Я стал учителем главного героя (И бывшим вассалом главного злодея)

      Когда молодой князь Сяоцзин распахнул тяжелые веки, солнце медленно стремилось к горизонту. Один день пролетел быстро и незаметно. Это раздражало, но Ци Жун поклялся, что так просто это не оставит. Он спокойно потирал глаза после сна, как услышал над ухом знакомый голос:       – Вы проснулись, Ваша Светлость. Долго же вы спали. Я успел немного заскучать.       Ци Жун резко сел и повернул голову. В шаге от него за низким столиком сидел Мэй Няньцин и пил из изящной белоснежной пиалы. На столе стоял маленький чайник и вторая похожая пиала. Юноша еще раз потер глаза, думая, что ему чудится после долгого сна. Но нет. Советник пригубил чай, лукаво глядя на подопечного из-под длинных ресниц.       – Что вы делаете? – недоумевал Ци Жун, – Вы что, следили за мной, пока я спал?!       – Верно, князь Сяоцзин, я несу за вас полную ответственность, как за гостя в моей обители. Не мог же я оставить вас совсем одного в неизвестной вам местности. Ну да ладно. Забудем недавнее недоразумение и выпьем чай, как культурные и высокосветсткие особы. У вас, небось, горло пересохло. Давайте, подсаживайтесь ближе.       И в подтверждение своих слов советник взял глиняный чайничек и изящным движением налил напиток для юноши. Ци Жун с глубоким сомнением посмотрел на протянутую ему пиалу и перевел взгляд на учителя.       – Ну же, не бойтесь. С утра вы так и не смогли насладиться трапезой. Этот сорт чая немного горьковат, но я усовершенствовал его вкус. Попробуйте, и скажите мне свое мнение.       – Вы подсыпали туда яд? – саркастично ухмыльнулся Ци Жун.       – Какого же вы ужасного мнения обо мне. Я бы никогда не посмел такого сделать. Если бы я хотел избавиться от ненавистного мне человека, я бы выбрал метод поинтересней.       Мэй Няньцин поиграл со своей прядью и снова пригубил из пиалы. Ци Жун смотрел на свое отражение в чае и, решив рискнуть, выпил все с одного глотка. По меркам традиционного чаепития это считалось плохим тоном. Такое было приличным только с чаркой вина. Тепло растеклось по телу Ци Жуна, и на кончике языка он не почувствовал привычной горечи.       – Что вы туда добавили? – спросил, облизывая губы, юноша, – Что это за сладость?       – Сахар, просто обычный сахар.       В Сяньлэ сахарный тростник выращивали, но только в южных регионах. Сахар в чистом виде могли употреблять в пищу только зажиточные люди. И то не все. У советников был свой небольшой запас, дар императора. Мэй Няньцину сахар был не в новинку, поэтому он решил использовать его в своих целях без зазрения совести. И не только для того, чтобы смягчить терпкий вкус чая, но и чтобы перебить аромат успокоительного лекарства, одолженного на время у Ланя.       Мэй Няньцин понимал, что юнец не выпьет отвар из его рук, поэтому решил прибегнуть к небольшой хитрости. Да и он не знал, как подействует снадобье на молодой организм, поэтому смешал его с чаем.              Ци Жун чмокал губами, пытаясь до конца понять, что он сейчас выпил, и советник долил ему еще напитка. Тот также разом опрокинул в себя пиалу, и то, что это был кипяток, его совсем не смущало.       – Чай с сахаром, – пробормотал князь, вытирая рот своим рукавом, – Что за бред? Это несочетаемые вещи! Ха, не думал, что советник такой искусный нарушитель традиций и правил!       – Благодарю, но ваше мастерство все равно остается выше горы Тайшань.       Советник уже открыто иронизировал, сделав вывод, что с мальчишкой лучше разговаривать на его языке. Но при этом не заходить за пределы последних норм приличия.       – Но вам ведь понравилось, – продолжил Мэй Няньцин, подперев подбородок рукой, – Незачем отрицать свое наслаждение. Наша жизнь сплошная игра, кто умрет, а кто выживет – на то воля небес. Так почему бы даже здесь, среди трав и листвы, не насладиться малой каплей сладости. Люди несчастны лишь потому, что не умеют ценить малое, ища развлечения в игорных и прочих домах, тратя столько монет и времени. Познать счастье не так сложно, но людские сомнения оказываются сильнее красот мира.       – Ааа, сложно, как вы все заумно говорите, аж голова разболелась, – мучительно протянул Ци Жун и снова повалился на траву.       «Ну вот, кризис прошел, и с пациентом можно разговаривать».       – Тогда перейду сразу к главному. Ваш гнев лишь порождение вашей собственной неудовлетворённой души. Своим поведением вы делаете несчастными и себя, и всех вокруг. Скажите, неужели это вас устраивает?       Ци Жун лег на бок, подперев голову рукой. Сорвав тонкий стебель, он по-сельски прикусил его зубами. При этом он не переставал противно ухмыляться.       – С чего вдруг я должен заботиться о ком-то другом? У меня нет времени думать о черни, недостойной и волоса с моей головы.       – А как же ваша тетушка? А Его Высочество? Разве это не самые близкие вам люди? Неужели и они не достойны вашей любви?       – Тетя? – скривился юноша, – Тч, она все пытается заменить мне мать. Думает, раз они похожи, то я не замечу особой разницы. Ходит, как она, разговаривает, как и мама в прошлом. Но я вижу, что не нужен ей, как и всем остальным! Все это лицемерие так раздражает!       От злости юнец сплюнул травинку и почесал нос.              – Князь Сяоцзин, конечно ваша тетушка не сможет заменить вам мать, но неужели вы думаете, что она копирует свою сестру просто, чтобы позлить? Не все люди знают, как правильно себя вести с теми, кто пережил горе. А особенно с такими детьми, как вы. Императрица также потеряла любимую сестру, но разве она оставила вас одного? Она могла бы уговорить супруга отправить вас подальше от столицы, чтобы вы не мозолили ей глаза. Но она обуздала свое горе и взяла вас под опеку. Разве это не говорит об ее искренних намерениях?       – Искренних намерениях? Пф, это ее совесть грызет! Потому что умереть должна была она, а не мама!       Ци Жун вскочил, чуть не перевернув стол. Его глаза подернулись мраком, кадык ходил ходуном. В этот момент он сказал то, что давно грызло его изнутри.       – Да, пусть бы тетя тогда умерла! Пусть бы умерла! Ей то что? Она всю жизнь жила в роскоши и довольстве, получив титул императрицы. Само благородство! Луна империи! Ну надо же, кто бы сомневался! А мама, мама!!..       Ци Жун остановился, гневно дыша через нос. Синие вены вздулись на его руках. Советник не перебивал, давая юноше высказаться. Но тот больше не смог вытянуть и слова. Он сел на корточки, опустил голову и сдавленно зарыдал. Мэй Няньцин был рад, что Ци Жун наконец-то раскрыл свою душу, но не думал, что его гложут настолько тяжелые мысли.         Советник подошел к юноше, но не чтобы утешить, а сесть с ним рядом на траву. Закатные лучи окрашивали небо в пурпурно-розовые тона. Птицы продолжали весело щебетать над верхушками деревьев, даже не подозревая о чужом горе. Когда Ци Жун немного умолк, советник сказал:       – Я соболезную вашей утрате. И не только ради приличия. Видимо, вы держали эмоции в себе, не давая им выплеснуться наружу. Вы сильны, раз смогли так долго их скрывать. Но знайте, что и ваша тетя повторяет себе день изо дня то же самое. Она винит себя за все. За то, что была избрана императором. За то, что из-за этого сбежала ее родная сестра с сомнительным человеком. За то, что тот человек оказался тираном. И за то, что по воле случая она лишила вас матери. За все это она себя ненавидит. Но она, как и вы, молчит. И знаете почему?       Ци Жун не шевелился. Казалось, что он снова уснул. Но советник знал, что тот внимательно его слушает.       – А потому, что она тоже мать. И она знает, что матери должны быть сильными, чтобы защищать своих детей. Не сомневаюсь, что даже если она и плакала, то все равно держала вас на руках, лелея и любя. Возможно, это вы отчаянно видите в ней замену матери. Или, по крайней мере, хотите видеть. Но у вашей тети этого никогда не получится сделать. Она это знает. Знаете и вы. Так освободитесь же от оков памяти, и освободите от них свою тетушку. Ничего уже не вернуть. Люди сами заковывают себя в клетку скорби и обвиняют других в счастье, которое они не хотят снова познать. А ведь всего-то нужно выйти из пещеры и убедиться, что солнце все также светит, как и всегда.       Ци Жун зашмыгал носом, что-то бубня в свой рукав. Пусть сегодня он не поймет и половины сказанных ему слов, но этот разговор может стать хорошим мотиватором для дальнейшего его развития. По крайней мере, так думал Мэй Няньцин, поглаживая князя по спине.       Через некоторое время Ци Жун поднялся, собираясь снова утереться одеждой, но Мэй Няньцин протянул ему платок. Тот не стал язвить и принял его.       – Плакать – это не плохо. Лучше поплакать разок другой, чем потом срываться на людях.       – Мама запрещала плакать, – тихо сказал Ци Жун.              – Что? – удивился Мэй Няньцин.       – Когда отец напивался и начинал буйствовать, мама говорила лезть в шкаф и запираться изнутри. А чтобы я не привлекал внимания отца, совала мне в рот лепешку и наказывала молчать. Говорила «зарыдаешь, он тебя найдет и убьет».              «Боже мой, как же тебе досталось, дитя».              – Она говорила это из заботы о вас, – промолвил советник, – Сейчас же вашего отца здесь нет. Поэтому вы спокойно можете говорить о своих чувствах, не боясь осуждения. Вам нужен хороший друг. А чтобы его найти, необходимо перестать считать всех людей муравьями под вашей ногой.       – Все люди одинаковы! – хмуро ответил на совет Ци Жун, – Они жалкие лицемеры, негодяи и лгуны.       – Ну, неужели прямо все? – спросил, обернувшись через плечо советник, и лукаво улыбнулся.       Даос и юноша не спеша шли в направлении флигеля принца. Ци Жун не хотел показываться с красными от слез глазами, поэтому старался идти еще медленнее.       – Да вы здесь самый главный лицемер, – оскалил зубы юноша, – Во дворце сама непорочность, сдержанность и величие. А на деле лис под маской добродетели.       «Хм, он что-то похожее говорил Се Ляню, когда братья впервые встретились через восемьсот лет в логове Лазурного демона. Ладно, пусть лучше считает меня лицемером, чем вселившимся в чужое тело призраком».       – Я говорил не о себе, а о Его Высочестве. Неужели и его считаете лгуном?       – Нет, – ответил Ци Жун, – Мой брат прекрасен и возвышен. Но он готов поверить любому, кроме меня! Почему он так отчаянно защищает какого-то безродного слугу, а не собственного двоюродного брата?       – Потому что именно вы лгун, а не безродный слуга.       Советник остановил собравшегося возмутиться Ци Жуна рукой и продолжил:              – Его Высочество ценит в людях в первую очередь доброту. На добро своих поданных он готов отплатить в сто крат. Вы же полны ненависти и злобы, поэтому и отталкиваете принца от себя. Вы хотите полного внимания к своей персоне, но такого не бывает.              – Хотите сказать, что я прилипала?!       – Да, князь Сяоцзин. Примерно это я и имел в виду. Но не только в этом проблема. Вы высокого о себе мнения и живете на широкую ногу, а это противоречит принципам Дао. Может, перед тем, как требовать понять вас, вам бы следовало самому немного понять моральные устои вашего брата. Попробуйте хоть раз, хуже ведь от этого не будет.       – Тч, надо оно мне, – проворчал Ци Жун, – Только попробуйте кому-нибудь рассказать об…этом. Иначе!              – Иначе что? – передразнил с усмешкой советник.       – Иначе после своей смерти я стану ужасным призраком и буду донимать вас до конца вашей советнической жизни!              – Жду не дождусь этого момента.

