Я стал учителем главного героя (И бывшим вассалом главного злодея)

– Я знаю, что ты здесь, выкатывайся!!! – кричал Се Лянь, зазывая фигуру в белых одеяниях. Му Цин пытался образумить принца: – Если бы его можно было призвать, только крикнув, нам не пришлось бы… Но предчувствие Его Высочества переиграло сомнение Му Цина. Белое Бедствие явилось на зов, безмятежно расположившись на лозе позади юношей. Се Лянь, словно лишившись разума, с безумным ревом налетел на демона. Ему было все равно на предупреждения спутников. Он видел в этой сущности причину всех своих бед. Мэй Няньцин наблюдал за этой картиной, стоя на возвышении за широкой кроной деревьев. Действующие лица не могли его видеть, так как склон утопал в тени. А вот местность внизу прекрасно просматривалась в бледном свете убывающей луны. Он видел, как Се Лянь в гневе тормошит куклу в маске Бай Усяня. Налетел ветер, и советник был лишен возможности услышать продолжение разговора. «Почему. Мне. Так. Не везет. Вместе с системой исчезла и моя крохотная удача? Тч, какая несправедливость. Ох, вернемся в реальность. В каноне на этом моменте владыка хорошо поиграл на чувствах принца и заставил поверить, что он – отражение Се Ляня. А еще он, кажется, должен поведать о способе наложения проклятия. Но это не точно. Блин, ничего не слышу» Пока советник размышлял о насущном, Се Лянь успел отвесить фигуре пощечину и тут же проткнуть мечом. Лицо на руке снова начало пищать, и Мэй Няньцин прикрыл его ладонью. Ему нужно было знать подробности разговора, чтобы сопоставить с канонным диалогом. Решив спуститься чуть ниже, он не услышал за спиной тихий треск. Только когда ветер внезапно подул в другую сторону, он почувствовал холодок по коже, но не успел даже обернуться, как ему грубо зажали рот и потащили назад в колючий кустарник. Мэй Няньцин схватился за держащую его руку и, развернувшись, толкнул ногой незнакомца. Человек отлетел в сторону, но кое-как сумел устоять на ногах. Советник выхватил из рукава клинок и направил прямо на него. – Ты еще кто? Юнанец? Говорю по-хорошему, не трогай меня. Иди своей дорогой. – А то что? Что вы сделаете, дорогой советник? Убьете меня? Хоть голос человека и был чересчур хриплым и грубоватым, советник сразу же его узнал. Он так давно его не слышал, но эмоции он вызывал каждый раз одни и те же – ненависть и крайнее отвращение. – Что такое, советник? Вы не рады видеть старого друга? А я вот очень рад. – Ах, этот сюжет меня добивает. Я тоже очень рад тебя видеть, Сюй Лин. Как твоя рука? Сюй Лин сделал шаг вперед и показал себя во всей красе. Выглядел он воистину ужасно. Старые многослойные одежды висели плетями на худощавой фигуре. Неубранные длинные волосы торчали во все стороны, закрывая половину лица. Глаза горели каким-то безумным блеском. И, конечно же, вместо правой руки зияла пустота. – Хах, с моей рукой все прекрасно, – хихикнул Сюй Лин, – Она стала кормом для диких ворон. А вот ваша чудесная ручка страдает. Как жаль, как жаль. Мэй Няньцин держал правой рукой клинок и не мог ее опустить, чтобы скрыть охающее личико на обнажившейся коже. Сюй Лин, словно дикий зверь, зашагал туда-сюда и продолжил хрипло вещать: – Давайте я помогу вам избавиться от недуга. Я знаю способ. Доверьтесь мне, и скоро вам станет легче. Сюй Лин сделал вид, что сжал отсутствующую руку, и дернул, будто оторвав от тела. Мэй Няньцин намек понял и про себя усмехнулся. Его пытались обвести вокруг пальца, чтобы отомстить за причиненное увечье. Ему пришла в голову одна идея, и он решил подыграть. – Ты знаешь, как снять проклятие поветрия ликов? – Конечно знаю! Как же мне не знать? Не бойтесь, подойдите ближе. Вы даже не почувствуете боли. Думаю, вы не хотите так глупо умереть по вине какого-то слабого духа. Ах, какой позор. Мэй Няньцин медленно опустил руку и сделал вид, что спрятал клинок. Сюй Лин улыбнулся и ладонью поманил к себе, что-то заговорчески