Я стал учителем главного героя (И бывшим вассалом главного злодея)

Я уже близко, где-то за дверью.

С оправданным риском плыву по течению.

Я уже рядом, я на пороге

Сжимаю ладони на твоем горле…

SARA «Наваждение»

На земли Уюна пала бескрайняя тьма. Гора Тунлу огромным великаном возвышалась над столицей, навевая священный ужас на познавших все беды мира жителей страны. Даже сейчас, когда гора излучала полное спокойствие и умиротворение, никто не мог сомкнуть глаз, ожидая нового извержения. Мэй Хуа сидел на пороге и прислушивался к тихому стрекотанию в высокой траве. Этот звук успокаивал его и был временным спасением от всепоглощающей тишины, что завладела домом после ухода трех соучеников. Ему было грустно, было обидно. Но больше всего его удручало состояние принца. Его Высочество наследный принц Уюна все чаще стал надолго покидать хижину. По возвращении, даже не здороваясь со своим последним вассалом, он запирался в своей комнате, а ночью вновь незаметно уходил, подобно блуждающему духу в ночи. Монах не хотел наседать на принца, но и оставлять все, как есть, он также не желал. Вот только его сил было недостаточно, слова застревали в горле, не находя выхода, а руки опускались сами собой. Потихоньку он начал сливаться с серым домом, став его живым, молчаливым подобием. Таким же пустым и холодным. Отчужденным и слабым, не способным даже укрыть своего принца от взора всевидящих, непреклонных звезд. Поежившись от холода, Мэй Хуа поднялся и, в последний раз посмотрев на темное беззвездное небо, вернулся в хижину. Из спальни принца не доносилось ни звука. Дверь была закрыта, но не заперта на замок. Монах вздохнул и негромко постучал. – Ваше Высочество, это я. А кто еще, кроме тебя, может здесь быть? – Ваше Высочество, как вы себя чувствуете? Вам нужно поесть. Не мучьте себя и выйдите ко мне хотя бы на миг. Дайте мне посмотреть на ваше лицо. Я так давно его не видел. Он не хочет, чтобы ты видел его таким. За дверью царила тишина. Ничего не происходило. Не доносилось даже шороха одежд. Казалось, что дом пуст, а факт наличия живой души за деревянной преградой – лишь чья-то дурная фантазия, выдуманная кем-то от скуки или безделья. Принц был мертв. Мертв изнутри. И монах это прекрасно знал. Слова шисюна Цзюя о склепе вновь и вновь звучали в его голове, словно гимн неизбежности. – Ваше Высочество? Могу я зайти? Нет. – Скажите хоть что-нибудь. Уходи. Он больше не твой принц. Стыд и страх не дадут ему отворить перед тобой дверь. – Ваше Высочество… Я оставлю еду у двери. Пожалуйста, поешьте. Хотя бы немного. Оставь. Это пустое. Тебе его не спасти. Мэй Хуа пододвинул к двери тарелку с едой, постоял еще немного и со вздохом ушел в дальний угол, чтобы на время забыться тревожным сном. Он не знал, что перед уходом принц навещал его. Не знал, что Его Высочество раз за разом останавливал руку, страстно желающую провести по его взъерошенным волосам, бледной щеке, тонким губам. Не знал, что один лишь факт его существования заставлял принца просыпаться каждое утро после ночи самобичевания, каждый раз заматывать лицо бинтами, всеми силами игнорируя наросты на коже, и продолжать жить, несмотря ни на что. Не знал, но хотел надеяться, что еще не все потеряно. Что прежние чувства еще можно вернуть. Вот только гора уже приняла в свое лоно долгожданную жертву, и не одну. Лицо принца омрачила тень греха. И последняя надежда на преданность и искренность чувств увяла, не успев обрести цвет. В полудреме Мэй Хуа часто слышал знакомый до боли голос. Он называл его голосом отчаяния. Но это было не так. Совсем не так. Тебе его уже не спасти. Не спасти. Беги, пока есть силы. Только равный ему сможет освободить мятущуюся душу от оков злобы и боли. Тебе не справиться с ним. Помнишь, что я тебе говорил? Однажды полюбив солнце, потеряешь себя навсегда. Если не хочешь оставить свое сердце на божественном алтаре, уходи поскорей. Уходи. Ты не сможешь ему ничем помочь. Сейчас ты бесполезен. Отринь свои чувства и следуй за звездами. Тай Цзи... Я тебя прошу. Беги…просто беги, не оглядываясь. Тай Цзи...