***

      Се Лянь уже ждал их у флигеля вместе с Фэн Синем. Невооруженным глазом было видно, что юноши на взводе. Но, увидев живого наставника и чуть менее живого Ци Жуна, немного успокоились.       – Наставник, Ци Жун! – побежал им навстречу Се Лянь, – Где вы так долго были?       – Дышали горным воздухом, – туманно ответил Мэй Няньцин, – Ничего с нами страшного не произошло. Верно, князь Сяоцзин?       «Утешь брата, мелочь. А то глядя на тебя, люди могут подумать, что я тебя втихушку избивал в лесу».       – Да, – глухо ответил Ци Жун, – дышали воздухом, чай пили. Я так устал, братец, так что пойду спать.       Ци Жун быстро прошел мимо Се Ляня и скрылся во флигеле, ни разу не обернувшись. Откровенный разговор в конец его вымотал эмоционально, потому он решил поскорее спрятаться подобно раненому зверю. Принц все же заметил признаки недавней истерики на лице брата и наклонился к советнику:       – Наставник, вы же не…       – Нет, нет, нет! – возразил советник, – Я ничего недопустимого с ним не делал. Я просто провел воспитательную беседу. Не трогайте его, пусть побудет в одиночестве. Ему нужно о многом подумать.       Се Лянь с Фэн Синем удивленно переглянулись, но спорить не стали. Принц напомнил, что советника ждет Му Цин, исполнивший данное ему приказание. Мэй Няньцин поблагодарил за напоминание и спешно удалился.

***

      Советник так желал упасть лицом в подушку и забыть весь этот день, но нужно было разобраться еще с Му Цином. Тот смиренно ждал у входа в кабинет. Мэй Няньцин жестом приказал слуге зайти, прикрыв за ними дверь.        – Ученик выполнил приказание учителя, – с порога начал свой доклад Му Цин.       – Хорошо, позже проверю твою работу, – устало помахал рукой советник, собираясь налить себе из чайника воды, но его опередил юноша.              – Спасибо, Му Цин.       Советник отхлебнул воды и уселся за свой стол. Он был вымотан не менее Ци Жуна, побыв на время персональным психологом. Ему приходилось в жизни слушать истории разного рода, но здесь его чуть ли не пробило на жалость к этому несносному мальчишке. А среди прошлого героев новеллы это еще не самый жуткий флешбэк.       Му Цин терпеливо ждал, когда советник вынесет свой вердикт, но тот ушел с головой в свои мысли. Поэтому юноша фальшиво прокашлялся в кулак, чтобы привлечь к себе внимание.              – А, ты еще здесь, – очнулся советник, – В течение последующих двух дней будешь тренироваться либо я тебе сам дам задание. Князя Сяоцзина лучше не провоцировать. Вот когда он спустится с горы, тогда сможем вздохнуть спокойно.       – Этот ученик вас понял, – проговорил Му Цин, но так и остался стоять на месте.       – Ты хочешь что-то сказать? Тогда говори быстрее.       – Да, учитель, благодарю, – сказал Му Цин и отвел взгляд, – Вы поручили мне следить за слухами среди учеников.              – Так, и что?       Мэй Няньцин забыл об усталости, заинтересовавшись первыми сплетнями от своего маленького шпиона.       – Есть кое-что, о чем в последнее время говорят старшие ученики. И это касается вас.       Мэй Няньцин поднял бровь, но в душе мог предложить, о чем могут судачить монахи. Конечно, о переменах в его личности. И это вслух подтвердил Му Цин:       – Ученики говорят, что вы изменились. Будто вас подменил лис-оборотень, или в ваше тело вселился призрак. Если это оскорбляет вас, я могу не рассказывать всего. Но их перешептывания становятся все громче. Это может навредить вашей репутации.       Му Цина самого будто подменили. С прошлым советником он бы никогда не посмел произнести нечто подобное. Но нынешний наставник лично попросил его приносить разные вести, разносящиеся по округе. Му Цин был человек осторожным, хоть и цепким на язык, но в итоге все равно согласился, понимая всю зыбкость ситуации. Теперь же он осмелел и прямо выдал заботящий весь монастырь вопрос.       «Не специально ли он задал этот вопрос? Неужели, прикрываясь слухами, он решил проверить свою теорию о моей амнезии? Если это так, то его котелок неплохо варит».       – Хорошая работа, – похвалил Мэй Няньцин, не заметив легкую дрожь подопечного, – Да, довольно дурные слухи. Но пока я это я, они не способны мне навредить. Пусть даже император лично приведет лучших заклинателей, чтобы проверить меня на одержимость. Они ничего не обнаружат.       Советник лукавил, не зная наверняка, можно ли обнаружить душу попаданца в теле даоса. Он ведь как-никак призрак умершего человека, что совершил переход из одного мира в другой. Советник пообещал себе уточнить эту информацию у трех гоши. Но пока решил продолжить мудрить до конца.       – Но во мне и правда есть изменения. Это я готов признать. И этому есть своя причина.       В глазах Му Цина блеснул победный огонек. Это то, что он так хотел услышать.              – Думаю, ты знаешь, что не так давно болезнь приковала меня к постели. У меня случился сильный застой ци. Так иногда происходит от истощения или напряжения. Поэтому свои силы нужно беречь, молодой человек. Бывает, что после искажения самосовершенствующийся теряет половину своей мощи, а то и всю. Может даже умереть или самое незначительное…       – Потерять память? – подсказал Му Цин.              – Верно. Именно это со мной и произошло.       «Ой, сколько я сегодня вру, это кошмар. Но доля истины в моих словах все же присутствует. Это все ради спокойной жизни, ради спокойной жизни. Пусть думают, что у меня немного крыша поехала. Ничего страшного. Мне не привыкать к роли местного сумасшедшего».       Му Цин обдумывал слова наставника, радуясь своей сообразительности. Ему и в голову даже не пришло, что его предположение был нагло украдено одним бесстыдным учителем.       – Наставник, знает ли об этом Его Высочество? – спросил он, хотя сам прекрасно знал ответ.       – Нет, Его Высочеству я еще это не сообщил. Но собирался в ближайшее время. Ты стал первым, кому я рассказал о своей проблеме. Держи это строго в тайне. Не хватало еще, чтобы кто-то сомневался в моем душевном здоровье. Ты меня понял?       – Да, наставник. Этот ученик клянется держать этот секрет в тайне, – вытянул руки для поклона Му Цин.       Зная характер ученика, можно было с уверенностью сказать, что так и будет. Он не из тех, кто болтает направо и налево. Он скорее утаит ото всех сокровенную информацию, и, возможно, даже от наследного принца. Но даже с ним стоило быть начеку. Эта голова полна смурных и мрачных мыслей. Никто не мог поручиться, что юноша не воспользуется тайной себе на благо.       – Хорошо. Теперь, если у тебя больше нет вопросов, можешь идти.       Мэй Няньцин, лишившись своей ноши, собирался поскорее лечь спать, но ученик попросил позволения уточнить еще пару вопросов.       – Прошу прощение за дерзость, учитель, но много ли вы потеряли воспоминаний? Ученик задал вопрос без злого умысла, а со стремлением помочь.       «Ааа, ну что ты такой приставучий! Ты намеренно отказываешься замечать мои потуги выгнать тебя вон».              – Не знаю, – вздохнул Мэй Няньцин, потирая лоб, – Младшие советники берегут меня, постепенно рассказывая о том, что исчезло из моей памяти. Но мне достаточно и того, что я знаю, кто я есть, и какие обязанности лежат на моих плечах.       – Наставник, – тихо промолвил Му Цин, топчась на одном месте.       – Ну что еще?! – начал раздражаться советник.              – Вы помните, что случилось, когда Его Высочество только прибыл на гору Тайцан для обучения?       «Он что, про тот случай с листком сусального золота? Он хочет знать, помню ли я начало его пассивной травли за воровство? Если я скажу, что нет, то это объяснит мое изменившееся отношение к нему? Стоит ли попробовать?».       Му Цин смотрел в глаза советнику, ожидая ответа. Мэй Няньцин отчаянно не хотел портить с ним отношения. Так что он заручился древней мудростью «ложь во благо» и сказал:       – Нет, этого я совсем не помню. Если это все, то прошу тебя, я очень устал. И ты верно тоже. Иди к себе. Завтра еще поговорим.       Лицо юноши ничего не выражало. Советник даже на мгновение испугался, что зря солгал. Он просто не знал, в каких смятенных чувствах вышел от него ученик.

