Я стал учителем главного героя (И бывшим вассалом главного злодея)

– О боги, опять ты?! Мэй Няньцин устоял на ногах и сжал в руках нечто, прыгнувшее ему прямо на грудь. По ощущениям это непонятное создание было очень мягким, пушистым и судя по вибрациям от дыхания вполне живым. В какой-то мере. Советник ущипнул пуховый комок и был наказан болючим укусом за запястье. – Еще раз оскалите свои зубки, и на завтрак вместо птицы будет мясо лисы. Нечто по-звериному зашипело и выпрыгнуло из объятий советника. Спустя мгновение перед даосом уже стояла крайне раздраженная Лошэнь в своем привычном бардовом одеянии. Дева фыркнула и холодно бросила: – Как грубо! Лис едят только отъявленные похабники и невежды! Я была лучшего мнения о вас! Мэй Няньцин стер с лица остатки соли и тихо рассмеялся, чем еще больше раззадорил лисицу. Помахав рукой, он полушутя оправдался: – Не сердитесь, госпожа. Я просто пошутил. Никогда в жизни не подумал бы съесть такую прекрасную лисицу, даже под страхом смерти. Что вас привело ко мне в такой час? Вы, кажется, обещали, что не будете показываться мне на глаза. Лошэнь еще немного постаяла в позе, злобно пофыркала и, как собака, втянула носом воздух. Советник все понял, машинально принюхался к своему рукаву и начал выдвигать предположения: – Хм, сегодня я варил лапшу, разделывал мясо, вычищал кастрюли, стирал белье, нарезал картошку и овощи. Что из этого? – Не то! – категорично мотнула головой Лошэнь. – А, еще в конце дня заварил чай на травах. Но его пил не только я один. – Хм? Лисица аккуратно прошлась вокруг советника, осмотрела его со всех сторон и задумчиво приложила пальцы к губам. Пока ее мысли были заняты размышлениями о странном аромате, куклы показали свои крохотные головки, повертели ими туда-сюда и осторожно вылезли из-под подола советника. Мэй Няньцин вытянул перед собой руку, и три марионетки уселись на нее, как на длинную скамью. Лисица издала удивленно «хо» и проворковала: – Какие милые крошки. Вы сами их создали? Невероятно. Эй, маленький человечек, не хочешь стать моим компаньоном? Лисица обратилась к средней куколке и легонько похлопала ее по щеке. Марионетка вздрогнула и замахала ручками, выражая, таким образом, свой протест. Ладонью Мэй Няньцин прикрыл своих друзей и сказал: – Они подчиняются только мне. Но если вы хотите, я могу создать для вас еще одну похожую куклу. Лошэнь хихикнула, подразнив пальцем испуганных марионеток. Советник демонстративно кашлянул в кулак и вернулся к главному вопросу: – Ну так что насчет аромата? Вы его распознали? – Нет. Он очень похож, но все равно не тот. Прошлый был ярче и острее. А этот только на языке горчит. Фи. Только Лошэнь высунула язык, чтобы показать свое отвращение, как со стороны леса вновь подул ледяной ветер, заставив даоса и демоницу одновременно поежиться. Дева напряглась, спрятав руки в длинных рукавах. Ее что-то забеспокоило. И судя по тому, что она буквально уставилась на верхушки темных елей, что-то, скрывающееся во мраке ночной глуши. Куколки уловили ее настроение и быстренько спрятались за воротник советника. Мэй Няньцин проследил за взглядом демоницы и, подумав, еле слышно прошептал: – Это он? Лисица нахмурила свои изящные бровки и поджала губы. – Он здесь? – повторил советник. Им не нужно было уточнять, о ком шла речь. Все всё прекрасно понимали. Только одна личность могла навести такой ужас на оборотня ранга «Свирепый». Конечно же, непревзойденное Белое Бедствие. Кому бы еще взбрела в голове бредовая идея следить за жизнью одинокой хижины в лесной чаще? Ведомый навязчивыми образами, лес вяло зашевелился, подобно огромному ленивому существу, выжидающему, когда добыча сама отдастся в его цепкие объятия. Холодный ветерок хитрым зверьком прошмыгнул во двор, всколыхнул опавшие листья и мощным потоком поднялся наверх, чтобы улечься у ног двух стоящих на крыше фигур. Атмосфера накалялась. В воздухе так и веяло опасностью. Мэй