Свет проклятых звёзд 2. От цепей и ошейников к свободе!

Что за женщина спит рядом, удалось вспомнить далеко не сразу после пробуждения. Поначалу вовсе оказалось не до чего, поскольку желудок выворачивало наизнанку. Заметить, что лежанку занимал ещё кто-то, в таком состоянии не представлялось возможным. Толком не одевшись, поэтому замёрзнув сразу после опустошения нутра, Гельмир поспешил обратно в мало-мальски утеплённый сарай и лишь тогда осознал — постель он ночью с кем-то делил, но, судя по наличию одежды и отсутствию следов соития, ничего не произошло. Прислонившись к обитой деревом стене, архитектор начал по крупицам собирать вчерашний день. *** Птица выглядела странно. Она была похожа одновременно и на соловья, и на сойку, смотрела внимательным взглядом и совершенно не боялась быть убитой. После нескольких ночей за работой Гельмир поначалу решил — пернатая просто мерещится, снится наяву, потом протёр глаза и, присмотревшись, невольно вспомнил рассказы о Майар в Амане, которые могли выглядеть совершенно по-разному, принимая облик животных и растений по своему желанию. Неужели это тоже Айну? Словно прочитав мысли эльфа, птица издала странный звук, похожий на кашель, и улетела так быстро, что уставший мастер не успел проследить путь странной гостьи. Несколько бесконечных месяцев, вероятно, всю зиму приходилось вместе с другими рабами таскать из захваченной части дортонионского леса древесину. Тащили всё: трухлявую, обгоревшую, замшелую, сухую... Гельмир заверял орков-надзирателей, что гнилое дерево совершенно безвредно, поскольку то, что растили эльфы, ни в коем случае не может портить жизнь людям. Плесень и мох — это просто естественный узор, который в любой момент легко счищается, если не понравится, как выглядит. На случай, если ложь раскроется, мастер придумал отговорку: его учили, что все творения Валар всегда на благо Детям Эру. Если это оказалось на поверку иначе, что ж, впредь будет знать. В доказательство уверенности в своих словах Гельмир построил для себя утеплённый сарай из самых гнилых досок. Вряд ли у кого-нибудь здесь хватило бы ума сообразить, что плесень действительно не способна навредить бессмертному существу. В отличие от остальных, чья плоть не столь сильна. Работа была порой непосильно тяжёлой. Рабы слишком боялись побоев, поэтому поднимали даже опасный для себя вес груза, что время от времени заканчивалось плохо. Гельмир порой ловил себя на мысли, что хочет закончить мучения, тоже подняв чересчур громоздкое бревно, однако, понимание, что умереть вряд ли получится быстро, останавливало. Однажды, грузя на телегу очередной ствол, он видел, как молодой адан с неестественно пунцовым лицом попытался удержать от падения себе на ноги покатившееся бревно, резко дёрнул вверх, и вдруг скорчился, взвыл, схватился за бок. — Лениться вздумал! — заорал уже слишком хорошо знакомый голос. — Полежать захотел! Устал, бедный! Гельмир на всякий случай постарался не привлекать внимание, продолжил грузить дерево. — Притомился, значит! Продолжая орать громче пострадавшего, орк принялся избивать скорчившегося на земле адана, пока тот не затих. Самым страшным была даже не вероятная смерть от побоев, а вполне возможный более чудовищный исход: этот человек не обязательно умер, а, например, лишился сил кричать и двигаться, но ему никто не станет помогать, его даже не заберут из этого проклятого леса! Эльф не хотел такой участи. «Если я погибну сейчас, — одёрнул себя архитектор, — смерть Ненариона останется неотмщённой. Неважно, хотел он мести или нет! И никто не осмелится...» Вспомнив, что рядом может оказаться кто-то, способный читать мысли, Гельмир подумал о жене, стараясь не рисовать в памяти чётких картин Тол-Сириона и Нарготронда. Просто комната. Просто кровать. Кровать... Архитектор помотал головой. Не время думать о навсегда утраченном, нет сил