
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Когда Ичиго пришёл туда – он был сломан и раздавлен. Что ж, теперь сложно сказать – исцелился он или разбился на еще большее количество осколков.
Примечания
Нужные главы отмечены рейтингом и пейрингом. После десятой главы сделано разветление повествования на две альтернативные ветки в связи с каждым пейрингом – отношения и с Гриммджо, и с Киске получили свое продолжение и финал. Вы можете читать только одну ветку с пейрингом, который вам нравится! Получились две истории, две параллельные вселенные!
В работе много размышлений о причинах поступков, много самокопания, чувства вины, благодарности, горечи и любви, веры в светлое будущее и ощущения безнадежности собственных грёз. Метки Философия и Психология отображают этот момент, поэтому будьте готовы к глубокому погружению во внутренний мир Ичиго Куросаки.
Ичиго девятнадцать лет в начале истории, Гриммджо – тридцать восемь, Урахаре – тридцать три.
Как будут строиться взаимоотношения главных героев в непростой рабочей атмосфере? Что ожидает их на пути с проблемами в виде разных статусов и здоровой (или нет) конкуренции?
И что такое взаимная любовь?
Работа была написана в период с 22 января по 16 сентября 2024 года.
Посвящение
Моему другу. Ты всегда поддерживал меня и продолжаешь это делать. Люблю и ценю.
А ещё благодарю тех, кто посмотрит тг-канал по этой истории (и по другим в будущем) – https://t.me/+NNy2Rjsj3uJiZDI6
В нем картинки, музыка, дополнения и пояснения с анонсами будущих историй – в общем, все для вас.
Глава 13. Прощение. Альтернативная ветка. Гриммджо Джаггерджак/Куросаки Ичиго NC-17
12 сентября 2024, 07:16
Сентябрь 2023 года — декабрь 2023 года
не терплю холода и чиновников.
и новости съем, но пред тем - подсолю.
я люблю мамин борщ в два половника.
и в ужасе русь я родную люблю.
Умиротворенные листья цвета яичного желтка стелились по асфальту, отправлялись в краткий полет, поднимаемые колёсами машин и обувью прохожих. Шелестел прохладный ветерок, запуская щупальца в рыжие волосы и охлаждая голову после жаркой аудитории с лекцией на весь поток. Ичиго чувствовал покой – с родителями все было хорошо, их взаимоотношения не были напряжёнными, а встречи лишь привносили уют и домашнее тепло в будни. Гриммджо иногда забирал его из университета и следующим утром отвозил туда вновь, и Ичиго оставался у него на ночь, начиная верить однажды данному слову. – Я не хочу делать тебе больно, – васильковый смысл сказанного с трудом достигал сознания, бьющегося в страхе и непонимании. – Прости, – продолжил Гриммджо, и слова явно давались ему с трудом. – Я ничего не сделаю, пока ты не попросишь сам. Он действительно ничего не делал без инициативы Ичиго, но отвечал на каждый его шаг навстречу соразмерно, не торопя, не принуждая, не склоняя к чему-либо, и это было воистину удивительно. Все резко изменилось во второй половине сентября с показом комнаты по адресу: улица Технический Завод, дом девяносто один. Срань господня, как же она угнетала пробивающейся из-за сырости и отсутствия вентиляции плесенью на стенах, вздутыми полами и покалеченным из-за затопления ремонтом. Его последнее дело, его последний обет. Он не смог найти покупателя для нее летом, не успел сдержать обещание, данное одной из его клиенток – пожилой даме, которая однажды доверила ему самое большое свое сбережение, единственную недвижимость, купленную для дочери. Это была квартира в “Каракуре” – так он и познакомился с ней в отделе продаж. Позже она решила её реализовать и купить общежитие в городе, а вырученную разницу вытащить на лечение родного отца. Теперь же стояла задача продать и гостинку. Все внутри крутило при взгляде на это помещение и ведущий к нему коридор, в котором вечно находился сосед-инвалид и курил дешёвые сигареты. Отсутствие результата