Звездные дороги

      — Остановка «Солнечный мост». Конечная.       Всеволод очнулся от своих мыслей и растерянно оглянулся. Уже? Ему всегда казалось, что дорога от космопорта до дома занимает много времени: можно успеть и выспаться, и в окно на родные пейзажи поглазеть, и книжку почитать. А сейчас даже половины задач обдумать не успел, а уже выходить. Видимо, совсем заработался. Он опустил взгляд на книгу, которую так и не раскрыл, и досадливо поморщился. Ну, значит, дома почитает. Отпуск длинный, целых три недели, чем еще заниматься, тем более в таком тихом и спокойном месте? Подхватив объемную сумку с вещами, Всеволод выбрался со своего места и, вслед за немногочисленными пассажирами, покинул уютный междугородный автобус.       После затемненного салона октябрьское солнце, отраженное золотыми листьями, слепило. Всеволод поднял книгу, которую так и не убрал, как козырек над глазами, и обвел потеплевшим взглядом окрестности родной остановки. Что нового? На месте ли старое?.. Будучи всецело сторонником прогресса где угодно в галактике, приезжая сюда, он каждый раз эгоистично надеялся, что ни одна пядь травы в местах его детства все еще не изменилась. И, стоит заметить, пока что его желание успешно исполнялось: родной пригород оставался неизменным, словно застыл в безвременье. Все та же плоская, как таблетка, крыша «Солнечного моста», издали кажущаяся космическим кораблем, все тот же парк с детскими площадками и песочницами, все те же клумбы и протоптанные тропинки между ними. Десять минут ходьбы, и он окажется дома. А там — мама, тишина, покой, новости от Рана, сволочной Барсик и любимый чай из собранных в саду ягод. Довольно улыбнувшись, Всеволод опустил руку с книгой и шагнул на первую каменную плиту дорожки, что тянулась от остановки почти до самого его дома. Но не успел он пройти и двух десятков метров, как в кармане требовательно запиликал коммуникатор. Мысленно заскрипев зубами от понимания, что сейчас его снова начнут изводить по работе, или — с них и такое станется! — вообще выдернут обратно в штаб, Всеволод, скрепя сердце, достал проклятое устройство, борясь с желанием зашвырнуть его в ближайшую клумбу. К его огромному облегчению экран отразил не кого-то из начальства, а хмурого Норна. За спиной которого, мрачнее тучи, маячил Ким.       — Как хорошо, что это вы, — Всеволод с нескрываемой радостью улыбнулся, но как только в полной мере осознал мрачный вид друзей, сердце его стремительно ухнуло вниз, а улыбка сползла с лица. — Что-то случилось?       — Ничего, угрожающего чужим жизням, — поспешил успокоить его Норн. — Но кое-какая проблема есть. Сева, ты говорил, мы можем приехать к тебе. Сейчас можно? Ну, часа через два-три, когда доберемся?       — Конечно, — Всеволод так искренне обрадовался этому предложению, что лицо Норна невольно посветлело. — Вас встретить?       — Не нужно, — вклинился в разговор по-прежнему мрачный Ким. — Лучше, если мы сами, по-тихому.       — Да что случилось-то? — не выдержал Всеволод, но фиксианец покачал головой, одновременно оттесняя Кима назад, чтобы не лез к экрану.       — При встрече расскажем. Проблема личного характера, так что не переживай. Это даже не про работу. Ну, почти. До встречи, Сева. И спасибо.       Экран погас, оставив больше вопросов, чем ответов. Всеволод еще с минуту простоял неподвижно, пытаясь уложить в голове то, что только что услышал. Не про работу? Личное? Но настолько серьезное, что друзья выглядели мрачнее, чем на чьих-то похоронах? Так и не додумавшись ни до чего, он спрятал коммуникатор обратно в карман и машинально, не глядя по сторонам, побрел по направлению к дому, все еще прокручивая в голове неожиданный звонок и странное поведение Кима и Норна. Впрочем, вскоре впереди замаячила крыша родного дома, и все мрачные мысли отступили, вытесненные радостным волнением. Высокие кованые ворота и калитка с двумя ажурными силуэтами танцующих балерин, все те же треснувшие плиты на дорожке, немного запущенный фруктовый сад, старое вишневое дерево, улегшееся своими ветвями на крышу… Чувствуя, как радостно забилось сердце, Всеволод толкнул калитку и ступил на просевший под его шагами камень. Дом… Он, наконец-то, дома.       