Streets: Damnsin

      ”Он будет со мной.”

***

Oceans Apart — Ben Crosland

      Порт всё больше скрывался из виду, когда машина уносила их обратно к дому стаи. Вечерний город за окном, со своими огнями, людьми, спешащими куда-то, почти не привлекал внимания Сынмина.        Его мысли витали далеко отсюда, в тех местах, куда он не хотел возвращаться, но куда его снова и снова затягивала память. Каждое движение отзывалось болью в теле, словно все синяки и ссадины стали воплощением его внутренней усталости. Даже глубокий вдох приносил дискомфорт.       Он нахмурился, вспоминая, как когда-то в школе сталкивался с избиением. Тогда одноклассники ненавидели его за то, что он всегда оставался “лучшим учеником”. Они называли его гордым и холодным, но на самом деле он просто боялся — боялся отвлечься от учёбы и потерять точку опоры, чтобы не утонуть в хаосе собственной жизни.        Эти воспоминания всплывали перед ним, как старые шрамы на его теле, которые никогда до конца не заживут. Они словно физически отзывались в его теле: плечи напрягались, а в спине чувствовалось давление.       Но сегодняшний день превратил эти старые раны в свежие. Сынмин чувствовал себя опустошённым, как будто что-то снова сломалось внутри. Если предстоящий тест окажется таким же изматывающими, как сегодняшнее столкновение в клубе, он не был уверен, что выдержит.        Эта мысль терзала его изнутри, заставляя грызть губу, подавляя всякие попытки найти в себе силы. Страх неудачи напоминал, что он может не справиться. Не сможет добраться до сути происходящего. Не сможет отомстить. Провалится. Вернется к той апатии, которая окутывала его сознание до исчезновения Бомгю.       Машина слегка тряхнула на повороте, и Сынмин вынырнул из своих размышлений. Его взгляд всё ещё был устремлён за окно, но внезапно он заговорил. Вероятно, он просто не мог слышать эти вихри мыслей у себя в голове.       — Ваш гость, Хоши, — он бросил быстрый взгляд на Чанбина, который спокойно вел машину. — Кто он?       Чанбин не сразу ответил. Его взгляд, устремлённый на дорогу, оставался сосредоточенным, но через мгновение в его глазах мелькнула тень уважения.       — Хоши? — начал он с небольшой паузой, словно обдумывая, как лучше объяснить. — Это бета, но один из самых умных и расчётливых лидеров в городе. Он и еще несколько членов его стаи управляют территорией Чильту и возглавляют банду SEVENTEEN.       Сынмин вскинул бровь, слегка удивлённый. Бета на лидерских позициях было редким явлением в Демнсине. Но он промолчал, позволяя Чанбину продолжить.       — Мальчик, которого ты спас в лаборатории — это Ники, — добавил Чанбин, на этот раз замедлив машину перед очередным поворотом. — Младший брат Хоши.       Эти слова, как удар молота, оглушили Сынмина. Он резко повернулся, глядя на Чанбина с недоумением.       — Хоши пришёл из-за него? Он хотел поговорить со мной?       Чанбин кивнул, не сводя глаз с дороги.       — Да. Он хотел поговорить с тобой, но из-за этого инцидента в клубе встречу пришлось отложить.       Сынмин замер, ошеломлённый. Его руки непроизвольно сжались, и он опустил взгляд на свои ладони, словно пытаясь найти в них ответы.       — Ты спас его брата, — спокойно повторил Чанбин, но в его голосе слышалась та нотка, которая заставила Сынмина вздрогнуть. Это было уважение. К нему.       Сынмин молчал, чувствуя, как что-то тёплое разливается внутри, прогоняя тяжесть в груди. Он вспомнил пустое лицо ребёнка в лаборатории — его отчаянные глаза, тонкие пальцы, схватившие его за руку. Он действительно кого-то спас. Он смог кого-то спасти. Эта мысль была странной, почти нереальной, но она дарила чувство, которое он не мог до конца осознать.       — Я… — начал он, но его голос дрогнул. Он сглотнул, выпрямился и попытался справиться с эмоциями. — Я просто сделал то, что должен был.       Чанбин тихо усмехнулся, но не стал возражать. Он лишь потянулся и потрепал Сынмина по голове.