после показов сжимало сердце в тиски, перекрывая клапаны, и вызывало ощущение гнетущей пустоты в грудине. Кто он такой? К чему стремится? Почему не может совершить простое действие и освободиться? В ноябре Гриммджо в очередной раз заехал за ним в университет, и Ичиго с облегчением отвлёкся от назойливых мыслей об отсутствии собственной компетентости и умения сдерживать обещания. – Как день прошёл? Ичиго, уже разувшись, прошёл в кухню-гостиную и оставил рюкзак около дивана. – Нормально, – он вытащил тетради с лекциями и положил их на низкий журнальный столик. – Мне нравится, как преподают нам гражданское право. – А остальное? Раздался звук наливаемой в кружку воды, и Ичиго обернулся – Гриммджо стоял возле раковины и, оперевшись бедром о столешницу, пил воду крупными глотками. Разглядывая каждую деталь открывшейся ему картины, он невольно залип на движениях кадыка, на открытых предплечьях с мышцами, играющими под кожей, на белую рубашку без единого пятна, на бедра в соблазнительно подчеркивающих все нужные выпуклости брюках, и сообразил, что ему задали вопрос, лишь случайно наткнувшись на выжидающий взгляд напротив. Вот незадача, он совсем забыл, о чем его спрашивали. – Что? – с неловкой улыбкой, с искренним непониманием, чего от него хотят. Глаза цвета неведомого ему океана прищурились, словно позабавленные его реакцией, а руки, что привлекли его внимание ранее, отложили кружку на столешницу. Господи, помилуй, какие же у него руки. – А остальное нравится? – терпеливо, без намёка на раздражение, спокойно и с интересом к его маленькой жизни. Вопрос виделся гораздо шире, чем изначально подразумевался. Ныне существование не напоминало горение в адском котле, как это было весной – Ичиго думал, что приобрёл наконец-то компас, что рисует маршрут, и пусть он не всегда до конца расшифровывал координаты, это было всяко лучше, чем совсем ничего. Однако в их отношениях с Гриммджо были лишь поцелуи, что казалось почти невинным развлечением – устраивало ли это Гриммджо? Сложно сказать, но то, что он не нарушал данное однажды слово, заслуживая доверие день за днем, было неоспоримым фактом – тем или иным образом все происходящее было ему важно и нужно. А что насчет Ичиго? Может, вопрос все же касался только учёбы, и это его мысли вновь выворачивали все наизнанку? – Думаю, да, – Ичиго нервно облизнулся, с космической скоростью прокручивая в голове развилку событий. В целом, если рационально мыслить, все, кроме долбаной гостинки, было очень даже хорошо – Иссин не делал неуместных замечаний, не трогал его сомнительным образом, мама всегда что-то готовила к встрече с ним и принимала его помощь по дому, Кайен был счастлив с Ренджи, он не опаздывал в университет, а когда возвращался домой и входил в подъезд, то практически всегда его встречал лифт на первом этаже, и не приходилось ждать. Но чего-то не хватало. Он снова посмотрел на Гриммджо – лазурь мягко, но серьёзно изучала его, явно размышляя о чем-то своём, ему непостижимом. Думалось, что синева грозового неба, водовороты бурной реки и волны мирного океана всегда будут иметь долю загадки для него. Хотя бы пару тайн – так точно. Кажется, Ичиго знал, что было нужно ему самому. – Будешь делать домашку? – осведомился Гриммджо, доставая ноутбук из кожаного портфеля и кладя его на стол. Игнорируя вопрос, Ичиго медленно двинулся к нему, не отрывая взгляда, словно завороженный – хорошо знакомые пальцы подняли вверх экран, на котором отобразилась стартовая картинка, локти разместились на столе, а синие глаза сосредоточенно смотрели на изображение. И лишь когда он подошёл ближе, они оторвались от работы и с некоторым удивлением на него посмотрели. Нет, не удивление. Это было ожидание. Ичиго потянулся первым, как и всегда после их встречи в мае – обхватил его обеими руками, прижимаясь