Мы сделали это. Перезагрузка

5 марта 2024 года

Плейлист Оли Чеховой

Включить — Перемешать

оставь меня в покое — aikko, гнилая лирика

Machine — Imagine Dragons

      Смотреть на Кислова — всё равно что поджигать себе пятки. Хочется орать и плакать. И бежать, куда глаза глядят. А он сидит себе на кровати, как ни в чём не бывало, и смотрит на меня своими карими глазами, вопросительно вскинув брови.       — Так и будешь молчать? — первой нарушаю я молчание.       Хочется быстрее выслушать его оправдания в стиле «я хороший, ты плохая» и разойтись. Ничего нового я всё равно не узнаю, а плакать потом точно буду. Наверное, от истерики и скандала меня останавливает только Хэнк в соседней комнате. Не хочу стать причиной новой драки, как и втягивать Борю в наш с Ваней конфликт.       — Я мудак, — наконец выдавливает из себя Киса, и я прыскаю от неожиданности заявления.       Он и раньше так говорил, но сейчас, почему-то, это звучит реально смешно. Хотя, мой смех больше похож на краткую вспышку истерики.       Киса поджимает губы, склонив голову к плечу и смотрит на меня, будто ждёт. Чего?       — Я знаю, — отвечаю я, пожимая плечами. — Это всё?       — Нет. Я... — Он прочищает горло и поднимается с кровати. Сунув руки в карманы спортивных штанов, Киса подходит к окну и выглядывает на балкон. Тупо тянет время, собираясь с мыслями. И попросту сжигает мои нервы. — Я послал нахер Машу.       Меня снова пробирает на нервный смех. Интересно, это случилось до того, как Маша ушла к нему из дома, как сказала Крис?       — Окей.       — И это всё, что ты можешь мне сказать? — Отодвинув в сторону тюль, Киса присаживается на подоконник и вынимает из кармана сигареты, но, заметив мой недовольный взгляд, вскидывает руки в примирительном жесте и убирает пачку.       — Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать? Какую эмоцию я должна юзать? Надо уписаться от счастья или короткого «ура» достаточно?       Губы Кисы кривятся от раздражения.       — Выруби сарказм, а. Бесит.       Ох, мой хороший, меня тоже много, что бесит. Ты, например.       — Кис, — тяжело вздохнув, я выставляю перед собой руку и свожу указательный и большой пальцы так, чтобы между ними остался крошечный зазор, — у меня терпения осталось примерно вот столько. Если ты пришёл опять доказывать, что ты хороший, а я плохая, то давай не будем тратить на это время.       Голова Кислова склоняется к плечу, и я вижу, сколько усилий он тратит на то, чтобы не сорваться. От него всё ещё пахнет перегаром и травой — он дерьмово себя чувствует, — и ему очень хочется на меня наорать.       — Это ты уехала вместо того, чтобы дождаться, пока я просплюсь, — шипит он, вперившись в меня гневным взглядом карих глаз. — Это ты не захотела со мной говорить и игнорила все сообщения. Может, я и не хороший, но и ты не ёбаная прелесть.       — Прости, Кис, что не стала терпеть от тебя оскорбления, — ядовито отвечаю я, сжав пальцами столешницу так, что ножки стола на миллиметр отрываются от пола. Ручки и карандаши в подставке тихо гремят, наклонившись к стене. — Ты обозвал меня шлюхой. А потом велел убираться нахер из твоей квартиры.       — Я такого не мог сказать, — тут же выпаливает Киса и машет рукой. — Я, блять, так про тебя не думаю! Нахуй мне такое говорить?       — Хочешь сказать, что я вру?       Кислов на мгновение задумывается над ответом, а я с трудом сдерживаю желание воткнуть карандаш ему в глаз. Я зла, я очень сильно зла. И разочарована. И дело уже давно не в тех оскорблениях. Они меркнут на фоне остального дерьма, что сделал Киса. И сегодняшняя ночь...       Я быстро качаю головой, прогоняя опасные мысли. Если начну вспоминать свои чувства и слёзы, точно разрыдаюсь. И рассказывать Кислову о том, что случилось, тем более не собираюсь. Потому что знаю, каким будет ответ.       И что такого? Мы же не в первый раз потрахались.       Он не поймёт. Мало, кто вообще поймёт. Я не произнесу эту правду вслух, потому что меня осудят. Я и сама себя осуждаю. Потому что головой надо было думать.       — Я не утверждаю, что ты врёшь, — наконец произносит Киса, а я, погружённая в размышления, не сразу понимаю, о чём идёт речь. — Просто... — Он виновато чешет затылок, но тут же себя одёргивает и принимается крутить зажигалку между пальцев. — Ты не так всё поняла. Я точно имел в виду что-то другое, но ты всё перевернула, только бы обидеться на меня.       От услышанного у меня начинает дёргаться веко левого глаза. Зачем Киса решил со мной поговорить, если всё, что я слышу — нелепые оправдания и перевод стрелок? Но не успеваю я что-либо ответить, как парень добавляет:       — И вообще, ты беситься должна на свою Кристину, а не на меня.       Мои ноздри шумно раздуваются от злости — я отталкиваюсь от стола, подхожу к Кислову и со всей силы бью его кулаком в грудь. Он охает, хватает меня за запястье, а я взрываюсь.       — Это твоя грёбаная Маша отправила те сообщения! Это она записала мои слова, а потом склеила их так, чтобы звучало как оскорбление! Кристина, блять, тут вообще ни при чём!       Киса растерянно моргает, по-прежнему держа меня за руку, чтобы я снова его не ударила.       — С чего ты вообще это взяла?       — У меня доказательства есть. — Мой голос срывается на хрип, и я захожусь в мокром кашле, пытаясь проглотить вязкую слюну.       — Да тут и доказательства не нужны, — мрачно изрекает Хэнк, и я тут же оборачиваюсь. — Всё и так очевидно было.       Боря стоит на пороге комнаты, держа в руке мою любимую кружку, из которой поднимается пар. Спальня тут же заполняется ароматом только что сваренного кофе, и мой рот рефлекторно наполняется слюной.       Хэнк проходит к столу, ставит чашку, и ложка в ней громко стучит о края. Замерев, парень сует руки в карманы штанов и мрачно смотрит на Кису, который, кажется, от переваривания услышанного, потерял дар речи.       — Она сразу стала вешаться на тебя, как только Оля уехала. И до этого, в гараже на тусе, она постоянно пялилась на тебя и пыталась законнектиться. А Прокопенко к тебе даже не подходит. Ты дебил, если не сложил дважды два.       От его слов меня накрывает волна стыда. Я тоже не сложила дважды два и налетела с дракой и обвинениями на Крис. И даже не извинилась до сих пор.       Уронив голову, я отступаю на пару шагов, и Киса разжимает хватку на моём запястье. Оно тут же начинает неприятно саднить — Кислов переусердствовал, удерживая меня от драки.       — С чего мне вообще должны были прийти такие мысли? — спрашивает Киса, глядя на Хэнка. — Делать, что ли, больше нечего? Я на юрфаке не учусь, чтобы факты под действия подгонять. И вообще, — он переводит взгляд из-под вьющейся чёлки на меня, — какие у тебя доказательства? Может, и мне покажешь? Ну, чтобы просто так не пиздеть.       Киса наносит мне новый удар. Раньше ему не нужны были доказательства, чтобы поверить мне. Для него я была априори права. Как всё так сильно изменилось всего за пару недель? Это моя вина. Это я позволила и себе, и ему переступить границу дозволенного в дружбе. Вот теперь и разгребаю. И огребаю.       