Я стал учителем главного героя (И бывшим вассалом главного злодея)

Счастью Ци Жуна не было предела. Да, он действительно разозлился не на шутку, что случалось в последнее время реже обычного, но осознание совершенного, по его мнению, благородного поступка возносило его эго до небывалых высот. Он и подумать не мог, что защита чести учителя принесет ему такое удовольствие. Он впервые кого-то ударил не ради удовлетворения своих гнусных потребностей. Он был действительно горд собой. И прилюдно унизил зазнавшегося слугу, и показал, что он – самый преданный ученик своего наставника. Хоть его и огорчал тот факт, что царственный брат вновь занял сторону жалкой прислуги, а не кровного родственника. Но Се Лянь был всегда таким, и Ци Жун с возрастом понял, что приставать и мозолить глаза ради крохи внимания – плохая тактика по завоеванию доверия брата. Поэтому решил испробовать ее на советнике. И в этот раз результат оправдал его ожидания. В глазах Ци Жуна Мэй Няньцин был лишь угрюмым и нелюдимым даосом, что иногда спускался со своей горы и посещал дворец. Обычным скучным ученым, восхваляющим царственного брата, как высшее божество. Но, посетив Тайцан, князь никак не ожидал увидеть в этом старике хитрую, ироничную и немного неловкую личность со своими секретами в шкафу. Занятый раскрытием этого человека, он не заметил, как и сам был нагло выпотрошен с ног до головы. Это вызвало бурю эмоций; начиная от гнева, раздражения, непринятия, и заканчивая вспыхнувшим интересом, задором и желанием стать ближе к миру этого странного даоса и любимого брата. Ци Жун плевал с высокой колокольни на авторитет старших, учебу, развитие и манеры. Сжигал втихаря книги, ни во что не ставил мнение учителей и сбегал из дворца, гордясь своей находчивостью. Пожелав иметь учителя в лице советника, он просто хотел поиздеваться над глупым стариком и отомстить за унижение. Но не тут то было. Советник хоть и строил угрюмые мины, но ловко изворачивался и оставлял противного мальчишку с пустыми руками. Сначала это раздражало и подначивало совершать еще больше пакостей, но со временем как-то плавно переросло во что-то похожее на обмен опытом и знаниями между обычным учителем и его учеником. Ци Жун стал больше писать и читать, относится терпимее к тете и меньше думать о брате. Князю начала нравиться его новая роль, только на первый взгляд выглядящая унылой и скучной. Ведь именно в этой роли он получал то, чего был лишен или же с самого начала не удостоен: принятия таким, какой он есть. Кто же знал, что за три года учебы и совместного времяпрепровождения Ци Жун станет так зависим от этого человека, ставшего его проводником и задушевным другом. Неосознанно он начал впитывать поучения учителя о любви, найдя в этом слове разгадку на множество часто задаваемых в детстве вопросов. Страх быть брошенным или замененным кем-то другим подпитывал его в отчаянии цепляться за родных и близких. Но брат и тетушка от такой настойчивости лишь еще больше отдалялись от него. Тогда он вспомнил слова советника: «Вы не найдете своего счастья, продолжая биться о закрытые двери. Проявите капельку внимания к людям вокруг вас, оставьте на мгновение собственные печали. Когда человек искренне любит своего ближнего, то не смеет причинить ему боль. Это и есть настоящая любовь» От скуки и внутренней опустошенности он решил поменять свою тактику. И ему понравился результат. Заботиться о ком-то и получать в ответ тепло и заботу оказалось приятнее, чем просто принимать любовь, как что-то само собой