Няньцин осторожно наклонился, чтобы лучше осмотреть окрестность. Белый цвет замелькал перед глазами, но то было лишь следствием частого моргания. Советник потер веки и снова обратился к молчаливой госпоже: – Лошэнь? Так вы мне ответите или нет? Это демон в похоронных одеждах, не так ли? – Что? – очнулась лисица, – Ах, возможно… Странное ощущение. Будто меня окунули в ледяную воду. Да, цзюньшан вполне может быть где-то поблизости. Я чувствую дыхание смерти. Ох, как неуютно. Думаю, мне пора уходить. Госпожа уже приготовилась спрыгнуть на землю, как дверь дома натужно заскрипела. Мэй Няньцин кинулся к краю крыши, попутно затолкав лисицу обратно за спину. На пороге стояла белая фигура и мерно качалась, словно хрупкое деревце на ветру. Советник испугался, что Белое Бедствие явилось по их души раньше времени, но силуэт был явно повернут в сторону леса, а не наоборот. Значит, он вышел из дома, и возвращаться в него обратно не собирался. – О, это же тот самый мальчик! – воскликнула Лошэнь, показавшись из-за плеча советника, – Принц Сяньлэ. Что он делает? Лисица была права. Это действительно был Се Лянь. Худощавый, высокий, в развевающихся белых одеяниях он напоминал ночного призрака, сбившегося с пути. Советник прищурился, пытаясь понять, что с его учеником не так. Если бы тот просто вышел подышать свежим воздухом, то давно бы уже заметил двух личностей на крыше. Но юноша тупо стоял столбом на пороге и ничего не предпринимал. Это было странно. – Ваше Высочество? – тихо позвал Мэй Няньцин, но ответа так и не получил. Се Лянь словно окаменел, или напрочь лишился слуха. Спустившись вниз, советник незаметно подобрался к принцу и заглянул ему в лицо. Как он и думал. Глаза Се Ляня были широко раскрыты, но абсолютно ничего не выражали. Принц смотрел в пустоту, не замечая ни холода, ни боли от вонзившихся в голые ступни острых камней. Он спал. Но, в отличие от разума, тело продолжало бодрствовать и спокойно водить своего хозяина по округе, невзирая на опасность. «Он что, ходит во сне? Серьезно? Разве в каноне об этом было сказано хоть слово? Хотя, возможно Се Ляню просто никто не рассказал о его недуге, и тот до самого конца остался в неведении. И читатели в том числе, ведь оригинальная история в основном велась только от лица принца. Это бы все объяснило. Но черт возьми! Только лунатизма нам не хватало для полного счастья! Надо уложить его в постель» Мэй Няньцин помахал перед лицом Се Ляня и, не заметив никакой реакции, попробовал взять принца за руку. Юноша чуть склонил голову, но так и не проснулся, продолжая сверлить советника пустым взглядом. – Ваше Высочество, уже поздно, – негромко сказал Мэй Няньцин скорее себе, чем принцу, – Пора ложиться спать. Я провожу вас до вашей спальни. – Но я не достроил…, – одними губами пробормотал Се Лянь, переступив с ноги на ногу. Советник напрягся и аккуратно уточнил: – Что не достроили? «Только не говори «мост»! Только не говори…» – Дворец. – …Какой дворец? – Из сусального золота. Се Лянь так невинно улыбнулся, что у советника заныло сердце. Всем было известно любимое детское увлечение принца, а именно строительство дворцов из тонких золотых пластин. Одну такую пластину в прошлом прибрал к рукам Му Цин, из таких пластин в будущем будет строить замки Собиратель цветов под кровавым дождем в память о своем божестве. Для юного Се Ляня это была лишь шалость, игра на развитие моторики и терпения. Но с течением времени она стала приятным напоминанием о прошлом, безмятежном времени без войн, разрухи и голода. «О, мое бедное дитя. Насколько же ты впал в отчаяние, раз уже во сне грезишь о детстве?» – Мой дорогой принц, – мягко сжал ладонь юноши советник, – Уже ночь. Звезды взошли на небо, потухли последние фонари. Вы достроите свой дворец завтра уже с новыми силами и свежими мыслями. Ведь если вы снова засядете на всю ночь и на утро будете вялым и сонным, что я скажу вашим царственным родителям? Пожалейте старое сердце этого ничтожного наставника. Мэй Няньцин не знал, сработает ли его метод убеждения, ведь он никогда не утешал маленького принца и вообще не занимался его воспитанием до шестнадцати лет. Но Се Ляня этот аргумент вполне устроил. Он еле слышно рассмеялся и сказал: – Хорошо-хорошо, наставник. Простите. Но меня совсем не тянет в сон. Я не хочу... Не хочу возвращаться.