Юность

Август 2021 года — ноябрь 2021 года 

она ласково будит с утра

и на работу с усердием тащит,

она обнимала любовно вчера,

и однажды поможет сыграть легко в ящик.

Кажется, у Ичиго получилось навязаться… в гости к Гриммджо? Произносилось в мыслях и даже не верилось.  Был обед, слово за слово, Гриммджо сказал о коллекции пуэра у себя дома, Ичиго ляпнул, что не прочь попробовать чай в приятной компании, и Гриммджо ответил “приходи после работы”. Ичиго был в панике.  Что надеть? Принести ли что-то к чаю с собой или это будет невежеством – разбавлять сладостями пуэр, который принято дегустировать без каких-либо дополнений? Накраситься?  Освежить цвет волос? Да блять, какие духи использовать? Вопросы роились в голове, сменяя друг друга с первой космической скоростью, и Ичиго еле выдержал все визиты, буквально сбегая в дом родителей, в который снова переехал, ибо жить одному невероятно тоскливо, минута в минуту, как закончился рабочий день. Экстренно принимая душ, он перебирал в голове варианты сочетаний одежды, твердо решив ничего не нести с собой, так как был немаленький риск попросту опозориться. Выбрав духи – это были Carolina Herrera 212 VIP men, будоражащий аромат из перца, лайма, имбиря, маракуйи и всего, сопутствующего вечеринке – Ичиго осторожно распылил их на шею одним нажатием дозатора, дабы не переборщить, и раскрыл шкаф, пробегаясь взглядом по висящим в нем шмоткам.  Наряд должен был быть сексуальным, но не слишком, а еще привлекательным, но не вычурным, обязательно расслабленным, словно он не парился над его выбором, но не висящим на теле мешком. Ичиго хохотнул себе под нос – чисто героиня сказки с её “хочу то, не знаю, что”.  Глаза метались от одной вещи к другой в поисках идеального. Стоп. Наконец-то образ начал складываться в голове.  Приложив вешалку с рубашкой из муслина к себе, Ичиго с удовольствием отметил заметный, но не слишком глубокий вырез, в котором идеально будут видны цепочки на его шее, обращая внимание на его ключицы. Вытащил бордовые облегающие брюки – не скинни, но подчеркивающие нужным образом линии фигуры в целом и, что уж греха таить, задницы в частности. То, что нужно. Облачившись в выбранную одежду, Ичиго сказал Масаки, что поедет к Чаду, чмокнул её в щеку, выскочил за двери и прыгнул в тачку, заводя мотор. Гриммджо он написал, как только вышел с работы, что будет через полчаса, и в нужное время вполне укладывался. С дрожащим сердцем опустив ручник, он перевёл режим с Parking на Drive. Немного подумал и решил, что будет слишком палевно ставить машину около дома Гриммджо на обозрение всего жилого комплекса – двухэтажное здание находилось на главной дороге, поэтому просматривалось практически всеми жителями этой местности. Перевёл обратно на Parking. Выключил зажигание. Выдохнул. Он решил пойти пешком. Стараясь не бежать, дабы не вспотеть в приторном тепле только начинающегося августа, Ичиго стремился избавиться от зарождающейся тревоги в голове. В теле её уже давно было не унять – нервно дрожащие пальцы и изредка все же вздрагивающие мышцы ног порой подводили его, показывая всему окружающему миру его нервозность. Но внутри можно было хотя бы попытаться. В первую очередь, Ичиго было неясно, о чем они будут говорить с Гриммджо. Точно же не просто пить чай в тишине, делясь эмоциями по поводу раскрывающегося с каждым проливом напитка. Они говорили о чем-то, помимо работы, лишь единожды – когда его машина разбилась в аварии и его в очередной раз подвозили до метро. Тогда Гриммджо рассуждал о том, как влияет на ребёнка отсутствие в его жизни отца или другого лица, замещающего его роль, и как ему бы хотелось почаще видеться с сыном от предыдущего брака, но чаще раза в неделю не получалось ввиду загруженного рабочего графика. Похоже, это было одной из немногих в жизни Гриммджо вещей, о которых он жалел. Если вообще не единственной.  Во-вторых, Ичиго переживал насчёт собственного поведения – как бы не выкинуть какую-либо дичь и не выставить себя полным дурачком. Но это уже было полностью в его руках, поэтому он отсек лишние размышления по поводу возможной неудачи, так как подобные мысли лишь множат тревогу, не привнося в жизнь рационального видения будущего, как бы иначе не казалось на первый взгляд. Дверь молчаливо встретила его теплым после жаркого дня металлом, рядом с которым услужливо расположилась кнопка дверного звонка. Рядом с ней находились входные ворота, отъезжающие по нажатию брелка, и Ичиго знал, что за ними место для одной машины – как-то увидел Гриммджо, заезжающего внутрь. Ещё раз оглядев маленькие туи, растущие ровным рядком вдоль забора, он с превеликим смятением в душе нажал на нужную кнопку и не услышал ни щебетания птиц, ни противного пиликанья – видимо, сигнал шёл сразу в дом, даже не дублируясь для звонящего.  