разумеющееся. Только он не учел одно обстоятельство. В любом случае он не мог изменить своего характера. И не видел в этом ничего зазорного. Советник ведь не бросил его даже после случая с повозкой в столице, хоть и знатно разозлился. Но он сам говорил, что людям свойственно расстраиваться, и это вполне нормально и поправимо. Сейчас же Ци Жун действовал не только в угоду своим чувствам. Он ненавидел Му Цина всей душой. Но даже с презрением в сердце не смел больше трогать слугу брата, чтобы не огорчать наставника. Сегодня же он не сдержался. Он терпел, долго терпел. И был очень рад, что, наконец, выдался случай поставить мерзавца на место. Он ожидал похвалы. Шагал за наставником и победно улыбался. Только вот советник был иного мнения на этот счет. – Ци Жун, возвращайся во дворец, – остановившись, бросил через плечо Мэй Няньцин. Ци Жун так и застыл на месте. – А? Почему? Я не буду тебе мешать. Если отправлюсь во дворец, то дядя точно запрет меня. – Ци Жун, ты видишь, что происходит? Мне необходимо как можно скорее разобраться с этой проблемой. Поэтому прошу тебя, возвращайся домой. Ци Жун с подозрением нахмурил брови. Если бы Мэй Няньцин действительно хотел прогнать его прочь, чтобы спокойно поработать в одиночестве, он не стал бы спорить. Но он прекрасно видел на лице советника следы замешательства и скрытой тревоги. Это могло значить лишь одно. – Это все из-за той шавки? – стер с лица улыбку Ци Жун, – Серьезно? Пощечина еще слабое наказание за его горделивую напыщенность. Не понимаю, зачем ты вообще принял эту блохастую бродяжку в личные ученики? Что в нем такого?! Что брат с ним возится, что ты! Вы совсем слепые или просто не хотите видеть правду? В трудную минуту эта крыса в первую очередь сбежит, так еще и больно укусит в благодарность за вашу жалость! – Хватит! – прикрикнул советник, коснувшись лба, – Я…Я не сержусь на тебя. Но и назвать твой поступок правильным не могу. У Му Цина были свои причины так поступить. Ты видел, как на меня обозлились солдаты. Если тебя расстроила реакция Его Высочества, то я лично все ему объясню. Но не пускайся в оскорбления без понимания всех тонкостей. – Да не в брате дело!!! – завопил Ци Жун, сжав кулаки, – И чего я не понимаю!? Что он неблагодарный ученик и слуга? Что пользуется своим незаслуженным положением? Тч, тебе самому не противно от своей же трусости? Это ты должен был наказать ублюдка, прилюдно избить розгами и показать этим грязным воякам свою силу и власть! Конечно, слухи будут распространяться с твоей то сдержанностью. Хватит искать всем оправдания! Твоя доброта не принесет тебе счастья! – Я знаю. Ци Жун вскинул голову и столкнулся с пугающе пустым взглядом, смотрящим куда-то сквозь него. Мэй Няньцин спокойно выслушивал восклицания ученика и даже не пытался найти какие-либо возражения. Просто смотрел и улыбался своей печальной улыбкой. Сердце князя сжалось, он не знал, что ему делать. Ему было противно видеть чужие страдания. А страдания близкого человека и подавно. В отчаянии он протянул руку, но советник отошел на шаг назад и сказал: – Ты до сих пор судишь людей, игнорируя собственное отражение. Все мы можем струсить. Можем оступиться на пути. Ци Жун, не дели людей на черных и белых. У всего есть своя причина. Даже у меня. Ци Жун стоял в недоумении с раскрытым ртом, и советник закончил: – Пожалуйста, возвращайся во дворец. И не гуляй один по столице. Будь осторожен. Князь Сяоцзин не понимал этого человека. Даже при общении с братом он не чувствовал такого глубокого замешательства