***

Вздрогнув, Мэй Няньцин вынырнул из глубин воспоминаний. Осмотревшись, он понял, что заснул на крыше во время игры в карты с марионетками. Куколки как раз сидели перед ним и ждали, когда же он, наконец, сделает свой ход. Две из них чуть ли не тряслись от нетерпения, стукая своими маленькими ручками. Третья же заботливо гладила его по руке, словно успокаивая дитя, пробудившееся от кошмара. – Ох, кажется, я задремал, – пробормотал советник, обмахнувшись картами, – Думал, как вернусь домой, сразу же завалюсь спать, но тут и ужин, и уборка, и Его Величество с Се Лянем, чудом не устроившие мордобой… Хаа, чую, мне грозит жесткая бессонница. Какой кошмар. Действительно, по возвращении в хижину Се Лянь, напрочь забыв о словах советника, сразу же отправился в комнату отца для выяснения отношений. Мэй Няньцин был бы рад не вмешиваться, но бывший император знатно завелся, будучи задетым воспитательным тоном сына, и, только увидев за спиной Се Ляня хмурую физиономию советника, сник, продолжая что-то бухтеть себе под нос. Дав рекомендации по приготовлению отваров, советник взялся за метлу. Госпожа хоть и старалась поддерживать чистоту в доме, но будто специально не замечала пыль в углах и под столом. Мэй Няньцин не мог ее ругать и молча вычищал то, что пропустили нежные неуклюжие руки. Только ближе к ночи ему удалось сесть и немного поесть своей же каши. После позднего ужина он вознамерился уйти на боковую, но заскучавшие куколки не дали ему этого сделать. Да и сон все никак не шел, сколько бы советник не вертелся на своей новой циновке. – Что за наваждение? – ворчал Мэй Няньцин, сидя на крыше в компании своих «друзей», – Это на меня так действуют скрытые воспоминания? Это все конечно прекрасно, познание чувств Лао Мэя и принца Уюна, но я хочу нормально поспать. Можно ли как-нибудь закупорить этот поток сознания? Хотя бы на ночь. Уже было бы неплохо. Пока советник самозабвенно болтал с воздухом, одна из куколок решила тайно подглядеть его карты, и тут же получила щелбан по лбу. Отлетев на расстояние, она возмущенно замахала ручками, пока остальные две беззвучно смеялись с ее неудачи. Мэй Няньцин фыркнул, указав на куколку пальцем: – Чжу-сюн, ты маленький подлец! Имей совесть дослушать своего шисюна, как подобает покорному шиди! Еще и мухлевать вздумал. А ну-ка извинись по-хорошему! Давай, давай, я жду. Куколка по имени Чжу комично поклонилась в пол, всем своим видом выказывая полное неуважение к хозяину. Старшая марионетка стукнула ее картами по голове, и вновь между соперниками завязалась шуточная драка. – Шисюн Цзюй, и ты туда же, – вздохнул Мэй Няньцин, растащив двух человечков под аплодисменты третьей куклы, – Сяо Лань, благодарю за поддержку. Ты мой свет в этом царстве беспредела и невежества. Слово за словом, и куколки были благополучно усажены на свои места для продолжения начатой партии. Но только советник хотел сделать долгожданный ход, как порыв ледяного ветра резко налетел со стороны и чуть не выбил карты из его рук. Куколки взлетели вверх и спрятались в рукавах даоса, оставив свои масти дрожать на сухой соломе. Мэй Няньцин недоуменно потряс рукавом. – Вы чего? Испугались ветерка? Эй, вылезайте. Да что с вами такое? Тут до советника кое-что дошло. И в этот момент за его спиной раздался знакомый голос: – Какая чудесная ночь, не правда ли, наставник? Мэй Няньцин развернулся вполоборота, подозрительно сощурив глаза. Позади него сидел Се Лянь в смиренной ученической позе и с блаженной улыбкой на губах наблюдал за игрой своего учителя. Лицо юноши излучало спокойствие и безмятежность. От былой усталости не осталось ни следа. Это даже немного пугало. – Да, чудесная ночь, – согласился советник, спрятав руки