к нему, и приложился щекой к плечу, вдыхая такой знакомый аромат – из мяты, хвои, чего-то свежего и древесного, терпкого, остающегося в носу ещё долго после каждого посещения его дома. Гриммджо замер на мгновение, затем выпрямился и уверенно обнял его в ответ, вдыхая запах рыжих волос. Он был немного выше его, поэтому Ичиго наклонил голову назад, задирая подбородок и прильнул к его губам, касаясь сначала почти целомудренно, но затем углубляя поцелуй, отдаваясь страсти, что вспыхнула в нем подобно спичке – ярко обжигая нутро своим жаром. Гриммджо двигался неспешно, явно сдерживая себя – иногда это выражалось в том, как он стискивал его крепче, затем приотпуская, или кусал его губы, но не позволял себе делать это сильно и жёстко, запускал руку в его волосы, не оттягивая их резко, с животной яростью и стремительным напором. Чувствовалась скрытая сила в нем, бурлящая потоком широкой реки, но строящая дамбы раз за разом, дабы не разрушить все вокруг. Проведя ладонью по груди и двигаясь ниже, Ичиго, неожиданно для самого себя, расстегнул пуговицу не своих брюк, раскрыл молнию и запустил пальцы под край, потерев полувставший член через неплотную ткань брифов. Гриммджо с трудом оторвался от него, оглядывая его лицо подернутыми поволокой возбуждения глазами, глубоко потемневшими до шпинели. – Что это значит? Его голос был хриплым, когда он с усилием спросил это – его руки слегка сжали плечи Ичиго, останавливая и его, и себя от необдуманных действий. Ичиго после всех своих размышлений знал лишь один правильный ответ, в котором был уверен. – Это значит, что я хочу тебе отсосать, – с облизыванием губ и ощущением расширившихся в собственных глазах зрачков из-за того, что мир вокруг подозрительно смазывался на периферии, но с неожиданной остротой зрения виделось лицо напротив. – Вот как, – брови слегка приподнялись и рот слегка приоткрылся, выдавая медленное осознание сути сказанного. Лазурь мальдивских вод все так же задумчиво разглядывала его, размышляя о чем-то своём. Стало страшно. Вдруг он откажется?.. Но мысль маленькой змейкой скрылась где-то в ящике с тревогами, что тут же плотно замкнулся – Гриммджо с умеренным напором, так, как того хотелось Ичиго, как он ожидал от него со скручиванием внутренностей в сладостный узел, принялся истязать его рот, проходясь языком по зубам, прикусывая губы, и, порой приникая к шее поцелуями, вёл носом выше, по линии челюсти к уху, возвращаясь к изначальному положению. Ичиго почувствовал, что его мягко ведут спиной, поддерживая в объятии, не давая упасть или споткнуться, аккуратно показывают направление движения, словно это был танец с грамотно ведущим опытным партнёром, словно он верно расставил паруса и плыл, наконец-то следуя подсказкам своего компаса. Гриммджо слегка развернул его за собой, поворачиваясь спиной к дивану и расположился на нем, приглашающе хлопнув рядом по обивке, чтобы… что? Дальше целовать? Ну уж нет, Ичиго не выдержит эту пытку – у него был план, которому хотелось следовать. Поэтому он отрицающе мотнул головой, сел на пол, уперевшись коленями в ковёр, и потянулся руками к рубашке, вытащил ее из полурасстегнутых брюк, которые затем снял единым ловким движением. – Не терпится? – с усмешкой, слегка подкалывающей его отсутствие умения ожидать. Но Ичиго было не до шуток – он сосредоточенно поддел пальцами край брифов, снял их и, сложив, разместил на столике рядом со все ещё лежащими на нем тетрадками. У него было дело поважнее учёбы. Ичиго, не отрывая взгляда от глаз Гриммджо, под его внимательным наблюдением облизнул свою ладонь с внутренней стороны, щедро смачивая её слюной, и накрыл ладонью крупный член, двигаясь сверху вниз, чуть сжал у основания и накрыл головку горячей глубиной своего рта. Послышался тихий хриплый выдох, и Ичиго ощутил пальцы в собственных