Адвокат ангела

1. — Здравствуйте, мистер Винчестер — можно называть вас Дин? Меня зовут Сэм Винчестер, суд назначил меня вашим адвокатом. Дин вскинул бровь. Сэм, ожидавший такой реакции, слегка повел плечами: да, мол, бывает. Забавное совпадение. — Вас обвиняют в том, что вы проникли в склеп на кладбище Маунт Калвари, принадлежащий Винсенту Клайну, и повредили могильную плиту. Тело супруги мистера Клайна, лежавшее под этой плитой, пропало… Винсент Клайн стал вторым совпадением, но Сэм не был уверен, можно ли назвать это забавным, учитывая все обстоятельства. — Спросите семью, когда они в последний раз видели это тело, — сказал Дин. Сэм мысленно передернулся. — В день похорон, я полагаю. — Тогда они видели его на один раз больше, чем я. — Что вы делали в склепе? — Я всё сказал на допросе. Разве адвокатам не дают почитать протокол? Сэм положил ладони на стол, демонстрируя открытость. Подзащитный вел себя как человек, который меньше всего нуждается в помощи бесплатного адвоката. Такое случалось: люди и раньше отказывались от его услуг. Одни рассчитывали нанять кого-то получше, другие верили, что их невиновность — лучшая защита. Третьи, наоборот, в экстазе раскаяния желали подставить шею под карающий меч правосудия. Но это часть его работы: спустить их с небес на землю, заставить осознать свое положение. Заставить понять, что они на самом деле нуждаются. — Дин, вы производите впечатление умного человека. Если вам есть что скрывать, уверен, вы были крайне осторожны во время допроса. Но мне вы можете рассказать больше. — Ладно. — Дин откинулся на спинку стула, с насмешливым вызовом глядя из-под приспущенных век. Ресницы у него были такие длинные и густые, что казалось, он всегда смотрит из тени. Жесткие скулы, твердый подбородок — чем-то он напомнил Сэму отца, только моложе и… красивей. (Черт побери, Сэм Винчестер. Ты опять за свое?!) — Для начала я спрошу: как давно там стали попадаться разрытые могилы? Сэм недоуменно нахмурился: — Я не уверен… Маунт Калвари — респектабельное место, но люди часто жалуются на плохой уход за захоронениями. — А о пропаже живых вам что-нибудь известно? — Двое в июле и еще один в сентябре. Что вы об этом знаете? — На вашем кладбище орудует гуль. — Кто? — Гуль. Эти твари питаются мертвыми, но и живыми не брезгуют. Наверняка их тут целый выводок. А может, не только они. Беспорядки на кладбищах. Исчезновение людей. — Дин вскинул руку, упершись локтем в стол, и начал по одному загибать пальцы. На основании безымянного пальца выделялась полоска более светлой кожи. — Церковь в Барелас, расписанная странными граффити. Массовая истерика в ночном клубе в Ноб Хилл. За последний месяц в полицию поступило не меньше десятка звонков о том, что по трассе 14 бродит пес размером с быка с горящими глазами. — Откуда вы… — Красная луна в ночь с шестого на седьмое сентября — не обратил внимания, Сэмми? — Сэм. — Да, конечно, — сказал Дин таким тоном, каким говорят «отъебись». — У вас тут веселье, как на вечеринке у Оззи Осборна. — Это Альбукерке, — сказал Сэм. Дин улыбнулся уголком рта. — Нам с Бобби доводилось вычислять этих сук и в Лас-Вегасе. — Бобби — это… — Бобби Сингер, мой отец. У нас вроде как семейное предприятие. — Понятно, — сдержанно сказал Сэм. Дин улыбнулся шире. — Теперь ты спросишь, не соглашусь ли я пройти психиатрическую экспертизу. Извини, приятель: не то чтобы я был категорически против ваших веселых картинок — но под меня, во-первых, сам Фрейд не подкопается, а во-вторых, я всё равно не