в рукавах, – Ваше Высочество, почему вы не спите? Уже поздно, вам необходим отдых. – Отчего же наставник сам сейчас не в постели? Ведь ему отдых необходим не меньше, чем этому глупому ученику. Мэй Няньцин поднял бровь и ответил: – Да, вы правы, нам всем стоит хорошенько отдохнуть перед новым рабочим днем. Но скажите, отчего вы вдруг назвали себя глупым? Я не заметил никакой откровенной глупости в ваших словах или действиях. – Ну как же. Ученик пренебрегает советами учителя, делает все наперекор его воли. Разве это не проявление глупости? Советник полностью развернулся к юноше и вскинул голову, посмотрев на него сверху вниз: – Сказать лишнего, поддавшись эмоциям, – не признак глупости. В таких обстоятельствах любого можно назвать глупцом, не разобравшись в его мотивах и душевном состоянии. Вы не совершили ничего предосудительного, чтобы называть себя таковым. – Ох, правда? Но, наставник, а если я совершу что-то более существенное по сравнению с дракой или затеянной ссорой? Что тогда? Вы разочаруетесь в этом ученике? Оставите его совсем одного пожинать плоды собственного бессилия? «Вот гаденыш!» Демонстративно взмахнув рукавами, Мэй Няньцин без дрожи сказал: – А вы, видимо, очень хотите это увидеть, Ваше Высочество? Решили устроить маскарад? Прекратите, это отвратительно. Се Лянь усмехнулся, проведя пальцем по своей щеке. Не успел советник вынуть талисман, как фальшивый ученик ловко опрокинул его на солому, крепко прижав руки выше головы. Мэй Няньцин опешил от такой наглости, взбрыкнувшись, словно дикий кот: – Бесстыдник! Нахал! Да как ты смеешь! Отпусти меня немедленно! Иначе… – Иначе что? – развязно проговорил лжеученик, еще крепче сжав запястья советника, – Накажете меня? Заставите переписывать Дао дэ Цзин или стоять на коленях лицом к стене? «Вот тебе было бы полезно перечитать священное писание Лао-Цзы, мерзавец! Вчера, значит, мялся, как кроткая дева, а сегодня на тебе, новая роль – маньяк-душегуб!» – Владыка, вам нечем заняться в свободное от работы время? Вам помочь найти хобби? Каллиграфия, рисование, макраме, кулинария. Все, что пожелаете. А то актерское мастерство начинает малость хромать. Не особо скрывающий свою личность владыка прижался к советнику всем телом и прошептал прямо на ухо: – А советник стал смелее с последней нашей встречи. Неужели страх так быстро отступил? Вчера ночью дрожали, словно осенний лист на ветру, а сегодня разбрасываетесь словами, не думая о последствиях. Как вас понимать? Цзюнь У ответил на невысказанную претензию советника о резкой смене поведения, словно читал бывшего жреца, как открытую книгу. Отвернувшись, Мэй Няньцин иронично бросил: – Так же, как и вас. То есть никак. – Неужели? Какая жалость. А я уже успел поверить, что вам есть хоть какое-то дело до моей души. – Я не врал. Лживый Се Лянь склонил голову в немом вопросе. Нахмурившись, Мэй Няньцин повторил: – Я не врал, когда говорил, что хочу помочь вам. Но чтобы понять друг друга, надо как минимум вести беседы по душам без масок и лживых подтекстов. Продолжая общаться, как сейчас, мы ничего не добьемся. Да и в такой позе… Владыка, отпустите меня! Я никуда не убегу. Да и бежать мне некуда. – Хм, не убежите, да? – глухо вопросил владыка, медленно переместив свободную руку с пояса советника на его шею, – Вы убежали от меня целых два раза. Как мне доверять вам после такого? Ваши слова для меня пусты, только действия имеют хоть какое-то значение. Что вы сделали, чтобы помочь мне? На моих глазах кинулись в объятия смерти? Заставили меня страдать, чтобы самому спокойно покинуть этот мир? «Что?! О чем он вообще? Хотя…. Так ведь все и выглядело со стороны? На грани отчаяния я встал в позу, но не из желания поскорее