волосах, ласково перебирающие их – это будоражило серое вещество в голове, посылая электрические импульсы по всему телу, а неожиданное почесывание чувствительного затылка вообще вынесло мозги стремительной пулей. Сразу навылет. Заглотив глубже и плотно обхватив губами напряжённый орган с выступившими на нем венками, Ичиго усердно двигал головой, не обращая внимания на слезы, текущие из глаз, на пошлое хлюпание влаги, и помогал себе рукой, касаясь ими тяжёлых яиц – и неожиданное вскидывание бёдер, слабое, так как Гриммджо точно сдерживался, было лучшим ответом. Другой ладонью Ичиго вёл по бедру выше, и вдруг ощутил руку Гриммджо и его пальцы, решившие переплестись с его в теплом жесте. Ускорившись, втянув щеки для большего давления внутри, Ичиго чувствовал, что разрядка близко – член во рту был невероятно твёрдым, готовым излиться. Его руку вдруг сжали, раздалось короткое рычание, и это стало спусковым сигналом – губы сомкнулись на стволе, не позволяя влаге вытечь, целеустремлённо глотая все до единой капли. Ичиго приложился горячим лбом к бедру Гриммджо, удовлетворенно выдыхая. Его потянули за руку, и Ичиго вспомнил, что их пальцы все ещё соединены вместе. – Хочешь, я тоже тебе сделаю хорошо? – Гриммджо сыто облизнулся и улыбнулся уголком губ. Ичиго подумал, что его разрядка психологически ощущалась как своя собственная, и, конечно, предложение было соблазнительным, но отчего-то именно этого не хотелось сейчас. – Нет, – с промедлением и обдумыванием каждого слова. – В другой раз. Глаза Гриммджо осветило грустное понимание происходящего, определённое сожаление и даже чувство… вины? Ичиго даже моргнул пару раз, неуверенный в интерпретации смысла этого взгляда. Но не ошибся. Это была блядская вина. – Правда, я не хочу сейчас, – Ичиго сжал его ладонь в своей в подтверждение своих намерений. – Всё в порядке. Медленный вздох с принятием. – Ладно. Первая учебная сессия прошла гораздо легче, чем представлялось Ичиго. Декабрь заканчивался, мишуру с елочными игрушками давно развесили по всему городу, плавно падали белесые хлопья, заставляя асфальт сиять белизной, а у них с Гриммджо все было по-прежнему – разве что Ичиго наконец-то созрел до взаимных ласк, позволяя касаться себя тоже. Сначала было страшно, что Гриммджо двинется куда-то не туда, но он был очень деликатен в своих прикосновениях, контролируя ситуацию – не трогал задницу, лишь бедра, не позволял себе срываться на жёсткость, когда дрочил ему, иногда все же кратко выпуская её наружу случайным образом, но не пугая Ичиго своим напором, целовал с характерной для него силой без давящей хватки на шее… В общем, он очень старался. И это невозможно было не заметить – Ичиго все же дураком не был, поэтому видел все и ценил каждый жест. В Новый Год они заехали к родителям, Кайен тоже появился, жалуясь, что Ичиго часто отсутствует дома – лживый наглец, сам вечно тусуется у Ренджи, если кто и имел право жаловаться, так это их кот Зангецу, периодически оставляемый в одиночестве. Вечер не был омрачен тяжёлыми взглядами родителей, – наверное, они все же видели счастливые глаза Ичиго, спокойствие Гриммджо и одобрение Кайена, чтобы сделать какие-то свои выводы и не пытаться уколоть его выбор двусмысленными замечаниями. Когда вечер близился к завершению и пора было собираться, родители тепло обняли его и Кайена, а Иссин пожал руку Гриммджо с улыбкой, даже Масаки подошла к нему и коснулась ладонью его плеча, слегка сжав, словно отправляя некое безмолвное послание. Видим, все в порядке. Надеемся, так будет и дальше. Дом встретил светом лампочки на кухне, предусмотрительно оставленной гореть ещё днем, дабы не искать выключатели в темноте позже. – Я хочу сделать тебе приятно, – проговорил Гриммджо полушепотом, когда Ичиго снял куртку и повесил её на вешалку в гардеробной справа от