собираюсь торчать тут в ожидании результатов. — Семьдесят два часа, — сказал Сэм. — С учетом исчезновения тела. Для начала попробуем добиться освобождения под залог. — Валяй, — равнодушно сказал Дин. 2. Кастиэль Новак, общественный обвинитель, шагал по коридору суда своей размашистой походкой, на ходу доедая гамбургер. — Кас! — окликнул Сэм, догоняя его. Кастиэль кивнул в знак приветствия, но не подумал остановиться, так что Сэм пристроился рядом. — Мэг Мастерс. — Полтора года заключения. Или программа реабилитации на тот же срок. — Она не поедет в рехаб, — твердо сказал Сэм. — Мэг не наркоманка. Но может стать, если мы с тобой присвоим ей этот статус — магия слов, и всё такое. Она просто ошиблась. Один пакетик мета… — «Благодати». — Ты так говоришь, будто это отягчающее обстоятельство. — По-твоему, это смягчающее обстоятельство? — По-моему, если душа требует праздника, ты выберешь Прайм Риб, а не Мак Бургер. Кастиэль осуждающе хмыкнул. — «Слабость? Нет! Просто хороший вкус», — процитировал он рекламный слоган местной пиццерии. — Иногда ты меня пугаешь, Винчестер. Вы бы с ним сошлись. Наверное, тоже считает себя элитным ресторатором. — «Люцифер»?   — Угу. У меня знакомый в полиции, он говорит, «благодать» — обычный метамфетамин. Чистый, да, но само по себе это мало, чтобы… — Он вскинул свободную от гамбургера ладонь, плавно растопыривая пальцы. — Взрывать мозги? — подсказал Сэм. — Знаешь, мет буквально создан для этого. — Сводить людей с ума. Заставлять их потерять голову. «Благодать» — это сейчас модно. — Кастиэль вложил максимум отвращения в последнее слово. — Что он мешает туда такого, что даже химическая лаборатория не находит? — Демонскую кровь? Слезы ангела? — предположил Сэм. — Я не особенно разбираюсь. Денежный штраф и полгода условно, Кас. Куда мы идем? — Я — за кофе. — Отлично. С удовольствием выпью с тобой кофе. — Нет. — Кастиэль не сбавляя шага опустил в урну смятую обертку. — Год заключения или рехаб. Тебе не приходило в голову, что это могло бы ее спасти? — Он затормозил возле кофейного автомата и сосредоточенно порылся в карманах. — Есть монетка? — Конечно. — Сэм выудил из внутреннего кармана пиджака последний четвертак и не дрогнув лицом протянул Кастиэлю. — Я знал, что ты сторонник пенитенциарной системы, но не догадывался, что ты почитаешь себя небесным воином справедливости. У тебя капнуло, вот здесь… — Он вытащил из другого кармана платок и стер каплю соуса с лацкана бежевого тренча. — Пожалуйста, Кас. Ради меня. У нее же первый арест. Кастиэль поморщился, будто у него внезапно разнылся зуб. — Психотехнологии? Я тебя умоляю. Десять месяцев. — Условно. — Так ты утверждаешь, что твоя подзащитная ошиблась, или что она ответственно подошла к выбору меню для своего “праздника души”?   Сэм мысленно закатил глаза. За время своей работы в общественном суде Альбукерке он научился виртуозно проделывать этот трюк, не привлекая внимания собеседников. — Знаешь, в чем моя фишка? Я очень упорный. Не “приставучий”, если ты понимаешь разницу… — Вот сейчас абсолютно не понимаю. Сэм вдохнул аромат чужого кофе, купленного на его деньги, и приготовился объяснять. 