Я стал учителем главного героя (И бывшим вассалом главного злодея)

– Советник, вы знаете о случившейся в Юнани засухе? Это были первые слова появившегося в храме Се Ляня. Юный бог сгорал от нетерпения, желая получить исчерпывающее объяснение по поводу ситуации в Юнани. Мэй Няньцин заметил, что Цзюнь У скрылся от лишних глаз, но холодок по коже свидетельствовал, что владыка рядом и следит за каждым действием и словом своего жреца. Прежде чем принц снова открыл рот, советник ответил: – Конечно, мне об этом известно. Также это прекрасно известно Его Величеству. Се Лянь удивленно замер. – Но почему каждый раз, когда отец приходил в монастырь Хуанцзи, я не слышал, чтобы он молился за Юнань? Почему он даже словом не обмолвился? Мэй Няньцин тяжело вздохнул, понимая, что придется сознаться в собственном грехе. – Потому что это я рекомендовал Его Величеству не упоминать во время молитв Юнань. – Почему? Еще до разговора с принцем советник решил не отступать от своей роли, беря во внимание решимость юного бога и его безграничное желание помочь людям. К этому еще прибавлялся подслушивающий в тени владыка. Но вместо заготовленного ответа, Мэй Няньцин сказал: – Потому что знаю вашу натуру. Вы погубите себя. А я этого не хочу. Се Лянь нахмурился и возразил: – Мой народ погибает от засухи, разве обо мне стоит сейчас беспокоиться? Я ценю вашу заботу, но сейчас нет на это времени. Я не могу остаться в стороне, когда в моих силах что-то сделать. Пусть отец переплавит все мои золотые статуи и выделит средства на спасение людей от бедствия. Хватит уже строить бесчисленные храмы в мою честь, по всей стране их и так слишком много. Они мне ни к чему. На западе, в Юнани, воды не хватает из-за засухи, так выкопайте речной канал, чтобы отвести воды с востока, оросить посевы, напитать почву… – Ваше Высочество, вы думаете, мы с вашим отцом все это время сидели, сложа руки? Его Величество сделал все, что было в его силах. Поверьте, новый канал не напитает в достатке земли Востока и напрочь лишит Запад воды. Я понимаю ваши чувства, но сейчас такая ситуация, когда приходится выбирать между благополучием центра и состоянием периферии. – Разве можно делить людей на «наших» и «не наших»? – разгорячился Се Лянь, – Хорошо, если отец ничего не может сделать, тогда этим займусь я. – Вы ведь помните, что божество не должно вмешиваться в дела людей? – Тогда к чему мне божественные силы, раз мне нельзя помочь собственному народу? Пусть я не спасу всех, но это куда лучше, чем оставить людей умирать на выжженной земле! «Глупое, глупое дитя. Как же мне тебя жаль» – Вы благородны, – глухо проговорил советник, пройдясь под постаментом, – Но судьбу вам не переиграть. Вы тянетесь к миру людей, как тянутся волокна переломленного корневища лотоса. Но среди людей вы будете бессильны. Потому что законы небес не равны законам земли. Вспомните, что я говорил вам когда-то давно: боги не возносятся для спасения жизней, их задача – поддержание вселенского порядка. Се Лянь прикрыл глаза, с решимостью распахнул их вновь и четко сказал: – Если это действительно так, то боги абсолютно бесполезны. – … «Мне не подобрать слов, чтобы описать это все. Можно я просто закрою его где-нибудь на лет эдак сто? Ну пожалуйста, я этого не выдержу» – Не важно, бог я или человек, – продолжил Се Лянь, – Люди в меня верят и ждут помощи. Сколько смогу, столько и спасу. Пусть это даже будет один человек, не важно. Я не отступлю и буду бороться до конца. – Народ может этого не оценить и скинуть вас с постамента. – Мой народ не такой. Он может отличить великое добро от великого зла. Если я не могу их спасти, нет никакого смысла в том, что я стою на этом постаменте. «Это мы виноваты. Ты не видел жестокости людей, ты не познал человеческую природу во всем ее суровом естестве. Теперь никто тебя не остановит» – Хорошо, Ваше