и бессилия. Кусая губы и дрожа от гнева, он кричал в пустоту: – Что я сделал не так!? Почему ты уходишь!? Блять, никто не будет тебя защищать, как я! Брату все равно на семью, он занят спасением всякой швали! А этот сукин сын быстрее перейдет на сторону врага, чем выразит хоть каплю благодарности! Блять! Давай, иди, страдай на своей горе! Никто тебя не утешит! Вот тогда ты вспомнишь обо мне, вот тогда… – Все верно, только оставшись в полном одиночестве, люди начинают понимать, чего они были лишены. Бесцельно бродя по городу, Ци Жун забрел в пустой переулок и никак не ожидал, что кто-то ответит на его возмущения. Он поднял голову и чуть ли не задохнулся от счастья. На крыше сидел, подперев голову, Цзюнь У в своем юношеском обличии. – Вижу, на советника свалились новые проблемы. Ци Жун оскалился и замахал рукой: – Если бы он проявил немного жесткости, все не закончилось бы так плачевно. Чертов Му Цин! Руки бы ему оторвать вместе с языком! Да как он вообще посмел… Тут Ци Жун остановился и, задумавшись, обратился к владыке: – Достопочтенный, мы ведь не будем сидеть, сложа руки, не так ли? Вы когда-то сказали, что слишком рано действовать, но уже прошло три года! Еще эти юнаньцы и поганый Сюй Лин воду мутят. Что мне нужно сделать? Скажите, я на все готов, лишь бы увидеть их страдания! – Терпение, князь, терпение, – протянул Цзюнь У, устремив взгляд куда-то за стены столицы, – Скоро бессердечный мятежник сделает свой ход. Вот тогда мне понадобится ваша помощь. Можете больше не следить за советником. Рано или поздно ему придется встретиться с реальностью лицом к лицу. Вот тогда мы получим то, чего так отчаянно желаем. «Вот бы запереть тебя, сделать своей собственностью. Тогда ты будешь смотреть только на меня! Но…. Будешь ли ты мне улыбаться? Будешь сладко петь по утрам? Соловей остается соловьем даже в клетке. Разве не так?» – Хах, он ведь не будет так сильно страдать? – засомневался Ци Жун, вспомнив недавнее выражение лица советника, – Он и брат… Они ведь не пострадают? Цзюнь У усмехнулся и спрыгнул вниз. Подойдя ближе к юноше, он двумя пальцами приподнял его лицо за подбородок, заставив посмотреть ему прямо в глаза. Ци Жун нервно улыбался, на подсознательном уровне чувствуя некую опасность. – Вы ведь помните, что я вам говорил? Без страданий человек не может понять самого себя. Советник и Его Высочество не осознают, что они уже в ловушке. Мы лишь дадим им право выбора: выбраться с нами из череды бед или остаться со своим никому неугодным смирением и добротой отбиваться от кулаков любимой ими толпы. «Когда человек искренне любит своего ближнего, то не смеет причинить ему боль» – вновь пронеслось в голове Ци Жуна, как заученная наизусть мантра. Но концепция советника отличалась от мнения Белого Бедствия, и юноша никак не мог соединить эти истины воедино. Он хотел бы верить наставнику, но голос здравого смысла заглушала едкая обида и боль. Человек перед ним говорил то, что он хотел слышать. Ци Жун желал дать волю эмоциям. Но и желал стать защитником. Когда-то он уже послушал Бай Усяня, и посреди столицы был отвергнут и братом, и советником. Но тогда он возложил вину на грязного мальчишку в бинтах. Сейчас же роль злодеев была отведена мятежникам и Му Цину. Все складывалось в единую картину видимого им мира. Все логично повторяло избитый сюжет. – Истинная любовь проходит испытание трагедией, – прошептал Цзюнь У, – Только оказавшись на дне люди снимают маски и показывают свой истинный облик. Наберитесь терпения и скоро сами все увидите.

