Свет проклятых звёзд 2. От цепей и ошейников к свободе!

В первый момент объятия полнились страстью, поцелуи были жадными и горячими, но очень быстро всё начало меняться. Ещё по пути в постель Вирессэ заметила стремительное охлаждение, супруг начал зажиматься, словно был в спальне не с супругой, но с любовницей, и у него появились сомнения, хочет ли он изменять жене. В первый миг Вирессэ решила — ей показалось, попыталась ласкать нежнее, но страсть просыпалась песком сквозь пальцы, оставив непонимание и тревогу. — Прости меня! — вдруг выпалил Карнифинвэ и, сев на кровати, схватился за голову. — Я не заслуживаю тебя, не могу находиться здесь! Меня даже на совет не позвали! Понимаешь? Здесь от меня уже отреклись! И правильно сделали! Я всю дорогу думал, что уже не нужен тебе, ведь я... Он не договорил, закрыл лицо руками. Вирессэ чуть отстранилась, пытаясь понять, что происходит. Если муж действительно считает себя ненужным, то нет смысла его разубеждать — Нолдо не станет слушать. Однако, он всё ещё здесь. Зачем? Ему нужно сочувствие? Эльфийка быстро поднялась, собрала первой попавшейся еды, налила вино в два бокала и поставила перед Карнифинвэ. Выпила сама, приглашающим жестом указала на хмельной напиток. — Ты не представляешь, как я волновалась за тебя! — заговорила Вирессэ, решив всё-таки попробовать разобраться. Очень не хотелось верить плохому предчувствию! К тому же «обрести, чтобы потерять» не могло означать столь глупого конца любви. — Ты был взаперти там, а мы оказались осаждены здесь. Я в полной мере ощутила твоё отчаяние, поняла, каково это — знать о бедах за стенами и не иметь возможности выйти и помочь! Это правда ужасно! Стараясь, чтобы голос звучал не фальшиво, эльфийка осторожно наблюдала за мужем. Было похоже, что её речь не задевала ничего в сердце Карнифинвэ, между супругами на глазах разрасталась пропасть. — Было очень страшно, когда началось землетрясение, — зашла с другой стороны Вирессэ, подумывая просто оставить мужа в покое, дать ему время прийти в себя, но пока не уверившись в правильности такого поступка. — Жители города действовали слаженно, все помогали друг другу, поддерживали, но не было уверенности, что гора не рухнет. — Прости, Вирессэ, — вдруг Карнифинвэ поднял голову и прямо посмотрел жене в глаза, — я не знаю, что делать дальше. Я искренне рад, что тебя приняли здесь, что ты прижилась. Но я всех подвёл. А ещё хуже, что... Понимаешь, там, вне стен Химринга случилось очень многое. Я слышал далеко не обо всём, но одно точно — мои отец и дядя не придут на помощь. И, скорее всего, остальные братья лорда Маэдроса тоже. Ни родные, ни кузены. И, если командир Барад Эйтель готов бороться против армий Моргота, то остальные даже этого не делают. А среди людей и гномов — сплошь предатели! — Ты должен рассказать это лорду Маэдросу, — серьёзно ответила эльфийка, — и неважно, звали тебя или нет. — Алмарил уже рассказал, полагаю, — Карнифинвэ отвернулся. — Но мне теперь стыдно показываться на глаза жителям крепости! Из-за отца! — Мы — не наши родители, — пожала плечами Вирессэ. — Ты здесь и готов сражаться. — Ты знаешь, почему я смог сбежать из Хитлума? Это не был героизм, понимаешь? Кто мне теперь поверит? Смотря на мужа без эмоций, жена не могла решить, стоит задавать вопросы или спорить, или нет. Повисло молчание. — Я ничего не знаю, Карньо, — спокойно произнесла Вирессэ, прервав гнетущую тишину. — Мы же в осаде. Карнифинвэ взглянул на супругу так, словно она сообщила о чём-то невероятном. Некоторое время он ничего не говорил, а потом вдруг рассмеялся. Очень заразительно. Вирессэ не сдержалась и захохотала тоже. Пропасть между супругами стремительно уменьшилась, исчезла, не оставив ни трещины, ни рубца. Эльфы крепко обнялись, губы соединились в страстном поцелуе. — Я всё равно прорвался в осаждённый город, — с хитрой ухмылкой выдохнул Карнифинвэ, повалив супругу на постель и беря штурмом крепость, где ворота никогда для него не закрывались. Быстрое наслаждение лишь ещё больше распалило, ласки стали жарче, для двоих влюблённых исчезло всё, кроме них. Новые вспышки удовольствия, стоны, слегка прикусанные губы, частое дыхание и движения в такт — существовало только это, и лишь ощущение, будто кто-то ждёт за дверью заставило вернуться к реальности. Карнифинвэ резко вскочил, накинул рубаху, натянул штаны, потом обернулся к не слишком изумлённой супруге. — Представляешь, — сказал он без предисловий, — когда узурпатор исчез, меня обвинили в его убийстве. — Что? — в глазах эльфийки сначала отразилось изумление, а потом сын нолдорана Питьяфинвэ осознал — жена, ничего про смену короля не знавшая, поверила в самую нелепую чушь. — Нет! — запротестовал он. — Я этого не делал! Знаю, ты помнишь про спрятанное оружие, про мои слова, но Вирессэ! Нет! Это был не я! И, прошу, не разочаровывайся во мне! Умоляю! В дверь осторожно постучали. — Никогда, — заверила эльфийка. — Как ты мог такое подумать? Карнифинвэ подождал, когда супруга спрячется в одежде и одеялах и впустил посланника лорда Маэдроса. Не зная, радоваться