Хлопнула вторая дверь внутри, послышались шаги, и Ичиго коротко вздохнул – кажется, он забыл дышать, пока рассматривал все вокруг.  Было необходимо взять себя в руки. Наконец-то показался Гриммджо и даже сверкнул, наверное, очаровательной улыбкой, если можно так было назвать привычный для него оскал, которым он одарил Ичиго. Эти секунды были верхом дружелюбия, что он когда-либо испытывал на своей шкуре. – Проходи, – махнул рукой объект его обожания. Гриммджо был одет в обычную бежевую хенли и такого же цвета хлопковые шорты, явно не заморочившись внешним видом, но выглядевшим при этом, как обычно, потрясно. Кажется, Ичиго был во сне. Он заторможенно двинулся следом, и дверь захлопнулась за ним, оставляя его наедине с Гриммджо в мареве осуществляющихся грёз. Они вошли в дом, Ичиго разулся и увидел комнату справа, в которой на сушилке были развешены футболки и носки. Впереди виднелась лестница на второй этаж, а перед ней раскинулась простором кухня-гостиная в светлых тонах с кухонным гарнитуром без верхних шкафов, а на плите – кастрюлька с крышкой, внутри которой, по догадкам Ичиго, был суп.  Все было просто, но со вкусом – деревянные стулья вокруг стола из того же материала, и ковер с интересным рисунком возле светло-серого дивана из мягкой ткани, похожей текстурой на замшу, и телевизор на грубоватой подставке, и низкий столик… Взгляд бегал от одной детали интерьера к другой, подмечая единство мебели, словно она шла одним комплектом, но, стараясь излишне не пялиться на каждый встречающийся ему на пути метр, Ичиго следовал за широкой спиной Гриммджо впереди него. Он прошёл к шкафу – единственному высокому шкафу в этом помещении – и раскрыл его, выбирая чай на одной из его полок. На других была мелкая посуда, кастрюли, сковороды, внизу, выделяясь среди всего, лежали пледы. Ичиго застыл, не зная, куда себя деть.  – Это… кажется, скандинавский стиль? – неловко переминаясь с ноги на ногу, попытался завязать разговор. Гриммджо хмыкнул, похоже, соглашаясь с ним, и обернулся, держа несколько плюшек чая. – Что выберешь – красный, зелёный, чёрный?  Взгляд из синевы мальдивских вод задумчиво сверлил бумажные свертки в его же руках. – Что порекомендуешь? – не задержался с ответным вопросом. Голубые глаза взглянули на него, на долгие пару секунд задерживаясь на его лице и пробегаясь по скулам, носу, губам так, что Ичиго показалось, словно его раздели и прочитали как раскрытую книгу – он даже почувствовал фантомные прикосновения чужих пальцев.  – Вот это, – сжав в кулаке один кулёк, Гриммджо потряс им и спрятал все остальное обратно. Положив брикет на столешницу, он налил в чайник воды и поставил на газовую плиту кипятиться.  Довольно-таки старомодно. Гриммджо развернулся, затем, опираясь боком о кухонный гарнитур, включил колонку с какой-то незатейливой музыкой, идеально подходящей, чтобы быть фоном какой-нибудь беседы, и сложил руки на груди. Руки состояли из звеньев мускулов, затейливо вьющихся друг над другом, под светлой кожей с лёгким загаром выделялись венки, которые можно было разглядеть, так как рукава хенли на радость были закатаны вверх.  Ичиго перевёл взгляд вверх и столкнулся с лазурными омутами, рассматривающими в ответ. Черт, он все же пялился. И ладно бы, он просто пялился. Это ещё и заметили! Гриммджо неожиданно ухмыльнулся уголком губ, а затем отвернулся, доставая чашки, маленький чайник, фарфоровую фигурку пантеры и маленький поднос для пролива чая. Ичиго все же посмотрел пару роликов на YouTube несколькими часами ранее, дабы не прослыть невеждой, поэтому плюс-минус понял, что к чему.  – Это твой первый раз? Вопрос ударил под дых окунувшегося в свои мысли Ичиго, и он приоткрыл рот, думая, что ответить. Гриммджо благосклонно не поворачивался к нему лицом, не вводя в еще больший ступор. – Всмысле… – Всмысле первый раз пьёшь чай, заваренный проливом? А, вот оно что. – Да, – тихо, смущенно и с еле слышным вздохом. Главное – не забывать дышать.  А то можно сдохнуть раньше времени. От недостатка кислорода, например.  