Высочество, тогда идите, – махнул рукой советник, снедаемый чувством безысходности, – Вы предложили вырыть канал, чтобы отвести воду. Тогда сами посмотрите на эту реку. Посмотрите, возможно ли исполнить задуманное. Се Лянь склонил голову: – Я вас понял, советник. Благодарю. Принц исчез, оставив после себя аромат благовоний и горечь неимоверной тоски. Мэй Няньцин почувствовал головокружение и оперся на алтарь. Он должен был в отчаянии хвататься за глупого юношу и умолять не делать глупостей, но силы покинули тело и разум отказался от бесполезной борьбы. – Богомол вздумал остановить телегу , – раздался рядом тихий голос владыки. Советник повернул голову, ожидая столкнуться с насмешкой или осуждением его методов воспитания, но, к его удивлению, Цзюнь У сидел в кресле, подперев голову, с печальным выражением родителя, ребенок которого со скандалом сбежал из дома. – Что думаете, владыка? – О чем здесь думать? Лишь наблюдать и терпеливо ждать. Мэй Няньцин вопросительно склонил голову. – Грандиозного падения, советник. И новых жертв. Цзюнь У встал, заложив руки за спину. Советник никак не мог понять, действительно ли владыка хочет своими глазами видеть страдания юного принца, или же искренне сочувствует мальчику, помня о личной трагедии. «Похоже, его разрывают противоречия. Он видит в Се Ляне свое продолжение, хочет преподать жизненный урок. Но может ли быть такое, что глубоко внутри владыка жаждет защитить мальчика? Не опустить на социальное и моральное дно, не внушить ненависть и страх, а уберечь невинное дитя от жестокости и зла? Не полная же он сволочь в конце концов. И у него есть сердце. По крайней мере, что-то там в груди точно должно было остаться» – Владыка, могу я задать вам вопрос? Может быть вы не… – Прошу прощения, советник, – перебил его Цзюнь У, коснувшись двумя пальцами виска, – Мне необходимо вернуться в небесную столицу. Полагаю, Сяньлэ предпримет попытку божественного вмешательства, поэтому обсудим это позже. Не нужно меня звать, я сам вас найду. Мэй Няньцину ничего не оставалось, как попрощаться с божеством, оставив своей вопрос болтаться на языке. Ему хотелось раскроить голову бога и понять его логику, но владыка, словно древняя черепаха, приноровился ловко прятать макушку в свой непробиваемый панцирь и оставлять собеседника ни с чем. «Ну и ладно, приведу хоть нервы в порядок. Се Лянь в ближайшее время будет занят спасением людей с помощью шляпы Повелителя Дождя, а в городе начнутся волнения из-за наплыва беженцев с Юнани. Надо бы потом сходить, посмотреть. Надеюсь, этот скользкий угорь выполнит свое обещание и не устроит кукольный театр» Подумав о куклах, Мэй Няньцин вспомнил о трех до смерти напуганных гоши и поспешил во Дворец Четырех. Ученики монастыря уже закончили свою вечернюю работу и разбрелись по комнатам, так что советник беспрепятственно добрался до главных покоев. Едва он коснулся деревянных дверей, как изнутри послышались крики. – Если продолжим прятаться, как лживые крысы по углам, то никогда не достигнем цели! Советник узнал голос Цзюя и спрятался чуть поодаль за столбом, чтобы гоши не почувствовали его присутствия. – Я изначально был против этой идеи! – чуть ли не взвизгнул от наплыва эмоций Лань. Он славился своим добрым и кротким нравом, и повышать голос на друзей было ему не свойственно. Но в данный момент он был на грани истерики, и советник чувствовал его состояние даже через стену. – Тогда вернись на Тунлу, раз ты так слаб, – едко бросил Цзюй, и после его слов что-то хрупкое с треском разбилось об пол. В комнате воцарилась тишина. «Какого черта там происходит? Их так сильно накрыла паника? Нам всем надо начать принимать успокоительные пилюли, ей-богу» – Шисюн Цзюй, ты переходишь все границы. Я уже говорил тебе об этом ни раз, – вступил в спор Чжу, и советника поразил его жесткий тон. – Разве я не