достойно держаться, вспоминая болезненное. Птица улетела, и неважно, чей это был лазутчик. Сейчас главное — найти рабочих для самого сложного дела. Как раз недавно... Подумав о том, что произошло на днях, Гельмир еле сдержал слёзы. Пора привыкнуть, стать безразличным и чёрствым! Почему это никак не произойдёт?! — Чё пялишься? Чё надо? — мгновенно отрезвил тоже знакомый до омерзения голос. — Долбанину продолбить, — наиболее понятно выразился Гельмир, и орк со знанием дела кивнул. — Пошли, — махнул он рукой в перчатке с шипами. — Там как раз без дела сидят. Новьё. Речь шла о приведённых на днях рабах. Эльф давно понял, что лучше вообще не вникать в происходящее, пока он ничего не может с этим поделать, но выработанная столетиями внимательность к мелочам мешала спокойно существовать. Например, зачем ему наблюдение, что все женщины, находившиеся на захваченной территории достаточно долго, уже очевидно беременны? Зачем запомнились домыслы, что по размеру животов похоже, будто у многих двойни? Для чего постоянно перед глазами показательно казнённая рабыня, убившая во чреве плод? Подумав об этом, Гельмир невольно обернулся на высокий кол. Разумеется, аданет водрузили на него не сразу — сначала ей всадили все желающие, некоторые делали это по двое одновременно. Потом выбили зубы и начали совать уже втроём сразу. В запале озверевшие морготовы рабы откусили женщине соски, губы, нос и уши, а потом и куски плоти по всему телу, толпа забавлялась долго, пока не пошёл снег, поэтому на кол сажали, скорее всего, уже мёртвое тело. В любом случае, это совершенно не хотелось помнить, поскольку никаким образом не влияло на мнение Гельмира о Морготе и его народе и не вносило коррективы в план действий — впечатлений хватило с запасом ещё во время Славной Битвы. Новые увиденные ужасы лишь заставляли острее ощущать страх за семью. Может быть, в том и состоял план врагов — запугать так, чтобы стало боязно сохранять даже желкие остатки воли? Вокруг царил привычный кошмар. Грязи не убавлялось, сколько ни пытались мести — Железный Хребет время от времени плевался пеплом — орки, конечно, называли это иным процессом, но Гельмир не хотел думать о том, что горам, погубившим столько жизней, хорошо. Кто-то на кого-то орал, доносились звуки избиений, плач, стоны, громыхали и трещали телеги, а смотрители постоянно заставляли всех подряд отвечать на один и тот же вопрос: «Чё делаешь?» Эльфа такое пристальное внимание совершенно не устраивало. Если на «Чё пялишься?!» можно было ничего не говорить, просто опустить голову, то о действиях приходилось по-настоящему отчитываться. — Чё делаешь?! Куда прёшь? Почему с ним?! О, что-то новое. Раньше не задавали вопросов о сопровождении. — Мне нужны помощники, я попросил меня к ним отвести, — спокойно пояснил архитектор, стараясь «не пялиться». — Этот господин встретился раньше других. — Почему? — Не знаю, — честно признался Гельмир, начиная догадываться — орк ищет повод его избить. Стало не по себе. — Должен знать, дырявый хрен! — Прости, впредь буду знать. — А надо щас! По спине и плечу прилетел кнут. — Этих бей! — вступился за эльфа сопровождающий. — Он делом занят! Гельмир снова ощутил разгорающуюся ненависть к отцу. Глаза защипало, стало не видно, куда наступать. — Сидел бы в Тирионе! — случайно сказал вслух архитектор одну из мысленных фраз. — Чё? — переспросил орк. — Я отца вспомнил, — с такой злобой произнёс Гельмир, что морготов раб просиял. — О! — гоготнул он. — Мой батя тоже гад! Я был сосун, ну, я и щас тож сосу, но уже не у мамки, тада у мамки сосал. А батя меня и сестру любил в стену кидать. Нравилось, как мы орали. Потом наших других тоже так долбал о стену. А потом мы его. Чё в башке было, то на стенке и осталось. У меня тут тож родилась. Я сразу — н-на! — в стену. Она орать! Ха! Ржак! — Она же тебя ненавидеть будет, когда вырастет, — мастер