Свет проклятых звёзд 2. От цепей и ошейников к свободе!

Собраться для выхода из дома оказалось неожиданно сложно. Вирессэ вдруг поняла, что для неё важно, как она будет выглядеть в тот момент, когда сообщит Глоссару едва ли не самую важную весть в его жизни. Супруга нолдорского принца могла бы послать слуг за менестрелем, и тот бы пришёл довольно быстро, поскольку вряд ли занят чем-то, важнее обычной репетиции, но... Ей хотелось самой прийти и сообщить обо всём лично, без предупреждений. И чтобы никто не опередил. Только, во что одеться? Подумалось: нужно больше красного. И ничего синего! А причёска? Нет, некогда! Лучше спрятать волосы под шаль. Оставить лишь немного кудрей у лица. Что ещё? Ох, почему же так волнительно? Зачем все эти глупые мысли про наряд? Отругав себя за неуместные тревоги, Вирессэ всё-таки облачилась в красное и поспешила прочь из крепости. Погода резко изменилась: когда Карньо только забирался на стену, в Химринге царила зима, сейчас же ощущалась весенняя ледяная влажность. Холодно будет ещё долго, но воздух всё равно другой — в нём совершенно иные ароматы, от которых на сердце становится светло. Есть что-то радостное и согревающее в морозной жестокости ранней весны. Такая погода напоминает дитя, которому ещё только предстоит научиться быть добрым. Март вечно юн и зол. — Леди Апрель! — воскликнул Глоссар, свесившись из окна здания театра, он заранее заметил спешащую в его сторону подругу. — Солнце воссияло для меня в этот сумрачный вечер, холод развеялся, тьма отступила. — Так и есть, — выдохнула Вирессэ, почувствовав волнение столь сильное, что едва выдавила из себя слова. — Нолофинвэ мёртв. Глаза менестреля округлились, в окне появилось ещё несколько эльфов, в том числе супруга Глоссара. Случайные прохожие, спешившие по своим делам, замерли на месте, повсюду зашелестели шепотки. — Мы все желаем знать подробности! — громко произнёс менестрель, сел на подоконник и свесил ноги, словно собирался спрыгнуть. — Пока я ничего не знаю, — ощутила стыд эльфийка, заметив себя в центре внимания горожан, количество которых стремительно росло. — Карнифинвэ и Алмарил прорвались к нам и сообщили, что теперь верховной нолдоран — Финдекано! А Нолофинвэ погиб. И что случилось, никто не знает. — Неужели никто не воспел столь знаменательное событие? — прозвучал вопрос за спиной Глоссара. — Так приказа не было! — ответили дальше от окна. — Ах, воистину! — супруга бывшего королевского менестреля покачала головой. — Кто же воспоёт Нолофинвэ по собственной воле? — Воспевать необязательно, — заметил Глоссар. — Но плач по королю могли бы и придумать. Ай-ай-ай-ай! Ай-ай-ай! Убили Нольо! Убили Нольо! Убили! Ай-ай-ай-ай! Ай-ай! Ни за что, ни про что, Твари, порешили! Руки сложив на живот, Третий день не ест и не пьёт, Нольо лежит и на пир танцевать не идёт! Только мёртвый Нольо на пир танцевать не идёт... Ай-ай-ай-ай! Ай-ай-ай!.. — Какой ужас, — супруга обняла менестреля и закрыла ему рот ладонью. — Не надо, умоляю. Приказа ведь не было. Жители Химринга сдержанно поулыбались «плачу», рассеялись по улице. В сгущающемся вечернем мраке вдруг послышались призывные удары гонга, обычно означавшие, что будет сказано нечто важное, поэтому нужно подойти ближе к главной башне. Всё больше факелов и фонарей двигались навстречу друг другу, освещая ту часть твердыни, куда направлялся лорд. — Когда Нолофинвэ хотел что-то донести до народа, — спрыгнув с окна и дав знак остальным следовать за ним, необязательно тем же путём, Глоссар со странным выражением на лице заговорил с Вирессэ, — он обязательно требовал поддерживать его музыкой. Представляю, как он завидовал Первому Дому из-за Канафинвэ! Ведь такой талантливый музыкант может заставить слушать что угодно, невольно впуская любые речи в сердце! Только Канафинвэ почти не пользуется своим даром. Но лорду Маэдросу это и не нужно. Его и так слушают сердцами. И дело не в каком-то особом даре, Апрель, а в том, что он окружил себя теми, кто