***

i hope this calms you down — arya x

      Вечер подходил к концу, когда машина остановилась у дома стаи. У крыльца на скамейке сидел Чонин. Он нервно сжимал телефон в руках, его поза и напряжённые плечи выдавали тревогу. Когда машина остановилась, он вскочил, едва не уронив телефон, и бросился к Сынмину, хватая его за плечи.       — Ты как? — его голос дрожал, а взгляд метался между синяками и ссадинами на лице Сынмина. Его запах наполнил пространство беспокойством, густым и почти осязаемым.       Сынмин почувствовал лёгкий стыд. Всё происходило на глазах Чанбина, да и кто-то из стаи наверняка наблюдал из окон. Но он не стал отталкивать Чонина. Этот человек волновался за него по-настоящему. И к тому же, впервые за весь день он почувствовал себя в безопасности.       Но прежде чем он успел что-то сказать, Чанбин решил вмешаться.       — Щенок нарвался на драку в клубе, — спокойно сообщил он, с интересом наблюдая за реакцией Чонина.       Младший замер, его глаза расширились, а воздух вокруг буквально накалился. Гнев смешался с тревогой, и запах стал колючим.       — Кто? — голос Чонина был тихим, но твёрдым, почти угрожающим.       Чанбин слегка пожал плечами.       — Неважно, — сказал он, как будто и правда не придавал этому значения. — Минхо разберется с этим.       Но такой ответ Чонина не устроил. Его взгляд оставался прикованным к Сынмину, требуя объяснений.       В голове Сынмина вспыхнули слова из клуба: “Как думаете, он с Бешенным Лисом в постель ложится?” Это снова разожгло гнев внутри него. Никто не посмеет так говорить о Чонине. Никто.       — Всё в порядке, — твёрдо сказал он, накрыв ладонью ладонь младшего, чуть отстраняя его. — Не переживай.       Но Чонин не мог просто так отпустить. Его плечи напряглись ещё больше, и он, казалось, уже был готов броситься в клуб, чтобы разобраться с обидчиками.       Тогда вмешался Чанбин. Он подошёл к Яну и, прежде чем тот успел возразить, осторожно положил руку ему на шею. Движение было неожиданным, но в нём чувствовалась не угроза, а забота.       Чонин застыл. Его плечи задрожали, а руки бессильно опустились. Глаза затуманились, и гнев стал утихать.       — Лис, всё нормально, — мягко сказал Чанбин. Его голос звучал обволакивающе, успокаивающе. — Сейчас ему нужно отдохнуть. Понял?       Чонин несколько секунд молчал, затем медленно кивнул. Его дыхание стало ровнее, а плечи расслабились.       Сынмин не мог отвести глаз от сцены, разворачивающейся перед ним. Чонин будто растаял под прикосновением Чанбина.       Шея.       Сынмин невольно задержал взгляд на месте, где рука Чанбина касалась младшего. Что-то в этом движении казалось одновременно простым и… невыносимо интимным. Он не мог объяснить, почему его это так зацепило.       Дыхание Чонина замедлилось, а мышцы, до этого напряжённые, будто ослабли, и весь его облик стал более уязвимым. Это зрелище приковало Сынмина, заставляя его раз за разом прокручивать в голове вопрос: почему это прикосновение так на него влияет?       Его пальцы непроизвольно сжались в кулаки, и он тут же осознал, что начал анализировать, как бы выглядела реакция Чонина, если бы он сам… если бы это он коснулся его шеи.       Ким хмуро отвернулся, заставляя себя смотреть на темнеющее небо за линией крыши дома. Но эта сцена, этот миг остались где-то внутри, как будто запечатались на задворках его сознания.       Чонин, между тем, медленно отходил от своего всплеска эмоций. Он сделал глубокий вдох, облизал губы и выровнял дыхание, возвращая себе привычное спокойствие.        