Поджав губы, я на мгновение отворачиваюсь к окну, а затем, собрав пальцы в кулак, поворачиваюсь на пятках и киваю подбородком на телефон, торчащий из кармана штанов Кисы.       — У тебя же остались те сообщения. Давай, вбей номер телефона с мобильный банк. Имя получателя и есть моё доказательство.       Брови Кисы сходятся на переносице; он дёргает щекой и тут же морщится. Лезет в карман за телефоном и быстро двигает пальцами, стуча по экрану. Хэнк трёт подбородок и делает вид, что изучает постеры над моим столом. Скрывает злость.       — Сука.       Киса выпаливает это так резко и агрессивно, что я вздрагиваю от неожиданности. Прошипев ругательства себе под нос, он замахивается и швыряет телефон в стену. Он пролетает слишком близко от головы Хэнка, врезается в плакат «Мухи» и, разлетевшись на части, падает на стол. Я отшатываюсь к окну и вжимаюсь поясницей в подоконник. Хэнк, округлив глаза, смотрит на обломки старого айфона. А Киса, тяжело дыша и сжав кулаки, скалится в мою сторону.       И я понимаю, о чём говорит его взгляд. Он облажался. Его обманули, а он повёлся, потому что эгоистичный самовлюблённый дурак, мнящий себя самым умным. Только Киса всё знает, только он всё понимает. А теперь перед ним раскрылась правда. Это его злит. Никому не нравится, когда его тычут в ошибки. Это унизительно. Наконец, Кислов оказался на этом самом месте, куда ставил всех остальных. Всё случившееся — не просто глупый поступок и ли неудачно вырвавшееся слово. Киса реально всё обосрал.       — Ты совсем больной? — с иронией в голосе спрашивает Хэнк, оторвавшись от созерцания разбитого телефона.       — Да завались ты, — шипит Киса, проведя пятернёй по волосам, взлохмачивая их. — Я придушу эту суку.       — И за что? — вскинув брови, интересуюсь я. Сложив руки на груди, я отталкиваюсь от подоконника и делаю шаг навстречу парню. — За собственные же косяки?       — Если бы не она... — начинает Киса, но я его перебиваю.       — Ты опять перекладываешь ответственность за свои поступки. Речь сейчас не о Маше и не о том, какая она сволочь. Речь о том, что ты без конца косячишь и прикрываешь это внешними обстоятельствами. Мать влезла в проблемы, поэтому я снова жру таблы. Маша прислала мне фейковую запись, поэтому я на тебя наорал. Я был под наркотой, поэтому себя не контролировал. Кто угодно виноват, только не ты.       Сцепив зубы, Киса пересекает расстояние между нами, пытается подавить меня и заставить отступить, но я твёрдо стою на ногах и не сдвигаюсь с места. Больше не позволю ему меня подавлять.       — Тогда почему ты дружишь со мной, раз я такой хуёвый? — цедит он, глядя на меня потемневшими от злости глазами. Такие же тёмные, как когда он обдолбан.       Хмыкнув, я пожимаю плечами.       — И правда. Хороший вопрос, Кис. Почему же?       Губы парня кривятся в усмешке, и корочка на верхней трескается. На губе проступает кровь, и Киса хватает меня за плечо. Хэнк порывается вперёд, но я качаю головой, глядя на него. Кислов замечает это, и его ухмылка становится шире и безумнее. Как у Джокера.       Киса вытирает ладони о штаны и поворачивается к Хэнку, вальяжно тряхнув головой.       — Ну, конечно, я же не душка Хэнк. Зачем тебе такой как я, да? — Встав ко мне вполоборота, он громко и надменно хмыкает. — Вот только трахнул тебя я, а не душка-дружок.       Хэнк не успевает даже отреагировать — я хватаю с пола полупустую дорожную сумку и с размаху бью ею Кислова по спине. То вздрагивает, хватается за шею и отшатывается, глядя на меня ошалелыми глазами. А я времени не теряю — снова замахиваюсь, и пряжка на ремне сумки попадает парню по щеке. Киса вскрикивает и вскидывает руки, защищаясь.       — Чехова, ты охренела?       — Я?! — ору я не своим голосом, чувствуя, как горячая кровь бурным потоком приливает к вискам. Сердце бешеным барабаном стучит в ушах, а горло сжимает сильная рука гнева. — Это ты охренел, Кислов! Не смей вплетать в наш конфликт Хэнка и не смей так говорить! То, что мы переспали, не даёт тебе право так борзеть, скотина! — Я вновь бью Кису сумкой, но он уворачивается, а ремень выскальзывает из моих пальцев, и содержимое вываливается на пол. — Выметайся! Там твоя Машка должна быть уже на подходе! Иди к ней и там качай свои права!       Я, может, и многое готова простить. Но не унижение Бори и высказывания о себе, как о трофее. Своими словами Кислов показал отношение ко мне — он меня трахнул раньше. Словно состязался с кем-то.       И от этого вспоминать прошедшую ночь становится ещё больнее. Глаза начинает щипать, и я отворачиваюсь, чтобы этот придурок не увидел моих слёз. Хватаю со стола пачку сигарет и, распахнув дверь, прямо в домашней одежде выхожу на балкон. Плевать на холод — я просто не могу сейчас находиться с Кисловым в одном помещении.       Он мне противен.       С такой яростью кручу колёсико зажигалки, что едва не поджигаю себе брови. Меня потряхивает — от мелкой дрожи стучат даже зубы, а пальцы на руках и ногах онемевшие и ледяные. Кислов снова это сделал — довёл меня до трясучки.       Вдыхаю дым полной грудью и давлюсь от спешки. Из глаз брызжут слёзы, горло сковывают спазм и горечь. До ушей доносятся голоса парней из комнаты — они громко спорят. Ругаются.       — Ты хоть раз в жизни можешь просто, блять, извиниться? — Голос Хэнка звенит сталью, но он не кричит. — Попросить прощения и не оправдываться при этом? Просто признать, что ты виноват. И постараться всё исправить. Неужели это так трудно?       — Да, блять, трудно! — взрывается Киса. — Не еби мне мозги, Хенкалина! Собой занимайся, а меня лечить не надо!       — Да тебя уже бесполезно лечить. Ты непробиваемый — натуральный баран. Извинись перед ней, если хочешь сохранить дружбу.       — Отъебись, я уже извинился.       Хэнк ничего не отвечает, но я даже не глядя вижу, каким взглядом он смотрит на Кису. Тяжёлый и осуждающий. Когда в первом классе я втихую съела все свои конфеты и конфеты Бори, он точно так же на меня смотрел, и я разрыдалась от чувства вины и собственного ничтожества. Хэнк умеет призывать к совести молча, но у Кисы нет совести, поэтому он только огрызается:       — Заебал ты уже. Отвернись.       — Кис, ты, видимо, не понял, что сейчас всё не так, как всегда, — спустя несколько секунд отвечает Хэнк. Негромко, поэтому я невольно напрягаю слух, чтобы расслышать. — Если продолжишь гнуть свою линию невиновности и сваливать всё на Олю и внешние обстоятельства, она тебя не простит. И вы больше не будете друзьями.       — Ой, — небрежно фыркает Киса, — не гони. Побесится ещё день-два и успокоится. Чехова всегда успокаивается.       — Мхм, успокоится. Только тогда ей станет насрать на тебя. Ты этого добиваешься?       — Я просто... — начинает Киса, но так и не заканчивает.       Я оборачиваюсь и сквозь полупрозрачную тюль вижу, как Кислов выходит из комнаты. Плечи опускаются сами собой, а рука, держащая сигарету у лица, безвольно падает на колено, обжигая щиколотки осыпавшимся пеплом.       