сам не понял зачем вступил в разговор, ведь не собирался этого делать. — Ну и насрать! — орк гоготнул, заржал. — Ваще срал на это. Чё мне? Она мне чё? А батя мой молодец был! Жил, как хотел. — И мой, — стиснул зубы эльф. — Вишь? — морготов раб неуклюже хлопнул Гельмира по затылку. — Мы это, одинакаи. — Да, одинаковые, — эхом, только грамотным, повторил архитектор. — Надо тут стену повыше, — внезапно его осенило, как отвлечь внимание от себя и своих помощников, а заодно оставить на захваченной равнине как можно больше пленных, не позволить увести их на север. — Вон, смотри, наш забор можно перелезть, если кто подсадит. А для катапульты это вообще не высота. Стена нужна высокая, особенно с запада и востока. Надо выдолбить камни, сделав ров по всей длине стены. А лучше два — с каждой стороны. — Чё? — Я нарисую, — заверил мастер, — ты мне работников найди. — И дырку. — Дырку? — Гы! Совать-то куда? — Твоя правда. А ещё, — эльф постарался быстрее придумать самое простое объяснение плану, — подохнут много, тяжёлая работа. Я их тут закапывать не буду, мне нужна отдельная большая яма для сжигания трупов. Снова кто-то спросил: «Чё надо?» и «Чё делаешь?», но, к счастью, драться не полез. Пепел слипся со снегом и грязью, Гельмир прислушался к долетавшим обравкам фраз. Морготов народ выражался крайне скудно и путано, алкарим понимали друг друга больше интуитивно, чем ушами и умом. Разумеется, правильно расшифровывали послания друг другу далеко не всегда, что служило новыми поводами для рукоприкладства. Эльф не сомневался: такое положение дел всех устраивало. Мысленно порадовавшись за духовно единый вражеский народ, архитектор всё же попытался понять, о чём говорят вслух. — Родила! Двух! Пора ещё делать!.. — Убью!.. — Долг где?!. — Дай сосну! Ну дай! — У меня там, ну, да... Ясно, ничего стрящего. Однако предчувствие твердило: новости есть и крайне важные. Крайне! Это ощущалось в жестах и взглядах некоторых алкарим, едва улавливалось в интонациях. Другие бы не заметили, но не Гельмир. — Крепость нельзя отапливать только дровами, — снова начал придумывать, как стянуть на захваченную равнину больше пленных архитектор. — Она слишком большая. Нужен уголь. — Чё?! — сопровождающий орк посмотрел так, словно у него только что поимели бабу. — За горами ведь добывают уголь... — занервничал архитектор. — Чёрные камни такие, хрупкие. Грязные. Их в печь идают. — И чё? — От него огонь горячее. На дровах мы здесь зимой будем замерзать. Нужно, чтобы уголь с севера возили сюда. Я слышал, людей увозят на такие шахты. Пусть часть из них нам уголь таскает. — Зачем? — Согреться. — Добланая дыра! Решив, что такие вещи нужно обсуждать с кем-то более важным и сообразительным, только в меру, а не слишком, умным, конечно, Гельмир снова прислушался. — Добланая дыра! Долбаные эльфы! Я бы их всех!.. А вот это уже важно. — Добланые эльфы! На всякий случай архитектор опустил голову пониже, спрятал волосы и лицо под тряпку, заменяющую шапку, шарф и тёплый плащ. — Долбаные эльфы! Чтоб все передохли! Поимею каждого! — Я с тобой. — И чё доложить? — А ничё! Всё! Ничё! Ругань удалилась, подробностей не последовало. Не желая давать себе ложных надежд, Гельмир оценил оставшийся путь. Пленных притащили под большой навес, куда раньше сгоняли скот. Животных либо съели, либо увели дальше на север, поэтому место освободилось. «Не смотри на детей! Не смотри на детей!» — повторял себе эльф. — Ну чё? — ходил вдоль заполненной пленниками постройки орк с дубиной и киркой. — Чё? Поимел вас Болдог, да? Мамок ваших и папок? — Барахир ему отомстит! — выкрикнула какая-то женщина, но тут же ойкнула — видимо, кто-то из своих заставил замолчать. Барахир? Значит, это беоринги. Может быть, даже знакомые. Гельмир осторожно посмотрел вперёд, не поднимая головы. — Болдог все-ех поимел! — похвалялся орк. — Я счас тут это, и