Казалось, он уже начал приходить в себя, но Сынмин вдруг заметил, что взгляд Чонина на мгновение задержался на нём. Его глаза, ещё немного затуманенные после прикосновения Чанбина, буквально обожгли взглядом. Это было мимолётное движение, но в нём скрывалась целая буря чувств, которых Сынмин не мог выдержать сейчас.       — Всё нормально? — спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал ровно, но вопрос прозвучал не так нейтрально, как он хотел.       Чонин кивнул, но вместо слов лишь коротко сжал плечо Сынмина, словно пытаясь доказать, что беспокоиться не о чем. Его рука задержалась чуть дольше, чем следовало, а затем он резко убрал её.       — Пойдём в дом, — сказал он тихо, голос всё ещё дрожал. — Тебе нужно отдохнуть.       Сынмин кивнул, но чувство напряжения не отпускало его. Они направились к крыльцу, но взгляд, который Чонин бросил на него в этот момент, всё ещё сидел у него в голове. Это был не просто взгляд заботы или тревоги. В нём было что-то ещё. Что-то глубокое и необъяснимое. Ким вспомнил их утренний поцелуй.       Ох. Ох.       А потом, уже на пороге дома, Сынмин осознал, что за ними наблюдает Чанбин. Ким вдруг почувствовал, как его сердце замерло. Он вспомнил, что они не одни. Их прикосновения, взгляды — всё это могло быть замечено.        Альфа стоял чуть позади, его взгляд, слишком внимательный и острый, прожигал спины обоих. В воздухе повисло что-то странное, почти ощутимое, как лёгкая, но навязчивая мелодия, которую невозможно проигнорировать.       Сынмин обернулся. Чанбин стоял, оперевшись на дверной косяк, скрестив руки на груди. Его выражение лица было спокойным, но в глазах читался некий интерес, перемешанный с чем-то ещё. Это “что-то” заставило Сынмина напрячься, будто его застукали за чем-то, что никто не должен был видеть.       — Вы чего так медлите? — Чанбин наконец прервал тишину, его голос был низким и расслабленным, но в интонации слышалось скрытое любопытство. — Щенок, неужели ты забыл, что я всё вижу?       Сынмин почувствовал, как жар разливается по его лицу. Он открыл рот, чтобы что-то ответить, но слова застряли в горле. А вот Чонин, напротив, выглядел более собранным. Он резко повернулся к Чанбину, будто заранее готов был отразить любой выпад.       — Ничего необычного, хен, — быстро сказал он, и в его голосе сквозила смесь раздражения и напряжения. — Сынмину просто нужно время, чтобы прийти в себя.       Чанбин слегка приподнял бровь, словно его заинтриговала не сама фраза, а то, как поспешно она была сказана. Он отвёл взгляд на Сынмина, и тот понял, что альфа не купился на это объяснение.       — Конечно, — произнёс Чанбин медленно, его голос звучал нарочито лениво, но всё же с оттенком недоверия. — Просто парень, который не может нормально идти из-за синяков, и другой парень, который смотрит на него так, словно… — он сделал паузу, будто обдумывал слова, а затем усмехнулся, — словно сейчас на него прыгнет.       Чонин напрягся, его плечи поднялись, а взгляд стал холодным, почти враждебным.       — Хен, — прорычал он тихо, но голос всё же выдавал волнение, — ты перегибаешь.       — Перегибаю? — переспросил Чанбин, скрестив руки на груди. Его взгляд скользнул между ними, и теперь в его глазах читался не просто интерес, а ещё и лёгкая насмешка. — Знаешь, Лис, я чувствую, что тут пахнет чем-то… не совсем дружеским.       Сынмин внутренне сжался, понимая, что Чанбин почти угадал. Почти. Альфа ещё не знал, насколько всё серьёзно. Но сам факт, что он уловил эту связь, был опасен.        Стая не знала, что между Сынмином и Чонином есть что-то большее, чем просто дружба или поддержка. И уж тем более никто не догадывался, насколько глубока их связь — настолько, что порой им не нужны были слова. Или Сынмин хотел считать, что никто не догадывался.       