Чайник засвистел, прерывая неуютную тишину, и Гриммджо снял его, наливая воду в стеклянный резервуар поменьше, расставил все нужные детали на подносе и принёс к столику возле дивана, хлопая рукой рядом с собой. Ичиго медленно подошёл и разместился рядом, недоверчиво взглянув на Гриммджо, словно ожидая какого бы то ни было подвоха. Слишком мирно. Слишком спокойно. Слишком просто. Гриммджо неожиданно развалился на своей стороне, по-хозяйски положив руку на спинку дивана так, что почти касался плеча Ичиго. – Видел “Игру в кальмара”? – Пока нет. Сериал был нашумевшим, но Ичиго и правда его не видел. Вопрос со стороны Джаггерджака был довольно неожиданным – он не казался тем, кто следит за трендами и смотрит новинки киноиндустрии. Скорее, судя по сторис в Инстаграме – был тем, кто круглосуточно торчит в зале и гоняет чаи в заведениях со своими друзьями, слушает электронную музыку и читает бизнес-литературу, любит прогулки по лесу и стремится достроить свой дом и много чего ещё. Не то чтобы Ичиго изучал его аккаунт от и до. Все и так было видно по актуальным. Ага. Гриммджо без дальнейших вопросов взял пульт и в пару быстрых кликов открыл стриминговый сервис с первой серией “Игры”. Ичиго решил просто плыть по течению. – Будешь вино? Конец первой серии и вопрос Гриммджо застал его врасплох, и Ичиго полуобернулся, взглянув в лазурь напротив него. Вопрос ощущался чем-то неестественным, неправильным, просто тем, что никак не могло произойти. Не в этой реальности, не в этой временной линии. Не с ним и не в этой обстановке. Вообще никогда. Молчание затягивалось, и Ичиго подумалось, что этот вопрос он и не слышал вовсе, а вообразил себе сам. Вот в чем он не сомневался – так это в своей больной голове. – Ты же не пьёшь? Ичиго прекрасно знал, что Гриммджо придерживался абсолютно трезвого образа жизни по всем параметрам без исключения. Ответный вопрос по своей сути не уточнял деликатно деталь, а напрямую резал факт – Джаггерджак не пил и, судя по всему, не стремился начинать.  – Не пью, но для гостей всегда есть хорошее вино. Какой складный ответ. Прямой взгляд, уверенная и спокойная улыбка, даже без привычного агрессивного оскала. Даже пальцы не барабанили спинку дивана. Ичиго пытался углядеть в жестах нервозность, но её не было, и он приходил к выводу, что нервничал сам. Было ли это проверкой? Но Ичиго не привык казаться сильно лучше, чем он был на самом деле, и этот случай не являлся исключением, притворяться совершенно не хотелось, быть приличным ради ложного впечатления – тоже. Соблазн был велик. Что бы это все могло значить? – Буду, – Ичиго сложил руки замком на коленях и смущенно уткнулся в них взглядом.  Он не видел реакции Гриммджо на его согласие и не пытался угадывать, как там оно было, лишь почувствовал движение рядом – его собеседник ушёл куда-то за спину и раздался лёгкий звон вытаскиваемого из шкафа стекла вкупе с открытой дверью холодильника. – У меня белое сухое. Лучшее. Ичиго понятия не имел, к чему было уточнение в конце – то ли Гриммджо привычно хвастался, даже сильно не выделываясь при этом, то ли показывал, что для гостей он очень старался.  – Хорошо. Теряясь в догадках, он оторвался от разглядывания собственных рук и все же решил посмотреть на Гриммджо. Увидел лишь широкую спину, закрывающую обзор на открытие бутылки, и отвернулся к экрану телевизора вновь, цепляясь за значок паузы.  Какая-то пауза, да. Затишье перед… Может, зря он согласился? – Держи. Гриммджо вновь оказался рядом и передал ему в руки бокал с вином. Касание ударило током, поэтому Ичиго с трудом удержал переданный ему предмет и аккуратно поднёс его к носу, вдыхая аромат алкоголя. Спирт практически не был замечен в запахе – лишь неведомый ему сорт винограда, переплетающийся с веянием белых цветов, спелого персика, груши и, кажется, даже специй. Ичиго неплохо разбирался именно в вине и его ароматах, поэтому, не видя бутылки, он понимал – дорого. Действительно дорого. Стоило попробовать.  Напиток раскатился на языке слегка маслянисто и вязко, очерчивая рецепторы вкусом персика, ощущавшегося ранее в запахе, перетекая в грушу и исчезая в послевкусии из все же непонятных специй и цветов. Ичиго никогда похожего не пробовал, только когда-то у Айзена пил нечто такого же рода восхитительное.  – Впечатляюще. – Не сомневался. В этот раз Гриммджо довольно оскалился, словно имел собственную винодельню и сам производил конкретно этот напиток – Ичиго подумалось, что все же с самооценкой у него все в порядке. Лишь немного завышена. Слегка чуть-чуть. – Смотрим? Рука на пульте, палец завис ожидающе над нужной кнопкой. – Да. Просмотр второй серии подходил к концу, когда Ичиго понял, что скоро опьянеет уже в неприличной степени – толерантности к алкоголю, в отличие от психоактивных веществ, у него не было, и хмелел он до ужаса быстро, хватало буквально двух-трех бокалов. Подсчитать, сколько было выпито, не представлялось возможным – Гриммджо, словно издеваясь, подливал ещё и ещё, причём так галантно, что намерение отказаться испепелялось в корне.  – Как тебе? Ичиго с трудом задумался о том, как можно красиво преподнести свою рецензию. – Самое удивительное даже не то, что желание денег творит с людьми, а то, какая у них жизнь до игры, их первопричины, понимаешь? Гриммджо кивнул. Ичиго вновь посмотрел в экран. – Прослеживать линию событий, приводящих к определенной точке настоящего, вот что… На середине фразы его голову резко развернули и впились поцелуем в приоткрытые губы, не встречая какого бы то ни было сопротивления, впрочем, и ответа тоже – Ичиго застыл в ступоре, задрожав от непонимания и страха – этого не могло быть, не с ним, не сейчас, он слишком пьян и точно отрубился на диване и ему это снилось… Но поцелуй продолжался, чужие пальцы впились ему в затылок, почти до боли сжимая волосы и притягивая ближе к себе. Ичиго словно в попытке защитить себя от ужасающего напора приложил ладони к груди Гриммджо и сжал ткань хенли в пальцах, судорожно выдыхая сквозь укусы и жадное исследование его рта. Ичиго не верил, отрицал, сомневался и грыз себя, все же углубляя поцелуй, жадно отвечая и зажмурив глаза в попытке протрезветь, но хмелел ещё сильнее – от вкуса чая, запаха хвои, затопившего лёгкие, от ладони на затылке – осознание происходящего раскаленным прутом ввинчивалось в мозг, раздваивая сознание на части и рождая слабую надежду, что это все же не выдумка, не бредовый сон, а явь, самая настоящая реальность, её искрящееся мгновение. Гриммджо не давал времени ни на раздумья, ни на вопросы – он запустил руку под рубашку, огладив выпирающие позвонки, сжал там, где ребра, крепче, и ещё ближе подвинул к себе, жёстко усаживая на колени, на которых Ичиго заерзал, не в силах оторваться от давно желанных губ давно желанного человека.  Вдруг он передумает? Краткая мысль, состоящая из неуверенности и испуга, появилась и исчезла по мановению руки, неожиданно оказавшейся под его брюками и сжавшей его ягодицу.  Каждое касание прошибало током, струящимся по наэлектризованным венам, выносило мозг, выбрасывая из пьяного состояния в трезвость и обратно, катая на тошнотворных качелях из волнения совместно с горячечным наслаждением. – Что… что мы делаем? Ичиго резко вдохнул кислород, словно дайвер, выплывший после экстремального погружения на поверхность, как его снова заткнули грубым поцелуем и сжатием задницы в ответ на то, как он вжался руками в мускулистые плечи. Гриммджо не отвечал, лишь продолжал сладкую пытку – Ичиго плыл в мареве из сбывающихся наяву грёз, пространство вокруг мигало разноцветными огнями и сверкало фейерверками, голова кружилась и иногда приоткрывающиеся глаза с трудом фокусировались на лазурной синеве перед ними. Все словно светилось вокруг них – то ли надежды и фантазии, наконец-то претворяющиеся в реальность, то ли пьяный от алкоголя и невозможных впечатлений разум рождал невероятную картинку, то ли отсвет экрана телевизора сиял таким образом – Ичиго не хотел задумываться, что, как и почему было, лишь растворялся в руках того, о ком долгое время мечтал. Он нерешительно потянул бежевую ткань хенли вверх, желая содрать ненужную тряпку, увидеть вживую тело того, кого возносил на своеобразный пьедестал, почувствовать ещё ближе, прижаться теснее – кожа к коже. Гриммджо благосклонно подчинился, чему-то довольно ухмыляясь – поднял руки вверх, и Ичиго наконец-то стянул мешающуюся одежду и прикоснулся трепетно кончиками пальцев к груди так, словно трогал нечто божественное, затем провел руками ниже, по прессу и мягко огладил каждую мышцу, каждый сантиметр, не переставая целовать того, кто прочно занял значимый кусок его сердца. – Не сахарный, не рассыплюсь. Смешок из сарказма и картавого рычания разрезал тишину дома, вливаясь в уши Ичиго сладкой патокой, и он на пробу сжал сильнее плечи Гриммджо, щупая, вплавляясь в тело, со страхом допуская мысль, что вот, он может обладать этим потрясающим человеком хотя бы одно особенное мгновение.  