Реквием

Painful kiss — akiaura & LONOWN. Dollhouse — The Weeknd & Lily Rose Depp.

***

      Рик хотел втащить самому себе за то, что не заметил этого ранее, но сейчас он сидел, скрестив руки на груди, и сверлил мрачным нечитаемым взглядом корочку запёкшейся крови от разрыва кожи в уголках губ своей внучки, и это пиздец как его напрягало. Это было первым, что он заметил.        Вцепившись длинными пальцами в ткань халата чуть выше локтей, Рик отстранённо отвечал на вопросы Бет, изредка поворачивая к ней голову и тактично делая вид, что он не заметил новой помады, причёски и красивого платья его дочери, полностью игнорирующей своего, по-прежнему залипающего в планшет, мужа-мудака.       Бет определённо нашла себе кого-то получше, чем Джерри, и ходила с этим кем-то на свидания вот уже второй месяц, нередко после них возвращаясь только к утру. Рик спросил её об этом только один раз, но дочь расплылась в загадочной улыбке и сказала что-то про то, что это ради детей.       Рик понял её намёк. Понял, что Бет не хотела для своих дочерей такого же детства как у неё — без настоящего отца. Но почему любовник её не мог стать отцом для детей? Почему они должны были терпеть Джерри? Но Рик не поднимал эту тему с ней больше.       Морти избегала его взгляда. Девчонка определённо была не настолько глупа, потому что, очевидно, знала, что столкнувшись с ним взглядом, не сможет утаить мольбы о помощи в своих карих оленьих глазках, а Рик, поворчав, конечно же, поможет. Но почему-то Морти боялась помощи, а Рик, вцепившись в неё прищуренным взглядом, всё пытался найти этому причину.       Девчушка, очевидно, нервничала, елозила по стулу и дрожащей рукой ковыряла овощи в тарелке, опуская пристыженный взгляд вниз и шумно сглатывая, всё дожидаясь, пока его дед перестанет сверлить в ней дыру. В свои семнадцать Морти почти перестала быть той запуганной замухрышкой, раскрепостившись и став более уверенной в своих силах, более дерзкой.       Этому всему было его, Рика, влияние. И немножко Саммер, как старшей сестры. Но сейчас она будто откатилась на пару лет назад, снова нервно заикаясь и избегая прямого взгляда.       Отставив тарелку в сторону, Рик шумно отодвинул стул и поднялся, на ходу доставая портальную пушку из кармана лабораторного халата и флягу с крепким алкоголем, делая глоток.        — Вставай, вставай, Морти, — обронил, не глядя, мужчина. — Мы ид-эгрх-ём на очередное приключение! Мне надо слетать в одно местечко и мне пиздец нужна твоя помощь там, М-морти.        Он не смотрел на потерянно вскинувшую голову внучку, не хватал её за руку и не тащил в открывшийся зелёный портал насильно, что её, определённо, смутило, но Морти послушно встала со стула и поплелась на негнущихся ногах за высокой фигурой Рика, хоть и к своим семнадцати годам почти толком не выросла в росте. От сгорбленных неуверенно плеч девушка казалась лишь ниже и меньше, хотя достигла отметку в метр шестьдесят пять, а затравленный взгляд неприятно что-то скрёб в груди у учёного, от чего он нахмурился.       Они не брали с собой тарелку, но идущий по какому-то межпланетному рынку Рик по-прежнему не смотрел на внучку, в целом, держался отстранённо и холодно, сохраняя между ними напряжённое молчание, что доставляло Морти слишком очевидный дискомфорт, но та не решалась нарушить тишину.       Рик молчал всю дорогу, а девушка неуверенно плелась следом, так и не пытаясь понять, зачем именно она была нужна родственнику. А спрашивать было страшно.       Ничего такого не случилось, на них никто не напал, и Рик всё так же не проронил ни слова в адрес Морти, хотя раньше и пяти минут бы не провёл, не комментируя её действия. Он лишь посматривал краем глаза на внучку, пока та не замечала, испуганно оборачиваясь и осматривая пространство вокруг них на наличие опасности.       