шепча под нос. Советник подошел ближе, и когда расстояние между ними составляло не более четырех шагов, оттолкнулся ногой и прытью достиг Сюй Лина, повалив того на землю. Клинок сверкнул в бледном свете луны и пронзил грудь мятежника. Советник замер. Капли брызнувшей крови задели его лицо. Руки чуть дрожали, но продолжали крепко держаться за рукоятку меча. Это было его первое убийство. Первый акт жестокости. Личико в панике широко открыло рот и с громким криком растворилось, унесенное ветром. На коже не осталось ни следа. Сюй Лин раскрыл глаза от удивления, и тут же рассмеялся, выплюнув сгусток крови. От смеха его грудь заходила ходуном, и клинок стал еще больше входить в плоть, довольно жесткую и…будто полую. – Что смешного? – очнулся от транса советник, – Прекрати! На тебя даже смотреть тошно! – О, советник, как вы ловко решили меня обмануть! Браво! Так вы, оказывается, прекрасно осведомлены о способе изгнания. Какой же вы хитрый лис. Ну как ощущения? Правда расслабляет? И почему же наши лекари не советуют от душевных расстройств убивать людей? Это избавило бы от многих проблем. – Заткнись! Так хочется скорее отправиться на тот свет?! – На тот свет? Ха, тот свет мне не страшен. Да что там говорить, он для меня теперь недосягаем. И знаете, почему? Хотите убить меня? Пронзить мое бедное сердце? Ну так вперед! Чего вы ждете?! Одной рукой Сюй Лин распахнул грязные одежды и продемонстрировал свою тощую грудь. На месте расположения сердца зияла черная дыра. В темноте было сложно рассмотреть «внутренний мир» неестественного отверстия, но советник на подсознательном уровне предположил, что внутри ничего и нет. По краям дыры торчали тонкие нитки, и за одну из них Сюй Лин потянул пальцами. – Ну вот, опять швы разошлись. А я так не люблю шить. Смотрите, советник, теперь у меня нет сердца. Нет чувства привязанности, горечи, сомнения, гнева. Больше ничего нет! Только полная безмятежность и пустота в груди. Я избавился от дурного человеческого груза, тянущего своих бедных жертв на дно. Я свободен! Мне не о чем жалеть! Мэй Няньцин слушал Сюй Лина и все больше утверждался, что жрец уже с самого начала был психически больным человеком. Никто в здравом уме не согласился бы на подобное. Сюй Лин добровольно отдал свое сердце, запечатав душу внутри тела, как в клетке. По словам лисицы и владыки, он не мог просто так умереть. И, судя по отрубленной руке, конечности не восстанавливались, а раны сами по себе не затягивались. Он стал подобием зомби или цзянши , но на ступень выше. Сознание осталось при нем. Он все понимал и все чувствовал. Обреченное на медленное гниение жалкое создание, даже после разложения своих останков вынужденное цепляться за старые кости. – Ты! Чего тебе не хватало? Любви? Сбежал бы и начал новую жизнь. Никто тебя не держал! Ты хоть понимаешь, что с собой сотворил? Это того стоило?! Сюй Лин посмотрел пустым взглядом на небо над головой советника и прошептал: – Я не знаю. Но теперь мне уже все равно. Ничего больше нет. Ничего. Это так странно. Но мне так легко, так спокойно. Именно этого я и желал. Наверное… Мэй Няньцин устал от этих бредовых разговоров и, вытащив клинок из чужой груди, подставил меч к горлу Сюй Лина. Тот снова прыснул от смеха и принялся увещевать: – Советник, вы же не глупый человек. Вы что, не поняли? Меня невозможно ранить или убить. Я неуязвим и не испытываю боли. Сдайтесь и дайте мне сожрать вас без остатка. Это ведь лучше, чем наблюдать гибель Сяньлэ. – Да, я знаю, что ты теперь бессмертен. Но ты все же привязан к смертному телу и из него уже никуда не сбежишь. Что мне мешает искромсать тебя на части, как рыбу на разделочной доске? Ты уже был лишен руки. А если мне продолжить начатое и перейти к ногам? А потом забрать внутренние органы, раз тебе так полюбилось чувство легкости в движениях? Сюй Лин попытался пошевелиться, но острый до крайности меч с заключенной в нем