Гриммджо укусил нижнюю губу Ичиго, и неожиданно ушёл от поцелуя, проводя острым носом от основания шеи к уху, шумно вдыхая его аромат, и ощущалось, что ухмылка не сходила с его лица. Отвлекшись на новые терзания его измученных губ, Ичиго не сразу заметил, как ладонь Гриммджо оказалась уже в его боксерах и сжала сочащийся смазкой член – касание вышибло остатки тревог и любых мыслей из головы, разум покинул тело, оставляя место лишь животным инстинктам. Ичиго растворялся с каждым движением мозолистой руки, которая огладила головку, спустилась к основанию, плотно обхватила, когда он нетерпеливо подался вперёд и с разочарованным стоном опустился снова на колени. Ичиго спрятал голову на плече Гриммджо, слабым укусом даже не оставляя след, чувствуя и стыд, и щемящую радость, и вожделение – желание большего выкручивало кишки, обострились рецепторы, мутилось сознание от новых, доселе неизведанных ощущений, и когда Гриммджо расстегнул его брюки полностью и добрался до поджавшихся яичек, он не смог сдержать тихий стон.  Практически скуля и уже прося больше, сильнее, умоляя двигаться ещё, Ичиго чувствовал себя последней шлюхой, что даёт на первом же свидании – можно ли назвать эту встречу свиданием? – но голосок в голове, принадлежащий не иначе как демонам, говорил, что это простительно – отдаваться своему божеству.  – Подожди, я сейчас… Ичиго не успел договорить, как вскрикнул – внутри словно разорвался снаряд, прошивая осколками органы, разрезая его вдоль и поперек, до самого ядра души, вытаскивая ее наружу всем на обозрение, – до яркой боли его скрутило и слезы хлынули из глаз, ослепляя искрящейся влагой, стекая по горящим щекам.  Пустота в черепе зазвенела, и Ичиго с трудом дышал, приложившись взмокшей щекой к сухому плечу Гриммджо, под кожей которого слегка перекатывались мышцы, когда он вдруг потянулся и оторвал салфетки, вытирая и себя, и его. Ичиго моргнул раз.  Два. – Извини, я… Я не должен был… Ичиго боялся смотреть на Гриммджо – он даже не подумал о том, чтобы доставить наслаждение и ему, лишь заботился о своём удовлетворении, и это было для него в высшей степени ужасно своей эгоистичностью, равнодушием, пренебрежением. – Не переживай попусту, – хрипло рассмеялся Гриммджо, но Ичиго все ещё сидел на его коленях, и был бы полным дураком, если бы не заметил крепкий стояк под своей задницей. Поерзав ещё немного, он слегка оттолкнулся от спинки дивана и решительно посмотрел в спокойную синеву, в лазурную глубину, словно что-то обдумывая и в чем-то утверждаясь. Молчание затягивалось, и Гриммджоу вскинул бровь в немом вопросе. – Это не попусту. Ичиго взглянул вниз, потом вновь в глаза напротив, и прикоснулся руками к шнурку льняных шорт, развязывая его и медленно запуская пальцы под край ткани, и затем потянул их вниз. Вдруг Гриммджо сжал его запястья в уверенных тисках.  – Если не хочешь, ты не обязан, – серьёзная сталь удивила и на миг обездвижила Ичиго. – Но я хочу, – потерянно, но упрямо. Неужели ему нельзя было касаться своего идола? Но почему? Его просто использовали? Но чем – хорошенько отдрочив? Гриммджо отпустил его, и волнение, начавшее грызть его сомнениями, отступило, и он стянул шорты вниз, вытаскивая из брифов член – действительно крупный, не показалось. Ичиго готов был отдать почку, что двадцать сантиметров в длину точно имелось, а в ширине даже считать боялся. Господи, а если это когда-нибудь окажется в нем… Страх заставил пальцы дрогнуть, но Ичиго быстро взял себя в руки – тревоги о будущем не имели ни веса, ни смысла в настоящем моменте, лишь мешали единению с давней мечтой. Ичиго сполз с колен вниз на пол, быстро заправил собственные брюки, застегнул молнию, и, придвинувшись ближе, прошёлся языком от основания до внушительной головки, облизывая её и смотря на Гриммджо в ожидании его реакции. Светлые глаза потемнели, становясь похожими на небо перед бурей, взгляд сверху вниз не останавливал, а одобрял его действия, поэтому Ичиго смело двинулся дальше – вбирая головку в рот, запуская её глубже, но не слишком сильно, дабы не начать задыхаться и позорно кашлять. Приятный мускус ударил в нос, и Ичиго почувствовал, что, кажется, его возбуждал сам процесс – член слегка дернулся внутри, выдавая удовлетворение его хозяина – и этот молчаливый, но яркий ответ окрылял, делал счастливее, заставляя стараться больше.  