умереть, а чтобы от меня, наконец, все отстали! А насчет «заставили страдать»… Он про призванные мной лики или сердечные терзания от потери сбежавшего жреца?» – Ваше Высочество, – начал советник, но прикусил язык, почувствовав давление на своей шее. – Но что же я вижу сейчас? Вы самозабвенно отдаете всего себя ради благополучия ученика, что пал жертвой несправедливости и жестокости со стороны своих же преданных верующих. Какая ирония. Вы не лишены сочувствия, но хватит ли вам сил вытащить бедного принца из глубин отчаяния? Меня то вы оставили медленно загнивать в той самой хижине в полном одиночестве без шанса на спасение и… – Хватит! – воскликнул советник, устав слушать нескончаемый поток мыслей падшего принца Уюна, – Вы прекрасно знаете, почему я ушел в ту ночь. Я… О боги, смените уже этот облик! Да, я знаю, что вы хотите всласть поиздеваться надо мной, но как мне кажется, я уже достаточно опозорен для одного дня. Прошу вас. Хотя бы ради чести Его Высочества Сяньлэ. Я ведь знаю, что этот мальчик вам не безразличен. Едва дослушав, владыка стиснул пальцы на чужой шее, заставив советника испуганно затаить дыхание. Ситуация начала принимать дурной оборот. Мэй Няньцин морально готовился к худшему. Но, оставшись довольным реакцией советника, Цзюнь У все же сменил облик, хоть с наставника так и не слез. – Я исполнил волю советника, – медленно проговорил он, – Теперь ваш черед. Что вы хотели мне сказать? Поведать о причине вашего побега? Хах. Да, вы правы, мне прекрасно известно, почему вы сбежали. Не нужно лишних слов и оправданий. Ведь все в прошлом, не так ли, наставник? В том прошлом, что вы решили благополучно стереть из своей памяти. Это очень приятный способ избавить себя от страданий. Жаль, для меня он недосягаем. Я никогда не забуду. И вы не забудете вместе со мной, пока этот мир не развеется прахом. Иначе это будет совсем нечестно. Разве я не прав, мой маленький наставник? «А, я понял. Это что-то из разряда «ты не имеешь права на забвение, я не позволю тебе жить счастливо, ты должен страдать вместе со мной до скончания времен». Ох, может сбросить ему на голову горшок и вызвать амнезию? Ну правда, лучше уж так, чем самому страдать и заставлять страдать других» – Ваше Высочество, – прохрипел советник, тяжело дыша, – Вам не о чем волноваться, ведь я всегда буду помнить. Сколько бы ни прошло столетий, моя память все также будет моим наказанием и моей отдушиной. Сейчас я весь ваш от макушки до пят. Как я уже сказал, мне некуда бежать. Если хотите забрать меня с собой, хорошо, я не буду противиться. Но прошу лишь одного: оставьте в покое моего ученика. Наше прошлое его никак не касается. У него своя судьба, у нас – своя. – Вот как мы теперь заговорили, – прошипел Цзюнь У, вжав советника в солому, – Маленький наставник, какой же ты непостоянный. В прошлом я не замечал за тобой этого грешка. Видимо, ты действительно тронулся умом. Хочешь променять свободу на благополучие ученика? Возможно, до твоего грандиозного падения со скалы, я бы согласился на данное условие, но сейчас меня это уже не удовлетворит. Я желаю большего! Мэй Няньцин задыхался, всеми силами стараясь сохранять сознание. Голос владыки эхом отзывался в его голове, в ушах звенело, перед глазами все плыло. Божество контролировало свою силу, но от этого факта не становилось легче. Цзюнь У был неумолим. Он умело держал жертву на границе между забвением и реальностью, подобно тому, как кот забавляется с мышью перед тем, как свернуть ей шею. – В-ваше В-вы-сочество, – пытался достучаться до владыки советник, чувствуя поступающую к горлу тошноту, – Я…да-да-йте мне…ска-з-за-ть… Мэй Няньцин уже был готов отдать душу предкам. Перестав сопротивляться, он