Ян, похоже, осознал, что объясняться дальше бесполезно, поэтому лишь бросил короткий взгляд на Сынмина и развернулся к двери.       — Мы идём, — сказал он тихо, но твёрдо, открывая дверь и шагнув внутрь.       Сынмин последовал за ним, стараясь не встречаться взглядом с Со, но чувствовал, как тот продолжает наблюдать. Альфа не сказал больше ни слова, но его присутствие ощущалось, как тяжёлый груз.       Когда дверь гостевого крыла за ними закрылась, Сынмин наконец позволил себе вдохнуть полной грудью. Тишина дома была обманчивой — каждый шаг по коридору отдавался гулким эхом в голове. Чонин шёл впереди, но в его движениях не было привычной уверенности. Он тоже был напряжён.       — Он ничего не знает, — тихо сказал Сынмин, не выдержав.       Чонин остановился, но не обернулся. Его плечи чуть опустились, и он склонил голову вперёд, будто пытаясь собрать мысли.       — Может, и не знает, — ответил он после долгой паузы, его голос был глухим. — Но он чувствует. Они все будут чувствовать. Рано или поздно.       Сынмин замер, осознавая, насколько это правда. Стая была связана друг с другом намного сильнее, чем просто друзья или товарищи. Запахи, взгляды, даже еле заметные жесты могли выдать все.       — И что тогда? — спросил он, его голос прозвучал чуть громче, чем он хотел.       Чонин медленно обернулся. В его глазах светилось что-то странное: смесь усталости, решимости и… мягкости. Он подошёл ближе, не отрывая взгляда от лица Сынмина, и, прежде чем тот успел что-то сказать, положил руку ему на плечо.       — Тогда мы справимся. Ты нужен мне, Минни, — сказал он тихо, но в его голосе звучала уверенность. Сынмин вздрогнул, так как смутно помнил эти слова. — Я должен поторопиться… Я заставлю их убедиться в тебе.       Эти слова почему-то отозвались теплом где-то глубоко внутри, вытеснив на мгновение весь страх и напряжение. Поторопиться… Смотря на то, как в последнее время Чонин решительно двигался навстречу к стае, не сложно понять, о чем он говорит. Поторопиться сплотить их. Сплотить и заставить… принять Сынмина.       Сынмин кивнул, не в силах найти слова. Всё, что он мог сделать, — это позволить себе поверить в это. Позволить себе довериться Чонину.

***

It All Begins Here — Borrtex

      Апрель прошёл стремительно, как порыв ветра. Дни сливались в одно целое, наполненные изнуряющими тренировками, редкими моментами покоя и странной, напряжённой атмосферой, которая поселилась между Сынмином, Чонином и Чанбином.        Теперь младший всё чаще появлялся на тренировках, принося кофе для Чанбина и Сынмина. Альфы разговаривали, но порой их диалог переходил в какую-то особую невербальную форму, которую Сынмин не мог понять. Эти короткие взгляды, жесты, едва уловимые выражения лиц…        Выглядел ли Чанбин злым из-за общения Сынмина и Чонина? Нет. Напротив, его запах не содержал ни намёка на агрессию. Но Ким не мог не замечать, что альфа наблюдает за ним. Всегда.       Это странное внимание не казалось враждебным, скорее — оценивающим. Чанбин ждал. Но чего? Сынмин не знал. Иногда он ловил себя на том, что этот пристальный взгляд даже помогает. В нём была какая-то тихая уверенность, как будто Чанбин видел в нём то, чего Сынмин ещё сам не осознавал.       Джисон, напротив, оставался источником напряжения. После его выходки в клубе RedL, где омега подмешал что-то в напиток, Сынмин не мог ему доверять. Этот случай оставил слишком глубокий отпечаток, чтобы его забыть. Но, несмотря на это, Сынмин всё равно позволял Хану лечить его раны. Каждый раз, когда Джисон появлялся с аптечкой, Ким замирал, следя за каждым его движением с осторожностью, граничащей с подозрением.       Омега, в свою очередь, был абсолютно невозмутим. Более того, он не упускал возможности посмеяться.       — Что, опять упал и проиграл? — говорил Джисон, накладывая повязку на очередной синяк. — Ты уверен, что к тесту доберёшься? Или планируешь зажить к следующему году?       Сынмин терпел, глядя в сторону, но порой раздражение всё же прорывалось наружу.       — Если ты пришёл только чтобы поиздеваться, можешь уйти, — бросал он, стараясь звучать ровно.       Но Джисон никогда не уходил. Его насмешливый тон и загадочные фразы сопровождали каждую встречу. Однако в последнее время что-то изменилось.       Сынмин начал замечать, что за язвительными комментариями скрывается что-то ещё. Омега стал внимательнее. Его взгляды задерживались чуть дольше, чем обычно. Иногда он замолкал на долю секунды, будто собираясь сказать что-то важное, но тут же снова переводил разговор в шутку. Это сбивало с толку.       Сынмин привык к чувству, что здесь все знают о нём больше, чем он сам о себе, но поведение Джисона казалось особенно странным. Будто он ждал, когда Сынмин поймёт что-то, что омега уже давно знал.       Но самым удивительным оказалось не это. Теперь у Сынмина появилась новая, почти ритуальная традиция — вечерний чай с Феликсом.

***

      Это началось неожиданно. Однажды, после особенно тяжёлой тренировки, когда Сынмин уже направлялся в свою комнату, его остановил тихий голос.       — Сынмин, — позвал Феликс, стоя у дверей кухни. — Не хочешь выпить чаю?       Сынмин замер, слегка удивлённый. Феликс почти не показывался дома — по крайней мере, Ким редко замечал его присутствие, за исключением запаха тут и там. Но отказать он не смог. Что-то в голосе омеги звучало так спокойно, что просто невозможно было сказать “нет”.       — Хорошо, — ответил он коротко, всё ещё немного смущённый.       Феликс заварил чай с удивительной точностью, его движения были размеренными, как будто это был для него не просто процесс, а особый ритуал. Они сели за стол, и повисла тишина. Но она не была гнетущей. Напротив, она давала возможность отдышаться, перевести дух.       — Ты хорошо держишься, — внезапно сказал Феликс, разливая чай по чашкам.       — Что? — удивился Сынмин, подняв взгляд.       — На тренировках. И вообще, — продолжил омега, не поднимая глаз. — Многие уже сломались бы. Ты не сломался. Это хорошо.       Сынмин не знал, что ответить. Он лишь кивнул и сделал глоток. Чай был горячим, но его мягкий травяной вкус неожиданно помогал снять напряжение.       Так началась их традиция.       Теперь, после каждой тренировки, Феликс ждал его на кухне с двумя чашками. Разговоры были простыми, иногда бессвязными, но удивительно лёгкими. Феликс говорил о погоде, о забавных историях из жизни стаи, о котах Минхо, которые, по его словам, скоро должны были вернуться из ветеринарной клиники.        Но что Сынмина по-настоящему удивляло, так это то, что Феликс почти не говорил о себе. Это напоминало ему Бомгю, который тоже всегда предпочитал переводить разговор на другие темы.       Феликс будто был открытой книгой, но с с некоторыми вычеркнутыми словам на страницах. Некоторые можно было прочесть, но другие нет, сколько не пытайся.       Но несмотря на это эти вечера с чаем стали для Сынмина странной формой отдыха. Они не снимали его тревог перед тестом, но давали необходимую передышку, позволяли почувствовать себя чуть спокойнее, чуть сильнее.       Но всё это оставалось странным. Раньше все было проще — они проявляли интерес, потому что он был чужаком, вертевшимся рядом с Чонином, но сейчас этот интерес стал другим. Почему Феликс решил проводить с ним время? Почему Чанбин и Джисон стали так внимательно за ним наблюдать? И почему в их взглядах появилось что-то новое, то, что Сынмин не мог понять?       