3. Автомобильная стоянка была почти пуста. Солнце стремительно падало, и над теплым городским асфальтом навис звонкий холод пустыни. Сэм поплотней запахнул пальто и сунул руки в карманы, нашаривая ключи от автомобиля. Двери припаркованной неподалеку серой Тойоты распахнулись. Из машины вышли трое: невысокий коротко стриженный тип в расстегнутой куртке, мексиканец с угольно-черными глазами и темнокожий громила, общими габаритами раза в полтора превосходящий Сэма. — В чем дело? — осторожно спросил Сэм. Никто не ответил. Троица замерла в ожидании, бесстрастно разглядывая его. — Мне кажется, вы меня с кем-то перепутали. Меня зовут Сэм Винчестер, я общественный адвокат. Мы с вами совершенно точно нигде не встречались. Стриженый молча кивнул в сторону открытой задней двери Тойоты. — Давайте поговорим здесь, — возразил Сэм, стараясь придать голосу дружелюбия. — Если я могу вам чем-то помочь… Молчание по-прежнему было ему ответом. Стриженый откинул полу куртки и красноречивым жестом положил руку на правое бедро чуть ниже пояса. Сэм огляделся по сторонам. Окружение не внушало надежды. Он с колотящимся сердцем забрался на сиденье. Громила устроился рядом с ним, мексиканец уселся за руль. Машина тронулась. Темнело. Сэм уставился в окно, запоминая дорогу и одновременно пытаясь сообразить, какой из кейсов его зарождающейся частной практики мог привести к такому внезапному повороту судьбы. Он старался не связываться с криминальными элементами — но на то они и криминальные элементы, чтобы связываться с тобой, когда ты меньше всего этого хочешь. На переднем сиденье негромко переговаривались; Сэм уловил испанский. — Me llamo Sam Winchester, — сказал он, мучительно собирая свой скудный запас испанских слов. — Soy abogado... abogado… público. Ustedes... confundieron conmigo. С тем же успехом он мог бы заговорить на хинди или урду. Город начал редеть. Тип, что сидел на пассажирском сиденье, обернулся — фары шедшей на обгон машины блеснули желтым в его светлых глазах, — и всё так же молча протянул Сэму платок, свернутый по диагонали. Сэм взял его и понятливо повязал на лицо, испытав приступ острого унизительного облегчения. Его не убьют. Во всяком случае, это пока не входит в их намерения. Дальше дорога стала неровной. Машина то и дело подпрыгивала, Сэма трясло, постепенно сдвигая к центру сиденья, под неожиданно мягкий бок громилы. Наконец остановились. Сэма осторожно, но твердо взяли под локоть, помогая выйти; провели по гравию, придерживая с обеих сторон. — Лестница, — на чистом английском предупредил тот, что шел справа. Сэм нащупал ногой ступеньку и стал подниматься. Пахло горячим песком, так что в горле запершило от сухости. Под подошвами ботинок зацокали плитки. Потом его придержали и сдернули с глаз повязку. — Мистер Клайн?! — проморгавшись, выдохнул он. — Ох ты, черт… Зачем же так? — Хотел произвести впечатление. — Винсент Клайн с детским восторгом всплеснул руками. — Удалось? Сэм огляделся. Комната, в которую его привели, была щедро озарена свечами: часть их стояла на большом овальном столе, еще часть — на резном буфете в колониальном стиле, остальные прямо на полу. Окна были распахнуты, ветер трепал занавески и колыхал пламя свечей.   Из комнаты вели три двери: одна входная прямо у него за спиной, еще две, очевидно, в соседние комнаты — та, что справа, была приоткрыта, под порог нанесло песка. — Простите за… декорации: у нас проблема с электричеством — должно быть, песок попал в генератор. Но так даже лучше, правда? — Похищение второй степени, статья 30-4-1, — сообщил Сэм. — До пятнадцати лет лишения свободы. — Вас похитили? — деланно удивился Клайн. — Покажите мне, кто это сделал. К вам применяли силу? На вас направили оружие? Сэм промолчал. Сопровождавшая его троица переглянулась, обменявшись сдержанными усмешками. — Давайте придерживаться точности в формулировках, вы же