прикрыл глаза, став единым целым со своей болью. Одно мгновение отделяло его от вечности. Один, два, три, четыре… Внезапно давление на шее исчезло, вместе с вдохом в горло хлынул ледяной воздух, легкие обдало огнем, хриплый кашель вырвался наружу. Скованные цепкими пальцами запястья обрели свободу, тяжесть, что удерживала тело, исчезла. Советник перевернулся и, держась за горло, натужно закашлялся, все еще слыша противный звон в ушах. Немного придя в себя, он сел и в таком же положении с рукой на шее медленно повернул голову назад. Владыка никуда не ушел. Держась за висок, он стоял на краю крыши и болезненно хмурился. Его веки были прикрыты, и советник не мог сказать точно, стоит ли ему бежать прямо сейчас, или же кризис миновал, и можно вздохнуть с облегчением. «Неужели наши друзья вновь постарались? Как раз вовремя. Хаа, и что теперь делать? Бежать? Звать на помощь? Молить о пощаде? Что?! Вот обязательно надо было меня душить, чтобы показать свои возможности!? Гуй тебя дери, ты гребаный садист!» Цзюнь У открыл глаза и обвел взглядом окрестность. Внизу скрипнула дверь. Мэй Няньцин смутно догадывался, что это может значить. И от этой мысли его крупно передернуло. «Только не это! Только не сейчас!» Советник был на другом конце крыши и не мог посмотреть, что творится на крыльце дома. А вот владыка вполне мог. Именно это он и сделал, наклонив голову. Расплывшаяся ухмылка на его лице только подтвердила догадку советника. – Сяньлэ снова не спится. «О черт!» Дорожная пыль зашелестела под чьими-то шагами. Глухой, слабый голос кого-то настойчиво звал в ночи. Но из-за хрипоты и порывов ветра было трудно расслышать, кого именно. Мэй Няньцин попытался подняться, но колени предательски подгибались, дрожа от пережитого потрясения. Цзюнь У хмыкнул и как ни в чем не бывало протянул руку помощи, но советник резко отпрыгнул в сторону, оттолкнув чужую ладонь. – Что вам еще от меня нужно?! – прохрипел он, – Не приближайтесь! – Советник, вы слишком разволновались. Вам стоило выменять у лекаря Су побольше травяных настоек. Таков был ответ спокойного, как воды подземной реки, владыки. Мэй Няньцин потрясенно замер, не смея пошевелится. Шаги на дороге стихли. Даже ветер на мгновение перестал отчаянно дуть в спину. «Что. Ты. Блять. Сказал. Разволновался? Разволновался?! Хахах, у меня даже при общении с Ци Жуном не было такого ярого желания врезать кому-нибудь в лицо. Твою мать! Спокойно, советник, спокойно! Дыши! Он просто конченый придурок. Не забивай себе этим голову. Будь хладнокровен и смирен. Фух, Дао порождает Одно, Одно порождает Два, Два порождают Три…» – Советник? – вновь позвал Цзюнь У, – Отчего вы вдруг замолчали? Если есть, что сказать, говорите. Разве не вы умоляли о праве слова, извиваясь подо мной, словно змей? – … «Хочу ударить его» – Владыка, – медленно проговорил советник, отходя ближе к краю, – Вы избрали весьма изощренный способ мести. Весьма! Я впечатлен. – Хм, месть? – задумался владыка, приложив пальцы к губам, – Поверьте, это еще не месть. Но не важно. Мне кажется, вас ищет ученик. Не хотите помочь ему вернуться домой? Мэй Няньцин заскрипел зубами, лихорадочно переводя взгляд с владыки на край крыши за его спиной. Не выдержав, он развернулся и спрыгнул на задний двор. Приближаться к владыке он больше не имел никакого желания. Обогнув дом, он чуть не врезался в застывшего на месте Се Ляня с очередным приступом лунатизма. Вглядевшись в лицо принца, советник удостоверился, что тот действительно спит, и сказал: – Ваше Высочество, вы опять бродите ночью, еще и босиком. Что я говорил вам насчет ночных прогулок? Ну-ка, пойдемте, я вас провожу. Се Лянь непонимающе поморгал, но послушно последовал за советником, бормоча себе под нос: – Где вы были? Я вас искал. Посматривая на владыку, все еще стоящего на крыше, советник попутно ответил: – Хм? Я? Как раз закончил карточную партию и хотел идти спать. Вы же знаете, карты – моя слабость. – А, карты. Я просто испугался… – Чего испугались? – Что вы решили от нас уйти. Мэй Няньцин занес руку над дверью хижины и тут же остановился. Повернувшись к принцу, он уставился в пустые глаза в надежде, что ослышался. Но, как назло, Се Лянь повторил: – Я увидел, что ваша циновка пуста и.