входа. И спустя столько времени уже верилось, что Гриммджо не зайдёт дальше, не будет склонять к тому, к чему Ичиго ещё не готов – поэтому в голове звенел колокольчиком лишь один ответ. – Я согласен. Его руку взяли в свою и потянули к дивану, указывая на него пальцем в приглашающем жесте, мол, садись. Ичиго послушался и выжидающе посмотрел на Гриммджо, оставшегося стоять рядом на какое-то мгновение, а затем опустившегося на колени возле его ног и расстегнувшего ширинку его джинс. Не может быть. Гриммджо что, сейчас отсосет ему? – Если ты не хочешь, ты всегда можешь об этом сказать, – предупредили, серьёзно взглянув на него почти чёрными в полумраке глазами. Ичиго кивнул, и его брюки стянули с него, положив рядом неровной кучкой, а затем приложились щекой к члену через боксёры, слегка потеревшись. Ичиго никогда не думал, что способен начать возбуждаться настолько быстро. Похоже, Гриммджо действительно собирался это сделать – он снял боксёры до колен, не утруждаясь большим, а затем, довольно ухмыляясь, коснулся своей ладонью ствола, уже наполовину вставшего, и обвел языком головку, кружа по ней кончиком. Ичиго судорожно вздохнул, не в силах оторвать взгляд от зрелища, что видел второй раз в своей жизни с этим человеком – и потемневшая лазурь, окольцовывающая тонким кругом расширенные зрачки в ней, так же внимательно рассматривала его в ответ, изучая его реакцию. Гриммджо проскользил языком от самого основания до верха и погрузил член в горячую тесноту своего рта, принявшись изводяще медленно двигать головой, затем взял в руку яички, перебирая их, и выбил из него полустон-полувыдох, вынуждая прикусить нижнюю губу в сладостном томлении – удовольствие волнами распространялось от чувствительного места по всему телу, вызывая жар и сжирающий его с потрохами голод, о котором он и не подозревал ранее. Заведенный словно мотор внутреннего сгорания от ключа из простого металла, Ичиго зашарил ладонями по дивану, пытаясь его стиснуть в руках, дабы не вскидывать бедра вверх, не долбиться в тёплое горло, не насаживать затылок на член – ему не хотелось срываться на другой ритм, диктовать свои правила, разрушать то хрупкое, что между ними было. Наконец, он нашёл голову с соблазнительно торчащими во все стороны синими прядками, запустил дрожащие от переизбытка эмоций пальцы в волосы, почесал за ухом короткими ногтями и сжал плечо, под кожей которого перекатывались мускулы в такт каждому движению на его стволе. Ичиго почувствовал ладонь на своей кисти, её умеренно сжали, и это было подобием ответа – я тебя вижу, я тебя чувствую, я с тобой. Глаза слезились и прикрывались сами собой, и Ичиго откинул голову назад, ощущая, как солёные капли стекают к вискам, исчезая за линией волос – горение внутри нарастало, приближая его к финишу, и, не успев предупредить, Ичиго излился в совсем не чужой рот, неконтролируемо сильно стиснув плечо Гриммджо. Он попытался приподняться, когда Гриммджо, проглотив все без остатка, принялся вылизывать медленно опадающий ствол. – Я тоже… Но Гриммджо прервал его на середине предложения, ощутимо сжав его руку. – Я справлюсь сам, – Ичиго поражённо посмотрел на него, – сегодня твой день. Встал и ушёл в душ без каких бы то ни было дополнительных объяснений. Блять, что это только что было? В конце осени Ичиго часто отказывался от удовлетворения своих потребностей, просто делая ему минет, лишь иногда распаляясь настолько, что позволял рукой подрочить ему тоже – да как-то и не виделось в этом нужды, ему не хотелось, вот и все. Мысли о собственной импотенции исчезали с внутренним истерическим смешком – да ну, не может быть. Он же не потерял способность возбуждаться и испытывать оргазм, значит, не в этом дело. Ему просто было не надо. Ведь разрядка Гриммджо ощущалась как своя. А теперь он взглянул на все с обратной