обратно, к командиру своему. У нас там ещё такие же ждут. А Бара... Этот ваш Бахир сосёт! И у меня отсосёт! А потом я ему глотку вскрою! — Давай, похваляйся! — кто-то ещё осмелился спорить с врагом, но речь тоже быстро оборвалась. Архитектор не увидел, что именно произошло, но в целом это значения не имело. — Так, — пнул сородича под зад сопровождавший Гельмира вояка, — мне нужны три бабы помоложе и эти, ну не знаю, ему, в ощ-щем. Таскать чёт. Мужики покрепче. Вон! Эти. Эльф осторожно взглянул, о ком шла речь. Надсмотрщик со знанием дела проверил сначала женщин: волосы, зубы, кожу под одеждой, выбрал троих и толкнул к сородичу. Тот жадно облизнулся. Склонив голову и мерзко оскалясь, он пощупал груди и ягодицы всех предложенных пленниц, вздохнул и пихнул одну из них к Гельмиру. — Эт тебе, — осчастливил он мастера. — Потом в яме сожжёшь. Или мне верни. Лучше верни. Испуганная аданет заплакала, но в глазах засияла надежда. Конечно, попасть в рабыни к эльфу, пусть и морготовому, всяко лучше, чем к орку. — Отлично, — постарался очень радостно произнести Гельмир. — А теперь рабочие. — Их Болдог поимел, — гордо сообщил вояка с дубиной и киркой. — Слава Болдогу! — поклонился эльф. — Великий полководец! — Да-а! — показал редкие тёмные зубы орк. — Всех поимел! Весь этот. Бельяд! Лардос! И лес! Каждому стволу присунул! — Воистину велик! — Гельмир восхитился со всем возможным артистизмом. — Я бы выпил за его успех. — Да на! — воин отбежал к палатке неподалёку, приволок глиняную бутыль. — Дарю. Вино оказалось с узнаваемым клеймом. Либо опустошили чей-то склад с гномьими товарами, либо... Неважно, каждый выживает, как может. — Это луче, — подмигнул тот же воин, вручив ещё и металлическую флягу. — А луче сразу оба. Забирай всё, этих, — он махнул киркой в сторону пленников, — и вали. Чё встал? Решив не дожидаться пинка или чего похуже, Гельмир забрал дары и три дюжины мужчин, в основном, либо слишком юных для воинов, либо старых, либо раненых, и направился обратно. Вино манило откупорить себя, обещая пусть и короткое, но забытье. — За победу Болдога! — громко сказал эльф, открывая пробку. — За все его победы! Прошлые и будущие! И пусть кто попробует возразить! Посмотрим, что от него останется. Ну же? Где вопрос «Чё делаешь?» — Пей! — тихо приказал Гельмир женщине, протягивая и гномье и орочье угощение. — Ты... — прошептала пленница, но больше ничего не сказала. Эльф чувствовал: аданет хочет спросить многое, например, когда и как ладросский учитель стал морготовым рабом, почему его здесь считают своим, защитит ли он новую жену или... Кто эта женщина теперь? — Пей! Слава Болдогу! — снова крикнул Гельмир, отхлёбывая из обоих горлышек. Аданет подчинилась. *** С огромным трудом вспомнив, что дал указания рабочим копать, точнее, долбить глубокую яму для последующего сжигания трупов, архитектор снова посмотрел на женщину на своей лежанке. — Что я говорил тебе? — спросил он, не слишком рассчитывая на осознанный ответ. — Я даже не помню, какое имя ты мне назвала. Аданет вздрогнула и поднялась. Она не выглядела юной, поэтому, скорее всего, была замужем, имела детей. Вероятно, действительно, была и имела. В прошлом. Счастливом или не очень — как у всех смертных — но прошлом. Может, теперь у неё никого не осталось в живых. Хорошо, если погибли её родные не в страшных муках на глазах этой несчастной. — Ты не спрашивал, — осторожно ответила женщина. — Сказал пить и славить Болдога. И мы пили. Точнее, ты. Потом мы легли спать. — Хорошо, — вздохнул Гельмир. — Помоги мне навести порядок в этом жилье, принеси воды, еды. Проси у надсмотрщиков что хочешь от моего имени, говори: «Эльфу надо». Всё, что тебе нужно знать: я строю здесь крепость. Ты будешь мне прислуживать, если не хочешь обратно к оркам. Аданет понимающе кивнула, но вместо того, чтобы одеваться в дорогу по поручению, начала