Приложив руку к стволу, он слегка сжал его и округлыми движениями принялся ласкать, уделяя внимание увесистым яйцам в его основании, другой же ладонью прошёлся по мускулистому животу вниз, к бедру, которое стиснул в пальцах. Он услышал шумный выдох и почувствовал ладонь на своём затылке, нежно перебирающую его волосы – это выносило мозги как пуля, направленная в висок, не стыковалось с самой сущностью Гриммджо, было настолько необыкновенным, что Ичиго замер на мгновение, вновь сомневаясь в реальности происходящего, но рука подтолкнула его, возвращая в настоящее, бедра слегка вскинулись, позволяя ему насадиться глубже, и переживания исчезли, уступая место воистину ошеломляющему бытию.  Ичиго втянул щеки, двигаясь снизу вверх, и Гриммджо хрипло застонал – еле слышно, но это было круче самого изысканного поощрения, особеннее любого момента в его более чем двадцатилетней жизни, драгоценным более, чем просто нахождение рядом с ним предыдущий год. Кажется, все длилось вечность – челюсть начинала ощутимо болеть, шею стиснуло, колени терлись о жестковатый ковер, и Ичиго начал сомневаться в том, что у него получится довести все до конца. Но отбросив сомнения, продолжал свое дело, пока Гриммджо сжимал волосы на его затылке все крепче, в какие-то моменты уже просто насаживая его на член, затвердевший окончательно, и подмахивая бедрами в дополнение. Ичиго честно держался, давя протестующие позывы в горле, чувствуя, что близится конец. – Ты не обязан, – снова заладил свою шарманку Гриммджо, предупреждая его о том, что скоро придёт к завершению. Ичиго вместо ответа лишь молча вобрал член глубже, до основания, тщательно пряча зубы, и сжимая не только щеками, но и горлом орган. Член дернулся – сперма выстрелила в рот, и Ичиго с удовольствием проглотил все без остатка, вылизывая смягчающуюся кожу, оглаживая бедра нежными касаниями. Гриммджо снова ласково и мягко перебирал его волосы, на этот раз обеими руками, почесывая короткими ногтями чувствительную кожу возле ушей, и взял его лицо в руки, разворачивая к себе. Посмотрел в глаза до невозможности посветлевшим взглядом.  – На этом на сегодня все. Ичиго расфокусированно посмотрел на Гриммджо, с трудом сосредотачиваясь на предрассветном небе. Как это – все? На всегда все? Или только на сегодня все? Уточнять сейчас ничего не хотелось – это могло перерасти в какие-то разборки, а Ичиго чувствовал себя слишком уставшим для разговоров. – Уже поздно, – добавил Гриммджо, словно видя тревоги на его лице. – Тебя дома не ждут родители? – Нет, я должен был поехать к другу.  – К какому другу? – без какого бы то ни было напора в виде подозрений и недоверия спросил Гриммджо, склонив голову набок и явно просто интересуясь.  – О, мы давно дружим, – потупил взгляд Ичиго, заправляя ему шорты и поднимаясь с колен, и потянулся вверх, чувствуя, как его рубашка задралась, обнажая живот. Вдруг замер. – Просто дружим, ничего такого! Он уже успел запаниковать, что Гриммджо мог подумать о нем как об изменщике. – Я понял, – усмехнулся Гриммджо. – Тебе лучше поехать к нему. Ичиго не нужно было повторять дважды. Как бы ни хотелось остаться – если Гриммджо не желал, то навязываться на ночь не имело смысла, вечер действительно был завершен. Набросал сообщение Чаду, что ему жизненно важно приехать к нему, тот ответил, что как раз свободен, и он вызвал такси. – Машина подъедет через пару минут. – Хорошо. Гриммджо принялся убирать чашки из-под чая, а Ичиго, мазнув взглядом по мускулистым рукам, прошёл в прихожую, надевая кроссовки. Когда Гриммджо подошёл проводить его, Ичиго не удержался и порывисто его обнял, прижимаясь к напрягшемуся телу, которое затем отмерло, и уже не чужие руки огладили его по спине в ответ.  – Доброй ночи, Гриммджо. – Пока, Ичиго. Дверь за ним захлопнулась, и он вышел в начинающихся в душе смятениях вкупе с радостно бьющимся сердцем, а затем сел в прибывшее вовремя такси. Чад искренне порадовался за него, когда Ичиго ему обо всем рассказал. Они болтали до часу ночи, но заснуть все равно было тяжело – крутились мысли, как тревожные, так и счастливые, и этот коктейль вызывал верчение кишков внутри, сжимал сердце в удушливых тисках, стучал в висках набатом из волнений о будущем.  На следующий день пришло сообщение. Ты как? 11:07 Ни “привет”, ни “доброе утро”. В этом был весь Гриммджо – чётко и по факту, без излишних прелюдий и расшаркиваний, обрубая любые вежливые отговорки. Ичиго воодушевился – ему было важно, как он, его спрашивали о самочувствии, и это было ценно. Ичиго задумался – действительно, как он? На процентов восемьдесят замечательно – его грёзы сбылись, он прикоснулся к небесам, достиг Олимпа или райских садов, тут как ни посмотри, чего-то прекрасного и возвышенного, ранее казавшегося недосягаемым, но вот оно, из плоти и крови, близко, рядом с ним и внутри него. 

