Не отпускай мою руку

POV Илья Фильм закончился, прошли титры, и я уже не мог оттягивать момент пробуждения Аннушки. На часах слишком поздно, ей точно пора домой, мы и так засиделись, и как бы ее отец не прекратил так и не успевшие начаться занятия. Я, немного приподнявшись, аккуратно вытаскиваю руку из-под головы девушки, стараясь не разбудить ее своими движениями. Она такая спокойная, когда спит. Между бровей нет привычной морщинки, губы расслаблены, ресницы на закрытых веках едва заметно трепещут. — Эй, — шепотом зову я и, немного поколебавшись, все же провожу пальцем по ее бледной щеке, убирая за ухо прядь волос. — Аня… Она хмурится, просыпаясь, поднимает голову, и только потом открывает глаза, часто моргая, не в силах сфокусировать зрение. — М-м? — мычит она, сонно глядя на меня. — Илья?.. Наконец-то, просто Илья. Я думал этот момент никогда не наступит. Однако, долго радоваться мне не пришлось, поскольку девушка пришла в себя после сна гораздо быстрее, чем я мог предположить. — Илья Андреевич? — исправляется она, прочистив горло. — Который час? — Одиннадцатый, — расплывчато отвечаю я тихим голосом, чтобы не тревожить ее еще сонный разум. — Какой ужас, — спокойно, даже немного обреченно изрекает она. А где же так ожидаемая мной истерика, крики и обвинения? Неужели Аннушка решила сжалиться надо мной? — Ты уснула, — говорю я, как будто сам недавно это обнаружил. Вряд ли она заметила, что спала на моем плече. Хотя часть меня отчаянно желала, чтобы она это узнала. — Я догадалась, — боже, да она решила сегодня убить меня своей иронией. — Чем закончился фильм? Не такого я ожидал. Удивленно хмурюсь, а губы сами по себе растягиваются в улыбке. — Ань, ты просто нечто, — я качаю головой, в то время как девушка непонимающе на меня смотрит. — Наши победили, все хорошо. Она сдержанно кивает и, словно опомнившись, садится прямо, опустив ноги на пол, и начинает приглаживать волосы, чуть растрепавшиеся после сна. К слову, в этом совершенно не было необходимости, поскольку выглядела она превосходно. — Мне пора, — выдает она после минуты молчания. — Завтра в школу, а мне еще нужно принять душ и доделать уроки. — Можешь принять душ у меня, — без тени надежды, исключительно в шутку, предлагаю я, зная, что она не останется. Даже если бы не нужно было завтра в школу, она бы все равно не осталась. — Осторожнее, Илья Андреевич, — с искоркой веселья произносит она, сверкнув на меня ледяными глазами. — Вдруг соглашусь. Что это с ней? Если после пробуждения у нее всегда такое игривое настроение, я хочу просыпаться с ней каждое утро. Желательно, в одной постели. Так, о чем это я… — Кхм… — я давлюсь воздухом. — Тогда буду предлагать чаще, вдруг согласишься. Она лишь закатывает глаза и продолжает собираться, но с ее лица не сходит загадочная улыбка. Вдруг она останавливается и, развернувшись ко мне, заглядывает прямо в мои глаза, будто хочет прочитать мысли. Впервые она настолько прямолинейно смотрит на меня, не опуская глаза в пол и даже не прищуриваясь. — Илья Андреевич, вам не кажется, что все это странно? — твердым окрепшим голосом спрашивает она, не оставляя мне ни шанса на побег. — Что именно? — решаю уточнить, так, на всякий случай. И без того ясно, о чем она говорит. — Все это, — она обводит рукой вокруг себя. — Вы, я… Вы мой учитель, а я ваша ученица, и наши взаимоотношения нельзя назвать нормальными или даже приемлемыми. Она вопрошающе на меня смотрит, ожидая ответа. А я… А я стою, как истукан, отчаянно подбирая слова. — Кажется, — в конце концов соглашаюсь я, несколько раз кивнув и делая шаг к Аннушке, застывшей у порога. — Да, это странно, это очень странно и неправильно, Аня, но почему-то… — я стою уже совсем рядом, сверху вниз глядя на ее красивое спокойное лицо. — Это кажется таким