Он просто ушёл. Просто взял и ушёл. Да, я этого и хотела. Но также хотела, чтобы Киса хоть раз в жизни ради меня наступил на горло собственной гордости. Как и сказал Хэнк — попросить прощения без оправданий, взять на себя ответственность. Но Киса этого не сделал, и это меня очень расстраивает.       Раздаётся тихий стук в стекло, и следом скрипит дверь. Хэнк выходит на балкон и накидывает мне на плечи плед.       — Холодно же, — ворчит он, протягивая чашку с кофе. Ещё горячую. — Заболеть, что ли, хочешь?       В ответ я только вздыхаю и делаю глоток. Кофе и сигарета. Плюс вайб.       Я смотрю в даль, на зазор между домами, где виднеются горы, накрытые пушистыми шапками из облаков. Стайка ворон кружит над крышей мини-маркета через дорогу. Поднявшись на ноги, я протягиваю Хэнку сигарету, поглубже закутываюсь в плед и, обняв пальцами кружку, облокачиваюсь на перила. Делаю глубокий вздох и ещё один глоток крепкого наваристого кофе.       — Всё нормально?       — Ты же сам всё слышал, — глухо отвечаю я, спрятав нос и горящие глаза в кружке. Пар обжигает, но я проявляю упрямство. — Как думаешь?       — Думаю, что ты прячешь лицо, чтобы не расплакаться у меня на глазах.       — Как проницательно, — закатываю я глаза, и желание рыдать тут же исчезает. — Хорошо, что ты не дал кружку с кофе мне в руку. Иначе пришлось бы Кису везти в ожоговое.       — Да ладно, — фыркает Хэнк и тихо смеётся. Поддавшись вперёд, он упирается локтями в перила и задевает меня плечом. — Кофе не настолько горячий. Но если попросишь, нагрею тебе целую кастрюлю и помогу донести до соседней квартиры.       Улыбнувшись, я цепляюсь пальцами за футболку на плече друга и склоняю голову, чтобы посмотреть ему в глаза.       — Я всегда знала, что могу на тебя положиться.       — Конечно, — невозмутимо кивает Хэнк и отводит взгляд. — А на кого ещё? На Кислова? Мела? Гену? Ха, нет. Из всех твоих друзей я — самый адекватный.       — Надо же, — хохочу я, — не знала, что в тебе самомнения больше, чем в Иване Сергеевиче. Вот так новость.       Цокаю языком и прищёлкиваю языком, и Хэнк пихает меня локтём. От неожиданности моя рука вздрагивает, и кофе переливается через край кружки. Мы одновременно ойкаем и перегибаемся через перила, чтобы посмотреть вниз. На третьем этаже, на таком же открытом балконе протянута бельевая верёвка. Сейчас там сушится белоснежное постельное бельё. Вернее, уже не такое белоснежное.       — Вот же блин, — тянет Хэнк, глядя вниз на расплывающееся коричневое пятно. — Ты прям в яблочко попала.       — Я? — вскрикиваю я и бью друга по груди кулаком. — Это же ты меня толкнул!       — Эй, — Хэнк вскидывает руку, защищаясь, — сейчас ещё прольёшь! Перестань драться!       В отместку я вскидываю ногу и пинаю парня пяткой в бедро. Он шутливо хмурится и делает шаг на встречу, разведя в стороны руки. Я пячусь назад и упираюсь спиной в перила, угрожающе вскинув перед собой кружку с кофе.       — А ну отойди! Иначе я за себя не отвечаю! Я не шучу! Брысь!       Хэнк задорно смеётся от моих слов, демонстрируя ямочки на щеках, и я тоже начинаю смеяться. От этого кружка в руке начинает трястись ещё сильнее. Хэнк забирает её у меня и делает глоток, но чуть не давится, потому что всё ещё ржёт.       — Погнали в пятницу в кино? — спрашивает он, вскинув брови, когда мы оба наконец успокаиваемся и возвращаемся в комнату.       На полу всё ещё валяются мои вещи, выпавшие из сумки, и я присаживаюсь, чтобы подобрать их. Плед сползает с плеч, и я кидаю его на кровать.       — Сейчас, вроде, ничего интересного не показывают.       — Да, — кивает Хэнк. Он присаживается на край стола и берёт в руки разбитый телефон Кисы. — Но можно попросить Гену включить что-нибудь, когда кинотеатр закроется.       — Странно, что его до сих пор не уволили за то, что он злоупотребляет своим служебным положением, — смеюсь я, запихивая шмотки обратно в сумку. — Гена для нас с девчонками один только цикл «Сумерек» семь раз показывал.       — А меня уже тошнит от количества просмотренных частей «Форсажа», — усмехается в ответ Хэнк и демонстрирует мне телефон. — Что думаешь насчёт этого?       Поджав губы, я задумчиво смотрю на чёрный разбитый экран в длинных пальцах парня, размышляя.       — Не знаю, что и думать. Что Киса — псих? Хотя, — небрежно отмахиваюсь и поднимаюсь с пола, бросая сумку на стул, — это и без разбитого телефона было очевидно.       Хмыкнув в ответ, Хэнк принимается вертеть мобильник в руке, как-то уж слишком задумчиво разглядывая его. Его брови хмурятся, и на лбу появляется глубокая складка. Подойдя ближе, я протягиваю руку и разглаживаю её большим пальцем. Хэнк вздрагивает, и я понимаю, что мои пальцы слишком холодные. Завожу ладонь за спину и одёргиваю край футболки.       — Не хмурься, морщины будут.       Хмурость на лице парня разглаживается, и на щеке появляется ямочка от усмешки.       — Боже, как же я боюсь морщин.       Закатив глаза, я бью Хэнка по животу и присаживаюсь на край стола рядом, толкая его плечом.       — А что же ты думаешь об этом? — вскинув ладонь, указываю на телефон Кисы. — Надеюсь, ты не собираешься его чинить за свой счёт.       — Точно нет, — качает головой Хэнк, и я облегчённо выдыхаю. Хэнк мог бы это сделать, но обычно это я подчищаю за Кисловым последствия его бешенства. Только не в этот раз. — Знаю, Киса всегда такой ебанутый. А на отходняках ещё и не такое бывает, но... — Он дёргает щекой. — Не знаю, в этот раз он перегнул. Что ты сказала про его мать и наркоту?       Я вздрагиваю от неожиданности вопроса и, округлив глаза, смотрю на друга. Я что, правда такое сказала?       — Эм... — Я мнусь, пытаясь подобрать слова, и заламываю пальцы, чтобы не смотреть на Хэнка. — Да там неважно...       Широкая ладонь парня накрывает мои пальцы и несильно сжимает, заставляя прекратить выкручивать себе кости.       — Оль, не придумывай ничего. Если не можешь сказать, то ладно, не страшно. Это же явно не твой секрет.       Тяжело вздохнув, я поднимаю глаза на Хэнка. Он мягко улыбается, подтверждая сказанное — точно не обидится, если я промолчу. Он слишком хороший человек и друг, порой это даже невыносимо, потому что мне кажется, что я в сравнении с ним — вредная истеричка и иногда язвительная гадюка.       — Лучше поговори об этом с ним, когда он успокоится. Это и правда не мой секрет.       — Хорошо, — кивает Хэнк и, убрав руку, хлопает себя ладонями по коленям. — Тогда я пойду? Хочу перед парами забежать домой и переодеться. От моей одежды воняет бухлом и травой.       Склонившись, я принюхиваюсь и качаю головой.       — Точно, ты жутко воняешь. Я сразу это и не почувствовала, потому что у меня заложен нос.       — Вредина, — смеётся Хэнк и треплет мои волосы, прежде чем подняться на ноги. — Увидимся на парах.       — Ага.       Я вскидываю ладонь на прощание, и Хэнк, щёлкнув меня по носу, выходит в коридор. А я остаюсь сидеть на столе, качая ногами и бездумно пялясь в стену. В комнате такой срач. Надо бы прибраться после универа.       Может, купить после лекций пиво, пиццу и завалиться в кровать смотреть новый выпуск тру-крайма? Это явно принесёт мне больше спокойствия, чем два последних дня.       Грёбаный Кислов.