***

        – Нет, хватит, умоляю, – бормотал во сне советник, сжимая со всех сил белые простыни.       Это был не первый его ночной кошмар. После видения в огне, странные сны начали мучать его постоянно. Просыпаясь на утро, он плохо помнил детали своих сновидений. Но одно в них присутствовало всегда – огонь. Жар пожирал его тело, заставляя дрожать, будто в горячке. Сотни людских голосов смешивались в один протяжный гул, все пять чувств мгновенно усиливались, заставляя задыхаться и отчаянно молить о спасении.       – Пожалуйста, умоляю, кто-нибудь, – шептал советник, не способный сделать даже вдох, – Спасите, спасите…       В видении он стоял на коленях и пытался разглядеть силуэт в густой стоячей тьме. Он пытался вытянуть руку, чтобы хоть за что-то ухватиться, и пальцами почувствовал холод грубой ткани. Ощупав ее, советник понял, что схватил чью-то сильную руку. Пройдясь по всей ее длине, он достиг запястья, и только сейчас понял, что пальцы этой руки крепко сжимали его горло. Хватка усилилась, и советнику перестало хватать воздуха. Он не мог двинуться с места, только царапать чужую кожу. Страх липким потом осел на коже, тело билось в конвульсии. Казалось, что он вот-вот потеряет сознание, но во мгле раздался громкий стук.       Мэй Няньцин глубоко вздохнул, открыв глаза. Сухой воздух заставил закашляться, тьма понемногу рассеивалась. Советник поднялся на локтях, пытаясь восстановить сбитое дыхание. Он потирал дрожащими пальцами шею, до сих пор ощущая хватку на своей коже.       Громкий настойчивый стук в дверь вывел его из прострации и заставил на трясущихся ногах подняться с постели. Советник быстро накинул верхний халат и краем глаза поглядел на свое отражение в небольшом зеркале на столе. То, что он увидел, его ужаснуло. На шее виднелись только начинающие краснеть следы от удушья. Мэй Няньцин завороженно прошелся пальцами по своему отражению, а потом и по своей коже. Мог ли это быть злой дух, или он сам во сне себя ненароком душил? Этого советник не мог сообразить, еще не отойдя от кошмара.       Стук снова повторился, и советник открыл дверь, пряча свою шею рукой. На пороге мялся старший ученик, видимо один из стоящих сегодня на посту.       – Наставник, прошу прощения за поздний визит, но вы приказали докладывать именно вам и не беспокоить зря Его Высочество, – нервничая, начал ученик.       – Что? Ничего не понимаю, – хрипло ответил Мэй Няньцин, но спустя мгновение до него дошло, – Князь Сяоцзин?       Ученик кивнул и доложил:       – Обходя павильон, мы услышали странные звуки, доносящиеся из кухни. Мы подумали, что это кто-то из учеников, поэтому ворвались без предупреждения. Но это оказался князь Сяоцзин. Мы пытались его уговорить вернуться в покои, но он отказался. Поэтому я побежал скорее разбудить вас.       – Угу, я понял. Стоп. Кухня? Он пробрался в кухню?! Ночью?              «Чееерт! Конечно, мы же его не накормили вечером, вот он и пошел изучать местные склады с едой! Серьезно? Он вообще знает слово «приличие»?».       Пока мысли Мэй Няньцина лихорадочно переходили от кошмара к ночному похождению князя, слуга отвел учителя  в дальнюю пристройку, служащую местной кухней. Второй ученик стоял у открытых дверей, и лицо его выражало крайнюю степень замешательства. И у такой реакции была причина.              Ци Жун царственно сидел на столе и грыз морковь, которую специально заготовили для завтрашнего обеда. Вокруг него были разбросаны корзины с овощами, а на полу столовая утварь.       – Князь Сяоцзин, скажите мне на милость, что вы сейчас делаете? – устало спросил качающийся Мэй Няньцин просто ради того, чтобы убедиться в реальности происходящего.              – Не видно что-ли, ем – пробубнил с полным ртом Ци Жун.       – Это я вижу. Если вы были так голодны, почему не разбудили слуг, учеников? Рядом с вашими покоями во флигеле спит Фэн Синь. Он бы принес вам горячую еду.       Мэй Няньцин искренне не понимал этого мальчишку. Зачем доводить до абсурда ситуацию, когда проблема легко решаема? Да еще и ставить под удар окружающих. Ученики не зря волновались, ведь им теперь этот бардак и убирать.       – Тч, я и сам все могу найти. И для этого мне не нужен какой-то служка. Вдруг бы он спрятал что-нибудь от меня?       Ци Жун раскусил морковь пополам, тщательно ее пережевывая.       «Ага, и что интересно на овощном складе от тебя бы спрятали? Сырой батат или дайкон? Ты вообще нормальный?! Хорошо, что ему не показали путь к вишневой роще. К утру деревья стояли бы абсолютно голыми».       Глаза Мэй Няньцин медленно закрывались. Его силы были на исходе. Он взмахнул рукой, приказав ученикам прибраться в помещении. Те вздохнули, удрученно окинув взглядом гордого нарушителя порядка.              – Князь Сяоцзин, забирайте морковь, я провожу вас до ваших покоев.       Ци Жун скривился, но послушно соскочил со стола, набрав в корзинку помимо моркови еще пару яблок, початок кукурузы и лепешку. Советник прикрыл шею воротником и поспешил с князем обратно во флигель принца.       – Вы нарушили еще одно обещание: не ходить по территории без сопровождения. Вы поставили себе цель нарушить все, что только можно?       – А, забыл, – ответил Ци Жун, ни капли не раскаиваясь,  – Это вы виноваты! Вымотали меня со своим чаем, что я даже не поужинал.       «Опять я виноват. Какой же я злодей. Второй день морю голодом бедную несчастную душу. Не человек, а чудовище».       – Чего молчите? – не унимался юнец, – Правда глаза жжет? Лисья натура выходит наружу, советник?       «Я сейчас его тресну, честное слово. Меня оправдает весь монастырь. Как можно быть настолько противным?».       – Князь Сяоцзин, вы горазд обвинять людей во всех грехах мира, но сами утопаете в грязи собственного невежества. Вы ничем не отличаетесь от напыщенных торговцев, лживых чиновников и избалованных молодых господ. Вы смешны, и лишь раздражаете своим поведением.       Мэй Няньцин хотел бы высказаться куда раскрепощенней, но сейчас его голова была подобна камню. Пускай Ци Жун думает, что хочет. Пусть «правда глаза жжет».       – Я смешон?! Да кто так скажет, сразу же лишиться головы. Никто не сравниться со мной! Вот получу личные земли, и все будут ходить рядом со мной на цыпочках. Никого не пощажу!       Мэй Няньцин хранил молчание до самого флигеля. У него не было ни моральных, ни физических сил что-то этому мальчишке объяснять. Пускай живет в своих жестоких фантазиях. Если Лазурному демону суждено появиться на свет, то даже небеса не смогут этому помешать.       Выполнив свой долг, советник собрался уже уйти, как его окликнули:       – Эй, советник, завтра я весь день буду с царственным братом. И ты не заберешь у меня больше время! Ты слышишь?! Поганый лис, ты меня больше не проведешь!       Ци Жун помахал кулаком и довольный, с целой корзиной еды, скрылся во тьме.