правильным. Несколько секунд ее глаза бегают по моему лицу, снова изучая и выискивая что-то, чего она не видит. Затем вздыхает и отворачивается, снимая с вешалки плащ. — Я вызову такси, — произносит она. — Я тебя провожу, — я подхожу к ней со спины, невесомо проводя пальцами по ее волосам. Они мягкие и пахнут свежестью. Я не мог понять, чем именно, но этот аромат можно описать как свежий. — Не стоит, — отмахивается. — Нет, стоит, — настаиваю. — Илья Андреевич, — выдыхает она, резко оборачиваясь и сталкиваясь со мной лицом к лицу. И снова эта близость, от которой мурашки пробегают по спине, а в желудке становится холодно. Снова ее губы так близко, что я могу расслышать ее дыхание, снова этот бегающий взгляд, сводящий с ума. Нет, я не должен ее целовать. Я обещал себе не совершать больше необдуманных поступков, которые могут ее спугнуть или оттолкнуть. Я должен сдержаться. — Я провожу, — глухо повторяю я, отступая на шаг и склоняясь, чтобы надеть кеды. В последний момент, перед тем как отвернуться, я увидел в ее взгляде что-то похожее на… сожаление? Разочарование? Аннушка, ты не перестаешь меня удивлять. Неужели ты сама хотела этого несостоявшегося поцелуя? Что ж, в таком случае в следующий раз тебе придется самой сделать это. Усадив Аннушку в такси, при этом бросив самый суровый из всех имеющихся в моем арсенале взгляд на таксиста кавказской наружности, я закуриваю сигарету, глядя вслед уезжающей машине. Да, этот вечер прошел и закончился гораздо лучше, чем я мог предполагать. Я думал, что проведу длинные полтора часа, разбирая тесты по истории с очередной школьницей, занятой лишь попытками флиртовать со мной, а оказалось… Я не переставал благодарить Вселенную за такое удачное стечение обстоятельств. При моем умении видеть людей насквозь Аннушка все еще оставалась для меня закрытой книгой, написанной на незнакомом для меня языке. Так что, даже если я ее открою, вряд ли смогу разобрать хоть слово. Я много наблюдал за ней на уроках, факультативах и просто в школьных коридорах. На большой перемене, стоя в курилке со старшеклассниками, я видел, как она, отмахиваясь от уговоров Станиславы, шла в противоположную сторону, в кафе, где она предпочитала обедать. К концу недели до меня дошли слухи о том, что эта самая Станислава устроила драку в классе на факультативе по русскому языку, здорово врезав Егору. За что — учителя не упоминали, ведь гораздо удобнее было обвинять эту сорвиголову во всех грехах, чем разобраться, в чем же действительно заключалась проблема. И что-то мне подсказывало, что моя Аннушка в этом как- то замешана, а потому… — Аня, задержись, пожалуйста, — тихо бросаю я, когда она проходила мимо моего стола. Маша со Светой как-то странно переглянулись и хихикнули, что не укрылось от моего внимательного взгляда. Так, они что-то знают или у меня начала развиваться паранойя? Аннушка, тяжело вздохнув и возведя глаза к потолку (ну надо же, какая актриса), остановилась, привалившись бедром к первой парте и сложила руки на груди, ожидая, когда все покинут кабинет. Последней выходила Станислава, не сумевшая сдержать заговорщической ухмылки. Подмигнув Ане на прощание, она вышла, с несвойственной ей вежливостью прикрыв дверь. Я откинулся на спинку стула, размышляя над странным поведением учеников. Со Станиславой все ясно: Аннушка сама посвятила ее в свои самые страшные тайны, и в этом я ее винить не могу. Девушке ее возраста просто необходимо обсудить с кем-то свою личную жизнь. А вот что касается Маши и Светы… — Илья Андреевич, — в мои мысли врывается тихий твердый голос, отвлекая от аналитической задачки. — Вы что-то хотели? Она по-прежнему стоит, прислонившись к парте, и сверлит меня проницательным взглядом голубых холодных глаз. Сегодня она подвела их карандашом, отчего они сверкали ярче