духовной энергией не только не дал ему сдвинуться с места, но и сам по своей воле только глубже вонзился в тонкую шею. Мэй Няньцин удивился не меньше Сюй Лина, осознав, что клинок обладал особым свойством увеличивать шансы неопытного мечника на успех и, подобно клешням, не отпускать врага до самого победного конца. «Вау, это то, о чем я всегда мечтал! Меч для ленивых и неуклюжих. Будто специально для меня подобранный. И почему шисюн Цзюй молчал, что у него имеется в арсенале такое полезное оружие?» – Итак, – усмехнулся советник, – Раз ты знаешь о способе снятия проклятия, значит, имел общение с Белым Бедствием. Он закрыл глаза на твою немощность и приоткрыл завесу тайны? Это ведь он наслал поветрие ликов? Что вы собираетесь делать дальше? Хватит нести чушь и скажи мне, как есть. Ты перешел все границы, теперь меня ничто не остановит: ни закон, ни моральные устои. Сюй Лин скорчил презрительную мину, только заслышав о его предположительной связи с Бай Усянем. К концу его лицо приобрело такое жуткое выражение, что советник невольно отпрянул. Наплевав на клинок у своей шеи, Сюй Лин резко подался вперед, и со всей злостью выкрикнул: – Да чтобы я и с этой тварью!!! Никогда в жизни! Никогда! Хахах, советник! Вы действительно думаете, что поветрие ликов его рук дела?! Мэй Няньцин ослабил хватку, но Сюй Лин вопреки угрозе остаться без головы приблизился к лицу советника с горящими адским пламенем глазами. – Это все я!!! Я наслал поветрие ликов! Сам, без чьей-либо помощи! Темная ци начала концентрироваться вокруг Сюй Лина, и советник отскочил подальше, держа наготове клинок. Бывший жрец поднялся, подобно кукле на ниточках, и вытащил какой-то слабо светящийся в темноте предмет. – Вот, смотрите, советник! – проголосил Сюй Лин, подняв вещь высоко над головой, – Госпожа Лошэнь преподнесла мне последний дар. Ее щедрость безгранична! Мэй Няньцин не мог поверить своим глазам. В своей руке Сюй Лин держал ту самую нефритовую подвеску, которую он подарил Се Ляню на семнадцатилетие. Нефрит переполняла темная энергия, привлекающая злобных духов умерших жителей Юнани. Луна скрылась за облаками, и мрачный отблеск от вещицы стал единственным источником света. – Откуда она у тебя? – кое-как выдавил из себя советник, – Ты наслал поветрие? Я не верю. Ты не знаешь способа! Если только тебе не поведали о нем из тени. – Никто не помогал мне! Я сам узнал способ! Хах, эта чудесная вещь стала прекрасным сосудом для духов. Она ведь была создана вами, советник? Замечательно. Дорогой лаоши, вы стали соучастником преступления. И не только на словах, но и на деле. «Твою мать! О, великий владыка! На подвеске отпечаток моей энергии. Вот почему духи так резко напали на меня. Моя аура идентична ауре печати! Это какой-то непроходимый мрак. Кошмар! Се Лянь, золотце мое, вот надо было тебе потерять именно эту вещь. Почему все благие намерения возвращаются ко мне в трехкратном размере под эффектом негатива?!» – Пускай жители Сяньлэ познают боль и отчаяние. Пускай умрут, уступив место для новой династии. Таков закон, не так ли, советник? Таковы устои мироздания! – Почему ты так ненавидишь народ Сяньлэ? Тебя не ценили родители и ни во что не ставили старшие соученики. Но в чем вина обычных людей? Сюй Лин опустил руку и сжал нефритовую подвеску в кулаке. Духи завихрились вокруг него, словно едкий дым. Советника они больше не трогали. Это было бесполезно, ведь он уже излечился от «хвори». Он заплатил свою цену. – Поверите ли вы мне, если скажу, что мне жаль народ Юнани? – Сюй Лин, тебе жаль только самого себя. – … Сюй Лин закатил глаза к небу под гулкий вой призраков. Подвеска дрожала в его руке, выражая степень злобы и нетерпения погибших в муках людей. Мэй Няньцин уже подумывал с помощью ухищрений как-нибудь отобрать проклятый нефрит, но на плечо Сюй Лина будто из самой тьмы внезапно опустилась широкая ладонь. – Вы ничего не знаете. Советник