прав? Он не заставлял нас становится проводниками, это было наше общее решение. Если так страх берет, то можете вернуться к первоначальному состоянию, я сам доведу дело до конца. «Он? О ком они говорят? Вряд-ли о Цзюнь У. Я с самого начала заподозрил, что здесь есть какой-то подвох. Они говорили, что лишь простые куклы, созданные системой, но слишком уж они характерные и живые. Они не проекции, а реальные советники принца Уюна. Но к чему эта скрытность? Связано ли это с моим перерождением? Если да, то почему я не должен об этом знать?» – Цзюй-сюн, довольно! Ты просто хочешь выплеснуть свою злобу, использовав Няньцина, как щит! Очень благородно с твоей стороны, смелый воин. Что ж ты сам не пойдешь против нашего Высочества? Или боишься снова полететь с вершины Тунлу вниз головой? – Что ты сказал?! – возопил Цзюй, стукнув кулаком по стене, – Обвиняешь меня в трусости? Будь у меня нормальное тело, не потрудился бы и на небеса взобраться, чтобы стереть самодовольную ухмылку с лица этого ублюдка! Бамбученок уже забыл, как сам поносил некогда любимого принца и за свое малодушие полетел вслед за мной?! «Бамбученок? Точно, значит, о Чжу тогда говорил владыка. Вашу мать, ребята, вас понесло хуже фэнцинов. Остановитесь!» – Хватит! – хрипло вскрикнул Лань, шмыгнув носом. Он тяжело дышал, еле выдавливая из себя слова. Это значило лишь одно. «Он что…плачет?» – Прекрати ныть, раздражаешь, – буркнул Цзюй, – Неужели с самого начала не понял, что душа из другого мира не обретет покой? Даже если он не помнит, его согласие высечено на столпах нашей судьбы. Пусти свои слезы по реке в Юнань, и то полезнее будет. «Ты…ты.…Ну все, мне это надоело!» Мэй Няньцин не выдержал и ворвался в комнату в тот момент, когда Чжу от злости припечатал Цзюя к стене, крепко держа того за грудки. На запястьях гоши выступили вены, в глазах горел гневный огонь. Бледный Лань стоял рядом, держа ладони у рта. Цзюй окинул советника темным взглядом и пробормотал: «Какая драма». Мэй Няньцин ничего не ответил, схватил Ланя за руку и поволок прочь. Слова застряли где-то глубоко в горле, и он решил сначала увести расстроенного шиди, а потом уже разобраться со всем остальным. Добравшись до пруда, пара опустилась на траву перевести дыхание. Лань скрючился над водой, не в силах сдержать рыдания. – Все хорошо, дорогой, дыши, – успокаивал советник, поглаживая друга по спине. Небо над их головами начали заволакивать тяжелые свинцовые тучи. В столице ожидался проливной дождь. Вся природа замерла в тревожном ожидании, лишь ветра шептались в высоких травах, пророча беду. Гоши Лань успокоил свое дыхание и, наконец, выпрямился. Его прозрачные, словно воды реки, глаза отражали небесный свод, приоткрытые губы словно ждали первых дождевых капель, чтобы их прохладная влага остудила горящее от хрипов горло. – Вот же Цзюй подлец, как он посмел сказать тебе такое! – возмутился советник, смущенно отведя взгляд. – Не ругай Цзюй-сюна, он это не со зла, – прохрипел Лань, ополоснув лицо водой, – Он такой лишь, когда злиться. Чем-то похож на Фэн Синя в гневе. На самом деле он ответственный и верный своему долгу заклинатель. И за это я его уважаю. – Только он в ответ тебя совсем не уважает! Гнев гневом, но так принижать человека никто не вправе. Надо знать разницу между мимолетной вспышкой гнева и отъявленным хамством. Лань вдохнул холодного воздуха и оправил длинные волосы. Он выглядел эмоционально истощенным, и советник никак не мог взять в толк, почему шиди так трепетно защищает этого грубияна. – Цзюй не груб, это я слишком слаб. Среди нас пятерых я всегда был самым хилым. Не обучался фехтованию, имел лишь кинжал за пазухой, чурался общества, занимался только выращиванием трав и изготовлением кукол. Ничем особенным не выделялся, вначале совсем не приносил пользы и только мешался под ногами. Я был обузой, никому