адвокат. Вас… настойчиво пригласили. И вы приняли приглашение. Не обижайтесь. Это моя слабость: люблю эффекты. — Клайн протянул ему руку. Ладонь у него была широкая, пальцы длинные и мясистые, с крепкими квадратными ногтями — глядя на такую руку, невольно представляешь, как она сжимается в кулак, чтобы ударить тебя в лицо. Сэм поколебался, но принял ее, сжав челюсть так, что на зубах скрипнул песок. — Хочу поболтать с вами об этом судебном иске, который моему ненаглядному отпрыску вздумалось предъявить мне. — Как адвокат вашего сына я не уполномочен обсуждать это без его санкции, — возразил Сэм. — Прелесть какая, — с улыбкой сказал Клайн. — В юридической школе учат так выражаться, или вы просто наглотались пыли по дороге сюда? Бросьте, мистер Винчестер: поговорим как взрослые люди. Присаживайтесь. Стол окружала дюжина стульев с высокими спинками — несколько отодвинуты, а один так и вовсе опрокинут. Диван и пара кресел были наглухо задрапированы белыми простынями. — Чей это дом? — спросил Сэм, не проявляя ни малейшего желания сесть. — Мой, — с каким-то удивлением отозвался Клайн. — Здесь всё мое. Он открыл буфет, достал графин и две рюмки. Поставив на стол, поочередно плеснул в обе и протянул одну Сэму: — Выпьете? На густо покрытом пылью столе остался след от донышка рюмки. Сэм жестом отказался от предложения.   — Ладно, как знаете. Разговор будет недолгий. — Клайн размашисто опрокинул рюмку себе в рот. — Я хочу, чтобы вы позвонили моему сыну и на этом своем юридическом языке объяснили ему, что его затея не выгорит. Сэм придерживался другого мнения на этот счет. Конечно, случай нелегкий, учитывая положение и связи ответчика, а также то, что гонорар адвокату должен был быть выплачен из им же выигранного траста. Тем интересней. Джек признавался, что до Сэма двое уже отказались вести дело — один сразу, второй неделю спустя. Но те двое были солидными адвокатами, которым есть что терять. — Мой сын тяжело болен — и я имею в виду, не только телом. Полтора года назад он пытался покончить с собой. Этого нет в его медицинских свидетельствах — я решил, что так будет лучше, — но, если понадобится, доказательства будут представлены. Да господи, просто спросите его. Малыш не умеет лгать. — Клайн уселся на край стола, рассеянно покачивая рюмку в руке. — Джек — птичка, которая обречена всю жизнь томиться в клетке, но вне ее погибнет. Если я дам ему свободу, то убью его этим. И вы, помогая ему улететь — убиваете его. Сэм пожал плечами. — Свобода — заряженный пистолет, — сказал он. — Можно выстрелить в кого-то, можно в себя. Торговец оружием не несет ответственности в том случае, если сделка была произведена легально. — Вам когда-нибудь говорили, что вы умник? — Клайн склонил голову на бок, с откровенным любопытством разглядывая его. — Но и умники делают глупости. Не делайте глупостей, Сэм. Вы думаете, что Джек — ваша Джейн Роу. Ваш шанс проявить себя, отыграться за… не самое удачное начало пути. За то, что случилось в Стэнфорде… — Он многозначительно усмехнулся. — Я знаю, да. Я знаю о вас больше, чем вы сами. Я даже понимаю, чем именно мальчик запал вам в душу.   