***

Мэй Няньцин в прострации просматривал отчет, предоставленный ему сразу же после возвращения на гору. Ситуацию в военном лагере никак нельзя было назвать обычным недоразумением. Все началось с появления нечисти на горбатом склоне. Тогда заклинатели заподозрили неладное, и неспроста: сколько бы они не бегали за тварями, но бину упрямо охотились только на солдат, никак не трогая учеников. Естественно, воины не посчитали это за простое совпадение, и завязался спор. Слово за словом, и дело приняло серьезный оборот. И одна из причин конфликта сидела сейчас перед ним на коленях. – Итак, Ло Ян, ты первым воспользовался духовными силами против простых солдат и даже серьезно ранил одного из них, начав драку. Я все правильно понял? Ло Ян смиренно склонил голову и ответил: – Да, советник. – Объяснишь свой поступок? Ученик замешкался, но наставник ждал ответа, и он не мог промолчать. – Наставник, вы можете наказать меня, даже изгнать с горы. Я все приму. Но будь у меня второй шанс, я бы поступил точно также. Они перешли все границы. Пусть Сюй Лин и бывший адепт Хуанцзи, это не дает кому-либо право попирать нас и Ваше достоинство. Плевать, что скажут обо мне. Но слушать оскорбления в ваш адрес выше моих сил. «Ох, никогда не думал, что этот недотепа окажется столь преданным учеником. Я не так часто наблюдал за ним после давнего конфликта с издевательствами над Му Цином. Не знал, что он так морально вырос с тех пор. Прямо, как Ци Жун… Черт, я был в таком замешательстве, что просто отправил его во дворец. Отвязался называется. Хаа, теперь даже не знаю, с кого начать. Му Цин, Ци Жун, Се Лянь или Цзюнь У… Ммм, выбери своего бойца» Мэй Няньцин потер пальцами виски и вынес вердикт: – Изгонять я никого не собираюсь. Если кто-то захочет уйти по собственному желанию, пусть обратится ко мне. Ситуация накаляется, я не могу сказать, сколько еще нам выпадет спокойных дней в этой жизни. Ты же в наказание за свою несдержанность будешь стоять на ночном посту и следить за обстановкой в монастыре. Если нагрянут незваные гости, сразу же веди их ко мне. Ты меня понял? Даже если это будет Му Цин. На последнем советник сделал особый акцент так, что Ло Ян заметно скривился, но спорить все же не стал. Возвращаясь на гору, он мельком услышал часть разговора советника и князя Сяоцзина и понял, что не стоит поднимать эту тему. По крайней мере, пока страсти окончательно не стихнут. Как бы у него не чесались кулаки прямо сейчас набить морду зазнавшемуся божку, напрягать наставника еще больше он не хотел. – Я прошу тебя, не делай глупостей, – бросил напоследок советник, – В следующий раз я не смогу тебе помочь, и тогда… – Я отправлюсь продавать батат на рынке, – полуиронично усмехнулся Ло Ян, – Я все понимаю, наставник. Этот ученик принял ваши наставления и готов приступить к работе. Мэй Няньцин не стал больше задерживать ученика. Ему было необходимо подумать о настоящем и будущем. Или, по крайней мере, набросать примерный план действий. Только вот в голове все смешалось, и что конкретно он мог сделать, чтобы не усугубить и так напряженную до крайности ситуацию, он не представлял. После использования крохи духовного огня его силы резко поубавились. Проверив свой пульс, советник удостоверился, что ток ци действительно стал слабее. Белый ликорис, стоящий в вазе на столе, зашевелился, словно живое существо. Мэй Няньцин легонько хлопнул его рукой и забубнил: – Смеешься надо мной? Хаа, этот лекарь-шарлатан. Сказал, что снадобье будет действовать несколько дней. Ага, только если не применять силу! И как мне жить дальше? Скоро меня вышвырнут с горы, если не отправят сразу на костер. Нет, в прошлой жизни я фанател от фэнтези, но не думал, что