прищурился, не сразу узнав говорящего по тону. Спустя секунду его озарило, и человек сам себя выдал, выйдя из-за спины бывшего жреца. Это был Лан Ин. Немного потрепанный, но все такой же стойкий и прямолинейный Лан Ин в солдатской броне. – Чего же я не знаю? – промолвил советник, – Объясни мне, может, тогда я пойму. – Лан-эр, не надо. Сюй Лин коснулся руки Лан Ина и, развернувшись, сказал напоследок: – Небеса покарают меня. Земля не примет в свои объятия. Не будет мне покоя в этом жестоком мире. Это мой выбор. Советник, мне больше нет до вас дела. А противоядие от яда уже давно в ваших руках. Не успел советник открыть рот, как призраки по воле хозяина устремились к подвеске, скрыв две фигуры в серой дымке. Туман рассеялся, а мятежники благополучно сбежали, оставив советника стоять посреди чащи в полном недоумении. Холодный вихрь пробрался под тонкие одежды советника. Только тогда он очнулся и, поежившись, сказал: – Чем дальше в лес, тем больше мне необходимо успокоительных трав. Что значит «противоядие уже в ваших руках»? Почему нельзя хоть раз сказать прямо без флера этой напыщенной таинственности? От этого что, сюжет свернется в трубочку или как? Это так бесит! Мэй Няньцин в раздражении отряхнул пыльный подол. Втянув воздух, он неторопливо оправил длинные рукава и, как ни в чем не бывало, промолвил: – И долго вы будете так на меня смотреть? Я вам не статуя божества и не музейный экспонат. Белое Бедствие даже не скрывало своего присутствия. Мирно сидя на ветке ели, оно уже давно наблюдало за развернувшейся перед ним сценой. Но советник запоздало заметил непрошенного зрителя только после побега мятежников. И все же он был рад. Ведь ради этой встречи он прошел через поветрие и убийство. И это только за один вечер. Было бы очень обидно упустить такой шанс. – Ничего не хотите мне сказать? Бай Усянь склонил голову, словно совершенно не догадываясь, о чем речь. Цокнув, советник подошел ближе и протянул руку белой фигуре в маске. – Давайте поговорим. Разве за все мои усилия я не заслуживаю хоть немного внимания? Вы и так слишком долго от меня прятались. Спускайтесь, передо мной можете не притворяться демоном. Бедствие глухо усмехнулось, спрыгнув вниз. Мэй Няньцин почувствовал странное покалывание во всем теле, но не придал этому значения. Ему было необходимо сосредоточиться и получить ответы на все свои вопросы. Или, по крайней мере, на большинство из них. Советнику надоело блуждать в тумане недосказанности. – Притворяться демоном? Вы не считаете меня демоном, советник? – С чего бы? Вы ведь вполне живой. – Вы думаете, что только мертвый может стать демоном? Удивившись постановке вопроса, Мэй Няньцин сам склонил голову, будто серьезно задумавшись. У него уже был заготовленный ответ, но он не знал, как на него отреагирует некогда падший принц забытого государства. И все же ответил: – Ваше Высочество, демоны и боги – лишь маски, за которыми прячутся обычные люди. Они бывают добрыми, злыми, смиренными, жестокими, трусливыми и глупыми. Вы такой же человек, как и я. Поднимаясь, мы остаемся людьми. И падая, мы также остаемся людьми. Бай Усянь коснулся маски и тут же отдернул руку, холодно бросив: – Я просил так меня не называть. «Странно. Аура вокруг него будто изменилась. Даже в прошлый раз я не чувствовал от него такой опасности и желания поскорее сбежать. Может ли сейчас со мной говорить вторая сторона его личности?» – Вижу, советник успел подхватить поветрие ликов и сразу же избавиться от него. Интересно. Вы и вправду удивительный человек. – Вы хотели сказать «удивительно невезучий»? А я вижу, что вы тоже время зря не теряли. Это правда, что Сюй Лин наслал поветрие? – Вы и сами все видели. Зачем спрашивать? Или даже с доказательствами на руках продолжаете подозревать меня? Советник, мне тоже может быть обидно. Я столько раз закрывал глаза на вашу откровенную ложь, но вам все не угодно. Белое Бедствие