Сэм сглотнул, преодолевая подкатившую к горлу тошноту — будто кто-то копался в его душе ухватистыми пальцами мясника, вытаскивая на свет то, чего он и сам никогда не хотел знать. (Это не то, что ты думаешь.) — Черт, да что вы вообще себе… — М? — Клайн с наигранным недоумением похлопал глазами. — А, нет. Хотя он у меня красавчик, конечно — рад, что вы заметили. Но я сейчас не об этом. «У всех лучших ковбоев проблемы с отцом», а? Бросьте, Джек — не ваш случай. Мой мальчик любит своего отца. Он только пока не в курсе. Сэм сказал себе, что не обязан отвечать — или это сказала звонкая пустота в его голове. Иногда он предпочитал с ней не спорить. Клайн поднялся со стола, крутя рюмку между пальцами. — Я не хочу вражды, Сэм, — подытожил он совсем другим тоном. — Мы не обязаны быть врагами. Я мог бы дать вам всё, чего вы заслуживаете, гораздо быстрее и легче. Но для этого вы должны играть на моей стороне. — Он отвернулся, будто разом потеряв интерес к разговору, и устало разжал пальцы. Рюмка со звоном рассыпалась по полу, брызги стекла блеснули в свете свечей. — Сейчас вас отвезут на то же место, где взяли — никаких грубостей, никакого оружия. Никаких больше шуток с завязыванием глаз. И будьте умницей, а не умником. Сделайте, как я сказал. 4. Сэм еле дождался, пока Тойота выедет с судебной стоянки. Руки дрожали, щеки горели. Он что есть силы вцепился в руль и уткнулся в него лицом. Вот так, хорошо. Если кто-то из них обернется, пусть думают, что у него нервный припадок. (Ладно, надо признать: они будут не так далеки от истины.) Он заставил себя выждать еще, медленно отсчитывая секунды. Наконец рывком повернул ключ и с визгом шин выехал той же дорогой. Минут двадцать или около того ему удавалось держаться у них на хвосте; потом Тойота неожиданно свернула в другую сторону — то ли похитители заметили слежку, то ли третий подряд рейс по тому же маршруту попросту не входил в их планы. Неважно. Он выехал из города и свернул на грунтовку. Огни Альбукерке остались позади, и вскоре только свет фар разбавлял кромешный мрак пустыни. Сэм цепко держал в уме приметы: мертвое дерево, заросли кустарника — здесь развилка, дальше налево. Покосившийся билборд. Скала с гребнем, вот эта. Или эта? Дороги петляли. Он проблуждал не меньше часа. Ярость выветривалась, будто песок из-под древесных корней, сменяясь досадливым осознанием того, как неразумно он поступает. Он заглушил машину, вышел и посидел, прислонившись к капоту, сунув руки в карманы пальто. Небо было усыпано звездами.   Отец когда-то научил его ориентироваться по звездам — вот и сейчас Сэм без труда нашел Большую и Малую Медведицы, Кассиопею (“W как Winchester”), Бетельгейзе и Ригель. А еще отец научил его пить не морщась и избегать барных разборок, когда ты не в состоянии оценить свои силы трезво — во всех смыслах слова. Правда, сам он никогда не придерживался этого правила. Сэм вернулся в машину, завел мотор и повернул к городу, на ходу вытаскивая из кармана телефон. Трубку взяли быстро. 5. — Сэм, — сказал негромкий серьезный голос. — Здравствуйте, Джек. Позвольте выразить мои соболезнования в связи с… происшествием с вашей матерью. — Моя мать в раю. Во всяком случае, так говорят все, кто ее знал. Я стараюсь придерживаться этой мысли. Сэм помолчал приличествующие случаю полминуты. — Я только что виделся с вашим отцом. — Зачем? — Скажем так, это была не моя инициатива.   — Ох, — сказал Джек. — Простите. — Вам не за что извиняться. А впрочем… Это правда, что вы пытались убить себя? — спросил Сэм, намеренно не смягчая формулировку. — Да. Это… плохо? — В экзистенциальном смысле, в контексте нашего иска или в свете того, что вы утаили от меня этот факт? Плохо. — Сэм, я хочу отозвать иск. Сэм подскочил и чертыхнулся сквозь зубы. — А? — Не обращайте внимания, у меня автомобиль наехал на камень. Так что вас подталкивает к мысли прекратить дело? — Ну, он говорит, если я хочу называться мужчиной, то должен найти работу и перестать вымогать у него деньги. И я, вроде как… правда хочу, — со вздохом признался Джек. — Вы пробовали? — Быть мужчиной? Сэм поморщился. Парень мог бы включить голову.   