… Испугался, что вы ушли. Ушли, прямо как Му Цин. Раньше я готов был простить ему все. Думал, что понимаю его чувства, и поэтому защищал от нападок других учеников. Я хотел показать, что мы равны и можем расти вместе на равных. Но я с самого начала ошибался. Я ничего не знал о жизни простых людей, их мировоззрении и мыслях. Я оказался таким глупцом. Му Цин, наверное, сейчас смеется надо мной. Ведь я смешон. Смешон до ужаса. Так ведь? Вам тоже смешно? Я всего лишь хотел помочь. Всего лишь…я… Принц замолчал, закрыв лицо руками. Он не плакал и не бился в истерике. Он просто стоял с пустым лицом, лишенным эмоций, и смотрел на советника сквозь растопыренные пальцы. Мэй Няньцин не знал, что ответить. Он никак не ожидал, что спящий ученик вдруг разоткровенничается с ним, да еще и на скользкую тему, интересную одной личности, что до сих пор сидела на крыше и никак не хотела уходить. – Ну что вы молчите, советник. Ответьте своему дорогому ученику. Он ведь ждет. Советник встретился с елейным, ожидающим занимательной сцены, взглядом небесного владыки и тут же отвел глаза. Он стоял меж двух огней. И любое небрежно брошенное слово могло стоить ему жизни. Или же стать новым поводом для издевательств старого садиста. Советник прочистил горло и осторожно сказал: – Ваше Высочество, не вините себя понапрасну. Все мы ошибаемся и растем на наших же собственных ошибках. Вы, рожденный наследным принцем, никак не могли знать о горестях жизни простого народа. И не могли знать, что чувствует Му Цин. Вы с самого начала принадлежали разным мирам. Такова жизнь. Порой люди одного статуса и сословия до конца не могут понять друг друга, а тут вы и простой слуга. Мэй Няньцин на мгновение умолк, чтобы перевести дыхание. Горло саднило и с каждым вдохом отдавало резкой болью. Но окончательно замолчать он не мог. Владыка и ученик ждали продолжения его учительского монолога. Пришлось оставить мольбы о спасении и довести дело до конца: – Хааа, не держите зла на Му Цина. У него были на то свои причины. Как и у вас была причина до последней капли крови сражаться за свой народ. И вы не смешны. Не смейте так про себя говорить. Смешон тот, кто голосит о своей силе на всю Поднебесную, но, завидев опасность, сразу же прячется под камень, напрочь забыв о своих клятвах. Мой дорогой принц, я бы сказал, насколько вы прекрасны, как человек, но боюсь, наутро вы все забудете, так что прекратим это словоблудие и вернемся в постель, хорошо? Се Лянь опустил руки и коротко кивнул. Никто не мог сказать, понял ли он хоть что-то из услышанного или пропустил все мимо ушей. Было ясно одно: принц удовлетворен, и теперь его можно было без проблем уложить спать. Так и поступил выжатый, как лимон, советник, оставив владыку созерцать беззвездное небо. Закрыв дверь спальни принца, Мэй Няньцин не спешил возвращаться во двор. Он молил вездесущие небеса, чтобы Цзюнь У поскорее покинул их трухлявую обитель. Но сегодня удача была явно не на стороне советника. В окне показался силуэт владыки. Тот не собирался прощаться на полуслове. «Ну что еще?! Поиграл в маньяка и хватит! Ему что, приносит удовольствие наблюдать за моим замешательством? Как же мерзко на