Однажды вечером, когда они снова сидели за столом, Сынмин решился спросить.       — Почему они ведут себя так? — перебил он Феликса, который что-то рассказывал о фильме.       — Они? — омега поднял на него взгляд. — Кто именно?       — Джисон. Чанбин. Даже ты, — честно признался Сынмин. Во время чаепитий он наконец перешел на ”ты”. — Вы будто изучаете меня. Больше, чем раньше.       Феликс задумался, наклонив голову. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах мелькнуло что-то непонятное.       — Изучаем? Или, может, ты стал внимательнее к нам? — мягко спросил он.       — Нет, — резко ответил Сынмин, подавшись вперёд. — Джисон смотрит, будто что-то знает, но не говорит. Чанбин наблюдает так, что я начинаю нервничать. А ты… с этим чаем…       Он осёкся. Феликс немного улыбнулся, словно уже знал, о чём Сынмин не решился сказать.       — На тебе его запах, — спокойно произнёс он.       — Его… запах? — переспросил Сынмин, чувствуя, как сердце ускоряет ритм.       — Чонина, — пояснил Феликс, поднимая чашку. — Ты можешь этого не замечать, так как на себе чужой запах заметить сложно, но остальные чувствуют.       Эти слова оглушили Сынмина. Запах. Чонин пометил его. Неосознанно, возможно, даже случайно. Поцелуи, редкие прикосновения — всё это оставляло след, который он сам не чувствовал, но который не мог не заметить никто другой.       — И что мне с этим делать? — пробормотал он, скорее себе.       Феликс усмехнулся, его улыбка была мягкой, но чуть насмешливой.       — Думаю, уже поздно что-то останавливать. Я прав?       ”О-о… Он догадался о поцелуях.”       — Но почему вы не ревнуете? — вопрос Сынмина прозвучал резко, почти как вызов. Он уже давно понял, что завуалированные формулировки ничего не дают, а если ему что-то нужно знать, он задаёт вопросы прямо, без обходных путей.       Феликс на секунду замер, его взгляд, устремлённый на чашку, стал чуть расфокусированным. Затем он поднял глаза на Сынмина, уголки его губ изогнулись в мягкой, почти лукавой улыбке.       — Ревнуем, конечно, — признался он спокойно, как будто это был очевидный факт.       Ответ застал Сынмина врасплох. Его брови слегка приподнялись, но Феликс, заметив это, тут же продолжил:       — Просто… не так, как ты думаешь.       — Тогда как? — Ким нахмурился, сжимая руки на столе. Ему не нравилась эта игра в полутона. Если ревнуют, то почему так спокойно? Почему не ограничивают его общение с макнэ? Что это за ревность, которая ощущается больше как… одобрение?       Феликс вздохнул, чуть склоняя голову набок, будто пытаясь объяснить сложный принцип простыми словами.       — Видишь ли, в стае всё иначе, — начал он, отпивая глоток чая. — Ревность — это не про злость или желание оттолкнуть кого-то. Это больше… про принятие. Мы видим, что кто-то стал важным для другого. Мы ревнуем, да, потому что это чувство рождается естественно, но оно не разрушительное. Мы не хотим разрушать то, что важно.       Сынмин смотрел на него в упор, пытаясь уловить в словах Феликса какой-то подвох, но ничего не находил. Его голос был ровным, глаза спокойными.       — Это странно, — наконец выдавил он. — Ты говоришь так, будто это нормально. Будто это… правильно.       — А ты разве не чувствуешь, что это правильно? — мягко спросил Феликс, снова улыбнувшись. — Если бы кто-то пытался оттолкнуть тебя от Чонина, ты бы смог это принять?       Сынмин не сразу ответил. Этот вопрос будто выбил у него почву из-под ног. Он задумался, вспоминая взгляды, прикосновения, запах Чонина, который теперь, как оказалось, всегда оставался с ним. Он попытался представить, что кто-то захочет отобрать это у него. Но мысль вызвала лишь вспышку глухого, почти звериного сопротивления внутри.       — Нет, — тихо сказал он, не поднимая глаз. — Не смог бы.       — Вот и мы не можем поступить так с Чонином, — подтвердил Феликс. — Поэтому мы не боремся с этим. Мы ревнуем, да. Но мы смотрим. Наблюдаем. Потому что хотим понять, куда это приведёт.       Сынмин хотел спросить что-то ещё, но его вопрос вырвался сам собой, быстрее, чем он успел обдумать.       — Но ведь не все так спокойны, да? А как же Хенджин, Минхо?       При упоминании Хенджина лицо Феликса изменилось. Он вздрогнул, и его губы сжались в тонкую линию. Это длилось всего секунду, но Сынмин заметил. Он бы соврал, если бы сказал, что упомянул Хенджина случайно. Это было нарочно, его попытка нащупать слабое место в этом идеальном спокойствии, которое омега демонстрировал.       — С ними… это другое, — наконец сказал Феликс, его голос звучал тише, чем раньше, но в нём всё ещё была твёрдость. — Они относятся к тебе так, потому что видят угрозу, а не потому что ревнуют. Будь обстоятельства другими, они бы вели себя так же, как и все остальные.       — Обстоятельства, — повторил Сынмин, нахмурившись. — Ты про Уджина?       Феликс замер. Его пальцы, легко скользившие по краю чашки, вдруг замерли. Он не поднял взгляда, но было видно, что этот вопрос его задел. Сынмин почувствовал угрызения совести, как будто бросил камень в спокойный штиль, который Феликс так старательно поддерживал. Но он не мог остановиться. Он устал от загадок, от недомолвок, от постоянного ощущения, что всё происходит где-то за его спиной.       — Прости, если я… — начал он, но Феликс поднял руку, жестом заставляя его замолчать.       — Да, — сказал омега, отрывая взгляд от чашки. — Я про Уджина.       Сынмин замер. Ответ прозвучал настолько прямо и честно, что его на мгновение лишило слов. Он ожидал уклончивости, новой загадки, но не такого простого подтверждения.       — Он был важен для них, — продолжил Феликс, не дожидаясь следующего вопроса. От Сынмина не укрылось, как Ли выделил ”них”, и как в его голосе просочился яд. — Я не застал то время, когда для них он стал предателем. В моей истории этот ублюдок всегда был главным злодеем.       Сынмин замер, прокручивая в голове слова Феликса. Всё начинало становиться на свои места, хотя от этого не становилось легче. Он вспоминал, как Чонин вскользь упоминал о Феликсе, его прошлом, и особенно о том, что привело его в стаю.       “По вине Уджина он попал в публичный дом.”       Эти слова, сказанные тогда Чонином, эхом отозвались в сознании Сынмина. Теперь, видя выражение лица Феликса, слыша яд в его голосе, он начал осознавать глубину этой истории.       — Уджин был виноват в том, что случилось с тобой, — тихо сказал Сынмин, скорее утверждая, чем спрашивая.       Феликс слегка напрягся, его рука, лежащая на столе, сжалась в кулак. Он посмотрел на Сынмина долгим взглядом, и в его глазах читались боль и ненависть, которые он так старательно скрывал.       — Да, — наконец ответил он, его голос был хриплым, будто каждая буква давалась с усилием. — Он был виноват. Я попал в ад из-за его решений, его желания стать лидером стаи, его… — он осёкся, пытаясь успокоиться, и сжал чашку так сильно, что его костяшки побелели. — Хенджин выкупил меня и привёл в больницу, положив в одну палату с Чаном, который пострадал из-за якудзы. После этого я постепенно стал частью стаи.       Сынмин ощутил глухую тяжесть в груди. Слова Феликса прозвучали просто, без излишнего драматизма, но за ними стояла целая жизнь, наполненная болью, предательством и страхом.       — Ты ненавидишь Уджина, — произнёс он осторожно.       Феликс горько усмехнулся.       — Я ненавижу его не только за себя. Я ненавижу его за всё, что он сделал с этой стаей. С Хенджином. С Минхо. — Он наклонился вперёд, его голос стал ниже, почти шёпотом. — Я видел его всего несколько раз в больнице, когда стая ещё не узнала о его предательстве. Он был для меня никем. Но они любили его. Доверяли ему. А он использовал это доверие, чтобы уничтожить всё, что они строили.       Сынмин молчал, чувствуя, как слова Феликса давят на него, пробуждая внутри что-то странное, болезненное. Теперь он понимал, почему Хенджин и Минхо так агрессивны с ним. Для них он был напоминанием о прошлом.       — Но ведь я не он, — выдавил наконец Сынмин. — Они это понимают?       Феликс поднял взгляд, его глаза были серьёзными.       — Они это понимают. Но боль прошлого не уходит так просто. Ты не Уджин, Сынмин. Но ты для них новый риск. Новый шанс потерять что-то или кого-то. И это пугает их больше всего.       Эти слова заставили Сынмина замолчать. Он задумался о том, как его воспринимают в стае. Для Чонина он был кем-то важным, это было очевидно. Для Чанбина и Хана, и, возможно, для Чана — объектом наблюдения и ожидания. Для Минхо и Хенджина — угрозой. А для самого себя? Он до сих пор не понимал, каким человеком он хочет быть.       — Феликс, — тихо сказал он, прерывая тишину. — Что мне делать?       Феликс усмехнулся, но в его улыбке была искренность.       — Просто будь собой, — повторил Феликс, его голос звучал мягко, но твёрдо. — Ты уже не он. И никогда им не будешь. Но им нужно время, чтобы это понять. И время, чтобы простить себя за то, что они не остановили его, пока не стало слишком поздно.       Сынмин молчал. Его мысли крутились вокруг этих слов, тяжёлым осадком оседая где-то глубоко внутри. Всё наконец стало чуть яснее, но одновременно это ощущение ясности привносило новый хаос. Теперь он понимал, почему многие члены стаи так странно реагировали на него. Почему смотрели с опаской, порой даже сдержанным гневом.       Но это понимание не приносило облегчения. Наоборот, он почувствовал себя ещё больше втянутым в чужую историю, с которой ему, казалось, не было места соприкасаться.       Однако этот разговор оставил самый большой отпечаток в его сознании. Он не мог выбросить из головы выражение лица Феликса, его голос, насыщенный то горечью, то неожиданной теплотой. “Время, чтобы простить себя.” Эти слова особенно задели Сынмина. Они напоминали ему, что стая не просто борется с его присутствием — она борется с собой. С теми шрамами, которые Уджин оставил на их сердцах.       Теперь всё имело смысл. И одновременно оставалось таким же непонятным.       Но одно стало очевидным: Сынмин не мог больше тратить энергию на размышления о ревности, о том странном внимании, которое к нему проявляли Чанбин, Джисон или даже Минхо и Хенджин. Он не мог изменить их чувства, но мог дать им время, о котором говорил Феликс.       Он мог, наконец, сосредоточиться на себе.

***

      Сынмин встал рано утром. Солнечные лучи пробивались сквозь плотные занавески его комнаты, заливая помещение тёплым светом.       Он посмотрел на себя в зеркало: синяки на лице почти исчезли, царапины зажили. Его тело всё ещё ощущало последствия напряжённых тренировок, но боль больше не отвлекала его. Теперь всё было сосредоточено на одном — тесте, который должен был состояться через неделю.       Эта неделя должна была стать последним рывком, временем, когда он отдаст все силы. Теперь он знал, ради чего он это делает. Не ради того, чтобы доказать что-то Минхо, банде или даже Чонину.       Он делал это для себя. Чтобы, наконец, почувствовать, что он принадлежит этому миру. Чтобы стать сильнее и делать то, что он действительно хочет.        С этими мыслями он направился в тренировочный зал, где его уже ждали.