вплотную подошло к даосу. Маска предоставляла на выбор лишь две эмоции. Этого было крайне мало для понимания чувств собеседника. Мэй Няньцина это не устраивало. – Для начала снимите маску. Я хочу быть уверен, что говорю с живым созданием, а не куклой. Он знал, что владыка перед ним самый настоящий. Но хотел непременно увидеть лицо. И не только для того, чтобы считать настроение собеседника, но и оценить состояние ликов его друзей. Если это в какой-то мере возможно. В кукольном теле его взору уже представали тени бедных душ гоши. И слова Ланя подтверждали мысль, что поветрие самого владыки начало выходить наружу. Это обстоятельство могло являться главной причиной его странного поведения. – Отчего же советнику первому не снять свою маску? Мэй Няньцин провел пальцами по щеке и уточнил: – Маску? Какую именно? Я стою перед вами совершенно открытый, как на ладони. Лучше скажите, чем вы занимались все это время? Почему не приходили на зов? – Вы довольно упрямы, советник. Столько молитв за один месяц я от вас никогда не слышал. Чем я занимался? Хм, какой же ответ вы хотите от меня услышать? «Вот собака сутулая! В этом мире хоть кто-нибудь умеет нормально общаться? Ах, почему я гадалка, а не телепат?» – Если вам интересно мое мнение, тогда не обижайтесь, если я вас как-то задену. – Вперед. Советник глубоко вздохнул и начал: – Прошу лишь хотя бы поддакивать или все отрицать. Это очень мне поможет. Благодарю. Итак, судя по реакции Сюй Лина, вы не оказывали ему поддержку, но это еще не значит, что вы абсолютно чисты. Зачем вы предстали перед Его Высочеством? Теперь он думает, что это именно вы наслали проклятие. Не думаю, что вам просто нечем было заняться. Все было продумано с самого начала, не так ли? Мэй Няньцин уставился на человека в маске, и тот его понял. Кивнув, Бай Усянь жестом руки велел продолжать. Советник испытал чувство дежавю. Он уже не в первый раз так распинался перед хитрым Бедствием. Осознав проблему, он решил сменить тактику. – Ваше Высочество, я не сказочник, а вы не ребенок, страдающий от бессонницы. Просто скажите, чего вы хотите добиться? Разве мы не договорились наблюдать за трагедией вместе? – Да, но также мы договаривались не вмешиваться в судьбу юного Сяньлэ. Или вы успели забыть об этом, советник? «Ха-ха, действительно. Получается, я тут самый главный лжец. И как ему ответить? Извините, я так больше не буду? Владыка, пощади?» Пока советник разрывался между «покаянием» и «отбиванием поклонов у статуи Шэньу», Бай Усянь накрутил на палец одну из прядей даоса и, посмеиваясь, сказал: – Не пугайтесь так. Я ведь не демон, как вы смели выразиться. Поэтому предлагаю забыть все обиды и заключить новую сделку. Советник покосился на игру чужой руки с его волосами, и осторожно спросил: – Какую сделку? Белое Бедствие наклонилось к уху советника, обдав шею волной холода: – Ваше изначальное желание увидеть трагедию оказалось ложью. Все, что вы предложили мне, с самого начала было лишь пустым трепом. Вы не хотели, чтобы я трогал Его Высочество. Понимаю. Вы действительно заботливый и прекрасный наставник. И только из уважения к вам я готов простить вам эту слабость. Хотели контролировать меня? Бесстрашный вы человек. Но готовы ли вы заплатить цену за мое терпение? Мэй Няньцин сглотнул, не смея пошевелиться. Бай Усянь намотал его волосы на кулак и хрипло зашептал: – Вам не понятны мои мотивы, зато я прекрасно вижу все ваши желания, что плескаются на поверхности этих чудных глаз. Раз наши ожидания не оправдались, тогда начнем с самого начала. Вы хотите помочь наследному принцу, не так ли? Переживаете за своих учеников и будущее вашей обители? Поветрие ликов уже забрало у вас немало послушников. А сколько пострадало невинных жителей. Несправедливо, не правда ли? Что же делать? Как вернуть спокойствие в земли Сяньлэ и в вашу душу? Владыка замолчал, давая советнику возможность самому ответить на эти