***

      Заперев входную дверь и ответив на сообщение отца, я медленно спускаюсь по ступеням, поправляя воротник кофты. Прядь волос застревает в колючей бирке, и я торможу на лестничном пролёте, чтобы вынуть её. Сверху раздаётся оглушительный хлопок двери, и я машинально задираю голову. Должно быть Киса. Пересекаться с ним мне сейчас совсем не хочется — я пока не готова к новой ссоре, — поэтому хочу бегом приспустить вниз, но застываю, потому что вижу Машу.       Фёдорова выглядит так, будто бежит от грабителей или спасается из пожара — тёмные волосы собраны в беспорядочный пучок, и короткие пряди торчат во все стороны, щёки горят красным, а глаза сверкают лихорадочным блеском. Она быстро спускается по лестнице, но тоже останавливается, заметив меня. Замерев на последней ступеньке, Маша смотрит на меня злым взглядом, и я замечаю влажные дорожки от глаз к подбородку — она рыдает. И рыдает крокодильими слезами.       Идиотский вопрос «Что случилось?» вовремя застревает в горле, потому что я не собираюсь выслушивать ответ. Вместо этого я отбрасываю волосы назад, выдернув из этикетки несколько волосков, и, отвернувшись, спускаюсь вниз. Успеваю быстрым шагом преодолеть два пролёта, когда меня нагоняет громкий оклик:       — Ты! Стой!       Стоит проигнорировать Фёдорову и идти дальше, но я всё же останавливаюсь и поворачиваюсь лицом к сбегающей вниз девушке. Шнурки её кроссовок болтаются во все стороны, и она едва не падает, наступив на один из них. Упади Маша с лестницы, я бы сделала шаг в сторону и ни за что не стала бы её ловить.       Восстановив равновесие, Маша шумно выдыхает и цепляется за поручень, глядя на меня. Сложив руки на груди, я вопросительно вскидываю брови.       — Ну и чего тебе?       — Чего мне? — цедит Маша, шумно раздувая ноздри. — Это я должна спросить: какого хрена тебе надо, Чехова?!       Поморщившись, я взмахиваю ладонью и делаю шаг в сторону.       — Так, всё понятно. Мне на пары пора.       Грубая хватка опускается на мою спину, сгребает ткань капюшона и с силой дёргает назад. От неожиданности я теряю равновесие и падаю, в полёте больно ударившись головой о почтовый ящик. Как иронично — это ящик Кисловых.       Моя сумка отлетает в угол, а я успеваю выставить руку, чтобы не приложиться затылком об пол.       — Куда ты пошла? Я ещё не закончила!       Маша в ярости визжит, возвышаясь надо мной, а я быстро отползаю к стене и поднимаю левую ногу. Если эта дура вздумает на меня наброситься, я с превеликим удовольствием пяткой выбью ей коленную чашечку.       — Слышь, припизднутая, — говорю я, вскинув подбородок, — отойди от меня.       Я стараюсь сохранять спокойствие, хотя в груди мгновенно вспыхивает яростный огонь. Драться не люблю, но Машу с удовольствием оттаскаю за волосы. Не помню, чтобы кто-то ещё за последние годы вызывал во мне столько негативных эмоций.       — Ты что Ване наговорила, идиотка?! — Маша бьёт ступнёй по полу и стискивает пальцы в кулаки, становясь всё краснее и злее. — Реально думаешь, что это я какие-то видосы про тебя слила?       — Не видосы, — по-прежнему спокойно отвечаю я, — а фотографию и смонтированную аудиозапись...       — Да насрать вообще! — фальцетом взвизгивает девушка и в бешенстве топает ногами.       Я на всякий случай отползаю ещё дальше. Мало ли что с ней. Вдруг они с Кисловым на пару успели закинуться ещё таблетками.       — Я знаю, что это ты сделала. Номер телефона, с которого пришли сообщения, принадлежит тебе. — Я ехидно ухмыляюсь. — Очень тупо, кстати. Могла бы в настройках его скрыть, тогда тебя сложнее было бы поймать.       Маша мгновение смотрит на меня, выпучив глаза, а затем оглушительно смеётся, схватившись за живот.       — Нет, Чехова, ты точно идиотка! И с чего все про тебя как про умницу-красавицу пиздят? — произносит она, успокоившись. —  Моя Питерская симка лежит в ящике стола, в общем доступе. Её любой мог достать и вставить в свой телефон.       — Намекаешь на Кристину? — без эмоций уточняю я.       — Браво. — Маша театрально хлопает в ладоши и тянет губы в улыбке. — Может, не такая уж и идиотка. Кристина давно по Ване сохнет, странно, что ты этого раньше не заметила.       Я знаю, что Маша лжёт. Слышу это в её голосе.       Кристине никогда не был интересен Киса — она не искала с ним встреч, не ходила специально куда-то со мной, чтобы с ним пересечься, не задаёт о нём вопросов и не бросает украдкой взгляды. Жаль, что я об этом всё не подумала перед тем, как наброситься на Крис с кулаками. Прокопенко не нравится Кислов.       Зато Маша с первого дня проявляла заинтересованность в парне, а как-только выдался удачный — подстроенный — момент, воспользовалась ситуацией и прыгнула к нему в постель. Фёдорова считает меня идиоткой, которую можно обвести вокруг пальца. Но я учусь на юридическом и действительно хочу стать отличным судьёй. Поэтому пользуюсь логикой и немного интуицией, принимая разные решения.       Вот почему я знаю, что Маша лжёт. И будь я сейчас на эмоциях, как тогда, возможно бы ей поверила. Но не сейчас. А ещё она очень похожа на Кислова одной чертой поведения — они оба злятся, когда их на чём-то ловят. Маша сейчас зла на меня не за то, что я «оболгала» её, а за то, что спалила. Хреновый из неё кибер-преступник, даже номер не догадалась спрятать.       Поднявшись, я отряхиваю руки и поднимаю голову, чтобы в упор посмотреть на Фёдорову. Не знаю, что она разглядела в моём лице, но это вынуждает её отступить. Подняв сумку, я закидываю лямку на плечо и поправляю волосы. Лёгким и спокойным движением — противопоставляю свою хладнокровность Машиному бешенству. Уверена, у меня даже цвет лица не изменился.       — Маша, — негромко говорю я, делая шаг вперёд, — мне плевать, почему ты это сделала. Понравился Киса? Тогда следовало действовать честно, а не выставлять меня шлюхой, которая спит и с тем, и с этим. Ты обосралась — так прими свой позор и свали с моих глаз.       — Ты что, меня вообще не слышишь? — Голос Маши опять становится громче — она не в силах контролировать свои эмоции. Её злит, что я не верю. — Я тебе сказала, что это Кристина, блять! Да, я видела вас со Святовым в беседке. И да, я сфотографировала. Но только для того, чтобы отправить ей и спросить, ты ли на фото!       — Правда? — усмехнувшись, интересуюсь я. — А переписку с этим моментом покажешь?       Маша открывает рот, но тут же осекается. Её глаза начинают лихорадочно бегать, и я слышу, как быстро крутятся шестерёнки у неё в голове.       — Я... я.... — Она запинается и тут же выпаливает: — Я постоянно чищу диалоги! Наверное, уже удалила.       Поморщившись, я отмахиваюсь и отталкиваю девушку с дороги. Надоел весь этот цирк. Кто в такое поверит, а?       — Всё, Маш, заканчивай. Мне пора.       Я успеваю преодолеть половину ступеней, когда меня вновь окликают:       — Оля! — Тяжело вздохнув, я останавливаюсь и вскидываю голову. Маша застыла в пролёте между этажами, вцепившись в поручень. — Я не понимаю, что такого сделала, что ты и твои подруги на меня ополчились? Ты меня даже не постаралась узнать и подружиться со мной.       Тихо хмыкнув, я пожимаю плечами и вскидываю брови.       — А с чего ты вообще решила, что я обязана была с тобой дружить?