С другой стороны, сам он мог бы перестать психовать и начать выражаться яснее. — Найти работу. — Да. Правда, пока не очень успешно. Я спрашивал на кафедре, но такие места придерживают для тех, кто… вы понимаете. На самом деле нуждается.   Справедливо, подумал Сэм. Кто же поверит, что наследник корпорации Kline Clean не в состоянии разделить с друзьями счет за пиццу без того, чтобы это стало известно его отцу. — И список работ, которые я не могу выполнять, он… довольно большой. — Это ничего. Главное чтобы кафедра смогла подтвердить, что вы обращались с запросом. — Сэм сделал мысленную пометку связаться с университетом. — Не позволяйте отцу навязывать вам свои представления о том, что значит быть мужчиной. То, что он делает, называется подменой понятий. Речь не идет о его деньгах. Это деньги траста вашей матери, и они принадлежат вам — по праву и по закону — независимо от вашего морального облика. — Сэм, — с легким удивленным смешком отозвался Джек, — я не нанимал вас своим психотерапевтом. Если я проиграю, мне и за адвокатские-то услуги не расплатиться. — Этого не случится, — твердо сказал Сэм. — Доверьтесь мне. Клайн мог знать всё о нем, но совсем не знал его. Если Сэм что и унаследовал от отца, так это свой бешеный, мстительный, омерзительно самолюбивый характер. — Я уже, — просто сказал Джек. Сэм опять помолчал, разрываясь между болезненным сочувствием и неуемным любопытством, твердящим, что информации не бывает слишком много. — Джек. Простите за бестактный вопрос, но… что вы сделали? На этот раз Джек понял без уточнений. — Воткнул нож себе в грудь. Чудовищный шрам остался. Я плохо знаю анатомию… как выяснилось. Сэм сглотнул. Это… сильно. Он в свое время не смог. — Вам было бы достаточно бросить лекарства, — почти безотчетно заметил он. Джек тихо фыркнул в трубку. — Я хотел быстро. — Это никогда не бывает быстро, — сказал Сэм, испытывая отвращение к себе за назидательный тон. — Не делайте больше так. — Никогда, я понял. Бегство не выход. Я должен драться. — Вот это хороший настрой. И хватит секретов: я, конечно, не ваш психотерапевт, но, чтобы убедительно доказать вашу дееспособность, должен знать о вас не меньше чем он. Что бы ни случилось… если ваш отец снова начнет давить, или если вас просто одолеют сомнения… звоните мне в любое время. Договорились? — Хорошо, Сэм. — А теперь подумайте: есть ли еще что-нибудь, что вам надо сказать мне? Джек помолчал, добросовестно обдумывая вопрос. — Вы самый красивый человек, которого я когда-либо видел. — Это… — Сэм кашлянул. — Это…   (приятно слышать) — …не имеет отношения к делу. Постарайтесь относиться ко мне как к функции. Чем меньше эмоций вы вложите в наше общение, тем легче вам будет ничего от меня не скрывать. — Простите. — Голос Джека звучал пристыженно, и на секунду Сэму стало искренне жаль мальчика. — Я не очень-то умею… разговаривать с функциями. Да и с людьми тоже, если честно. «Ну еще бы», — желчно подумал Сэм. Птичка в клетке? («Я сделаю так, что эта птичка выклюет тебе глаза.») — Тем не менее, у вас есть друзья. Я говорил с ними. Они очень тепло отзываются о вас. — Они хорошие люди. Я надеюсь, мне никогда не придется разочаровать их. «Тогда не влюбляйся в них, — подумал Сэм. — Особенно в двоих сразу. В двадцать лет у тебя есть