не нужным принцем из соседней маленькой страны, которую даже не хотели признавать отдельным королевством. «Принц из соседней страны? Кажется, гоши рассказывали об этом. Он был сыном короля северного кочевого племени, пытавшегося установить себе статус королевства за счет связей с Уюном. Понятно, еще мальчиком Лань стал разменной монетой и попал в услужение принца. Интересно, а не его ли страну в первую очередь пытались захватить генералы Уюна, чтобы спасти народ от гибели?» – Хаа, столько веков уже прошло, а мы не меняемся, – устало откинулся на траву Лань, – Все такие же упрямые гордецы, снедаемые страхом и отчаянием. На моей родине говорили, что трусость – самый страшный порок. И мы на своем опыте в этом убедились. – Что я должен сделать? – спросил советник, наклонившись к шиди, – Для чего я здесь? Почему вы скрываете от меня правду? Если вы все расскажите, как есть, я смогу составить четкий план действий. Но если вы боитесь, что я сбегу, то… – Цин-эр, послушай, – Лань легонько коснулся щеки Мэй Няньцина, – Мы бы рады тебе все рассказать, но… Ты ничего не помнишь до своего перерождения. – То есть, не помню свою смерть? Это проблема? – Да, твое состояние с самого начала было нестабильным. Воспоминания Лао Мэя слишком быстро начали всплывать наружу, раня тебя физически и духовно. Мы испугались, что тебе станет хуже, и потому старались уберегать от ненужных волнений. Ты должен сам все вспомнить, иначе система выдаст ошибку. Тогда мы тебя уже не спасем. Советник встал на ноги, уставившись на свое отражение. Дождь потихоньку начал накрапывать, тревожа спокойную гладь озера. Капли раскалывали его худое лицо на бесформенные осколки, но оно вновь собиралось в одно смутное выражение, как ни в чем не бывало. – И вы не можете даже сказать, в чем цель моего перерождения? Лань также встал, отряхнул одеяния и покачал головой. Он собирался что-то добавить, но со стороны дворца послышались вскрики и звон скрестившихся клинков. Гоши переглянулись и бегом кинулись обратно к покоям. На открытой площадке перед дворцом Чжу и Цзюй сошлись в схватке на мечах. Оба гоши хорошо владели оружием и ничуть не уступали троице Сяньлэ. Дождь забарабанил по крыше, но мечникам было все равно на сырость и грязь. Настроены они были очень серьезно. – Ну и что вы устроили?! – перекричал шум дождя Лань, – Хватит валять дурака, нашли время для битвы. Давайте поговорим, как нормальные люди. – Я не позволю ему так с нами обращаться! – заголосил в ответ Чжу, выражая своим грозным видом стремление идти до победного конца. – Я ведь уже сказал, что от своих слов не отступлюсь, – сказал Цзюй, – Если сложишь оружие, я тебя пощажу. Ты мне не ровня. Только Его Высочество Уюн был способен выбить у меня из рук меч. И ничего с тех пор не изменилось. – Ах ты! Да как ты смеешь! Эти слова задели гордость гоши, и, сделав выпад, с безумным кличем Чжу набросился на обидчика. Цзюй играючи отбивал атаки, наступая с утроенной силой. Даже самый несведущий в искусстве меча человек мог с легкостью сказать, что Чжу значительно уступал своему сопернику и в мощи, и в боевых навыках. С Цзюем ему было не сравниться. Песнь стали приглушалась грохотом дождя. Сапоги мечников скользили по мокрой земле, выбивая комья грязи. Мэй Няньцин закутался в верхний халат, отчаянно желая оставить этих дураков продолжать биться под дождем и самому вернуться в теплые покои. Но обеспокоенного шиди он бросить не мог. – Прекратите, кому говорю! – стучал зубами Лань, – Ну что вы в самом деле, как дети малые. Но никто его не слышал и не хотел услышать. Советнику надоело ждать, пока кто-нибудь из них первым упадет от бессилия и сдастся. Он выбежал вперед прямо между готовыми совершить ответный удар мечниками, вызвав испуганный вопль шиди. – Твою мать! – выругался Чжу и вовремя поскользнулся, свалившись в лужу вместе с клинком. Цзюй