меня когда-нибудь назовут колдуном. Да еще в такой уничижительной форме. Мэй Няньцин достал новый сосуд с алым лекарством, повертел в руках и вновь вернул на место, под стол. Смерть от передозировки была бы наихудшим вариантом решения проблемы. И самым нелепым. – Еще этот лучник вылез, не пойми откуда. Или скорее его брат. По закону жанра он не мог просто так промахнуться. Что-то заставило его руку дрогнуть. Но вот что? Или кто? Сюй Лин? Но он все это время был внизу и никак не мог даже со своими силами повлиять на лучника. По донесениям Лан Ин только после взрыва забрался на стену. Кто еще остается из списка способных на такой трюк? На стене в тот момент были лучники, генерал, я и… Советник посмотрел на притихший ликорис и прошептал: – Цзюнь У. Что он делал все то время, пока я держал барьер? Мое внимание было приковано к Сюй Лину и беженцам. Я даже не обернулся, когда вышел из тени. Я ведь нарушил наш уговор, так что ему мешало в тайне сделать то же самое? О нет. Если лисица не соврала, то он зол. Очень зол. Вот черт! Мне надо срочно его увидеть! Мэй Няньцин встрепенулся, подобно испуганной курице, и тут же сел в лужу. Владыка не явился на его зов. Ни в первый раз, ни во второй, ни в третий. Ни на следующий день, ни через два дня. Мятежники стали реже нападать, и в столицу вернулось долгожданное спокойствие. Но не в душу советника. Он знал, что грядет. И ждал этого с тревогой на душе.

***

Прошла одна неделя после неприятности в военном лагере. Только Се Лянь соизволил подняться на гору и услышать подробности этой истории с точки зрения наставника. Му Цин же отказался сопровождать принца, передав через него скупые извинения. Мэй Няньцин не решался спускаться с горы и в той же манере передал ответное послание, извинившись за свою наглость. – Ничего страшного, советник, – успокаивал Се Лянь, – Я верю, что Му Цин действовал по ситуации и не хотел вас оскорбить. «Угу, посмотрим, как ты заговоришь потом в пещере с тридцатью тремя небожителями. Так, спокойно, нельзя над таким шутить» – Князь Сяоцзин сейчас во дворце? – спросил советник, удрученный долгим отсутствием Ци Жуна. После инцидента он так и не смог свидеться с ним и спокойно обсудить произошедшее. – Да, я попросил матушку запереть его. Из ваших слов я понял, что он хотел защитить вас, но это не отменяет того факта, что он публично унизил моего подчиненного. «А меня будто публично не унизили просьбой извиниться перед солдатами? Нет? В другую сторону это уже не работает?» – Но, если честно, я даже не знаю, как к нему относится, – пробормотал Се Лянь, и советник удивленно вскинул голову, – Его поведение изменилось за эти три года. Нет, он остался собой, но словно стал более осознанным в поступках и словах. Не до конца, но… Ваше влияние преобразило его. Наверное, я все же погорячился, обвинив его, не разобравшись в ситуации. Позже я попытался с ним поговорить, но Ци Жун с удивительным спокойствием извинился за переполох и ушел, как ни в чем не бывало! «Извинился и ушел? Ци Жун?! Он что, на солнце перегрелся? Что-то здесь не так. Не мог же он просто так перестать злиться. Или это я опять начинаю параноить, и мальчишка просто отмазался, чтобы не слушать увещеваний брата?» Мэй Няньцин прокашлялся и сказал: – Ладно, пока он во дворце под присмотром, не стоит переживать. Что насчет слухов, связавших меня по рукам и ногам? У меня есть хоть какой-то шанс обелить себя? Се Лянь помрачнел, и не нужно было знать подробностей, чтобы догадаться об истинном положении вещей. – Я обратился напрямую к солдатам и постарался их вразумить. Но, кажется, что кто-то специально разносит эти слухи, чтобы подорвать ваш авторитет. Му Цин и Фэн Синь заподозрили, что в лагере