медленно спускать свою рванину. — Я хочу есть и пить, — напомнил мастер. — Выполняй. Больше повторять не пришлось, женщина ушла. Гельмир с усилием покашлял, понял, что блевать больше нечем и вернулся к чертежам. Новые идеи требовали быстрого изображения на стали, причём такого, которое не вызовет ни подозрений, ни вопросов. Погрузившись в работу, архитектор почти не замечал, как его новая помощница приходила и уходила, наводила порядок, готовила и даже штопала. Аданет — Младшее Дитя Эру — жила по циклу Анар: спала каждую ночь, а каждый день суетилась. Гельмир быстро привык к её присутствию и почти перестал замечать, что теперь живёт не один. Лишь время от времени мысленно возвращался к гнилому дереву дома, но что-либо делать с этим не мог — вызывать подозрения нельзя! Даже ценой здоровья помощницы. Чертежи становились всё более нагромождёнными и путанными, эльф подумывал попросить новый лист, заранее готовясь объяснять каждому встречному, чё надо, чё делает, куда идёт и почему именно с этим орком. — Слухи ходят, — аданет заговорила впервые за долгое время, приблизившись вплотную и понизив голос, — что крупное поражение было у морготового войска на востоке. Поимели Болдога. Гельмир замер. Вот, что за разговоры были! Конечно, алкарим не будут посвящать в свои поряжения рабов, да даже соратников не будут! Поэтому одни радостно орут «Слава Болдогу!», а другие молча злорадствуют или боятся. В любом случае, весть одновременно хорошая и пугающая. — Не думаю, — осторожно ответил архитектор, смотря на чертежи, — что Болдог — единственный командир на все войска Моргота. Возможно, поимели не его, а он теперь придёт и поимеет всех оставшихся. И мы снова это отметим. Аданет молча отвернулась и занялась уборкой и так убранного жилища. А что на самом деле здесь стоило почистить, она знать не имела права. — Мне нужно уйти, — сообщил Гельмир, накидывая тёплую одежду. — Вернусь завтра или послезавтра, не знаю точно. Можешь сходить куда-нибудь, только осторожно. Не попадись никому. Быстро закивав, женщина поставила греться воду. *** Мерзкая погода ощущалась не так, как раньше, поэтому Гельмир сделал вывод — скоро весна. Даже здесь. А в родных краях уже могут покрыться листвой деревья. Если не сгорели. Яму для сжигания трупов продолбили уже довольно большую. В ширину она сейчас была примерно как кладовка обычного человеческого дома, в глубину тоже с ней соизмерима. Люди работали спешно, за всё подряд получая кнутом или палкой. — Прекрасно! — похвалил в пустоту архитектор, рассчитывая, что его речь примут на свой счёт и рабочие, и надзиратели. — А теперь вон отсюда! — рявкнул он на смертных. — Мне надо камень проверить. Люди, тихо ругаясь и постанывая, неловко выбрались из ямы по ненадёжной лестнице, похромали прочь, потирая поясницы и руки. Гельмир спрыгнул вниз, подобрал кирку, поднял голову на орка. — Мне пока не нужна помощь, присмотри за рабами, они мне понадобятся завтра, — сказал он, проговаривая слоги неспешно, удостовериваясь, что его понимают. Ответа словами не последовало, зато действительно все ушли. Гельмир остался один. Выдохнув и осмотревшись, он подумал про женщину в своём жилище. Да, он её спас от орков. Случайно. Но, возможно, она скоро заболеет из-за его ядовитого дома, поэтому смерть просто станет более долгой и мучительной — обучая атани, эльф видел, как гибнут от удушья люди, для которых внезапно становится убийственной, например, цветочная пыльца. — Попрошу её покрасить стены, — утешил сам себя архитектор, взял кирку и стал осторожно проверять прочность застывшей лавы. Получившийся камень не был слоистым, однако всё же не являлся однородным монолитом. Кое-где довольно легко откаливались пористые лёгкие куски, а в некоторых местах порода практически не поддавалась. Удар, ещё удар. Стало жарко. Сняв самое тёплое, Гельмир продолжил бить. Было в этом что-то