Я хорошо

11:15

Ичиго подумал и снова разблокировал телефон. 

Спасибо

11:16

Тут же спохватился.

А ты как?

11:18

Порядок 11:21 Но хотелось все же прояснить – что произошло, что есть и что будет, да и будет ли? Но как это написать? Кажется, есть идея.

Гриммджо, это наверное… друзья с привилегиями?

11:25

Хороший вариант, принято 11:28 О боже, о боже, о боже. Всё будет, ещё будет! Завибрировало в руках, и он тут же открыл чат. Планируешь кому-то рассказать об этом? 11:31 А надо ли? Лишь единственное верное решение приходило в голову кратким ответом.

Нет

11:33

Ичиго прижал телефон к груди, счастливо улыбаясь. Кажется, он выиграл в лотерею, вытянул золотой билет в дорогой отель возле лазурного моря, вечное лето в своём сердце, сладкий дождь под небом из тёмной синевы. – Ча-а-ад!  Заорал, что есть мочи, подпрыгивая с кровати и прибегая в другую комнату в одних трусах – его родителей уже не было дома, поэтому он не переживал. – Господи, что… Обнял его крепко, чуть ли не начиная душить, и даже немного потряс несопротивляющееся тело. – Мы с Гриммджо друзья с привилегиями! Чад слегка оттолкнул Ичиго, расфокусированно на него посмотрев, явно только переваривая услышанное спросонья. – Но ты же влюблён… Как-то хреново? Ичиго непонимающе воззрился на него.  – Ты не понимаешь, Чад, – серьёзно начал он. – На большее я и не могу рассчитывать. – Ну-у, – с сомнением протянул Чад, а затем неожиданно улыбнулся, – как знаешь. – Не нагнетай, – отмахнулся он. – Всё заебись. Чад сообщил, что его родители приедут в три, а в двенадцать у него тренировка в зале рядом с домом, поэтому Ичиго в ускоренном темпе собрался и двинулся домой. Масаки с Иссином были на работе, делать было нечего, поэтому он решил тоже собрать спортивную сумку и отправиться в свой спортзал. Дни обещали быть охрененными. С Гриммджо они виделись два-три раза в неделю – все ограничивалось взаимной мастурбацией, Ичиго боялся большего, а Гриммджо и не настаивал. Виделось в этом уважение – его, не готового к полноценной близости, не продавливали на этот счёт, словно ожидая, когда он сам поднимет нужную тему. На работе они стали чуть больше говорить, но практически ничего не изменилось – Ичиго по вечерам доходил для него пешком, затем уезжал к Чаду, не прося остаться до утра. Месяцем позже Ичиго впервые вставили анальную пробку. Ощущения были феерическими – приятное томление из-за давления внутри распространялось по всему телу, которое плавилось в умелых руках. – Ты хочешь зайти дальше? Вопрос бил под дых своей прямотой, спрашиваемым разрешением, своеобразным карт-бланшем на отказ, которым Ичиго с сожалением воспользовался. – Я… пока не готов. Он опустил голову, чувствуя приятную усталость после очередной встречи. Гриммджо мягко взял пальцами его подбородок и повернул лицо к себе, заглядывая в глаза. – Я буду ждать. Вот как. Ичиго не стал много думать об этом, лишь в благодарность отсосал ему тем вечером. Будни текли полноводной рекой, сменяясь выходными, в которые они виделись. В сентябре Ичиго разбил телефон – экран упал на щебень на стройке и поплыл зелёными полосами. Починил он его в октябре. И в октябре Гриммджо впервые позволил ему остаться на ночь – боясь обнять его, сплестись с ним руками и ногами, Ичиго долгое время не мог заснуть, витая в своих мыслях. Похоже ли это на доверие или он придавал простому жесту слишком большое значение? Но все ощущалось движением вперёд, словно они были не только друзьями с привилегиями, словно они могли быть кем-то другим, кем-то… Ичиго остановил поток надежд в своей голове, дабы не начать надумывать лишнего, и с легкой тревогой заснул. Он решил пойти снова к психиатру, попытать счастья избавиться от депрессии, в которую стабильно погружался осенью до весны. Отношения с Гриммджо, безусловно, имели огромное для него значение – эти моменты искреннего счастья и воодушевления становились лучами солнца в пасмурных буднях. Что ещё для гармонии нужно? Ичиго не понимал, поэтому, когда ему выписали антидепрессанты, не сильно удивился – похоже, ему действительно было необходимо лечение. И не в каких-то особенных чувствах дело. И под запретом оказался алкоголь. Было тяжело сказать об этом Гриммджо, но, набравшись смелости, он все же признался в проблемах с психикой и том, что теперь не мог пить вино, которое сопровождало каждую их встречу. Его не поняли, но приняли – Гриммджо был искренне убеждён, что все лечится спортом, правильным питанием и работой, но ответил, что если Ичиго таблетки помогают, то это хорошо. Ичиго большего услышать и не нужно было. Ближе к ноябрю уже трезвые встречи стали реже – один раз в неделю, бывало, что и не каждую неделю, и Ичиго начал беспокоиться. Неужели он ему надоел? Мысль била барабанами в висках, сжимала сердце, перекручивала в мясорубке внутренности, но Ичиго ей не верил и отмахивался как от надоедливого насекомого. Да ну, не может быть. Гриммджо стал чаще видеться с ребенком, вот и ответ – веская и уважительная причина, с которой не могло быть никакой конкуренции.  Да и они собирались поехать на горнолыжный курорт в конце декабря вместе! Речь зашла о том, что Гриммджо планировал поездку на Новый Год, и Ичиго спросил, можно ли с ним провести время. Он ранее никогда не катался на лыжах, но мечтал о сноуборде, поэтому попросил помощи в выборе экипировки. Ичиго с воодушевлением думал о том, как Гриммджо представит его своим друзьям, как они вместе будут в одном номере, ходить в кафе и рестораны и наслаждаться спуском с гор… В одно воскресенье они договорились поехать в специальный магазин, чтобы подобрать нужную одежду и сноуборд. Близилось завершение рабочей смены – в этот день Ичиго работал до пяти.

Я через час заканчиваю. Мне подойти к твоему дому?