много других способов испортить себе жизнь.» — Давайте так: встретимся завтра в городе — к примеру, в… — Он прижал телефон плечом и порылся в ящичке для перчаток, разыскивая блокнот в куче визиток, судебных квитанций, солнцезащитных очков, зарядников и пустых пластиковых бутылок; потом опять глянул на дорогу — и, уронив телефон, резко вдавил тормоз. Вцепился обеими руками в руль, сжался, рефлекторно прикрыв глаза в ожидании удара… Удара не последовало. Сэм выпрямился, напряженно уставившись в лобовое стекло. Пес сидел там же, где Сэм увидел его в первый раз — не далее чем в трех футах от переднего бампера. Размером он был все-таки не с быка — это, пожалуй, преувеличение, — скорее, с оленя. Черный как смоль, с глазами, как два уголька, выхваченных из адского пламени. Из-под верхней губы свисали, выделяясь на черной шерсти, длинные белые клыки. Исходящий от него холод ощущался даже внутри машины. Сэм буквально почувствовал, как кровь стынет в жилах. Он знал, что такое физически невозможно — это просто образное выражение; с другой стороны, до этого момента он считал, что и сам кадехо — всего лишь образ, сотканный из суеверий и первобытного страха. Должно быть какое-то рациональное объяснение. Его разум цеплялся за эту мысль, как погребенный обвалом — за веру в команду спасателей; но помощь запаздывала, и спасательная команда сама превращалась в призрак перед лицом неумолимой реальности. — Сэм? — тревожно окликнул его приглушенный голос Джека. Сэм заблокировал двери и подобрал телефон. — Джек, я вам перезвоню, — сказал он. Изо рта вырвалось густое облачко пара. Он нажал отбой и не глядя кинул телефон на пассажирское кресло. Кадехо сидел неподвижно, уставившись на него своими горящими глазами. Сэм протянул руку к кнопке клаксона, но не решился нажать, опасаясь спровоцировать зверя. Да и кому сигналить ночью в пустыне? Никто не придет. Никто никогда не приходит. Defende te ipsum. Адвокат, защити себя сам. Он повернул ключ в замке зажигания. Мотор заурчал. Кадехо ощерился, упираясь в грунтовку мощными передними лапами. Сэм, сам не осознавая, тоже оскалил зубы. «Уходи, — подумал он. — Не твой день, Сатана.» Оскал кадехо стал шире, превратившись в странное подобие человеческой ухмылки. С минуту пес продолжал смотреть на Сэма; потом отвернулся и неторопливо потрусил в пустыню. 6. — Явился, — едко сказала Эллен, с усилием оттирая пятно с барной стойки. — А мы уж думали, ты загулял. — Ты думала. — Джо пересыпала сухарики в стеклянную банку, напоследок громко хлопнув пустым пакетом. Парень на табурете, погруженный в глубокие размышления над стаканом, дернулся и вскинул голову. — Подружку себе завел, да, Сэм? — Эллен швырнула тряпку под стойку, демонстративно не требуя его участия в разговоре. — Живешь тут почти бесплатно, а как надо помочь, так тебя не допросишься. Раковина в туалете опять засорилась. Все ножи тупые. Чертову хэллоуинскую гирлянду давно пора повесить под крышу. — Ма, он же юрист, а не монтажник. — Джо пододвинула ему миску с соленым арахисом. — Не бери в голову. Она извинится, когда протрезвеет.   — С его ростом это не оправдание, — отрезала Эллен. Она собиралась еще что-то добавить, но тут вгляделась в его лицо. — Ты в порядке? — Да, — сказал Сэм. — Задремал за рулем, едва не вылетел с трассы. Но всё обошлось. — Сядь. — Она щедро плеснула виски в стакан и протянула ему. Он выпил залпом. — Еще? — Хватит, — отказался Сэм. — Мне еще под крышу лезть. — Иди поешь, — сказала Эллен. — В холодильнике пирог для тебя. 7. Музыка сочилась сквозь стены — приглушенная, но въедливая и всепроникающая, как табачный дым. Репертуар бара был на совести Джо и в основном состоял из рок-композиций разной степени тяжести. Сэм закрыл ноутбук и водрузил его на стопку папок с бумагами, которые не влезали в ящик стола. Потом перевернул оба стула — свой и тот, на который усаживал клиентов — и пристроил их на столешницу. Раздвигая кресло, он прищемил палец защелкой и едва удержался, чтобы не пнуть в ответ. Да что этот окружающий мир себе позволяет?! Это просто унизительно. Он тихо выругался, потряс рукой и рухнул, не раздеваясь. Ноги уперлись в стол, и он привычно поджал их, скинув кроссовки на пол. С минуту он полежал, задумчиво глядя перед собой, потом потянулся за телефоном. — Привет. Это я. — Эталонно дурацкое начало разговора. Конечно же, это он. А это она. — Как ты? — Предельно уныло. Ксерокопирую документы, нумерую страницы в делах. Варю кофе. — Приезжай сюда. Замолвлю за тебя словечко в общественном суде — будем защищать уличных хулиганов и вытаскивать кладбищенских вандалов из камер. Уступлю тебе мое раскладное кресло — в конце концов, я могу спать и под столом… Джесс, я почти не шучу. — Спасибо, — прыснув, сказала она. — И за “почти”. Как прошло собеседование у «Колдвелл и Дрейк»? — Я разбил им китайскую вазу. Почти случайно, клянусь! Она стояла на выходе. Какой-то «санкай», девятый век. — «Почти»? — насмешливо поддела она. И добавила другим тоном: — Тебя опять расспрашивали об отце? — Нет. О тебе. «Винчестер? Сэм Винчестер, Джессика Мур, Тайсон Брэди… То ли они там не поделили кого-то, то ли, наоборот, чересчур хорошо поладили. Презанятный вышел скандал». — Они не могли сказать тебе это в лицо! — Они очень выразительно переглядывались. А что ты делаешь, когда тебя спрашивают, не та ли ты Джессика Мур, которая…? — Улыбаюсь и мысленно показываю средний палец. — А, — сказал Сэм. — Я как-то забыл, что это следует делать мысленно. — Паршивый из тебя адвокат. Сочувствую кладбищенским вандалам. — Ну спасибо. Умеешь ты подбодрить. Он чертовски, невыносимо скучал по ней. По ним. — Что-нибудь знаешь о Брэди? — Нет. А ты? — Ничего.   Последней его попыткой связаться с Брэди стал поздравительный е-мейл по случаю дня рождения полгода назад, так и оставшийся без ответа. — Всё у него в порядке, — с неожиданной злостью сказала Джессика. — Просто делает вид, что он ни при чем. Сэм, это несправедливо, что ты один пострадал. — Да нет, Джесс, вполне справедливо. Это же я начал весь апокалипсис. А потом приехал отец, и стало еще хуже. Его отец обладал удивительной способностью делать всё хуже, чем было до его появления. Джессика фыркнула — скажешь тоже, апокалипсис — но спорить не стала. — Прости меня, — сказал Сэм. — Я не хотел, чтобы всё так вышло. — Если ты хочешь, чтобы я расплакалась… — сказала она сердито и звонко. Он не хотел.   Скомкано попрощавшись, он выключил телефон и уставился в потолок, собираясь с силами, чтобы сходить в душ и переодеться в пижаму. Музыка на мгновение стала громче — должно быть, кто-то открыл дверь, ведущую из бара в заднюю половину дома. Я начал обратный отсчет с десяти до нуля  Когда я дойду до нуля, оборвется мой род  Не надо писать ничего на могильной плите Джо любила эту песню. Ничего удивительного. Она же тоже из лучших ковбоев. На этой мысли усталость окончательно одолела его, сковав по рукам и ногам, и через минуту он уже спал, в футболке и джинсах, на незастеленном раскладном кресле. Той ночью ему опять снился пожар.