… Дайте мне время.… Немного.… Лишь бы успеть… – Какая прелесть! Мэй Няньцин вскинул голову и встретился с елейным взглядом хитрых глаз, что выглядывали из-под карниза. Зрачки девы светились алым в темноте, что делало ее еще больше похожей на дикого зверя. Эта ситуация её очень позабавила. – Только не говорите, что это ваших рук дело. Лисица округлила глаза и возмущенно фыркнула. Ее хорошее настроение мигом сошло на нет. – Я тут совершенно не при чем! – воскликнула она. От окрика Се Лянь вздрогнул и в страхе прижался к наставнику. Мэй Няньцин шикнул на прикрывшую рот Лошэнь и успокаивающе погладил принца по спине. «Страдающих лунатизмом нельзя будить или пугать громкими звуками. От шума они могут резко проснуться и напугаться до смерти. Это очень опасно. Лучше всего таких тихо отвести обратно в комнату и закрыть дверь снаружи. Иначе никак» – Старейшина, – уже вполголоса позвала Лошэнь, – Я клянусь, что не навлекала иллюзий с тех самых пор, как мы расстались на Горбатом склоне. Я не вру! Прошу, поверьте мне. Дева буквально умоляла поверить ее словам. Это было не в характере гордой и до крайности ветреной госпожи. Хоть Мэй Няньцин не так долго знал лисицу, но даже с минимальным знанием мог предположить, что такая личность вряд ли будет пресмыкаться перед людьми, а уж тем более слезно просить поверить в ее невиновность. «Так распинаться передо мной из-за какого-то запаха? О боги, надо бы поскорее разобраться с ее проблемой, иначе это затянется на многие годы» – Я вас понял, – отозвался советник, развернув принца к дверям, – Мне нужно уложить Его Высочество, так что можете идти. Позже еще поговорим. Лисица удрученно вздохнула, но прислушалась к совету старшего и спрыгнула вниз. Только вот она не спешила уходить, все также мельком вглядываясь во тьму чащи. Советник благополучно довел Се Ляня до комнаты и прикрыл дверь. По пути назад до его ушей донесся сдавленный кашель и чьи-то глухие перешептывания. Через мгновение все стихло, и дом вновь погрузился в гулкую тишину. Мэй Няньцин встал позади застывшей Лошэнь. Он не сомневался, что за ними с самого начала кто-то пристально наблюдал. И он знал, кто именно. Советник уже даже не испытывал страха, скорее легкое раздражение, но одно ему все же было неясно: – Вы боитесь? – спокойно спросил он, – Почему? Лошэнь скрестила руки на груди, впившись ногтями в кожу: – Я…и сама не понимаю. Я умею считывать чужие эмоции, особенно злость и ненависть. Но порой из-за этого умения я только навлекаю на себя беду. Однажды я зашла слишком далеко, и вот…. «Зашла слишком далеко? Она, кажется, уже упоминала, что однажды рассердила Бай Усяня и впала в немилость. Или это я себе надумал, неправильно истолковав ее слова? Ладно, не важно. Самое главное то, что она до чертиков его боится, а значит, не поддерживает непревзойденного со стороны» – Хаа, хорошо, я вас провожу, – сказал Мэй Няньцин и вытащил из закромов даосскую метелку. – А это зачем? – недоумевала лисица, следуя за советником вглубь леса. – Отпугивать бешеных мух. – Мух? В этом месте водятся мухи? Фу, какая мерзость. «Угу, одна такая белая, большущая муха сейчас сидит на веточке и нарушает наше личное пространство. Пусть только попробует выпендриться, и я его.