Не отпускай мою руку

POV Анна Через полчаса дверь в кабинет директора открывается, и оттуда выходит Стася с абсолютно непроницаемым выражением лица, по которому ничего невозможно прочесть. Заметив меня, она кривовато улыбается и садится рядом на лавочку, не проронив ни слова. Я жду, что она скажет хоть что-то, но она молчит. — Ну что? — не выдерживаю я. — Да ничего, — отмахивается она. — Спасибо, что притащила мои манатки. — Пожалуйста, — пожимаю плечами, но ее ответ меня совершенно не устраивает, поэтому я продолжаю допытываться. — Что тебе сказали? Тебя исключат? — Исключат? — она насмешливо глядит на меня. — Нет, конечно. Просто сделали выговор. — Сорок минут тебе просто делали выговор? — я фыркаю, изогнув бровь. — Да, это был долгий выговор, а теперь пошли отсюда, — раздражается девушка и решительно поднимается. — И они правда ничего не сделают тебе за драку? — удивляюсь я, следуя за Стасей. — Звучит так, будто ты хотела, чтобы что-то сделали, — бурчит она, снова уходя от ответа. — Не хотела, но ожидала, это же логично, — мне передается ее раздражение. — Ты совершила административное правонарушение, и обычно школы на такое глаза не закрывают. — Господи, Аня! — Стася останавливается посреди школьного двора, и я едва в нее не влетаю. — Я только что сорок минут слушала, какая я отвратительная и неблагодарная, и не хочу выслушивать это еще раз. Ее глаза сверкают из-под насупленных бровей, губы сжаты в тонкую линию, и я понимаю, что на самом деле, как бы она ни пыталась сделать вид, что ей все равно, ее беспокоит эта ситуация. Возможно, даже задевает. — Я не собиралась говорить, что ты отвратительная и неблагодарная, — возражаю я. — Я просто хотела узнать, не будет ли у тебя проблем. Ты ведь за меня заступилась, и… — И ты не хочешь испытывать чувство вины, — заканчивает она, закатив глаза. — Слушай, он меня выбесил, и я не сдержалась. Это только моя вина, и тебе не нужно брать это в голову. Расслабься. Меня раздражают выводы, к которым она пришла, потому что я вовсе не это имела в виду. — Я хотела сказать, что я беспокоюсь, — категорично заявляю я, отворачиваясь и продолжая путь. Слышу позади шаги и понимаю, что Стася тащится следом. Я не хочу с ней ругаться, но сейчас она слишком груба, и у меня нет ни малейшего желания это терпеть. — Не дуйся, пупсик, — наконец произносит она, догоняя меня возле ворот. — Они сообщат предкам и на этом пока все. Если этот ублюдок не накатает заявление, то все будет о’кей. — Тебя не накажут? — спрашиваю я, заглядывая в ее серые спокойные глаза. — Не, — качает головой. — Они уже привыкли, им все равно. Молча вздыхаю, поджимая губы. Мне нужно идти, скоро занятие по живописи, а вечером — первое занятие у нового репетитора по истории. Когда вспоминаю о нем, хочется стукнуть себя чем-то по голове. — В любом случае, — начинаю я после небольшой паузы. — Не делай так больше. Есть и другие способы решения конфликтов. — Делать вид, что ничего не происходит? — Стася усмехается. — Прости, это твоя прерогатива, не моя. — Я не говорила, что мой способ лучше твоего, — моментально вспыхиваю я. — Но от него хотя бы никто не страдает. — Ага, кроме тебя, — парирует девушка насмешливым тоном, но ее взгляд остается серьезным. В чем-то она права. — Кстати, что там у тебя с историком? — спрашивает она, когда мы почти уже дошли до метро. — Да так… — я вспоминаю про поцелуй, о котором самой себе клялась никому не рассказывать, и чувствую, как к лицу приливает кровь. — Снова на свидание звал. — Ну настырный, — Стася посмеивается, прожигая меня внимательным взглядом. — А чего покраснела? — Жарко, — выдаю я, но, конечно же, она мне не верит. — Ну-ка выкладывай, — она останавливает меня, закидывая руку на плечо. — Мне интересно. — Ничего, — я не могу рассказать ей об этом. Это слишком личное, даже стыдное, тем более, я не хочу признаваться ей в том, что мне понравилось. Мне не должно это нравиться. — Ань, ну… — Стася хлопает ресницами, умоляюще на меня глядя, вынуждая меня раскрыть великую тайну. Не перестаю удивляться, как этой девушке удается быть такой разной: пару часов назад она врезала Егору, уложив его на лопатки посреди класса, а сейчас она вот так мило, совсем по-девичьи, улыбается мне и строит глазки. Она точно сумасшедшая. — Помнишь, у нас факультатив был, — начинаю я, все еще в нерешительности. Стася кивает. — Так вот… я осталась там последняя, и как-то так вышло… — мне нужно пару секунд, чтобы набраться смелости и произнести это вслух. Была ни была. — И он меня вроде как поцеловал… Повисает пауза. Стася озадаченно меня рассматривает, словно не верит, шучу я или говорю серьезно. Приходит к выводу, что я сказала правду, и тут же ее брови ползут вверх. — Ого, — только и изрекает она. — Ага, — подтверждаю я, поникнув. Я