изначально поддержит любое его дело, эхом повторит каждое слово. И сделает это не из страха или принуждения. — Истинная ценность, братья... — лорд Маэдрос поднялся на крепостную стену, встал полубоком к владениям врага, вскинул меч. Свой боевой. — Истинная ценность — это верность. Мы все здесь верны себе и своей цели победить тьму! Мы верны однажды данному слову и общему стремлению! В освещённом горячим и холодным светом сумраке фигура старшего Феаноринга выглядела ещё более величественно. Он был один, без брата, свиты и оруженосца, поэтому внимание не рассеивалось, доставалось только химрингскому правителю безраздельно. — Его слова — песня сами по себе, — вполголоса произнёс Глоссар, обнял подошедшую супругу. — Может быть, он мог бы сам быть менестрелем? Интересная мысль, я раньше об этом не думал. Что, если он не пользуется помощью брата, потому что сам не менее талантлив, поэтому не терпит рядом конкурента? Вирессэ тихо рассмеялась, музыкант хитро подмигнул. — Хотел бы я посмотреть, наблюдают ли за происходящим орки у подножия, и что при этом делают, — хихикнул Глоссар в кулак. — У них ведь плохо с понятием верности. Жаль, что мы не можем это использовать в своих целях — орки нас недостаточно боятся. — Надо это исправить, — супруга менестреля очень ласково улыбнулась. — Если дело только в страхе, мы тоже можем показать себя чудовищами и получить огромную армию. Задумавшись над услышанным, Вирессэ посмотрела в толпу. Действительно, почему столько могучих воинов не могут запугать жалкое орочьё? — Мы верны общему делу и поэтому обязательно победим! — лорд Маэдрос обернулся на земли Моргота, погрозил им стальным кулаком. — Никто не выстоит против мощи нашего духа! Потому что, — старший Феанарион перевёл взгляд на подданных, — враги лишены самой главной ценности, которую мы именуем «Верность»! На короткий миг повисла тишина, но вдруг откуда-то появился Алмарил, не по погоде одетый, похоже, не совсем трезвый, с горящими безумным блеском глазами. — Я рад, — сказал он, хотя по нему было совершено не похоже, — что встретил вас обоих сразу. Вы должны узнать. Арминас погиб. Плевать на Нолофинвэ! Арминас мёртв! Он спас меня и ещё многих ценой своей жизни! — О, Эру... — выдохнула Вирессэ. — Мне казалось, я не удивлюсь ничьей смерти, но... — Мы пытались понять, что происходит, — Алмарил осмотрелся, словно ища кого-то в толпе, — отрядом рванули к краю лавы. Это огромный пласт новой земли! Высокий! И на нас попёрло войско. Арминас... Он не позволил мне броситься в бой самому и приказать это другим, он сделал отвлекающий манёвр, пока мы отступали — поскакал к оркам и потребовал на бой их командира. На него набросился тролль, начал долбить лаву огромным камнем. У Арминаса не было шансов выжить. Его просто расплющили о кусок скалы. Теперь вы знаете. Не пояснив больше ничего, таргелионский принц куда-то очень быстро ушёл, Глоссар молча проводил его взглядом, а потом тихо произнёс: — На месте нашего друга должен был быть Нолофинвэ. Но он ни за что не пожертвовал бы собой ради других. Да и не должен правитель так делать, просто в наших песнях нечто подобное всегда совершал именно Истинный Король. Которым Нолофинвэ не являлся. — Ненавижу ваши песни, — скрестив руки на груди, фыркнула супруга бывшего менестреля владыки. — Такую мерзость даже орки не поют. — А твой муж пел, — Глоссар бросил взгляд на едва не плачущую подругу. — И поэтому я бы постыдился возвращаться в Аман. Леди Апрель, ты не представляешь, каким позором мы себя покрыли! И дело не в кровопролитии, всё гораздо хуже! — Мне всё равно, — улыбнулась Вирессэ, всхлипнув. — Сейчас твоя жизнь начата с чистого листа и точки на нём. — Мы дадим бой! — прозвучал голос лорда Маэдроса. — И начнём освобождение Белерианда! Мы отомстим за каждого погибшего! И заставим Моргота отплатить за каждую слезу тысячекратно! Айя Феанаро! В ледяном, но по-весеннему ароматом воздухе грянули хором множество голосов. Так могла звучать только Тема Победы.