вопросы. Мэй Няньцину надоело быть в роли «прижатого к стенке», и, схватив собеседника за руку, он четко проговорил: – Единственный верный способ снять проклятие – заставить Сюй Лина раскаяться. По-другому никак. – Он этого не сделает. Бессердечный скорее кинется в огонь, чем признает свою ошибку. – Тогда заставить людей убивать друг друга ради излечения от недуга. Но не пройдет и дня, как столица опустеет. Все будут мертвы. Это не выход. – Есть еще один вариант. Мэй Няньцин догадывался о том, что хотел предложить ему владыка. Ведь об этом варианте он уже должен был по канону поведать Се Ляню в роще. Последний способ под названием «месть». Око за око, зуб за зуб. – Что вы имеете в виду? – притворно нахмурился советник. – Раз жители Юнани во главе с Сюй Лином наслали поветрие, тогда почему бы не заплатить им той же монетой? Это не так уж и сложно. Вы ведь хотите сыграть роль защитника до конца? Так вы спасете любимых учеников и вернете себе былую славу. Как вам? Я готов помочь. Всем воздастся по заслугам. «Ну конечно. Больше крови, больше стекла. Только это ничем не отличатся от преднамеренного убийства. Даже ради мести я бы не пошел на такой шаг» – Мстишь – копаешь две могилы, – изрек советник, высвободив из чужого кулака свои пряди, – Ничего уже не вернешь. Я ведь говорил вам: Сяньлэ падет. На его месте возродится Юнань. Так должно быть, так и будет. Я не собираюсь брать грех на душу и еще больше впутываться в перипетии судьбы. – О, – протянул Бай Усянь, отойдя на шаг назад, – Сразу видно, чье воспитание повлияло на столь чистого и благородного наследного принца. Вы категорически отказываетесь от идеи мести? – Все верно. – И не передумаете? «Я же сказал «нет»! Чего пристал? Только не говори, что планируешь пудрить мне мозги, как и Се Ляню в будущем. Вот зараза! Поветрие не наслал - молодец. Но это отнюдь не мешает ему контролировать всю ситуацию и подкладывать крыс нам на порог. Ух, и как теперь быть? Снова давить на жалость? Уже не прокатит» – Ваше Высочество, мне это неинтересно. Мое желание очень просто: дожить до конца этой трагедии и по возможности помочь своим ученикам. Вот и все. – Вы еще помните, что мне должны? Советник помассировал висок и поджал губы. Идея добровольно отдаться в руки владыке с каждым днем все меньше его привлекала, но он понимал, что это условие ему уже никак не изменить: – Да, я все помню. Не нужно мне каждый раз напоминать об этом. Что дальше? Заставите принца пройти те же муки, что в бытность прошли вы сами? Бай Усянь полностью повернулся к советнику и громко рассмеялся сдавленным, каркающим смехом. Мэй Няньцин вздрогнул, укорив себя за откровенную прямоту. Только вот владыку этот выпад ничуть не рассердил, скорее наоборот – привел в полный восторг. Он продолжал смеяться, как ненормальный, держась за голову. Маска немного съехала в бок, обнажив часть белой кожи щеки. – Ваше Высочество! – пытался достучаться до никак не успокаивающегося Бедствия советник, – Хватит! Это не принесет вам душевного спокойствия. Зачем доходить до крайностей? Разве вам не жаль юного принца? То, что произошло с вами, ужасно! Но неужели ваше сердце так жаждет испить крови невинной души, что, как и вы, прошла через муки и страдания ради блага простых людей? Остановитесь! Скажите, чего вы желаете на самом деле. Еще немного похихикав, Бай Усянь выпрямился и угрожающе протянул руку к советнику. Мэй Няньцин, почуяв опасность, схватился за рукоятку клинка в рукаве. – Чего я желаю? Так я скажу вам, советник! С того самого дня, о котором вы так благополучно забыли, я мечтал догнать вас и, схватив за волосы, притащить обратно в наш ветхий дом. Посадить под замок, кормить с руки, держать подле себя. Чтобы вы боялись. Чтобы молили о прощении! Предатель! Мне ничего не нужно! Ничего! Но я заставлю тебя вспомнить! Уж поверь мне! От меня теперь не сбежать. Ты слышишь?! Никогда! Никогда! Никогда!!! Владыка