Пушка удобно покоилась в кармане её широких джоггеров чёрного цвета, а на ногах были чёрные берцы — самая удобная для любого рода приключений обувь. Сверху была лишь жёлтая толстовка с выпуклостью в груди, ведь даже безразмерная толстовка не скрывала её размер.       Рика злило до одури, что он не мог понять, что происходит с Морти, а одного взгляда на неё было достаточно, чтобы понять, что она не станет с ним об этом говорить.       Это удручало. Удручало, заставляя впиваться ногтями во внутреннюю сторону ладони, оставляя там следы-полумесяцы, чтобы хоть как-то наказать себя за несусветную тупость, что не смог догадаться раньше, что не смог сделать так, чтобы Морти, его внучка и верная напарница, могла доверить свои переживания ему. Он ведь сам всё разрушил — сам посылал нахуй, сам смеялся над ней, сам искал лишний повод задеть Морти за живое.       Не то, чтобы это было оправданием, но Санчез катастрофически нуждался в том, чтобы цеплять свою напарницу, пытаясь добиться от неё хоть капельки чего-то, кроме её плаксивой истеричности и неуверенности.        А когда удавалось добиться от девчушки хотя бы вспышки гнева, чтобы та могла совершить попытку отстоять свои границы перед дедом, не знающим грани морали, у Рика глаза загорались опасным интересом и он продолжал напирать, как танк, оценивая её границы и пытаясь понять, когда Морти прорвёт. Но теперь это сыграло с ним плохую шутку.        Ты сам виноват.        — Э-эй, Рик, — наконец, раздался голос Морти. — Зачем я тебе тут?        Рик смерил её сдержанным взглядом и поджал губы, удерживая себя от очередной колкости. Вместо этого он лишь протянул к ней руку и почувствовал, как вся Морти испуганно сжалась и вздрогнула, словно Рик решил бы замахнуться, но ведь он не собирался… Морщины на лбу мужчины проступили ярче от того, с какой силой он нахмурился, понимая, что у Морти чертовски большие проблемы.        — Ты моя напа-эгрх-рница, М-морти, — отозвался Рик. — Рик и Морти на сто лет, помнишь, Морти, помнишь?        Морти дёргано кивнула пару раз и Рик попытался снова, в этот раз куда медленнее, положив руку на голову девушке и чуть взъерошив её короткие каштановые волосы, удивляясь их мягкости и шелковистости. У Рика что-то задушено упало вниз, но он не нашёл в себе силы разобраться с тем, что там в этот момент почувствовало его блядское сердце снова. Всё, что он и так знал — девушка его до ужаса умиляла, заставляя уголки губ дёргаться в попытке сдержать улыбку.        — Ты, ты моя подстраховка на с-случай, если что-то пойдёт не так, Морти, — продолжил Рик. — Да и не помешало бы тебе пропердеться, Морти, а то зачахнешь скоро дома.        Морти понятливо кивнула и отвела взгляд в сторону, обняв себя руками. Как бы ни пытался Рик вести себя мягче, а за один день внимание и доверие внучки не завоюешь, но Рик и до этого так отчаянно тянулся к ней, так же отчаянно и пытаясь её отгородить от монстра внутри себя.       Не должна она страдать из-за желаний Рика, старого алкоголика. От возникшей между ними тишины мужчине стало даже слишком неуютно и тот покосился на девчушку, пытаясь пихнуть её в бок локтем, ободряюще улыбаясь.        — Не будь ссыкушкой, М-морти, — бодро сказал он. — Закончим и сгоняем за мороженым.        Кажется, упоминание мороженого немного взбодрило её и та даже попыталась неловко растянуть уголки рта в ответной улыбке, так что на душе у Рика что-то оттаяло и приятно тянуло — в тот же миг захотелось сгрести её в крепкие объятия и Рик дёрнулся, словно сам не ожидал от себя такого сильного желания, буквально распирающего его изнутри, заставляющего одёрнуть уже потянувшиеся к внучке руки — та и так выглядит зашуганной и испугалась протянутой к её волосам руки. 

