Сборник зарисовок, набросков и идей

«Сейчас всё иначе» — думает Чонгук, собираясь выйти в город. Люди совсем другие, нравы изменились, вкусы стали настолько непонятными и неприятными, что его периодически коробит от встреченных людей. «Так хочется на волю» — думает Чонгук, осматривая себя в зеркало. Он вынужден ютиться в зачуханном, воняющем дымом, выхлопными газами, дикими смесями пропотевших тел и парфюма городе. Чонгук — гуль. Древний, старый даже по меркам его мира. Человеческий мир настолько быстро и сильно изменился, что ему — порождению Иблиса — не нашлось места и возможности выживать в нормальных для него условиях. Чонгук — гуль- хранитель кладбища. Он — душа мертвых мест — вынужден крутиться среди живых. В пору хоть беги и ищи службу помощи пострадавшим от людей гулям. Человеческие могилы превратились в неприступные крепости. Поля сражений. Вы видели современное поле боя? Вооружение развито настолько, что зачастую и целых тел не найти. Во времена становления мира, когда на полях боевых действий могли кормиться целые семьи, даже спустя двое суток было возможно найти ещё живых, отчаянно борющихся со смертью воинов. «Снова потеряю ночь на какой-то вонючий кусок мяса» — думает Чонгук, когда перед входом в клуб расстегивает ещë одну пуговицу на рубашке, поправляет закатанные по локоть рукава, открывающие увитые чёрными рисунками руки. Проходит внутрь, к бару. — Хей, красавчик, — слышит за спиной томный пьяный мужской голос, — составишь компанию? Люди изменились. Настолько изменились, что ему больше не нужно обращаться в хорошенькую девушку и искать одинокого путника, готового помочь ей. Нынешние люди не провожают хорошеньких девушек, не помогают потерявшимся женщинам, не стремятся сделать хоть что-то, чтоб ребенок оказался в безопасности. В современном мире нет одиноких пеших путников. В этом мире всё заполонили машины. Сегодня достаточно быть привлекательным мужчиной, чтоб через пару часов уйти из любого места в уединенное в сопровождении добровольно пошедшего следом человека (читать — куска мяса). — Конечно, — отвечает Чонгук и озаряет парнишку лучезарной улыбкой. Диалог не клеится. Не получается отвлечься от мысли о послевкусии. Горькое, с кислинкой и запахом химии. Чонгук дергается, когда парнишка достаточно резко и развязно подается к нему. Опаляет горячим алкогольным дыханием шею и шепчет в ухо еле внятное: «Поедем к тебе?». Гуль притягивает его к себе и внимательно всматривается в лицо: взгляд с поволокой, словно затуманен, губы пересохшие и обкусанные, запах алкоголя, табака и травки пробивается даже сквозь облако парфюма и запаха тела, пропотевшего за день. — Под чем ты? — спрашивает серьезно. — Хотел бы быть под тобой, — улыбается тот и закусывает губу. —Ты же обдолбан, — вскидывает бровь. — Чудо, если отсосать сил хватит. — А ты проверь, — смотрит с вызовом и толкается языком в щеку. — Я же тебя съем, детка, — шепчет Чонгук, наклоняясь к уху парня, и ведь не врет. Парень… как зовут этого парня? А разве нужно знать? Уже утром от него не останется ничего, что поможет сразу и безошибочно установить личность. По меркам современного общества Чонгук удостоится статуса «Маньяк», «Серийный убийца». По меркам современного общества Чонгук ужасный человек. Из размышлений вырывает горячий мокрый поцелуй в шею. Отвлекшись на свои рассуждения, Чон не успевает собрать мысли воедино и чувствует, как по телу расползается лëгкая щекочущая волна возбуждения. Гули тоже склонны поддаваться желаниям. В современном мире так много желаний. Грязных, порочных, липнущих к сознанию и телу стремлений получить как можно больше того, что даст выход эмоциям. — Сделай так ещё раз, — шипит, когда парнишка прикусывает шею там, где под ней слабо пульсирует вена. — Красавчику нравится когда грубо и больно? Чонгук не сдерживается и прыскает от смеха. Ему нравится, когда грубо и больно, да. — Чонгук, — зачем-то озвучивает, — Чонгуку нравится, когда похотливые сучки нарываются на наказание. — Крис, — отвечает парнишка, не отрываясь от его шеи, — Крис готов быть твоей похотливой сучкой сегодня. Похоть. Безграничная похоть. Грязь. — Ты омерзителен, — стонет Чонгук, вбиваясь в Криса, целуя его и ощущая на своих губах вкус алкоголя, табака и собственной спермы. Ему не нравится этот вкус. Не то, чтобы существо, по природе своей питающееся свежими трупами, было склонно к особым гастрономическим предпочтениям в этом плане. Современные люди не несут наслаждения. Мясо их пропитано химией. Тела пахнут совсем иначе. Парень смеется в поцелуй, кусает за нижнюю губу больно, до крови. — Да ты обдолбан не меньше меня, — запускает руку в волосы на затылке и вперивается взглядом в лицо, вторая же рука не прекращает ласкать зажатый между их телами член. — Что с глазами, Чонгуки? Что ты принял? — Я тебя съем, — снова шепчет и позволяет лицу измениться, преображая рот в зубастую пасть. Вот оно. Страх. Крис вскрикивает, но не успевает ничего сделать. Когтистая рука пережимает шею до хруста. Слабое человеческое тельце трепыхается под гулем из последних сил и слишком скоро обмякает. Чонгук бросает взгляд на окна. За ними — бесцветный город. Волчья заря — время, когда мир погружается в серую дымку, поглощающую всё, что видит глаз. Словно кто-то установил во Вселенной черно-белый фильтр. Жалкие минуты наслаждения последним вздохом жертвы, созерцания предсмертной агонии в чужих глазах, украшенных красной сеткой полопавшихся капилляров. Жалкий крошечный глоток чужой ускользающей жизни в этой полутьме ощущается, как яркая вспышка. Цветным и мощным фейерверком разносит удовольствие по изможденному голодом телу. Он — гуль. Волчья заря — его время.