стороны, и это казалось до ужаса странным – почему не доставить удовольствие друг другу взаимно, почему Гриммджо отказался? С целью показать ему что-то? А может, просто так своеобразно оберегал непонятно от чего? Или дело в вине? Ичиго только недавно перестал винить самого себя за декабрь двадцать первого года – за то, что рассказал все родителям, за увольнение, за робкие надежды и безграничное доверие. Откровенно говоря, между ними все было не очень хорошо с самого начала – тайные отношения между коллегами всегда обречены на скорый конец. Теперь же все было иначе, и Ичиго спустя время приходил к выводу – он сделал все, что мог, для этого. Они оба. Дал шанс, что оправдали, несмотря на прошлое. Учился верить и не возводить себе кумира, видя просто человека. Пытался прощать – не других, с этим всегда было просто, а самого себя. Даже не зная причин. Дверь ванной хлопнула и послышались приближающиеся к нему шаги. Ичиго все ещё сидел на диване, погрузившись в размышления, но отвлёкся, когда Гриммджо подошёл к нему и встал напротив, мгновение разглядывая его своей невозможной небесной лазурью. – Что случилось? – проницательности ему было не занимать. Привлекли внимание мелкие капли, стекающие по плечам и груди ниже, к полотенцу, обернутому вокруг бёдер, тёмные влажные волосы в слипшихся из-за воды синих прядках – Гриммджо снова выглядел гребаным аполлоном, и Ичиго с усилием сморгнул приятное наваждение прочь. – Да все в порядке. И это было правдой, но “все” не всегда значит “внутри моей головы”. – Я же вижу, – Гриммджо упрямо поджал губы и скрестил руки на груди. Теперь не отвертишься. Даже не зная причин. – Как ты думаешь, почему произошло то, что произошло? – неожиданно проговорил Ичиго свой единственный вопрос, что периодически возникал в его сознании. Вот автомобиль мчится, неудачно выкручивается руль, раздаётся скрип тормозов, что безуспешно пытаются остановить бешеное движение колес, и приходит понимание – столкновение неизбежно. – Ты действительно хочешь это обсудить? Другая машина все ближе, от скорости вокруг мешается пейзаж, но видны глаза водителя напротив через лобовое стекло – и эти глаза полны неизвестности ближайших секунд, растянувшихся в бесконечность. – Для меня это важно. Но мои глаза не зажмуриваются от страха перед грядущим, лишь руки сжимают крепче руль, – я готов. Гриммджо вздохнул, взъерошил собственные волосы, вытирая влажную от воды руку о полотенце, а затем присел рядом, сохраняя расстояние в виде метра. – У меня был брак с женщиной в течение пяти лет, – начал, смотря вперёд. – А опыт с мужчинами только в юности, и до серьёзного дело не доходило, – он взглянул на Ичиго, и лазурь сияла искренностью его намерений, чистотой признания. – Я просто не знал, это моя ошибка. Прости меня за это. – Каждый может однажды ошибиться по незнанию, – медленно проговорил Гриммджо, не скрестив руки на груди в попытке защититься, оставаясь открытым. – Люди заслуживают второго шанса. Третьего – нет. По незнанию? О чем он не знал в конце ноября двадцать первого года? Видимо, об этом. Раздался взрыв – вечность страха, застывшая в желе между водителями, завершилась, принося облегчение, освобождая от страданий, и чистый огонь сжёг ошибку, совершенную немногим ранее, дотла. – Я уже давно тебя простил. И, возможно, себя тоже. Ичиго протянул свою руку к нему, прикладывая к его щеке, и ласково огладил пальцем, не страшась какого бы то ни было удара. И подвинулся ближе, забираясь на его колени, обнимая, вдыхая запах свежести геля для душа и чего-то особенного, присущего только лазури мальдивских вод. Гриммджо вздохнул, словно отпуская тяжёлый груз со своего сердца, а затем прижал его к себе, утыкаясь носом в его плечо. Оказывается, не нужно было поджигать себя, чтобы согреться. Фейерверки разукрасили ночное небо за окном.