***

      — Не могу поверить, что она настолько конченая, — бросает Лола, выхватив из зажима салфетку. Вытерев помаду с губ, она кривится и бросает скомканную бумагу рядом с тарелкой. — Хотя нет, забудьте, могу. Она мне с первого взгляда не понравилась.       — Не знала, что ты судишь людей по первому впечатлению, — хмыкает Аня, делая глоток черничного молочного коктейля через синюю трубочку. — Как грубо.       — У меня глаз-рентген, — парирует Лола, тыча указательным пальцем в веко правого глаза. — Я людей насквозь вижу.       Мы сидим на втором этаже кофейни семьи Кудиновых в самом углу, сдвинув два небольших стола, чтобы уместиться всей нашей женской компанией. Придвинув к себе тарелку с сэндвичем, я бросаю взгляд на панорамное окно, из которого видна набережная, освещённая яркими фонарями-прожекторами. Уже давно стемнело, хотя на часах всего семь. За это мне не нравится жить на юге — рано темнеет, не успеваю насладиться дневным светом.       После первой же пары я написала девочкам, предварительно добавив в чат Козлову, что у меня есть тема для обсуждения, и она не требует отлагательств. Поэтому, как только преподаватель по социологии, отчаянно зевая и лениво потягиваясь, кивнул, что пара окончена, я пулей вылетела из универа и поспешила на встречу с подругами. Многое надо обсудить.       — Два бургера и большая картошка? — Аня кривит губы, глядя на тарелки перед Лолой, которая в предвкушении сытного ужина потирает руки. — Ты не лопнешь, деточка?       — Нет, но, — Лола берёт дольку картофеля, окунает в кетчуп и тычет ею в Козлову, — обещаю, деточка: если я лопну, всё дерьмо из моих кишок полетит прямо на тебя.       — Фу, — морщится Рита, глядя на салат в своей тарелке, — Гараева, ну нахрена ты это сказала?!       Лола тут же строит милую рожицу и, наклонившись, звонко целует Риту в щёку.       — Прости, деточка, приятного аппетита!       Рита, гордо задрав нос, отмахивается от неё, и Лола гаденько хихикает, вертя перед собой тарелку с огромным бургером из кунжутной булочки.       — Лично меня больше Кислов убивает, — говорит Рита, опрокидывая на тарелку с салатом соус «Цезарь». — Нет, серьёзно? Ему даже в голову не приходило, что это странно — как только Оля уехала, Маша сразу стала подбивать к нему клинья. Если бы передо мной кто-то так настойчиво раздвигал наги, я бы призадумалась.       — Действительно, Ритуль, — кивает Лола, натягивая на руки чёрные перчатки. — Если девушка перед тобой раздвинет ноги, оглянись и проверь, не находишься ли ты в кабинете гинеколога.       — Отстань! — возмущённо вскрикивает Грошева и бьёт подругу по плечу. Лола в ответ только грозно хохочет. — Я к тому, что у Кислова напрочь отсутствует критическое мышление. Ещё и Олю так обидел, урод.       Рита с такой силой бьёт кулаком по столу, что я едва не роняю на себя стакан с кофе. Немного коричневой жидкости с банановым сиропом проливается на стол, и Козлова протягивает мне салфетку.       — Ничего странного в этом нет, — говорит Аня, когда я вытираю лужу под тарелкой. — Кислов же привык так решать все свои проблемы: что бы плохого ни случилось — сходи потрахайся.       — М-да, — фыркает Лола, вынимая шпажку из бургера с двойной котлетой, — тяжело, наверное, жить, когда всеми твоими действиями управляет головка, а не голова. Но вот Ольгу, — она тычет шпажкой в мою сторону, — я ему ни за что не прощу. Мудила.       — Давайте сменим фокус с Кислова на Машу? — предлагает Крис, вытряхивая в красный чай второй пакетик сахара. — Она вернулась сегодня домой злая, как тысяча чертей. Полезла в стол за старой симкой и разбила её статуэткой Будды. — Она передёргивает плечами и морщится. — Я думала, что следующий удар будет по моей голове.       — Маша что-нибудь тебе сказала? — спрашиваю я, поглядывая на часы. Анжела сильно опаздывает и не отвечает на мои сообщения.       — Не-а, — качает головой Кристина. — Пока я не ушла из дома, она игнорировала моё существование. Сидела в телефоне, отвернувшись к стене.       — Мы должны узнать, что она скрывает, — решительно заявляет Козлова и отодвигает от себя пустой бокал. — Я чувствую, что она не так проста, как о себе говорит. И реакция на то, что Кислов её отшил, — прямое тому доказательство. Она не терпит поражений и идёт на всё, чтобы заполучить желаемое. Даже в рекордно короткое время смонтировала аудиозапись, чтобы отослать Кислову. Просто фантастика. Она явно не первый раз подобное проделывает.       — Её бывший парень… — задумчиво тяну я и поворачиваюсь к Кристине. — Может, начать копать от него? Он явно хорошо её знал, до того, как они расстались.       — Думаю, раз он нарик, — качает головой Лола, — то они тупо ширялись вместе и трахались. Что он может рассказать нового? А наркоту нам сливать нельзя — Маша запросто сдаст наших пацанов. — Она осекается и торопливо добавляет: — Ну, я имела в виду пацанов Оли.       — Давайте просто усыпим её лошадиным снотворным, и я обстригу её налысо? — со счастливой улыбкой предлагает Рита. — Я видела её кудри — после такого она точно захочет повеситься.       Мы смеёмся, и я снова поглядываю на телефон. Он молчит. Лола замечает мой взгляд и разочарованный вздох и мягко касается ногой моей ступни под столом.       — Забей на Анж. Она просто из-за своего мудака-Канта не в духе.       — Он же всегда такой, — обиженно отвечаю я. — Тогда почему сейчас она нас игнорирует? Дело что, правда в Маше?       — Не думаю. — Помедлив, Лола ёрзает на стуле и придвигается ближе, склонившись над столом. Мы делаем то же самое, и она понижает голос, чтобы продолжить: — Я в больнице разговор подслушала. Жена Канта же начмед, так вот, я слышала, что она ходила к гинекологу на УЗИ. Тётка третьим беременна.       — Офигеть, — выдыхает Рита. — Если бы я узнала, что жена моего парня беременна — мне было бы не до чужих проблем.       — Надеюсь, — Лола даёт Рите лёгкий подзатыльник, — мы никогда не услышим от тебя истории, начинающейся со слов «жена моего парня», ок?       — Да ок, ок, — ворчит Грошева, потирая затылок. — У моего парня нет жены, но и с ним куча проблем.       Слушая девочек, я вдруг остро ощущаю ту пропасть, что возникла за время моего отсутствия. Пока я «перезагружалась» в Сочи, у моих подруг скопились свои проблемы, а я даже не в курсе. И судя по сочувствующим взглядам Ани и Кристины — даже они знают, что у Риты стряслось с её парнем.       — Семён что-то натворил? — вкрадчиво спрашиваю я, дотронувшись до тыльной стороны ладони Риты.       — Это мягко сказано, — горестно вздыхает Грошева и прикусывает губу. Я вижу блеск подступающих слёз в её глазах и в панике смотрю на Гараеву.       Лола закатывает глаза, ставит локоть на стол и щёлкает себя пальцами по шее.       — Бухарик он, вот что.       — Серьёзно? — от удивления я часто-часто моргаю, глядя на Риту, которая на грани того, чтобы разрыдаться. — Он же наш ровесник, откуда у него могут быть проблемы с алкоголем?       — Оля, не смеши, — встревает Аня, ехидно улыбнувшись. — Вспомни наши вечеринки в санатории в средней школе. Ты во сколько лет первый раз проблевалась из-за алкогольного отравления?       Поджав губы, я пристыженно опускаю голову и бурчу:       — В четырнадцать.       — А я в двенадцать! — смеётся Лола, вскинув ладонь, как на уроке. — Но там мать была виновата. Решила угостить меня бокалом вина, которое ей соседка из погреба дала. В одном миллилитре было больше спирта, чем в литре водки.       — Да-да, — отмахивается от неё Козлова, — очень забавная история, умолкни. Я к тому, — она снова смотрит на меня, — что возраст уже давно не имеет значения, во сколько лет человек обретает пагубные привычки.       — А Сеня пьёт не как мы, — грустно и тихо говорит Рита, — не на тусовках и не по поводам. Каждый день. Утром, днём и вечером. Он даже на работе выпивает банку пива, пока мы обедаем.       — Нихуя себе, — вырывается у меня, и я тут же накрываю рот ладонью, потому что нижняя губа Риты начинает отчаянно дрожать. — Извини. Но… как же его до сих пор не уволили? Это же статья — бухать на работе.       — Он сидит в отдельном кабинете, — качает головой Рита. — Все наши думают, что от него пахнет перегаром, а не алкоголем. Я же знаю правду, но молчу. Девочки, — она отрывает взгляд от стола и смотрит на нас, — у него дома… Там полный пиздец. Когда я в первый раз туда зашла, мне хотелось убежать. Пол во всей квартире был завален пустыми пивными банками и синими бутылками из-под джин-тоника, а под кроватью валялись контейнеры с остатками еды из доставки. Мои носки липли к полу, и мне пришлось выкинуть их потом и идти домой в сапогах на голые ноги.       — Пиздец, — выпаливает Лола, скривившись. — Ты этого не говорила. Тогда вы в первый раз и переспали?       Рита молча кивает и шмыгает носом, отведя взгляд в сторону. Я дотрагиваюсь до её плеча и утешающе сжимаю.       — Почему ты не ушла, когда увидела этот ужас? — спрашивает Кристина, жуя губы. — Я бы там даже разуться не смогла.       — Вы не понимаете, — снова шмыгает Рита, — он мне нравится… Поэтому я закрыла на всё глаза.       — И, видимо, забыла их потом открыть, — негромко ворчит Козлова и вздрагивает, ощутив под столом тычки от меня и Лолы. — Прекратите пинаться! Я сказала то, что вы все думаете.       — Не хочется говорить, но, — цедит Гараева, ломая в руке шпажку, — Козлова права. Рит, он алкаш. Если бы он выпивал раз в неделю — это одно. Но каждый день… Это уже слишком. У него проблемы.       — Но он попросил меня помочь ему! — громко говорит Рита, и я оглядываюсь, чтобы убедиться, что никто на нас не смотрит. Но никому нет дела — все заняты друг другом и телефонами. — И я сделаю это.       — И как же? — вскидывает брови Аня. — Подвезёшь его в наркологичку?       — Нет-нет! — Рита взмахивает руками и тараторит, как сорока. — Он сказал, что я хорошо на него влияю! Мне нужно быть рядом и удерживать его от выпивки. Не так уж и сложно, разве нет?       Повисает напряжённое молчание. Рита с надеждой смотрит на каждую из нас, а у меня в горле застревают все слова и аргументы, которые должны спустить Грошеву с небес на землю.       Удерживать от выпивки? Смешно. Если человек хочет бросить пагубную привычку, он должен сам приложить для этого усилия. А Семён удобно устроился, однако. Если он выпьет, то у него будет аргумент — это Рита не смогла его удержать. Виноват не он, а она. Какая мерзость. Этот парень напряг меня в первый же день знакомства, а теперь вызывает одно лишь отвращение. Рита заслуживает лучшего.       — М-да, Ритулик, — тянет Лола и опускает ладонь, забыв снять перчатку, на голову Грошевой, — твоя наивность меня умиляет. Сейчас разревусь, серьёзно.       — Нет, девочки, вы слишком строги! — Рита даже захлёбывается словами из-за переполняющих её эмоций. — Каждый человек заслуживает, чтобы рядом с ним был тот, кто протянет руку помощи. У Сени было непростое детство, он поздний ребёнок, родители не уделяли ему должного внимания и… — Она запинается, словно хочет сказать что-то ещё, но в последний момент себя останавливает. — В общем, я верю, что у меня получится, что у нас получится.       Я тяжело вздыхаю, глядя на её красные щёки. Рита и сама осознаёт всю серьёзность проблемы, но верит, что если переубедит нас, то всё будет хорошо. Тогда все её усилия не будут напрасными. Когда-то и я была такой же — верила, что, если буду стараться за двоих, или даже за десятерых, Киса слезет с таблеток. Как показала практика — это бесполезно. Беря на себя ответственность за наркоманов или алкоголиков, мы лишь даём им возможность окончательно потерять чувство ответственности за свою жизнь. Так нельзя, это неправильно.       — Грошева, а ты всегда была такой идеалисткой? — интересуется Аня, подставив кулак под подбородок. — Вы знакомы несколько недель, а ты уже готова на всё ради него. Не торопишься? Смотри, как бы потом не рыдать из-за разбитого сердца.       — Опять же, мне неприятно это говорить, — скрипя зубами, произносит Лола, — но Козлова права. Вон, на Олю посмотри и всё поймёшь?       Брови Риты стремительно ползут наверх, как и мои.       — А Оля тут причём?       — Она тоже пыталась вытащить одного человека из болота зависимости. — Гараева хватает обеими руками бургер и откусывает большой кусок. — Спроси, как ощущения?       — Как будто меня выебали, а я этого не хотела, — глухо отвечаю я, хоть вопрос Лолы и был риторическим. Но и мой ответ несёт в себе больше контекста, чем хотелось бы. Я просто не удержалась. Но, кажется, никто из девчонок так и не понял, о чём я.       — Значит, что мы имеем? — отложив уже наполовину съеденный бургер, Лола принимается загибать пальцы. — У Анж беременная жена парня, у Риты ёбырь-алкаш, у Оли конченный друг детства, у Кристины припизднутая сводная сестрёнка. А у тебя, Козлова, что?       — В смысле «что»? — удивлённо переспрашивает Аня, вынимая из своего сэндвича помидор.       — Ну, у тебя какие проблемы?       Аня задумчиво вскидывает глаза к потолку, жуёт губы, размышляя, и пожимает плечами.       — Да нет у меня проблем.       — Что, правда? — хмыкает Кристина. — У всех бывают проблемы, ты что, исключение?       — А что, разве я похожа на человека, у которого могут быть проблемы? — Козлова тычет пальцем себе в грудь. — Да я их сама кому хочешь создам. — Развернувшись к Лоле, она кивает: — А что насчёт тебя? Есть проблема?       — У меня? Ха! — Лола разражается наигранным смехом и резко хмурит брови. — Да у меня их дохера. Работа есть, а денег нет, тупые мужики заебали со своими кончеными подкатами, а ещё у нас утром вырубили электричество, и мой комп вырубился вместе с дописанной главой, которую я забыла сохранить. — Лола бьёт ладонью по столу и вскакивает на ноги. — Да я по уши в дерьме!       Шумно выдохнув, она падает обратно на стул и откидывается на спинку. Уголки её губ ползут вниз, и усталость на её лице становится видна сильнее, чем обычно.       — Выходит, — грустно хмыкает Рита, — у нас сейчас самое настоящее собрание клуба неудачников.       — Говори за себя, — цокает языком Аня. — Лично я сюда пришла узнать, что Оля решила делать.       — Короче, — я отодвигаю в сторону тарелку с нетронутым сэндвичем и опускаю локти на стол, — у меня появилась идея, как найти на Машу. — Я встречаюсь взглядами с Лолой и многозначительно выдаю: — Кузя.       — Да ладно! — Гараева взрывается оглушительным хохотом, и на этот раз посетители оборачиваются на нас. — Поверить не могу, что ты решила обратиться к гению моего сердечка!       — О чём вообще речь? — Рита ошарашенно смотрит то на меня, то на Лолу и тянется за салфеткой, потому что у Лолы от переизбытка эмоций побежали сопли из носа. — мать моя женщина, никогда не видела Гараеву более безумной, чем сейчас.       — О, ты просто не знаешь, о ком речь! — хихикает Лола, вытирая салфеткой нос. — Кузя, то есть Кузьма, настоящий айти-гений. Когда мы с Олей и её отцом целое лето жили в Ялте, наш сосед Кузя втюрился в Олю, взломал рекламный щит в центре города и выложил фотку Чеховой с подписью «Самая красивая девушка во вселенной»! Оля хотела умереть от стыда, а я до сих пор в восторге. Ой, у меня даже фотка осталась!       Лола тут же хватается за телефон, а я в отчаянии пинаю её ногой под столом, но та не обращает на меня внимания, целиком и полностью сконцентрировавшись на том, чтобы всласть меня опозорить.       — М-да, Чехова, — фыркает Аня, — твой фанклуб почти так же огромен, как у БТС. Горжусь.       — Да перестань ты! — возмущённо пыхчу я, глядя на то, как Лола и Рита, склонившись над экраном, хохочут в голос. — Нам было по шестнадцать. Кузя уже давно мне просто друг. Нет, даже приятель. Его любовь ко мне померкла на фоне программирования. Тут бесполезно тягаться. Всё, да успокойтесь! — кричу я и выдёргиваю телефон из рук Лолы. — Не отдам, пока не закончим ужинать.       — Злюка, — Лола обиженно выпячивает губы, но тут же расслабляется и взмахивает рукой. — Ладно, не будем говорить о бедном Кузе, которому ты разбила сердце, поэтому он и женился на своём компьютере. Ты хочешь попросить его взломать аккаунты Маши?       — Если что, — тихо говорит Крис, — это киберпреступление.       — Да не надо взламывать ничего, — отмахиваюсь я. — Интернет — глобальная паутина. Туда всё сливается и остаётся там даже после удаления. Кузя просто покопается на интернет-свалке. Вдруг что-то там найдёт?       — Интересно, — задумчиво произносит Рита, накручивая локон на палец, — что Маша может скрывать? Какую-то грязную тайну?       — Как только поговорю с Кузей, сразу напишу вам.       — Знаете что? — Вытерев рот очередной салфеткой, Лола стягивает перчатки и берётся за стакан с газировкой. — Предлагаю выпить за то, чтобы все мудаки и мудачки получили смачного пенделя от кармы. А мы, — она загадочно улыбается, глядя на меня, — просто поможем справедливости восторжествовать.       Усмехнувшись, я беру свой кофе, остальные девочки делают то же самое, хоть Аня и закатывает при этом глаза. Мы сталкиваемся кружками в воздухе и улыбаемся. И именно в этот момент я остро ощущаю, что Анжелы нет с нами. Оглядываюсь на панорамное окно и гуляющих по набережной людей.       Надеюсь, у неё всё хорошо. И что она вернётся к нам, когда решится попросить поддержки.