душе. Может, прогнать его метлой? Хаа, если я так сделаю, меня выстегут этой же самой метелкой» – Ваше Высочество, чего вы от меня хотите? – без особого энтузиазма спросил советник, показавшись в щели чуть приоткрытой двери, – Хотите мою жизнь – забирайте. Но дайте мне хотя бы одну ночь спокойно поспать. Я многого не прошу. Лишь одну несчастную ночь. Цзюнь У стоял посреди дороги с заведенными за спину руками. Сейчас он не выглядел тем ехидным и злобным демоном, желающим морально и физически подавить свою жертву ради удовлетворения своих амбиций. Его взгляд выражал абсолютную пустоту, подобную той, что владела Се Лянем в период активного сна. Мэй Няньцина пугала такая смена настроений, и в то же время давала шанс услышать что-то более интересное и полезное по сравнению с угрозами и шантажом. – Вы очень любите своего ученика, – прошелестел на ветру голос владыки, – Но словами разбитое сердце не исцелить. Я хочу узнать, на что вы готовы пойти ради благополучия своего любимца. И не только Сяньлэ. О Му Цине вы также не забываете. Очень хорошо. Не хотите ли после долгой разлуки увидеть подающего надежды бога войны, что вскоре займет место своего падшего господина? Мэй Няньцин глухо ответил: – Не хочу. Иначе вы и его лишите покоя. – О, так вот о чем вы беспокоитесь. Не стоит, я не собираюсь губить такой редкий талант. Небеса нуждаются в сильных и стойких богах войны. Тогда может вместо Му Цина вы бы хотели встретиться с бедным князем Сяоцзином? Или после предательства одно его имя внушает вам чувство омерзения? «Что? Ци Жун? Неужели…» – Он жив?! – выпалил советник, раскрыв настежь дверь. От наплыва эмоций он потерял самообладание, что не могло не порадовать владыку. – О, вы разбили ему сердце, оставив на горе в полном одиночестве с чувством стыда и осознанием собственной ничтожности. Бедный, наивный ребенок. Сколько же ему пришлось пережить мучений ради того, чтобы узнать о смерти своего ненаглядного спасителя. – Что? – пробормотал советник, не веря своим ушам, – О смерти? Моей? Что за чушь?! Вы снова запудрили ему мозги?! Отвечайте! Как вообще.… О боги, ладно, скажите хотя бы, жив он или мертв? Цзюнь У улыбнулся своей дежурной улыбкой. Советник был прав. Владыка жаждал эмоций бывшего жреца, жил ими, и был готов стать последним мерзавцем ради нахмуренных бровей, дергающихся кончиков пальцев, искр в глазах, надменных восклицаний такого живого и стойкого к горестям мира человека. Он и сам не осознавал, насколько нуждался в своем вассале. Он не понимал своих чувств и списывал все на банальную ненависть. Он хотел бы ненавидеть в полной мере, но что-то мешало ему осуществить задуманное. Что-то, колющее сердце острой иглой. На протяжении веков, день за днем. Снова и снова… Мэй Няньцин что-то прокричал, и владыка очнулся от своих назойливых мыслей. В доме скрипнули двери. Видимо, кто-то проснулся от возгласов советника и решил проверить, все ли в порядке. Разговор неудачно оборвался на самом интересном месте. – Ох, думаю, стоит закончить на сегодня, – разочарованно промолвил Цзюнь У, ничуть не расстроившись, – Вы ведь так умоляли дать вам спокойно поспать. Хорошо, завтра ночью я не потревожу вас. Если, конечно, вы сами не захотите меня увидеть. Но я не знаю, смогу ли ответить на ваш зов. Что ж, прощайте, советник. Был рад поболтать с вами. Еще увидимся. – Что? Эй, постойте! Скажите лишь одно слово, и я успокоюсь! Эй! Ваше Высочество! Цзюнь У проигнорировал мольбы советника и благополучно скрылся в предрассветном тумане. Мэй Няньцин же остался стоять на пороге глотать ртом воздух и вспоминать все проклятия мира, собранные за две прожитые долгие жизни, полные мучительной недосказанности и отвратительного неуважения к старшим.