Он словно убаюкивает мою расшатанную нервную систему, и мне снова хочется плакать. Но уже от облегчения.       — Борь, — едва слышно шепчу я, — давай больше времени проводить вместе? Мне сейчас очень нужна твоя спокойная энергетика, чтобы восстановиться.       — Оль, — Хэнк прижимается щекой к моему лбу и негромко смеётся, — я только «за». В последнее время мы немного отдалились.       — Да, — киваю я. — Надо наверстать упущенное.       Хочу предложить другу сходить куда-нибудь после пар, которые нам перенесли с утра на вторую половину дня, но меня перебивает звук дверного звонка. Мы одновременно вскидываем головы, и я спрашиваю, поворачиваясь лицом к Хэнку.       — Откроешь?       — Так точно, моя королева, — по-военному чеканит Хэнк и с кряхтением поднимается на кровати, когда я откатываюсь в сторону.       Друг скрывается в коридоре, а я запрокидываю голову и веду пальцами по волосам, разметавшимся по кровати. До моих ушей доносится звук приглушённых мужских голосов.       — Дома?..       — А тебе зачем?.. Мало поднасрал, решил...       — Хэнк! — кричу я, садясь на постели. — Кто там?       Первым в дверях появляется сам Боря, хмурый и недовольный, а из-за его спины выглядывает Киса. Помятый, с взъерошенными волосами, опухшими веками и с пластырем на носу. От одного взгляда на него внутри всё переворачивается, но я стараюсь сохранить невозмутимое выражение лица. Киса виновато чешет затылок, глядя на меня, и я со вздохом поднимаюсь на ноги.       Ну, сейчас начнётся — знакомая композиция в исполнении Ивана Сергеевича Кислова. Главное, чтобы меня снова не вывернуло от его оправданий.       — Привет, — с улыбкой тянет Киса, протискиваясь в комнату мимо Хэнка, который явно не хочет его пускать. — Поговорим?       — Что? — в притворном изумлении спрашиваю я, вскидывая брови. — Поговорить? Ты умеешь? Я думала, ты умеешь только орать на меня и психовать.       Улыбка слетает с лица Кислова; он стискивает челюсть, и в его глазах вспыхивает огонёк раздражения. В ответ я ядовито ухмыляюсь. Ну давай, скажи ещё что-нибудь, Хэнк сразу выкинет тебя за шкирку из квартиры. Но, к моему искреннему изумлению, Киса берёт себя в руки и делает шаг навстречу. А я рефлекторно подаюсь назад. Пусть орёт, пусть психует — лишь бы не дотрагивался до меня.       — Да, Солнышко, я признаю свои косяки, — говорит он. — Проебался. Давай поговорим, и я всё объясню.       — Оль, — встревает Хэнк, подходя со спины Кисы, — если не хочешь говорить…       — Слышь, Хенкалина, — мгновенно заводится Кислов и разворачивается на пятках. Он толкает Борю в грудь, но тот даже с места не двигается, глядя на друга мрачным взглядом из-под сведённых бровей, — тебе что, больше всех нужно? Съебись, по-братски.       — Я никуда не уйду, пока Оля не попросит, — спокойно отвечает Хэнк, но я слышу сталь в его голосе. Ещё слово, и он точно ударит.       Боря регулярно ходит в зал, и тренирует его мой отец. Если он постарается, Киса может поехать в больницу на скорой с переломами и сотрясением. Воздух в комнате наполняется угрожающим потрескиванием, и я вклиниваюсь между парнями, разводя руки.       — Так, баста. Никаких драк в моём доме, понятно? Хотите махаться — прошу на улицу.       — А погнали, — хмыкает Киса, глядя на Хэнка. — Раз кому-то так не терпится.       — Да без проблем, — кривит губы Хэнк. — Вижу, ты ночью мало получил. Я добавлю.       — Себе добавь, еблан, — ядовито сплёвывает Кислов, и я упираюсь обеими руками в грудь Хенкина, останавливая его, стремительно подавшегося навстречу.       — Хватит! Хэнк, — я беру Борю за горячую ладонь и крепко сжимаю, — подожди, пожалуйста, на кухне. Мы просто поговорим.       Друг ещё несколько секунд сверлит Кислова злым взглядом, но всё же кивает и отступает на шаг.       — Если что, зови. — Остановившись в дверях, он оборачивается и лёгкой улыбкой спрашивает: — Тебе кофе сварить?       Я киваю, расплывшись в благодарной улыбке.       — Мне тоже свари, — небрежно бросает Киса и подходит к кровати.       — Тебе я могу только в кружку нассать.       Я закатываю глаза, и я Хэнк выходит в коридор, оставив дверь в комнату открытой. Поворачиваюсь к Кислову, и тот со вздохом падает на кровать. Прямиком на разложенную толстовку, подминая её под собой.       — Я только её погладила.       Вскинув брови, парень выдёргивает из-под своей задницы кофту и небрежно бросает её на спинку стула.       — Ой, да посрать. Она даже не помялась.       От этих слов в носу начинает щипать и в горле застревает предательский ком. Поджав губы, я беру толстовку, встряхиваю и продеваю через горло плечики. Затылком чувствую, что Киса наблюдает за мной, но не могу набраться решимости и посмотреть на него в ответ. Боюсь, что сразу расплачусь. Хочется отмотать время и снова спрятаться в руках Хэнка, позабыв обо всём на свете.       Убрав толстовку в шкаф, я вытираю взмокшие от волнения и нервозности руки о штаны и подхожу к столу. Между мной и Кисловым расстояние всего в метр, но ещё никогда мы не были друг от друга так далеко.       Сложив руки на груди, вскидываю глаза и смотрю парню в лицо.       — Итак, я тебя слушаю.