***

      Нет, всё не должно было случиться именно так. Это полнейший пиздец.        А пиздец это потому, что Морти устроила прилюдный и нихуёвый такой минет достаточно длинной ложке для мороженого, совсем не обращая внимания на то, как белая капля стекала по её подбородку и по шее вниз, скрываясь под воротом жёлтой толстовки с длинными рукавами и большими карманами.       В процессе наблюдения за поглощением пиздюковского мороженого, Рик заметил, как и отметил для себя в голове, что девушка уже давно носила кофты исключительно с длинными рукавами даже в самые жаркие дни или на самых горячих планетах, нервно одёргивая края рукавов вниз.        Но мыслить об этом ему не позволила сама Морти. Зрачки Рика расширенны, кадык дёргался с завидной периодичностью, а язык то и дело вылезал наружу и его кончик проходился по вмиг высохшим губам, пока Морти, игнорируя весь мир вокруг, кажется, испытывала на прочность собственную глотку — на пробу совала ложку как можно глубже, а она, на минуточку, была достаточно длинной, чтобы разыгралась риковская фантазия.        Не думай о ней.        Но он не мог. Санчез просто не мог оторвать взгляда от того, как блаженно его внучка прикрывала глаза, улыбаясь, и, блять, стонала, как грёбаная порнозвезда, когда очередная порция ванильного мороженого утонула в её глотке. Ложку она засовывала всё глубже, заставляя Рика поймать себя на мысли, что он вцепился рукой в край стола и дышал прерывисто. Чёрт, ткань брюк неприятно давила в районе паха.        Блядство, блядство, блядство!       Рик самый настоящий больной ублюдок, моральный урод и ёбаный извращенец, раз уж пялился на внучку, сующую себе в горло ложку, представляя на её месте собственный член, представляя, как по нему стекало ванильное мороженое, а внучка самозабвенно слизывала его с покрытой венами плоти, набухающей и стоящей колом.       Рик представил, как запустил бы руку в мягкие волосы Морти, как чуть сжал их, вызвав у девушки шипение, и как резко бы дёрнул бёдрами, заставляя взять его глубже, заставляя внучку тоненько пискнуть. Изо рта Рика сам по себе вырвался тихий хриплый стон.       Чёртова Морти.        Рик едва заставил себя оторвать взгляд от Морти, объедающуюся сладостью, облизывающую ложку, и взглянул на собственный пах, замечая внушительный бугор, мешающий нормально мыслить. Он не помнил, как сорвался с места и скрылся в зассанном туалете, запирая за собой кабинку, но помнил, как облегчённый вздох сорвался с губ, когда ширинка перестала давить на стояк.       Рик обхватил правой рукой свой член, собрав с головки большим пальцем предэякулят. Он скалился, ухмылялся хищнически, опасно и совершенно развратно, откидывая голову назад и утыкаясь затылком в стену. Из груди вырвался хриплый смешок.       У него стоял колом член, стоял так, что Морти и не снилось никогда. Морти, сидя там, за столиком совсем недалеко, даже не подозревала, как завела Рика, заставляя того жмуриться и сжимать руку на плоти.       Зажмуренные глаза дали фантазии возможность разыграться по полной и на месте своей большой, чуть мозолистой, крепкой руки с длинными пальцами, Рик представил тонкую девичью ручонку, немного дрожащую и потную от волнения. Морти бы закусила губу, смущённо отвела бы глаза в сторону, лишь бы не встречаться с ним взглядом или не смотреть на его большой пульсирующий возбуждением член, безумно краснея.       И, чёрт, один только вид Морти в его фантазии вырвал из уст хриплый стон, пока Рик двигал рукой всё быстрее, яростно сжимая свою плоть и двигая бёдрами. Морти ужасно сексуально смущалась. И если до её шестнадцатилетия это ещё вызывало у Рика короткий приступ умиления, то вот после её очевидного взросления у Рика начались проблемы.       В памяти возник кадр, как по подбородку и шее девушки стекала белая капля на половину растаявшего мороженого, очень напоминая сперму, и Рику пришлось прикусить собственную руку, чтобы не застонать ещё громче, как школьник в пубертат, которому дали поглазеть на сиськи. Ему так безумно хотелось слизать с её шеи эту каплю, следом оттянув зубами нежную кожу шеи Морти, оставляя след от зубов. Чёрт, он хуже, чем мальчик в пубертате!        В голове возник чёткий образ той же фантазии, которая была с ним ещё когда он сидел с Морти. Рик представил, как толкнулся бы навстречу пухлым и измазанным в мороженом и слюне губам, как уткнулся бы малиновой головкой в стенку девичьей глотки, как хрипела бы Морти, пытаясь отстраниться, чтобы подавить рвотный рефлекс или отдышаться, вобрав воздуха, откашляться.       Но Рик бы не позволил отстраниться — сжимал бы волосы Морти на затылке, заставляя давиться его огромным членом, слишком большим для неё, чувствовать, как по миниатюрному подбородку стекала обильная слюна, пачкая толстовку.        