… И что я сделаю? Выпорю, как непослушного ученика? Накажу переписыванием Дао дэ Цзина? Пф, меня скорее подвесят вниз головой, чем я успею хоть что-то сказать или сделать. Но если сейчас я дам слабину, то никогда не выйду из позиции «жертвы». Пусть знает, что я не впал в отчаяние и не прочь пообщаться с глазу на глаз. Тоже мне, белое покрывало в ночи…» Пока Мэй Няньцин пробирался сквозь кустарник, Лошэнь тихо семенила рядом, на каждом шагу испуганно озираясь по сторонам. Ветви угрожающе закачались из стороны в сторону, свидетельствуя о чужом присутствии. Воротник Мэй Няньцина задрожал. Это маленькие куколки спрятались в самую глубь одежд, что только подтвердило догадку советника. Цзюнь У был рядом. Буквально за спиной. Почувствовав пробежавший холодок по коже, советник резко развернулся, но в ветвях успел заметить лишь белое пятно, скрывшееся в тени. Лошэнь вскрикнула, одним движением преобразилась в лисицу и быстро юркнула в кусты. Рыжий хвостик растворился в темноте, свирепой демоницы и след простыл. – И как это называется?! – возмутился пришедший в себя Мэй Няньцин, угрожающе встряхнув метелкой, – Ваше Высочество, что вы такого сделали, раз одно ваше присутствие заставило ее пуститься в бега? Советник ждал. Но ответом ему была тишина. Белый силуэт скользил с ветки на ветку, не задерживаясь на одном месте. Устав мотать головой, Мэй Няньцин потер шею и громко сказал: – Ваше Высочество, может, вы все же спуститесь ко мне, и мы поговорим, как нормальные люди? Нет? Хорошо, тогда говорить буду я, а вы послушаете. Итак, я жив, как вы сами видите. Кое-какие воспоминания вернулись ко мне. Не все конечно, но большинство. Я вспомнил, каким прекрасным местом был Уюн до извержения, вспомнил наших друзей, не сломленных отчаянием. Вспомнил вас…. Я знаю, что вы не хотите говорить о прошлом, но оно мне крайне необходимо, чтобы понять вас и ваши чувства. Вам пришлось пережить много горя и потерь. Как и мне вместе с шисюном и шиди. Все мы пострадали от человеческого равнодушия и обстоятельств. Все сгорели в огне… Мэй Няньцин замолчал, прислушавшись к шороху листвы во мгле. Казалось, что лес опустел, а советник попусту сотрясал воздух, говоря сам с собой. Но это было не так. Бай Усянь еще был здесь, среди теней и падших душ. И с особым трепетом внимал каждому слову бывшего жреца. – То, что вы сотворили в храме…, – медленно продолжил Мэй Няньцин, – Хаа, знаете, это причинило мне боль. Видимо, помимо восстановления моей памяти, вы хотели принизить меня, запугать, показать свою силу и возможности. Но вот что я вам скажу. Вы можете поймать меня, связать, лишить конечностей, глаз, ушей, запереть в своем дворце и кормить с руки, как вы собственно и хотели сделать после моего первого побега. Но знайте одно: вам никогда меня не приручить. Я уже говорил, что скорее умру, чем отдамся вам в руки без сопротивления. Однако… Затылок советника обдало ледяной волной. Пальцы занемели в сжатых до хруста кулаках. Ему в спину дышала сама «Неизбежность». Перед взором предстало перекошенное от гнева лицо Сюэ Мина, наложенное на черты Цзюнь У. Мэй Няньцин зажмурился, но образ так и не исчез, вызвав приступ неконтролируемой дрожи. Он до сих пор испытывал страх. Как бы ни утешал себя, как бы ни уверял, что все в прошлом, страх еще теплился в его сознании и не давал воли характеру. Советник глубоко вздохнул, но это не помогло. «Спокойно. Успокойся! Даже если он стоит позади, мне ничего не угрожает. Так ведь? Черт, я слишком себя переоценил! Не могу пошевелиться. Не могу ничего сказать! Как мне быть? Он убьет меня? Если бы хотел, давно бы убил, разве не так? И все же…» – Однако? Безэмоциональный, отчужденный голос вернул советника в реальность. Цзюнь У терпеливо ждал продолжения монолога жреца, возвышаясь над его головой. Мэй Няньцин выдохнул, повел плечами и спешно затараторил: – Однако я не испытываю к вам ненависти и все же смею надеяться, что однажды вы откроетесь мне и поведаете и о том дне, и о тех ужасах, с которыми вам пришлось столкнуться после моего побега. Я хочу услышать вас, хочу помочь. Но мне не справиться без вашего содействия! Ледяная ладонь коснулась его руки, проведя от плеча до самой кисти. Пальцы советника и божества переплелись