от прорубания сквозь вражеское войско, только вместо орочьих голов и крови в стороны летело каменное крошево. Да и в руках эльф стискивал не боевой клинок с красивым именем и славной историей. Удар, ещё... Похоже, наступила ночь. Вдали снова кто-то начал орать, но причин воплей разобрать не удалось. Эльф пока безуспешно искал хрупкие пласты более-менее внушительного размера, которые можно разбить, не слишком привлекая внимание. Застывшая лава везде была разной, сравнить её можно было, например, с налитым в сметану мёдом. Есть и то, и другое, но в перемешку. Не разделить. Не поесть только что-то одно. Удар, удар, удар. Гельмир поднял голову к потемневшему небу, затянутому мерзкого вида облаками. А где-то дальше, выше, за всей этой затраханной гадостью — звёзды. Вряд ли суждено увидеть их опять. Удар, удар. Вдруг под ноги упало, звякнув, что-то блестящее, сверкнувшее небесной искоркой. Потряся головой, Гельмир присмотрелся и понял — это кристалл. Обработанный! Взглянув на место, куда бил, мастер с ужасом увидел что-то наподобие доски, а на ней — пальцы. Точнее, то, что от них осталось. Да, плоть сгорела, но украшения уцелели. Не зная, как поступить с жуткой находкой, архитектор прикинул, что могло находиться в этой части Ард-Гален во время извержения, и пришёл к выводу: скорее всего, гномьи обозы. Что ж... Это помощь, откуда не ждали. Спасибо, погибшие друзья! Вы умерли не зря. Выбравшись из ямы, Гельмир жестом подозвал ближайшего орка, отдал ему кристалл и указал на то место, где его нашёл. — Там ещё есть, — едва открывая рот, процедил архитектор. — Мне нужны только камни, а все цацки твои. Я бы помог, но вдруг себе что заберу? Случайно, конечно. Не говоря ни слова, смотритель сиганул в яму. Это показалось странным ещё двоим, они подошли разбираться и быстро тоже оказались около чьей-то лавовой могилы. — Я пойду в кузницу, — отчитался заранее Гельмир. — Мне нужна сталь для чертежа. Никто не обратил внимания на его слова, поэтому, не зная, услышали орки или нет, эльф направился к знакомому человеку. Скорее всего, тот уже спал, но кто-нибудь точно мог показать, где взять то, что нужно, либо, если ничего подходящего не найдётся, передать кузнецу, когда тот проснётся, новое задание. Покорно отвечая на «Чё надо?», «Чё пялишься?!» и «Куда прёшь?», архитектор прошёлся до кузницы и обратно, сходил домой перекусить, отметил, что аданет ушла, оставив готовый обед и чистую постель, вернулся к яме. Было уже светло, день по-весеннему согрелся, а драгоценности из лавы выковыривали уже пленные люди, но под зорким присмотром алкарим. — Моё! — Нет моё! — Сдохни! — Я тебя выдеру! — Отодру! — Зад готовь! — Рот порву! Ничего нового. Решив отдохнуть, а потом заняться каналами и непосредственно защитной непонятно от кого стеной, Гельмир вернулся домой и почти сразу заснул. Во сне были странные обрывки воспоминаний, словно кто-то пытался копаться в его памяти. «Пой, моя лира...» Узоры на стенах Нарготронда, складывающиеся в цветы. Герб-арка. Фиримар и красивое кладбище. Пожар. «Мы — волна, и ты, и я. Часть небесных и земных морей...» Остров и белая крепостная стена. «Было или не было плаванье верным?» Чаща, от колдовства дрожит воздух, жуткое дерево и мёртвые враги. «Я красивая?» — голос матери. «Атар, царь лесной ко мне обратился! Слышишь ты его, иль мне он приснился?» Гельмир через силу попытался проснуться, открыл глаза, ощущая в руке клинок, которым только что убил врага. Испуганного и беспомощного. — Пой, моя лира, — тихо запел эльф, стараясь вернуться в реальность, какой бы та ни была. — Пусть ветром ворвётся во тьму К той, чьей любовью моё сердце дышит, Музыка воспоминаний, пронзив тишину, И счастли... Голос дрогнул, слёзы сами собой навернулись на глаза. — Я родила! — где-то вдалеке прозвучал знакомый ненавистный говор. — Рановато, но тем лучше. Где этот