могут находиться лазутчики со стороны. Но это пока лишь догадки. «Хаа, бесполезно. Я уже погряз в этом болоте вместе с вами. Теперь мне не смыть грязи и не сбежать чистым и незапятнанным. Придется барахтаться до конца и молить небеса о пощаде» – Спасибо за вашу поддержку, Ваше Высочество. Я услышал достаточно. Теперь не беспокойтесь о моей репутации и делайте свое дело. И передайте Му Цину, что я не злюсь и очень хочу его увидеть. – Конечно, наставник, – улыбнулся Се Лянь, – Думаю, он будет рад это услышать. «Что-то мне запоздало пришла идея устроить перед началом катастрофы последний семейным ужин. Собрать всех этих зашуганных детей и посадить за один стол. И зарубиться в карты. Ммм, и почему я так раньше не сделал? Хорошие идеи преследуют меня. Но я оказываюсь быстрее. Боги, за окном без пяти минут беспросветный мрак, а я думаю о ерунде» Мэй Няньцин решил проводить наследного принца до границы. Се Лянь всю дорогу молчал, думая о своем. Советник не стал насильно лезть в чужую душу и дал ученику личное пространство для размышлений. Не успели они спуститься со склона, как тишину оглушил пронзительный крик. «Что опять?! Что за судьба такая? То целыми днями ничего не происходит, то случается все и сразу!» К ним бежал один из старших учеников. За ним гнались послушники с намерением поймать нарушителя спокойствия. Одной рукой ученик скрывал лицо. Упав на колени, другой рукой он схватился за подол одежд принца. Се Лянь застыл от неожиданности, пока ученик кричал: – Сделайте что-нибудь, пожалуйста! Спасите! Спасите меня! – Да что с тобой не так?! – воскликнули подбежавшие послушники в попытке поднять товарища с земли, – Советник, мы не знаем, что произошло. Он проснулся сам не свой и сразу же в панике отправился вас искать. Он не показывает лица. Мы уже позвали лекаря. Вот только его никак не можем вразумить. Никто ничего не понимал. Кроме Мэй Няньцина. Осторожно опустившись на колено перед учеником, он плавным движением отодвинул руку юноши и похолодел. На него смотрели две пары глаз. На щеке ученика вырос огромный волдырь размером с маленький мяч. Нарост разевал крохотный противный рот и щурил мерзкие глазки от солнца. Послушники стояли позади бедняги и не видели этого ужаса. Но по выражениям лиц принца и советника они поняли, что что-то не так. – Что это такое? – первым подал голос Се Лянь. – Пожалуйста, советник, Ваше Высочество! – плакал ученик, цепляясь за обоих даосов, – Вылечите меня или убейте! Умоляю! Умоляю!!! Одна слеза упала на лоб маленького личика. Нарост нахмурился и громко завизжал, заставив послушников закрыть уши. Ученик закричал вместе с лицом и со всей силой ударился головой о землю. Мэй Няньцин так и остался сидеть с вытянутой рукой и смотреть, как кровь медленно вытекает из головы юноши. Все звуки пропали, растворились, остались где-то на границе сознания. Такой знакомый голос зашептал: «Я же говорил, чтобы ты больше не входил сюда» Перед глазами предстало лицо мужчины уже с тремя ликами на лице. Кровь стекала с его лба и щек, скатываясь по подбородку вниз. Мэй Няньцин явственно ощущал прикосновение чужой руки на своей голове. «Не бойся. Они предали меня, поэтому их постигла такая участь. Не повторяй их ошибки, и я буду относиться к тебе, как и прежде, ты останешься моим преданным слугой, ничего не изменится» Другой голос вторил ему в ответ: «Изменится! Уже изменилось! Это неправда, неправда! Ты не мог, не мог! Пожалуйста, скажи, что это неправда. Просто сон, страшный сон. Ты не мог…» То, что позже в народе будет названо «поветрием ликом», зародилось на горе Тайцан. Пролитая на святой земле кровь стала только началом. Гроза разразилась над столицей, и призраки нашли жертв для отмщения.