У Морти наверняка бы образовались ранки в уголках губ, слезились бы глаза. И Санчез точно бы не стал излечать эти следы страсти с её миленького личика, чтобы та, краснея, пыталась бы пролепетать матери объяснение — откуда такие ранки, пыталась бы оправдаться, пока Рик, хищно ухмыляясь, следил бы за этим, сидя за столом или в гостиной на диване, даже не пытаясь делать вид, что смотрит телевизор.        Оргазм оказался оглушительным и Рика почти подбросило на закрытой крышке унитаза, пока он остервенело толкался бёдрами навстречу бешено двигающейся руке. Руке, которая теперь испачкана белой жидкостью, совсем как мороженое, которое поедала сейчас его внучка.       Чёрт, а ведь он даже не потрудился объяснить пиздючке, куда так резко сорвался, и та наверняка волновалась. Рик наспех вытер свою руку, свой пах, и вышел из кабинки, застёгивая ширинку и упираясь руками в раковину перед широким зеркалом, смотря на своё чуть взъерошенное отражение.        Какой ублюдок, он дрочил на собственную семнадцатилетнюю внучку, поедающую свой любимый десерт, опошлив буквально каждое её действие. Кадык дёрнулся и Рик отвернулся от своего отражения, включая кран, и тут же с громким “блять!” выключая его обратно, потому что слишком резкая струя воды почти полностью облила его. Ну его нахуй, бумагой туалетной протёр руки и хватит на том.        Что скажет на это Бет?        Напоминание собственного мозга о своей дочери, о матери той, о чьих губах и руках на своём члене он сейчас фантазировал, заставило сердце сжаться и задушено упасть вниз — к желудку, там стуча глухо и быстро. Рик ввёл пальцы в свои волосы, поправляя их, и только потом дёрнул ручку двери, покидая помещение и хватая запястье своей внучки, блять, которой пришлось отбросить мороженое в сторону. Не доела ещё, чтоли?        — Р-рик? Где ты б…        Морти не успела договорить, потому что Рик шикнул на неё, но не посмел бросить даже колкого взгляда, что уж о хоть каком-нибудь слове, открывая зелёный портал. Он почти пихнул Морти в него, которая тут же плюхнулась на диван в гостиной, прямо рядом с развалившейся на нём Саммер.       Та, кажется, что-то ей сказала, но Рик быстро ушёл, а дверь гаража громко хлопнула. За дверью послышался нервный и дрожащий, высокий голос Морти, истерично и громко посылающий сестру нахуй.       Рик вцепился руками в собственный стол и согнулся, дыша резко, словно кросс пробежал, и упёр взгляд на побелевшие костяшки. Чувство вины и тошноты, застрявшей в горле, омерзения к самому себе и стыда, накрыло его с головой, заставляя почти скулить.       И так было каждый чёртов раз, такое он переживал всякий раз, стоило в голове хоть на долю секунды возникнуть образу Морти, делающей каждый раз что-то неприличное. Она будто сама не замечала, какими двусмысленными были её действия, а иногда для фантазии Рика ей даже не приходилось ничего делать.        На задворках сознания всё ещё была мысль о том, что стоило кое-что проверить, вспоминая о том, как, даже наслаждаясь вкусом мороженого, Морти нервно дёргала края рукавов толстовки, стоило тем хоть немного задраться от вечно дёрганых движений девушки. Но решился он проверить это только ночью, когда часы показывали полчетвёртого утра — идеальное время.       Рик поднялся наверх и аккуратно приоткрыл дверь, ведущую в комнату Морти, так тихо, медленно и аккуратно, словно, издай он хоть звук, его непременно убьют.        Морти спала, чёрт, даже ночью в кофте с длинными рукавами, и это заставило Рика нахмуриться пуще прежнего — из всей семьи только он мог ворваться к ней без стука, толком даже не смотря на неё, и утащить в портал, или ещё ради какой-нибудь хуйни, но после пары оглушительно-громких истерик девушки, он прекратил врываться, предварительно стучась.       Тогда чего Морти опасалась на своей территории? Сцепив челюсть до скрипа зубов, Рик сделал пару решительных, но по-прежнему тихих шагов к постели девушки.        Поза ужасно незащищённая, она спала спиной к стене и поджала к груди ноги, и руки обнимали себя, будто ей было холодно, но открытые ноги скинули с неё одеяло уже давно, то валялось на полу, на ней были лишь трусы (Рик искренне старался не пялиться на округлые бёдра), а в помещении было даже слегка душновато — воздух был спёртым, словно Морти давно не открывала штор и не проветривала окно. Положение её рук позволило Рику аккуратно поддеть ткань рукава на одной из рук, и потянуть её вверх, почти до локтя.        Рик шумно сглотнул и моргнул пару раз, потому что, быть может, ему это всё лишь показалось в темноте мортиновской комнаты, но ужасная картинка перед глазами не хочет исчезать и он нервно подумал о том, как что-то противно заныло в грудной клетке, задушено падая вниз и разбиваясь, словно об острые скалы.       