драный? Эй! Слышь?! Ты батей стал! А, ладно, потом обрадую. Орчиха давно не заходила, поэтому не знала, где теперь живёт тот, кого она считала отцом ребёнка. Видимо, поленившись искать и спрашивать, счастливая мамаша просто поорала о внезапной радости и исчезла. Гельмир до крови прикусио губу. Почему она не подохла родами вместе с плодом?! Почему с хорошими людьми это случается, а с этой тварью — нет?! Выдохнув, архитектор наскоро собрался и пошёл за рабочими, заранее продумывая, как и кому объяснять, что требуется делать. Проходя мимо ямы для трупов, эльф увидел, насколько сильно её уже разворотили в поисках драгоценностей. Что ж, тем лучше. Неровности в стенах не будут бросаться в глаза, если все стены неровные. Под ноги прилетел кусок кости, Гельмир быстро посмотрел и пошёл дальше. В глаза вскоре бросилось странное обстоятельство: людей в загоне почти не охраняли. На значительном расстоянии от них не попадался в поле зрения ни один морготов воин, никто не орал славу Болдогу или иному герою, поэтому пленники, немного повеселели. Атани ещё не видели эльфа, зато он уже мог различить каждое лицо и расслышать громко произнесённые слова. Его помощница была среди своих сородичей и вместе с ними распевала песенки. — Как бы мне её обнять? Эх, боюсь, орчиха-мать! — быстро проговаривал слова молодой мужчина, с кровавыми бинтами на ногах. — Я ведь женщин никогда не обнимал! Как рукам я волю дам? Вдруг получишь по рогам? Эх, попалась тёлка, Моргот бы побрал! — Эх, попался мне чудак! Как пенёк сидит, дурак! — подпел другой адан, подражая девичьей манере. — И на плечи мои руки не кладёт! Надо как-то намекнуть. Может носом шмыгануть? Всхлипнуть: «Я замёрзла!» Он, глядишь, поймёт. Гельмир остановился среди набросанных брёвен и вязанок хвороста. Неужели его помощница рассказала всем об отсутствии близости, и теперь над её защитником потешаются? Прекрасная благодарность! Или это насмешка судьбы за гнилые стены? — Хорошо, — стиснул зубы архитектор. — Я сам всё покрашу. — Так, за плечи я обнял, аж со страху навонял! — продолжали веселиться люди. — Надо дальше продвигать свои дела. Мне б её поцеловать, так по роже может дать! Вдруг она ещё с мужчиной не была? — Что ж и будем так сидеть и на звёздочки смотреть? — засюсюкал подпевала, изображавший деву. — Хоть бы в щёчку меня чмокнул, ёк-Моргот! Надо голову склонить, губки бантиком сложить. В общем, намекнуть, а он, глядишь, поймёт! — Так, её поцеловал. Правда, дуба чуть не дал! Как бы вот чего с ней сделать? Вот вопрос! Надо бы её раздеть, а потом уж и впереть! Так ведь можно получить за это в нос! — И чего сидит, дурак? Не осмелится никак! Что ж застёжечки нигде не расстегнёт? Надо дать ему намёк, чтобы он со мной прилёг! И раздвинуть ножки, он, глядишь, поймёт! — Тут мы друг друга поняли без слов! Ведь у нас очень чистая любовь! Нужно что ль осанвэ нам? Мы и так поймём То, о чём думаем ночью мы вдвоём. Зазвучал весёлый, хоть и робкий смех. Решив сделать вид, будто ничего не заметил, Гельмир быстро подошёл и, коротко кивнув своей аданет, густо покрасневшей и сжавшейся в комок, начал раздавать приказы, кому куда идти и что делать. — Поймите простую вещь, — сказал он, подытоживая, — кто бы кого ни поимел, Болдог эльфов или эльфы Болдога, мы все здесь — враги для свободного Белерианда. Мы сдались, значит, предали. И нам теперь нужно себя защитить. Вот почему крепостная стена нужна не оркам. Она нужна каждому из вас. В глазах атани читалась ненависть. Неужели уже не смешно? Или весело бывает только за спиной? Гельмир молча пошёл туда, где планировал начать долбить ров. Скорее всего, в толще лавы отыщутся ещё чьи-нибудь кости. Как это символично! Крепость Моргота будет возведена на братской могиле его врагов. Архитектор подумал, что тоже хотел бы себе такое жилище, и не ощутил ни капли стыда. Этому желанию всё равно не суждено сбыться.