оказался проворнее и остановил меч прямо над головой советника. Мэй Няньцин сглотнул, но с места не сдвинулся. Шисюн хмыкнул, медленно убрав клинок в ножны. – Это было смело, но ты не Се Лянь и не в твоих силах отбить два клинка. – Все верно, но в моих силах умерить ваш пыл. Довольно с вас. Если снова устроите драку, выгоню с горы. И в лесах делайте, что хотите. Цзюй оценил стойкость советника и смиренно отступил. Продолжать битву не имело никакого смысла. Установив временное перемирие, гоши поспешили укрыться от дождя. Во внутренних покоях четверка развела огонь и развесила на ширмах насквозь мокрые одежды. Переодевшись и подсушив волосы, советник обратился к троице: – Меня печалит, что вы продолжаете скрывать от меня правду. Но я приму объяснение шиди Ланя и пока не буду докапываться до истины. И все же вы порой перебарщиваете. Вижу, у вас разное мнение насчет сделки с владыкой. Хорошо, но неужели моя точка зрения никого здесь не волнует? Я принял решение убедить Цзюнь У не вмешиваться в дела Сяньлэ. Я ни в чем не уверен, но если так удастся избежать хотя бы трети проблем, то мои старания не будут напрасными. Думайте, что хотите, но я буду придерживаться своей позиции. Вместо того чтобы устраивать мордобой, лучше бы занялись полезным делом. – Например, уборкой в главном зале Шэньу? – съязвил Цзюй, проведя по лезвию меча сухой тряпкой. – А почему бы и нет? Я теперь работаю на два фронта, мне что, разделиться на две части? Но если так боитесь, сидите в храме наследного принца, а я буду заниматься подношениями для Цзюнь У. – Угу, только теперь у владыки свободный вход в любое святилище горы Тайцан. И сбежать от него теперь некуда. – Ну уж извините, все вопросы к вашей системе, – буркнул советник, подсев ближе к огню, – Ее ошибки не моя ответственность. – Ну как тебе сказать, – пробормотал в рукав Чжу, и советник напрягся. – Не пойми неправильно, твоей вины здесь нет, – поспешил разъяснить закутанный в три слоя одежд Лань, – Мы только заметили, что чем чаще ты вступаешь в связь с владыкой, тем больше система выдает ошибок. – О небеса, опять я что-то делаю не так? Я уже не вывожу, дайте мне чего-нибудь сладкого. Мне нужно поднять уровень серотонина в крови. – Ничего не понял, но можешь достать свою заначку, – произнес Чжу и чихнул, – Я ее не трогал. И поделись со мной, мне тоже надо поднять эээ как ты там сказал? Мэй Няньцин направился к заветному шкафу, на мгновение задержавшись у открытого окна. Где-то в этот время Се Лянь после посещения дворца и своих родителей должен был вновь встретить Хунхун-эра у маленькой кумирни в подворотне столицы. «Именно сейчас А-Лянь должен сказать заветную фразу, которая полностью перевернет жизнь мальчика вверх дном. «Живи ради меня». Какие красивые и опасные слова. Хунхун в этом плане куда счастливей меня. У него-то теперь есть смысл жизни, а я до сих пор мотаюсь туда-сюда, не понимая, ради чего вообще появился в новом мире. Боги, до чего я дожил, завидую бездомному мальчишке. Какой же я жалкий» – Что ты там копаешься? Я есть хочу, – раздался за спиной раздраженный голос Чжу. Советник обернулся и встретился взглядом с умаянным до крайности гоши. Не став его больше мучать, он открыл двери шкафа и вытащил коробочку с различными сладостями. Пошарив по дну, Чжу схватился за первое попавшееся песочное печенье и вгрызся в него, словно несколько дней голодающий дикий зверь. Теперь ему было все равно на диеты и отграничения. Он был расстроен и нуждался в утешении. «Конечно, заедать стресс плохая привычка, но лучше так, чем бить друг другу морды. Боги, неужели вот этот проглот запрещал мне даже думать о еде? Ладно, не буду язвить. Слишком уж он подавленно выглядит, даже немного жалко добряка» – Подлец Цзюй, горделивый орел! – злобно чавкал Чжу, вновь и вновь опуская руку на дно коробки, – Да, я не так