обычного. — Да, присядь, — я киваю на стул, намекая на то, что разговор предстоит небыстрый. Немного поколебавшись, она все же снимает с плеча рюкзак и садится за парту напротив меня. — Я слышал о драке, — начинаю я, наклоняясь вперед и упирая подбородок в сложенные в замок руки. — Что произошло? — Почему вы спрашиваете об этом меня? — она удивленно вздергивает бровь. — Это же не я дралась. — Да, но вы со Станиславой подруги, поэтому… — Мы не подруги, — возражает Аннушка тоном упрямого ребенка, перебивая меня. — Хорошо, — соглашаюсь я, решая, что лучше не спорить. — Ты с ней проводишь больше времени, чем другие одноклассники, поэтому я спрашиваю тебя. Что произошло? Аннушка отводит глаза на стену позади меня и хмурится, о чем-то задумываясь. Она словно размышляет, стоит ли мне рассказывать правду или лучше ограничиться сухими фактами, и без того мне известными. — Она разозлилась, — уклончиво отвечает она, не глядя мне в глаза. — На Егора. И не сдержалась. — Из-за чего она разозлилась? — продолжаю допытываться я. — Он дразнил, — сухо выдавливает она, будто что-то мешает ей говорить. — Кого? — Ее, он дразнил ее! — Аннушка вдруг вспыхивает и недовольно смотрит на меня. — Почему бы вам не спросить ее об этом, раз так интересно? — Обязательно спрошу, — спокойно соглашаюсь я, игнорируя неожиданную вспышку раздражительности. — Но, Аня, я хочу сказать, что ты можешь рассказать мне правду, я же помочь хочу… — Спасибо, Илья Андреевич, но я в помощи не нуждаюсь, — отчеканивает она, вскакивая. — Если это все, я могу идти? — Конечно, — я поднимаюсь ей навстречу, преграждая дорогу. — Тебя никто не обижает? — Нет, — слишком быстро отвечает она. Что-то тут нечисто… — Разрешите, — она пытается протиснуться мимо меня, но я (снова) придерживаю ее за запястье. — Илья Андреевич, ну… — она дергает рукой, желая высвободиться. — Хватит меня так хватать! — Я тебя не хватаю, — возражаю я, но в ответ на мои слова девушка лишь закатывает глаза. Что-то она сегодня не в духе. Закатывает истерику, раздражается и злится. Мегера, ни дать ни взять. — Аня, — мягко произношу я, всем своим видом показывая, что ей не нужно на мне срываться. — Я хотел сказать… Выражение ее лица уже начинает раздражать даже меня. Я подступаю чуть ближе, она же отступает, упираясь в стол, и замирает, снизу вверх глядя на меня. Брови насуплены, а глаза мечут синее пламя. Опираюсь ладонями о стол по обе стороны от девушки, наклоняясь чуть ниже, и слышу ее судорожный вздох. — Илья Андреевич, — выдыхает она, чуть опустив голову. Склоняюсь еще ниже, к самому уху, прижимаясь щекой к ее волосам, забавно щекочущим кожу. — Если тебя кто-то обидит, — шепчу я ей на ухо, а затем отодвигаюсь, заглядывая в широко распахнутые, чуть потемневшие глаза. — Я отправлю его прямиком на больничную койку, — я легко задеваю кончик ее носа своим, ее голова дергается в ответном жесте. — В кому, — добавляю я, и край моих губ приподнимается в подобие улыбки. — Договорились? Она лишь качает головой, ее взгляд прикован к моим губам, находящимся в опасной близости от ее. Я дал себе слово. — Даже если ты мне не расскажешь, я узнаю, — уже громче произношу я, делая шаг назад. — Беги на урок, а то опоздаешь. Пару секунд Аннушка не двигается, пребывая в состоянии какого-то оцепенения, а затем к ней возвращается ее сегодняшняя раздражительность. Смерив меня укоризненным взглядом, она берет со стола свой рюкзак и устремляется к двери. На полпути она останавливается. — Вы просто невыносимы, Илья Андреевич! — злобно восклицает она и, откинув каштановые волосы за спину, покидает мой кабинет. Ты права, Аннушка, я просто невыносим. Но я знаю человека, еще более невыносимого, чем я, и ты видишь его каждый день в зеркале. Но, черт возьми, как же мне этот человек нравится, ты бы только знала!