приглашению на разговор или нет, принц Эстолада нервно заломил руки, накинул плащ, с трудом обулся и исчез в каменном коридоре. — Верховного нолдорана убили? — будто лишь сейчас осознала услышанное Вирессэ. — Глоссар должен об этом узнать! *** — В этом, — металлическая рука в кожаной перчатке указала в сторону северных окон башни, — не виноват никто из нас. Карнифинвэ ощутил, как колотится сердце. Всю дорогу до того самого зала ему казалось, будто пол ходит ходуном, а ступени то отдаляются, то приближаются, но теперь опора окончательно ушла из-под ног. Перед ним был дядя, надежды и ожидания которого ничтожный полунолдо не оправдал, планы сорвал, доставил гору проблем и не смог ничего исправить самостоятельно. Что за столом есть ещё кто-то, принц Эстолада даже не заметил. — Для нас больше не существует мира, который был до, — Маэдрос снова указал на север, — посмотри на новый мир. И мы не виноваты в том, что он такой. Никто не мог предугадать или рассчитать столь огромного масштаба катастрофы. Мы никогда не видели подобной мощи. Конечно, есть кое-что, на что следовало обратить внимание. Я постоянно пытаюсь понять, почему никто не придал этому значения, и каждый раз прихожу к выводу, что мы все мыслили не в том направлении, мы забыли, что Моргот — Айну, забыли, что это на самом деле означает. Мы все знали, что прежде крепость Моргота, пусть, возможно, и не главная, была внутри трёхглавой горы. Но потом её покинули все жители, и постепенно освободили огромные территории, прилегающие к горам. Мы должны были предположить худшее, но нашей стратегии хватило лишь на рвы. А мы должны были отступить на не меньшее расстояние. И этот просчёт стоил жизни целой армии, Карнифинвэ. Но в этом нет ничьей вины, поскольку никто и никогда ранее не видел столь разрушительной мощи Айну в действии. Мы лишь слышали рассказы о том, как обрушение светильников Варды непоправимо состарило Арду. Но мы не знаем, как именно Моргот обрушил Иллуин и Ормал. Нам об этом не рассказали. И ведь ранее никто не задавали вопросом, почему. Почему Валар не говорили эльфам, что именно сделал их брат с теми исполинскими творениями Элентари? И почему мы не спросили? Или вопрос задавался, но Валар не ответили? Если это так, то почему? Может быть, — старший сын Феанаро Куруфинвэ на короткий миг отвернулся от северных гор, — потому что есть дела, что можно совершить лишь однажды? Может быть, Моргот больше не в силах нанести столь разрушительные удары? Поэтому Химринг не рухнул, поэтому на равнине появляется нечто вроде новой крепости — символа захвата этой территории? Может быть, и столь мощное извержение Моргот повторить не в состоянии? Карнифинвэ не знал, как ответить. Понимая: нужно сказать хотя бы что-нибудь, он начал судорожно соображать, подбирая слова полного согласия с речью дяди, но вдруг незамеченный до этого времени Макалаурэ подал голос. — Карньо, — произнёс он ласково, словно мама, — тебе только что сказали, что не злятся на тебя, и прошлое больше не имеет значения. У нас под окнами поиметый Белерианд, где правит уже не Нолофиньо, нам надо решить, как воевать дальше. У тебя есть предложения? — Я его не убивал! — выпалил Карнифинвэ неожиданно даже для себя. — Я сидел в покоях, ко мне ворвались стражники и заявили, что узурпатор пропал, а меня бросили в тюрьму! Потом Варнондо пытался заставить меня от имени Первого Дома отречься от власти в его пользу! Я отказался, то есть, я сделал вид, что согласился, чтобы меня взяли на переговоры, где я бы сказал всё, что думаю. Но Финдекано, придя с армией на площадь, просто всех перестрелял, а кого не убил сразу, казнил потом. Не разбираясь... — Раз ты жив, — медленно произнёс Маэдрос, не выражая никаких эмоций, — значит, всё-таки разбирался. Он прибыл с женой? — Нет, — задумался Карнифинвэ. — Не знаю! Я не видел. Её... Финдекано заявил, что верховный нолдоран теперь он, и разрешил мне идти спасать Химринг. И я пришёл. — Вот оно что, — почти без иронии отозвался лорд. — Что ж, ты действительно нас спас. Посмотри на карту, уточни, всё ли верно нарисовал Алмарил и скажи, кем ты видишь себя в будущем сражении. — Я бы помогал лекарям, — честно сказал сын нолдорана Питьяфинвэ, вспоминая поход и стычки с орками. — Хорошо, — Маэдрос замер перед окном. — Посмотри ещё раз на то, как изменился мир, в котором мы сражаемся. — Мир, в котором мы сражаемся, — повторил Макалаурэ, неотрывно глядя на две тёмные фигуры в светлом проёме. — Ты не хотел сказать «Живём»? Или хотел, но не сказал? В любом случае, брат, не забывай, что жизнь, даже во время войны, это не только сражения и подготовка к ним. — А ты, брат, — почти не ставшим неприятным голосом ответил Маэдрос, — не забывай, как называют твоё королевство. Менестрель не ответил, что-то тихо запел себе под нос. Карнифинвэ посмотрел в направлении, указанном дядей. Облака опустились низко к земле, однако не затянули всё сплошной пеленой, поэтому взорам открывался скорбный пейзаж, к которому действительно совсем не подходило слово «Жизнь». Вот он — новый мир. И в нём предстоит воевать.