хорош, как он. Но изображать из себя не пойми что! Злости не хватает на него! Даже Его Высочество не был таким гордецом! Тьфу, упрямый баран! – Цзюй-сюн ведь был сыном потомственных генералов? Его, наверное, с самых малых лет готовили для битв и поля боя. – Не то слово! Но вот незадача, однажды Цзюй сломал ногу, и лекари вынесли вердикт, что ему будет трудно управлять целой армией и защищать границы страны. Поэтому его приставили телохранителем к юному принцу Уюна. Ох, сколько желчи вылил наш друг, прежде чем Его Высочество приручил эту гордую птицу. Мэй Няньцин удивленно заморгал и спросил: – Но я ни разу не видел, чтобы Цзюй хромал. Да и к тому же, разве с таким увечьем нельзя быть в запасе, не выходя на передовую? Умение вести бой на расстоянии никто не отменял. – Это да, – кивнул Чжу, – Но его семья придерживалась жестких правил отбора наследников. Юный генерал именитого рода должен был быть идеален во всем. И все потому, что они свято верили в благословение первого в истории Бога Войны. Ибо бог дарует успех только избранным, и калекам не место среди его потомков. «Мда, сколько же юных талантов погубила эта слепая вера» – Чжу-сюн, ты ведь тоже из именитого рода? Твои навыки также весьма впечатляют. – Ах, я был избалованным молодым господином. Занимался спустя рукава, развлекался, жил на широкую ногу. Только примкнув к наследному принцу, кое-как взялся за голову. Но все равно был на третьем месте. Я не обижался, правда. Просто насмешки Цзюя вечно выводили меня из себя, и я не сдерживался. Хах, ничего не меняется. – Кстати, Чжу-сюн, раз мы заговорили о тебе, – вспомнил о недавних словах владыки советник и решился спросить с глазу на глаз, – У тебя были дети? Чжу подавился крошками печенья и озадаченно посмотрел на собеседника. Мэй Няньцин испугался, что задал бестактный вопрос, но гоши взъерошил волосы и небрежно ответил: – Кажется, я догадываюсь, с чего ты вдруг задал такой вопрос, поэтому отвечу, все же это не секрет. Да, у меня был сын. Он родился еще до того, как принц вознесся и забрал нас с собой на небеса. Родители были обеспокоены моим поведением и решили приструнить, насильно женив по расчету. Жена понимала мои чувства и прикрывала, как могла. Потом родился наш ребенок, но я не был создан для семейной жизни. Я страстно желал стать небожителем. – И ты сбежал из дома вслед за принцем? – догадался советник. – Ага. Вот такой я мерзавец. Тогда я был горд собой: оставил семье наследника и воплотил свою мечту. Эх, и жила бы моя жена вместе с сыном в достатке и роскоши, но огненная гора не пощадила даже их невинные души. Тогда земля затрещала по швам, дома рушились, словно карточные домики. Под обломками я откопал лишь спрятанное в потайной отсек маленькое тело. В тот день я понял, как несправедлива судьба. В душе зародилась пустота, и страх сковал мое сердце. Чжу замолчал, опустив голову в коробку. Его насмешливый тон мог обмануть кого угодно, но не советника. Он видел в глазах друга, насколько глубока его печаль. – Я соболезную твоей утрате всей душой, – прошептал Мэй Няньцин, взяв гоши за руку, – Ты невероятно сильный человек. Вы все очень сильные и храбрые личности. Хоть вы и оставили Его Высочество, я верю, у вас были на то свои причины. – Ох, наша ссора с принцем отдельная история. В двух словах не описать. Может быть, когда-нибудь мы тебе расскажем. А пока за один вечер достаточно грустных историй. Давай вернемся, пока Цзюй-сюн не навел новой смуты. Опустошив коробку, Чжу поднялся и закрыл окно, отделив их маленький мирок от жестокой действительности, полной горечи и разочарования. Но капли дождя все равно отчаянно стучали о крышу, просачиваясь сквозь щели и углы. Никакие стены не могли укрыть от наступающего, словно разящий ветер, настоящего. Все менялось, и даже древние существа не могли противостоять этой безудержной силе бытия.