Всё очень-очень плохо, ну вот прям пиздец!       Он чувствовал, как сердце словно откалывало, разбиваясь на мелкие осколки, как окутывал его орган противный спазм и мужчина почти схватился за сердце сквозь ткань одежды и кости грудной клетки.        На тонком и хрупком запястье Морти красовался фиолетовый и до ужаса болезненно-выглядящий синяк — след чужой стальной хватки, но Рик точно знал, что этот след не его, потому что он, хоть и дёргал её за кисть, не сжимал её так сильно, и только сейчас, в виде очередного спазма в сердце, пришло осознание, что Морти, наверное, было безумно больно, пока Рик вот так легко таскал её за больную руку.        Но это было не самым худшим. Худшим была просто охуеть огромная куча белых полосок от самой кисти до локтя, самой разной длины и толщины — где-то шрамы совсем слабые и едва заметные, где-то совсем грубые и глубокие, слишком заметные и очевидные.       Поверх старых шрамов были новые — отвратительно красные и бордовые в самом центре и болезненно синие вокруг, видимо, слишком плохо заживали — видно, что старые, но от чего-то всё ещё не порозовевшие. Хотя розовые полосы кое-где тоже виднелись и выглядели они тоже нехорошо.        Видимо, Морти настолько часто делала это со своими руками, что порезы уже попросту не могли зажить, оставаясь отвратительными и очень яркими. В желудке Рика что-то перевернулось.       Он не стал задирать второй рукав, боясь, что зрелища он попросту не выдержит, хотя за свою долгую жизнь Санчез повидал слишком много ужаса, даже гораздо более отвратительного, чем порезы его внучки. Он закрыл рот кулаком и практически рухнул на пол у кровати Морти, ошалело глядя на неё.        Почему, залечивая её раны от боёв раньше, Рик отставал от Морти, когда та панически-нервно заверяла его, что под рукавами толстовки точно нет ран и что даже простой осмотр не нужен? Почему Санчез не настаивал?       И почему Морти так не хотелось стирать шрамы со своих рук?       Видимо, чтобы шрамы зудели, болели, не в силах нормально зажить, чтобы напоминали Морти о том, зачем она их оставила. Но в чём причина?        Ты упустил её.        Просидел он так, пока сквозь щель в шторах не стал виднеться свет солнца, встающего из горизонта, и встал, чувствуя, что все мышцы затекли. Но ему всё равно, Санчез резво стал лазать по каждым ящикам и возможным потайным местам Морти, находя даже любой намёк на острое лезвие, и складывая его в карман лабораторного халата.       Может быть, это не поможет, ведь его умная внучка вполне могла закупиться ещё такими лезвиями в любом канцелярском магазине, будь он не ладен, но Рику ужасно хотелось хоть на миг создать для себя иллюзию того, что он на короткое время предотвратил самоистязание Морти над своим телом.        Рик обязательно узнает, чёрт возьми, что за проблемы у его внучки, и убьёт каждого, кто довёл её до этого. В прикроватной тумбочке, в самом нижнем отсеке, нашлось ещё одно лезвие и потрёпанная жизнью книжка.       В тусклом свете её комнаты на тёмной обложке было не разобрать названия, но открыв первую страницу и едва не выколов себе глаза от темноты, Рик понял, что это — личный дневник Морти. И пусть он был ужасно любопытным, пусть ему хотелось узнать, что с девушкой, он не стал забирать дневник себе, не стал читать.        Рик был извращённым ублюдком, вожделевшим и любящим свою внучку слишком непозволительно и грешно, но он всё-таки не был настолько уродом, чтоб ковыряться в душе Морти, читая её дневник. Не для этого он решил, что обязательно вернёт доверие пиздючки.       Пусть и грань морали для него была стёрта, пусть он и признался самому себе, что любить и желать внучку — нормально, ведь грани морали каждый человек определял для себя сам, а в Космосе до этого вообще никому не было дела. Но на Земле не поймут. На Земле Рика назовут грязным педофилом и извращенцем, игнорируя тот факт, что он никоим образом не позволял своей больной любви касаться Морти.       Рука, чуть дрогнув, отложила книжку обратно и закрыла ящик. С осмотром комнаты было покончено и Рик, поддаваясь порыву, наклонился, оставляя на запястье Морти слабый поцелуй.        Та слабо дёрнулась во сне, но не проснулась, забавно сморщив нос. Рик ушёл из комнаты, осторожно прикрывая дверь, и заперся в гараже, утопая в алкоголе и глуша им свои мысли. Все найденные лезвия, даже вытащенное из точилки для карандашей, были уничтожены.        У Морти охуеть какие проблемы и Рику нужно было понять, какие именно.

***

«Ведь только вспоминая добро, я могу забыть о зле.»

©Александр Дюма "Граф Монте-Кристо".