На стук калитки приоткрылась входная дверь, и на крыльцо выпорхнула худенькая ладная женщина с высокой прической смоляных волос. Хрупкая, изящная, словно фигурка бумажной балерины, Светлана Анатольевна Буран балериной и была, в свои пятьдесят с хвостиком с легкостью собирая полные залы Большого театра.       — Мама…       Женщина, увидев его, радостно всплеснула руками, — сын никогда не предупреждал заранее об увольнительных и отпусках, зная, как ненадежен бывает запланированный отдых у людей его профессии. Всеволод бросился навстречу, с легкостью подхватил тоненькую фигурку прямо с крыльца и со всем пылом соскучившегося ребенка сжав ее в своих медвежьих объятиях. Уткнулся носом в теплую серую шаль и глубоко вдохнул. Родной запах лаванды, чая, пыльных кулис и деревянного покрытия сцены окутал его мягким облаком, таким знакомым и уютным, что в груди радостно защемило.       — Раздавишь, мишка северный, — Светлана Анатольевна, смеясь, обняла сына, поцеловала его в светлый висок, а после отстранилась, чтобы лучше видеть. Ростом она была Всеволоду ровно по плечо, но под строгим материнским взглядом он всегда казался себе несмышленым ребенком. И ему это нравилось. Хотя бы где-то можно было сбросить груз чудовищной ответственности и хоть немного выдохнуть.       — И снова не позвонил, — она укоризненно покачала головой и, подняв руку, осторожно пригладила растрепанные светлые вихры. — Когда уже научишься предупреждать, м? Я бы пирог твой любимый испекла. А так только суп грибной есть. А мне уезжать сейчас — вечером выступление…       — Мам, поверь, твой грибной суп — это мечта. Особенно после бесконечной столовской еды и перекусов. Ты езжай, я подожду. Отпуск длинный, целых три недели, наговоримся еще. От Рана новости есть?       — Прислал вчера подарок, посмотришь сам, он вместе с открыткой в гостиной стоит. Пишет, что все хорошо, правда, когда прилетит, не знает.       Коротко тренькнул браслет связи и Светлана Анатольевна встрепенулась. — Такси подъехало. Севушка, я побежала. Буду поздно, так что не жди, ложись спать. Утром наговоримся.       — Мам, тут ко мне два друга подъедут…       — Ну и отлично, будете утром за кофе травить мне ваши космические байки. Только накорми ребят чем-нибудь. Можете заказать еду из «Марсохода», если сам готовить не хочешь. А вот Барсика не перекармливай, у него и так уже ожирение. Не поддавайся, даже если будет изображать умирающего от голода. Договорились?       Всеволод со смехом кивнул. Светлана Анатольевна ласково улыбнулась в ответ, поцеловала сына в щеку и не пошла — полетела по дорожке сада. У самой калитки она еще раз обернулась и помахала Всеволоду рукой, а после выскользнула на улицу. Только подол длинного светлого платья и мелькнул за воротами.

***

      Всеволод едва успел проглотить последнюю ложку супа, когда в дверь позвонили.       — Открыто, входите! Прямо сюда проходите!       Он вскочил из-за стола, наскоро дожевывая хлеб и собирая грязную посуду в одну стопку. И только в посудомоечную машину отправилась последняя тарелка, как в дверях кухни замаячили Ким и Норн, оглядывающиеся по сторонам с любопытством, но чуть настороженно.       — Ребята! — Всеволод шагнул к ним и коротко обнял каждого из друзей, крепко хлопнув Кима по плечу (с фиксианцем так делать при земной гравитации было чревато). — Вы как? Проходите, не стойте на пороге. Норн, как твоя рана? Меня на неделю отфутболили в командировку, не мог даже на связь выйти и узнать.       — Зажило как на альдебаранском цвирге, — улыбнулся Норн, для верности оттянув ворот футболки, чтобы показать, что все действительно в порядке. — Не переживай, мы знали, что у тебя срочное дело. Ветров рассказал.       — Точно, — хмуро подтвердил Ким. — Держи.       И он протянул другу корзину с букетом крупных белых лилий, которую до этого держал в опущенной руке чуть за спиной.       — Светлане Анатольевне, — пояснил Ким. — Не поверишь, позавчера как раз были на ее выступлении, а пробиться к сцене с цветами так и не смогли.       — Мама будет в восторге, — Всеволод взял корзину и чуть грустно улыбнулся, глядя на лилии, цветы, которые всегда присылал ей и Ран: «Они так сильно и сладко пахнут, чтобы заглушить горечь долгой разлуки, не иначе».       — Вы проходите, садитесь, — Всеволод махнул рукой в сторону стола. — Кофе, чай будете? Я как раз подумывал о чашечке. Или сперва поедите, а кофе потом?       — Да мы пообедали, — отмахнулся Ким. — Так что лучше сразу кофе. Ты извини, что мы вот так на голову к тебе упали, но у нас невеселая ситуация сложилась. Вернее, у меня невеселая, а Норн просто за компанию приехал.       — Ну да, — скептически подал голос Норн, как раз занявший место за столом. — Как будто меня там не было и ничуть не зацепило. Ты позволишь рассказать?       Ким угрюмо кивнул и тоже опустился на стул, тяжело и с несвойственной ему медлительностью. Всеволод, тем временем, поставил цветы на стол, включил кофеварку, чайник, достал из шкафчика три чашки.       — В общем, Сева, ситуация дурацкая и грустная одновременно, — начал Норн, сцепив в замок верхние и средние руки и положив их перед собой на стол. — После прошлой нашей встречи я еще три дня провел в больнице Флота, а Ким — на «Чайке» и, параллельно, тоже в больнице Флота. Нянчился со мной как с умирающим и все порывался кормить с ложечки.       — Неправда, — фыркнул Ким, но впервые за встречу слегка улыбнулся.       — Истинная правда, — кивнул Норн, по серьезному лицу которого невозможно было понять, шутит он или нет. — Всё именно так и было, с ложечки. А потом меня выписали. Ким разобрался наконец с работниками техобслуживания…       — Варвары, — тихонько буркнул Ким, и теперь уже Норн не удержался от короткой улыбки.       — …и мы решили снять номер в одной из местных гостиниц, потому что флотское общежитие надоело нам за времена учебы по самое немогу.       — Несмотря на то, что на Фиксе общаги не хуже дома родного, — вклинился Ким. — Не то что на Марсе — хуже общественного туалета. И все равно ему надоело, понимаешь ли.       Норн никак не прокомментировал слова друга, лишь терпеливо переждал едкую ремарку. Ерничанье Кима несло отпечаток отчетливо горький и вовсе не выглядело смешным.       — Выбрали «Миллиам», заселились, хотели остаток отпуска провести в покое и культурном отдыхе. По театрам походить, по музеям. На море слетать. Но, как оказалось, Ким более чем знаменит у местных девушек и поклонницы к нашей гостинице повалили толпами.       Ким молча закрыл лицо ладонями. И что-то в этом жесте заставило Всеволода не улыбнуться, а насторожиться.       — Ну, поклонницы — это вроде хорошо, — осторожно сказал он, подставив первую чашку под струйку сваренного кофе. — Я и не удивлен: твое имя два года не сходило с передовиц новостей, только и слышно было, какая ваша команда героическая и замечательная. И это ни разу не сарказм.       Он поставил полную чашку перед Кимом, тот отнял ладони от лица и вымученно, но благодарно улыбнулся.       — Спасибо. И за оценку, и за кофе. Но понимаешь, эти поклонницы… они не всегда понимают, что можно, а что нельзя. Одно дело, когда тебе просто цветы или какие-нибудь самодельные подарки в руки суют и убегают, и совсем другое, когда… Норн, давай лучше ты, я не могу.       Норн кивнул и устало растер лоб пальцами верхних рук.       — Одна из почитательниц забралась к нам в номер. На минуточку, четвертый этаж. Но эта предприимчивая жила в номере над нами и спустилась по веревке на наш балкон, а оттуда — в номер, балконная дверь которого была открыта. Нас в номере не было. А она пробралась в спальню и стала ждать своего героя. В соответствующем виде.       Всеволод не выдержал и хрюкнул от смеха. У Кима дернулась щека, но он промолчал, мрачно глядя в свою чашку. Норн тяжело покачал головой.       — Нет, Сева, это ни разу не смешно. Напоминаю, четвертый этаж. Ким вернулся чуть раньше меня и сразу понял, что в номере посторонний. Поздние сумерки, лица не разглядеть, только силуэт, который выскочил на тебя из спальни, — гостья просидела там пять часов и совсем заждалась. Вот что бы ты сделал в подобной ситуации? Ким, не раздумывая, снес ей половину плеча, и это огромное чудо, что он так промахнулся и что у карманного бластера маломощный заряд по сравнению со стандартным боевым.       — Чем она думала, — простонал Ким, снова уткнувшись лицом в ладони и слегка раскачиваясь. — Два года с оружием не расставался: засыпал с ним, просыпался с ним, и в уборную — тоже с ним. Да разве можно было вот так, без предупреждения?..       — Бластер ты, конечно же, пронес без разрешения, — Всеволод вздохнул и поставил наполняться чашку для себя, а сам тем временем залил кипятком из чайника заварку для Норна. — И теперь все это нужно будет как-то замять. А что с девочкой?       — Отключилась от болевого шока мгновенно, — мрачно ответил Ким и отхлебнул кофе. — А меня как парализовало, когда понял, что натворил. В голове только и стучало, что убил гражданского. Хорошо, Норн в это время вернулся. Он ее одевал, он и врачей вызвал.       — Оде… А, ну да, в соответствующем виде ждала.       — Да, — угрюмо кивнул Норн. — И это вторая огромная проблема. Дейзи действительно девочка, ей едва пятнадцать исполнилось.       Хорошо, что Всеволод успел перенести и поставить чашки на обеденный стол, а то точно уронил бы себе на ногу.       — Твою ж… — он злобно выругался. — Значит, у нас несовершеннолетняя пигалица, которая мало того что хотела тебя соблазнить, мало того что ты ее подстрелил, так еще и все это наверняка уже стало достоянием общественности.       — Ну, не совсем все, — Норн осторожно пригубил предложенный ему чай. — Про соблазнение и прочее, надеюсь, никто никогда не узнает. А вот про ранение… Понимаешь, отец Дейзи работал на исследовательской базе возле Фомальгаута. Ким с командой полгода назад эвакуировали их, когда система воздухообмена там вышла из строя и грозила базе взрывом. Конкретно ее отца Ким тащил на себе уже в последние минуты до ликвидации объекта. Естественно, для их семьи он сразу стал героем-спасителем. И девчушка не выдержала, влюбилась со всем возможным для такого возраста пылом в прекрасный и героический образ. Настолько, что вот… Она полностью признает свою вину, признает, что влезла в чужой номер без разрешения, отец признает, что это он виноват, не досмотрел. Они вдвоем над нами жили. Но все равно. У нас гражданский — подросток — у которого огромная рана от незаконно хранимого оружия. Причем оружие даже не приписано Флоту.       — Именной подарок, — пояснил Ким. — Изготовлено вручную специально под меня. Пришлось сдать на время следствия. Не знаю, что теперь будет. Как минимум меня отстранят от полетов на время. Как максимум…       — Отстранят навсегда, — удрученно закончил за него Норн.       — Да уж… — Всеволод тяжело опустился на стул напротив друзей. — А говорили: проблема мелкая, проблема с работой не связана, не волнуйся… Да куда уж мельче, куда уж не связана и не волнуйся, ну да, ну да…       Ким и Норн виновато промолчали.       Допивали напитки в тишине. Ким молчал, потому что ему нечего было сказать, для него счастливое будущее, похоже, закончилось, во всяком случае, он искренне в это верил. Норн переживал за друга и печалился, что теперь их пути могут разойтись. А вот Всеволод о чем-то напряженно размышлял, и как только кофе в чашке закончился, вскочил, наспех ополоснул ее под краном и убрал обратно в шкафчик. А после повернулся к друзьям.       — Значит так, я в штаб. Остаетесь здесь, дом в полном вашем распоряжении. Если не вернусь до вечера, скажете матери, что меня вызвали по срочному делу. Про вас она знает, так что не удивится. Никуда не дергаетесь, ни на какие подозрительные звонки, кроме как от начальства и от меня не отвечаете. Попробую уладить все это, и черт его, сколько времени оно займет. Еще раз: никуда не уезжаете отсюда. Даже если меня не будет неделю.       Уже в дверях Всеволод обернулся к ошарашенным таким поворотом друзьям и добавил:       — Здесь где-то шерстяной шар катается, зовут Барсиком. Увидите — не кормите. Мать накормит, когда вернется. Даже если он будет делать вид, что умирает от голода, или если орать начнет. Не ведитесь, это все театр. Барсик, он хитрее всех пиратов галактики, уж можете мне поверить.