начал терять контроль. Сжав кулаки, он со всей силой ударил по рядом стоящему дереву. Ствол с треском повалился на землю, разбросав свою широкую крону. Мэй Няньцин в панике начал отходить назад, выставив клинок перед собой. Лезвие блеснуло в темноте голубым огнем, и Бай Усянь разошелся еще больше: – А, Цзютянь. Как давно я его не видел. Хах, один из тех клинков, что пронзил мою грудь. Хахахах, советник, вы решили морально добить меня?! Славно. Так вперед! Сюй Лина вы мастерски пробили насквозь! Чего тогда боитесь!? Ну же! Вы же хотите защитить Сяньлэ? Вот ваш шанс! Советник в замешательстве опустил меч. Резко развернувшись, он пустился наутек сквозь кустарник и плющ. За спиной он слышал то ли смех, то ли плач, разносящийся ветром по пустому склону. Не оборачиваясь, он бежал и бежал, пока не споткнулся о ветви и повалился на землю. Приподнявшись на локтях, он попытался восстановить дыхание, но воздух словно оседал где-то у горла, не доходя до легких. В глазах дрожал первородный страх. Настоящий ужас сковал его тело и тут же приказал бежать, без оглядки. В первый раз он видел владыку таким. Отдышавшись, советник сел на колени и прижал руку к груди. Сердце стучало, как бешеное. Такие потрясения довольно часто он переживал в своих кошмарах. Наяву таких ситуаций было не так много. И все же сегодня ночью он не на шутку испугался за свою жизнь. Да так, что невольно поступил так же, как и его предшественник в прошлом. – Кхм, к черту все, – прокашлял Мэй Няньцин, – Не умею я держать язык за зубами. Ух, какой же он жуткий. Мама дорогая, я хочу домой. Заберите меня кто-нибудь. Прошу. – Даочжан… До ушей советника донесся тихий голос. Дернувшись, дрожащими руками Мэй Няньцин пытался нащупать клинок, но голосок успокаивающе прошелестел: – Даочжан, он далеко. Далеко. А я здесь. Смотрите. Советник повернул голову и лицезрел маленький огонек, витающий в воздухе. Слабый дух, болтающийся на границе между миром живых и миром мертвых. Блуждающая душа. Даос протянул руку, и дух опустился на его ладонь. Крохи воспоминаний души прошли сквозь пальцы советника, и он все понял. – Так это ты. То самое лицо, что завладело моим телом. Как ты освободилась от пут злобы и отчаяния? – Даочжан, вы вернули мне разум. Не знаю как, но, покинув ваше тело, я обрела свободу. Спасибо вам. Я никогда этого не забуду. – Рано меня благодарить, – вздохнул советник, потерев лоб, – Скорее всего ты не сможешь войти в круг перерождений. Тебе придется остаться блуждающим духом или же стать мелкой нечистью. – Ничего. Я с самого начала знала, что нам не обрести покой даже за границей миров. Знала, но все равно отправилась в столицу после смерти мужа и сыновей. Думала, что найду новое счастье. Верила, что нас не оставят на произвол судьбы. Верила до самого конца. Но так и умерла под стенами озлобленного неприступного города. – Как ты умерла? – Меня пронзили стрелой. – … Мэй Няньцин закрыл глаза, не в силах больше смотреть на мигающий полупрозрачный огонек. Он устал. Устал от смертей, тайн, недомолвок, жестокости. Ему хотелось сбежать, раствориться, подобно облаку или туману. Стать заветным дождем, но не видеть этого отчаяния и боли. Не чувствовать их своей кожей и сердцем. Сюй Лин был прав. Сердце – ужасная вещь, тянущая своих хозяев на дно. Убивающая без клинка. Заставляющая захлебываться слезами собственной беспомощности. – Даочжан, не грустите. Я рада, что встретила вас на своем пути. Теперь я вольна идти, куда захочу. Помолитесь за меня и моего бедного мужа, также страдающего на чужом теле. Этого нам будет достаточно. Советник ничего не ответил, и дух поднялся ввысь, скрывшись в туманной дымке ночной тиши. Мэй Няньцин до последнего не отрывал взгляда от мягкого свечения, пока оно совсем не угасло на фоне темного неба. Откинувшись на траву, советник прикрыл веки и дал себе время насладиться этой ночью, хотя бы до первого рассветного луча.