***

      Без папы дома совсем пуст. Нет запаха свежеприготовленной еды, и аромат отцовского одеколона уже успел выветриться. Свет горит только в прихожей, из-за чего квартира походит на локацию из триллера или фильма ужасов. Обычно во время командировок папы со мной тусуется Киса, но сегодня, логично, я не стану его звать, чтобы скрасить одиночество.       Скинув обувь на коврик, я прохожу в спальню, вяло волоча ноги. Нет ни сил, ни желания садиться за домашку, но её скопилось слишком много, чтобы проигнорировать и заняться своими делами.       Часа два или три я сижу за конспектами, а когда глаза начинают слезиться и потихоньку съезжаться в кучку, я откладываю учебник по химии и откидываюсь на спинку стула, беря в руку телефон. Анж так и не ответила на наши сообщения в чате, и это снова заставляет меня грустить.       Вздохнув, я открываю чат с Бабич и набираю сообщение.       Я: Анж, привет. Ты не отвечаешь целый день, у тебя всё хорошо?       Жду ответ пять минут и выхожу. Запрокинув голову, я верчусь на стуле, разглядывая гирлянду под потолком. Ноги двигаются по кругу, и взгляд останавливается на приоткрытой балконной двери.       Может, выйти покурить?       Оставляю телефон на кровати, накидываю толстовку на плечи и беру с подоконника пачку с зажигалкой перед тем, как выйти на балкон. На улице пахнет самой настоящей весной, и я делаю глубокий вдох полной грудью. Не могу сопротивляться настойчивому желанию, поэтому перегибаюсь через перила и заглядываю на соседний балкон.       В комнате Кисы темно. Интересно, где этот придурок шляется? На работе? Или на другой «работе»? Или подцепил очередную красотку и уехал к ней домой?       Опомнившись, я трясу головой и зажимаю зубами сигарету. А ну прочь эти мысли. Мне всё равно, где сейчас Киса и чем он занимается. Да, мне всё равно.       Щёлкаю зажигалкой, но из неё вырываются лишь искры. Это меня бесить, и я начинаю психовать. Да какого хрена ещё и зажигалка решила изгадить мне жизнь?       Во двор заезжает машина, и я отвлекаюсь. Щурюсь, чтобы разглядеть её, и зажигалка выпадает из разжавшихся пальцев. Она ударяется об пол и улетает в зазор, исчезнув в темноте. Я прижимаюсь животом к перилам, глядя вниз. Тачка Зуева останавливается возле моего подъезда, и из неё выходит Кислов. Он наклоняется к окну, что-то говорит и, махнув рукой, отходит назад.       Вот оно что — провёл вечер с Геной. Сколько времени? Уже точно за полночь, откуда они вернулись так поздно?       Словно почувствовав мой взгляд, Киса задирает голову и смотрит прямо на мой балкон. А я тут же отстраняюсь и чешу затылок, повернувшись спиной. Не хочу, чтобы он думал, что меня всё ещё заботит его персона. Странно, что он не написал мне за весь день. Так злится, что я не приняла его глупые оправдания?       А, точно, этот психованный придурок же разбил свой телефон прямо в моей спальне. Тогда понятно, почему не написал.       Ломаю сигарету, бросаю в банку и возвращаюсь в комнату, плотно затворив дверь. Киса наверняка выйдет на балкон, как зайдёт домой. Не хочу с ним пересекаться. Взяв в руки телефон, опускаюсь на кровать и нахожу в контактах номер Кузи. Он точно не спит — его день начинается только после обеда.       Раздаётся звук щелчка, и громкое чавканье вперемешку с хрустом вырывается из динамика с оглушительным грохотом.       — Кузя, блин! — возмущаюсь я, отводя телефон от уха. — Хватит отвечать на звонки, когда ешь!       — Так мне что, сбросить? — невозмутимо спрашивает парень. — Время ужина, вообще-то.       Я мельком бросаю взгляд на часы.       — В час ночи?       — Ты позвонила, чтобы отчитать меня за график? — тут же бросается в атаку приятель. — Как была душнилой, так и осталась. Вообще не меняешься, Ольга.       — Ладно-ладно, — отмахиваюсь я и откидываюсь на постель, зарываясь пальцами в волосы. — Я по делу звоню. Твоему профессиональному.       — Выкладывай. — Кузя откладывает еду в сторону и включает деловитый тон. — Кого-то взломать нужно?       — Нет. — Я медлю, прежде чем продолжить. Никогда бы не стала о таком просить, но сейчас, кажется, мне просто не оставили другого выбора. — Нужно найти компромат на одного человека.       — Каков запрос? — С той стороны слышен стук пальцев по клавиатуре. — Секс, насилие, расчленёнка?       — Ну, — смеюсь я, — не думаю, что всё настолько серьёзно. Но мне поможет всё, что найдёшь.       — И что я получу взамен?       — М-м, — задумчиво мычу я, — не знаю. Что ты хочешь? Надеюсь, не потребуешь в качестве оплаты мои нюдсы.       — Эй! — возмущённо вскрикивает Кузя. — Притормози, нахалка! Я был влюблён в тебя в далёкую юность, когда был идиотом! Сейчас ты мне не нравишься! Совсем! Да я тебя ненавижу!       — Хорошо, хорошо, — смеюсь я. — Верю. Тогда чего хочешь?       — Закажи мне китайской еды.       — Прямо сейчас? — удивлённо переспрашиваю я. — Ты же только что поел.       — Знаешь, сколько энергии сжирает умственная активность? Учись больше, Ольга, тогда жрать будешь, как слон!       — Ладно, успокойся, не кипятись. Еда с рисом и поострее?       — Разумеется. Жду доставку и ссылку на страницу человека, под которого надо копать. Я всё найду, даже то, что хорошо спрятано.       Кузя отсоединяется без прощания, и я захожу в инсту, чтобы найти страницу Маши. Долго смотрю на её улыбающееся лицо на аватарке, а затем копирую ссылку и отправляю Кузе. Отбрасываю телефон в сторону и запрокидываю руки за голову, глядя на звёзды под потолком.       Вот и всё, процесс запущен. Чем бы ни занималась Маша в Питере, Кузя это найдёт, и тогда наш план мести начнёт претворяться в жизнь. Чувствую себя героиней сериала — драма на драме и драмой погоняема. Даже программиста подключила. Ну точно новый сериал на Нетфликсе.       Открытая вкладка на ноутбуке издаёт громкий писк, и я сажусь, оборачиваясь к столу. Сообщение пришло. От резкого подъёма ногу сводит судорога, и я кряхчу, ковыляя к ноутбуку. И когда заглядываю в экран, едва не падаю, промахнувшись мимо стула. Это Киса. Он добрался до компьютера и всё же написал мне.       Иван Кислов: Почему до сих пор не спишь?       Прикусываю ноготь указательного пальца, раздумываю над тем, стоит ли отвечать. Но всё же жму на уведомление и стучу по клавиатуре.       Ольга Чехова: Много домашки. Я же две недели пропустила.       Иван Кислов: Не страшно. Ты же умница. Справишься.       У меня даже челюсть отпадает от пришедшего через три секунды сообщения. Я? Уница? Это точно Киса пишет?       Ольга Чехова: Ага, конечно.       От короткой переписки с Кисой виски резко сдавливает тисками. Чёртова головная боль, снова она. Рыщу глазами по столу в поисках обезболивающего, но не нахожу пластинки с зелёными таблетками. Куда она запропастилась?       Кручусь на стуле и натыкаюсь взглядом на валяющуюся на полу дорожную сумку. Должно быть, я так и не вытащила из неё таблетки. Закрыв диалог с Кисловым, который больше ничего мне не пишет, я опускаюсь на пол и расстёгиваю молнию. Ворох одежды комом вываливается наружу, но пластинку так и не вижу. Поэтому переворачиваю сумку и вытряхиваю всё содержимое. Что-то с грохотом высыпается на пол и закатывается под кровать.       Нахмурившись, я откладываю в сумку в сторону и ложусь на пол, приподнимая край пледа. Там лежит что-то круглое. Вытягиваю руку и нащупываю четыре странных предмета, вынимаю их наружу и снова роняю, испуганно ойкнув. Грецкие орехи с мягким стуком опускаются на коврик, и я пялюсь на них, как на четыре огромных и страшных усатых таракана.       Какого. Хрена. Орехи. С наркотой. Лежат. В моей. Сумке?!