сами собой, став на мгновение чем-то единым, полноценным. Холод так контрастировал с жаром его собственной кожи, что советник испугался, не причинит ли он боль непривыкшему к человеческому теплу владыке. «Ты не мертв. Не мертв. Я знаю, что в твоей груди бьется живое сердце. Знаю, что по венам течет горячая кровь. Ты живой, мое дорогое Высочество. Еще живой» – Я чудовище. Ты хочешь услышать исповедь чудовища? Хочешь помочь монстру? Для чего? Советник, ответь. Желаешь быть сломленным мной? – Нет, – тихо проговорил советник, – Я хочу утешить ваше израненное сердце. Хочу прекратить эту череду боли и страданий. Увидеть ваше лицо без маски скорби и радости, настоящее лицо – вот мое истинное желание. И вы не чудовище, Ваше Высочество. Чудовища не скорбят. Чудовища не любят. Цзюнь У хмыкнул, до боли сжав запястье советника. Мэй Няньцин стоически терпел, чуть поглаживая большим пальцем кожу божества. Холод пробирал до костей. Советник перестал чувствовать хоть что-то, действуя наугад. Белое Бедствие тяжело вздохнуло и горько прошипело на ухо: – Лжец. Не успел Мэй Няньцин ответить, как божество отпустило его руку и с мощным порывом ветра скрылось в кромешной тьме лесной чащи. Советник немного выждал и опустился на землю, сжавшись в тугой комок. Крупная дрожь прошлась по всему его телу, оставшись тремором в руках. Он понял, что ничего не изменилось. Они сами ни капли не изменились. Цзюнь У так и остался обиженным на весь мир полудемоном-полубожеством, а советник – его трусливым, никудышным бывшим вассалом. Оба продолжали послушно играть свою роль. Оба продолжали страдать. – Как же быть…, – бормотал Мэй Няньцин, потирая запястье, – Как мне достучаться до тебя? Что мне сделать.… Скажи… Эти вопросы так и остались витать в воздухе, словно жухлая палая листва. Ночь подходила к концу, а советник так и ни разу не сомкнул глаз. Ничего не оставалось, как вернуться в холодную хижину без ответов, но с заветным знанием, что владыка обязательно придет вновь.

***

Утро прошло в той же привычной манере, что и день назад. Се Лянь, ни сном, ни духом о своем «ночном недуге», самозабвенно зевал за столом, ковыряясь ложкой в приготовленной уже советником каше. Немного пересоленной и недоваренной, но по сравнению с кашей госпожи вполне претендующей на звание «Божественной Амброзии» . Фэн Синь же, в отличие от принца, показал весь свой богатый аппетит и уплел сразу две порции, горячо отблагодарив наставника и по служебной привычке пожав ему руку. После ночных похождений Мэй Няньцин еле как заставил себя сварганить хоть какой-то простецкий завтрак и уже ни на что не реагировал, мечтая после ухода юношей лишь лечь на циновку и вырубиться до ужина. Но по старой доброй традиции его желаниям не суждено было сбыться. И тому была весьма неприятная причина. Только Се Лянь и Фэн Синь хлопнули дверью, как из-за стены донесся уже знакомый хриплый кашель. Государыня встрепенулась и поспешила в комнату мужа. К сожалению или к счастью, Мэй Няньцин знал, что происходит. Ворвавшись без стука в покои королевской четы, он стал свидетелем того, как государь, скрючившись на постели, выхаркивал сгустки крови, пока госпожа вытирала его рот платком. События шли точно по книге. Бывший император подхватил заразу и начал кашлять кровью, что в каноне доставило принцу и его подчиненному немало хлопот. «Ну вот, дожили, называется. Похоже, пора расчехлять Хунцзин» – Объясните мне, что здесь происходит? – притворно спокойно спросил советник, не смея переступить порог. – Уходите..кхкх..