не такой реакции ждала. Думала, она опять будет материться и смеяться, а тут такое смятение. — И что ты сделала? — спрашивает она, немного придя в себя. — Убежала, — признаюсь, еще сильнее склонив голову. Оказалось, самое стыдное — это признаться, что ты сбежал с поля боя, а не то, что ты в нем участвовал. — Слушай, если тебе стремно, я могу с ним поговорить, — предлагает Стася, чем повергает меня в шок. Поговорить? — О, нет, — из груди вырывается невольный смешок. — Знаю я, как ты разговариваешь. Не хочу, чтобы наш историк оказался в травмпункте. — Ты мне льстишь, — расплывается в улыбке девушка, а я качаю головой. Она неисправима. Не забегая домой, сразу еду на живопись, где под чутким руководством и надзором своего преподавателя, милого старичка Василия Ивановича, продолжаю свою работу «Отдых на море». Конечно, такое название я придумала не сама, но суть от этого не менялась, я рисовала дикий пляж, к которому подкатывали пенистые волны, разбиваясь о камни и разлетаясь брызгами в воздухе. Если честно, отдыхом тут и не пахло. Небо на полотне было серым, низко нависали тучи, море волновалось, предвещая начало шторма. Я писала эту картину уже около месяца. Мне нравилось находиться в этой небольшой комнатке, пропахшей маслом и разбавителем, которую Василий Иванович гордо называл мастерской. Везде были расставлены мольберты с незаконченными работами, а стены были увешаны картинами учеников, подаренными на прощание. Эту я тоже планировала оставить старичку, как память обо мне. Здесь всегда было тихо, но эта тишина не давила, она успокаивала. Тикали часы, отсчитывая секунды, и время за мольбертом с кистью в руках пролетало незаметно. На живописи я всегда отдыхала, мысли в голове стихали и укладывались по полочкам, это было схоже с медитацией. Полтора часа проходят, не успеваю и глазом моргнуть и я, попрощавшись с преподавателем, который очень долго тряс мою руку перед тем, как отпустить, поспешила домой. Очень хотелось есть, несмотря на то что Василий Иванович напоил меня чаем с вафлями, зная, что я еду к нему сразу после школы. Когда прихожу домой, на часах уже без четверти шесть, и у меня остается совсем мало времени, чтобы поужинать и сделать домашнюю работу на завтра. Хорошо, что я выполняю задания в день, когда их дают, таким образом получалось, что к завтрашнему дню у меня почти все готово. Папы снова не было дома, так что я быстро поужинала тем, что нашла в холодильнике, загрузила посудомойку и села за уроки. Большую часть моих мыслей снова занимал Илья Андреевич и сегодняшняя драка Стаси, так что сосредоточиться было трудно. Не сделав и половины, я стала собираться к репетитору. Эта встреча тяжелым грузом лежала на сердце, и чем ближе минутная стрелка двигалась к восьми часам, тем сильнее у меня ныло под ложечкой. Надеюсь, этот репетитор увидит, что я прекрасно могу сама подготовиться к экзаменам и скажет моему отцу, что мне незачем больше к нему ходить. Я могла бы спокойно сделать уроки, порешать пробники, почитать, в конце концов, книжку, но нет же, я иду бессмысленно тратить свое время за историей! Моему негодованию не было предела всю дорогу в такси до указанного на листке бумаги адреса. Оказалось, это и правда недалеко, но из-за неожиданно образовавшейся пробки я приехала на пять минут позже, чем рассчитывала. И теперь получалось, что я, которая ни разу в жизни не опаздывала даже будучи в детском саду, была вынуждена со всех ног бежать к нужной парадной, потея и задыхаясь. Без двух минут восемь. Когда поднимусь на нужный этаж будет уже начало девятого. Какой ужас! Звоню в домофон, нервно барабаня пальцами по ручке двери, но тот, кто живет здесь не спешит открыть мне дверь. Наконец, слышу пронзительный характерный писк и, дернув дверь, со всех ног бросаюсь к лифту. Четверый… пятый… Лифт медленно тащится вверх, а я уже готова ногти грызть от нервов. Ненавижу опаздывать! Восьмой, нужный мне этаж, лифт останавливается, делает «дзыньк», и едва двери открываются, я вылетаю в коридор. Прочитав указатель, спешу налево, к двери со значком сто семь и, чуть отдышавшись, нажимаю на звонок. Дверь сразу отрывается. — Здравствуйте, извините за опоздание, я попала в пробку и… — замираю на пороге с полуоткрытым ртом, в голове — серый экран, как на стареньком телевизоре. Нет, этого не может быть. Только не со мной, только не в этой вселенной. У жизни не может быть настолько плохого чувства юмора. Может, я ошиблась дверью? Передо мной стоял растрепанный Илья Андреевич в домашних серых штанах и простой белой футболке, и также удивленно взирал на меня своими зелеными глазами из-за стекол тех самых очков, которые были на нем в нашу первую встречу. — Э-э, привет? — здоровается он, окинув меня озадаченным взглядом. — Ну… заходи, что ли.