кхкх…, – прокаркал государь и тут же склонился в новом приступе кашля. – Советник, я сейчас вам все объясню! – попыталась встать госпожа, но муж крепко схватил ее за рукав, не собираясь отпускать. – Не… болтай глупостей, – тяжело дыша, пробормотал он, – Ты…обещала…молчать. – Ваше Величество, – не мог больше этого выносить советник и сжал запястье государя, – Вы так хотите умереть? От столь прямолинейного вопроса бывший император опешил, но быстро вернул самообладание и попытался вырваться из чужой хватки, попутно бранясь: – Да как вы смеете!? Советник! Черт, вы с ума сошли!? – Я еще не сошел с ума, – холодно промолвил Мэй Няньцин, наклонившись к лицу государя, – По крайней мере, не до такой степени, чтобы скрывать смертельный недуг и думать, что все и так пройдет. Нет, не пройдет, и вы это прекрасно знаете. И раз вы заставили свою супругу молчать, то я могу сделать вывод, что вы хотите умереть. Скажите, в чем я не прав? Государь отпустил рукав госпожи. Его лицо вмиг потемнело, губы предательски задрожали. Советник попал в самую точку, и у мужчины больше не было причин скрывать свои мотивы. Да, он думал о смерти. Понимал всю никчемность своего положения и с нетерпением ждал смертного часа. Только одно его останавливало: нежелание оставлять любимую супругу в одиночестве. А также расстраивать родного сына. – Вы ведь понимаете, что Его Высочество рано или поздно обо всем узнает? – продолжал советник, также отпустив руку государя, – И тогда он не остановится, пока не найдет средств на лекарство, каким бы оно ни было дорогим. Своей безалаберностью вы доведете его до нервного срыва. Вы этого хотите? – Не нужно ничего искать! – воскликнул государь, – Дайте мне спокойно умереть и облегчить жизнь моему сыну. Если меня не станет, то одной ношей на его плечах станет меньше. – Дорогой…, – всхлипнула госпожа, прикрыв рот ладонью. – Вы действительно так думаете? – проговорил Мэй Няньцин, – Хаа, как бы вам ни хотелось умереть, ваш сын никогда не сдастся. И чем дольше вы будете сопротивляться и скрывать свое состояние, тем больше принесете хлопот Его Высочеству. Он и так уже на грани своих возможностей, уж поверьте мне на слово. «Лунатизм не от хорошей жизни возникает. Бедному мальчику нужна психотерапия и безопасная среда, а не вот это вот все!» – Советник, не лезьте не в свое дело! Смеете осуждать меня?! Вы-то сами что сделали для защиты А-Ляня!? Почему не предотвратили его падение?! Вы же его наставник и учитель, так почему..! – Дорогой, хватит! – воскликнула государыня, обняв мужа за шею, – Не говори того, о чем потом будешь жалеть! Но государь уже сказал. Сказал то, что тяготило его сердце с тех самых пор, как принц покинул Небесные чертоги и вернулся в отчий дом. Государь понимал, что виноват не меньше, но не мог сдержать обиду и злость, когда перед ним стоял равный ему по обязанностям оппонент и прямо обвинял в лицемерном отношении к собственному сыну. Это оскорбление его чести и отцовского достоинства он уже стерпеть не мог, как бы ни старался даже ради обожаемой жены. Мэй Няньцин осознал, что перегнул палку. Но извиняться за свою прямоту и резкость он не спешил. Он вывел императора на эмоции. Заставил дать волю застоявшейся горечи и досаде за судьбу единственного дитя. Это значило одно: еще не все потеряно. Государя еще можно было спасти и помирить с сыном. Но в первую очередь требовалось излечить его физически, а потом уже взяться за расшатанное душевное состояние. Советник развернулся к двери и кинул через плечо: – Я вас услышал, Ваше Величество. Да, я такой же человек, как вы, и признаю свои ошибки. Я очень виноват перед Его Высочеством. Я, как духовный наставник, не смог уберечь ученика от беды. Поэтому сейчас я нахожусь здесь и помогаю вам по мере возможности. Мэй Няньцин взялся за ручку двери и громко сказал: – Я ухожу в город по делам. На плите еще осталась каша, подогрейте ее на обед. Также заварите мою травяную настойку и обязательно держите тело в тепле. Если Его Высочество и Фэн Синь вернутся раньше, то ничего им не говорите, и дождитесь меня. Хорошо? – Да, советник, – машинально согласилась государыня, поправив одеяло мужа. Государь скривился и раздраженно махнул рукой мол «иди уже, больно ты нам здесь нужен». Напоследок советник одарил королевскую пару смиренной улыбкой и покинул ветхую хижину.