16:07

Две галочки, но не синие – доставлено, не прочитано. Ичиго с минуту просидел над телефоном, как пришёл визит – быстрый и практически ни о чем, даже ездить на стройку не пришлось. Клиенты уже были в комплексе полгода назад у Йоруичи, поэтому оказались закреплены за ней, но Ичиго ничуть не расстроился – проконсультировал в переговорке, затем подал на ипотеку. Была уже половина пятого. Гриммджо не отвечал. Поймав ещё пару дистанционных визитов и созвонившись со всеми клиентами, Ичиго встревоженно посмотрел в телефон. Его рабочий день завершился, Ренджи оставался дежурить до семи, а ему было пора домой.  Доехал на машине, чутко реагируя на каждое вибрирование телефона. Все не то и не от тех.  Дома посидел с родителями, сказал, что возможно поедет на горнолыжку с Гриммджо, Масаки и Иссин обрадовались, что он с ним подружился – знали бы, каким образом, конечно, вот умора. Но было не до смеха. Близилось шесть вечера. Сообщений не было, Ичиго нервничал все больше.

Все в порядке?

17:47

Держал телефон в руках, боясь пропустить ответ. Но пропускать было нечего – устройство молчало, как проклятое. Даже перезагрузил его, проверив, работает ли интернет – без толку. Цифры электронных часов стремились смениться на семь. У меня не получится сегодня. Только возвращаюсь домой, виделся с сыном  18:59 Ичиго заторможенно перечитывал пару строчек раз за разом, не понимая, как так могло произойти. Гриммджо не предупреждал его о встрече с ребенком, не говорил о своих планах, и только по общему расписанию менеджеров, скидываемому в начале каждого месяца, Ичиго лишь знал, что сегодня не его смена – его выходной.

В другой день?

19:02

Не знаю, когда получится  19:04 Но как же так, они же договаривались, и Гриммджо был известен тем, что всегда держал свое слово жёстко и бескомпромиссно. 

Мы же договаривались

19:05

Я вообще не разбираюсь в сноубордах, только в лыжах. Тебе лучше попросить помощи у кого-то другого 19:11 И самому почитать об этом  19:13 Вот оно как. Дело в этом? Что Гриммджо ничем ему не мог помочь, а сын – просто отговорка? Или тут другое – ему просто не хотелось ездить в магазин и появляться с ним в городе – вдруг встретит кого-то знакомого?

Но я ничего не знаю об этом

19:15

Потерянно уставился в экран, думая, что ещё мог сказать, чтобы прояснить ситуацию. Нарываться на скандал в виде выяснения отношений не хотелось – нечего там было выяснять, да и кто они друг другу? Просто трахающиеся коллеги?

Ты не можешь мне помочь? Я попросил тебя об этом…

19:18

Не еби мне мозг 19:19 Ичиго, ошарашенный, замер – будто его ударили пощечиной с размаху, без причины, без предупреждения, со всей силы и до ядер клеток в сером веществе. Он не мог предвидеть, что такое произойдёт.  Взглянул на чат снова. Перечитал сообщение. 

Но я даже не думал…

19:35

Обида защипала в глазах, слезы потекли по щекам, и Ичиго, не в силах сдержаться, всхлипнул, утирая нос кулаком. Почему? 

Прости, если так

19:37

Гриммджо не ответил. Ни в тот вечер, ни пятью днями позднее, хотя и прочитал извинения. На работе он не обмолвился с Ичиго ни словом – не избегая, не контактируя, но и не стремясь найти. Да и поводов общаться даже по оценкам квартир не было. Прошло больше недели, когда Ичиго поехал к Чаду рассказать обо всем. – Может, ты его спросишь напрямую? Ичиго нахмурился. – О чем? Чад откинулся спиной на диванчик в ресторане и отпил апельсинового сока из стакана, игнорируя трубку кальяна, зажатую в руке.  – О том, что происходит. О том, что вы чувствуете друг к другу. Кто вы друг для друга.  Закурил кальян. И вопросительно посмотрел на Ичиго, мол, что думаешь об этом? Ичиго скривился и мотнул головой. На сердце ещё не зажила рана с красноречивым названием “не еби мне мозг”. Она проводила линию, кровавую черту – не переступай границу, ведь то, что тебя там ждёт, сожрёт.  – Ты же понимаешь, что лучше не станет, если ты ничего не скажешь? – Да не могу я ничего сказать! Ичиго вскинулся, зло и отчаянно посмотрев на Чада, взгляд которого неожиданно смягчился. – Ты можешь. И с любым ответом справиться тоже можешь, – Чад вздохнул. – Я верю в тебя, друг. Даже если ты сам в себя не веришь. Прикусив костяшки на кулаке, Ичиго рассматривал узорчатую шторку, ограждающую их комнату-кабину от остальных посетителей.  – Я просто не хочу, чтобы было больно, – выдавил он. – Мне кажется, я не выдержу. – Напиши ему. Спроси насчёт встречи. Дальше посмотри, как все будет. Ичиго молча взял телефон в руки, с содроганием открывая чат. Гриммджо был онлайн.  Господи, спаси наши души.

Привет, можем встретиться сегодня?

20:36

Он не успел отбросить в сторону телефон и даже попросту его заблокировать, как экран мигнул ответным сообщением. Да, приезжай  20:36 Ичиго пару минут точно сидел, просто перечитывая строчку раз за разом. Неужели так просто? – Что там? – вопрос застиг врасплох, и Ичиго вздрогнул, забыв, что не один. – Он согласился, – полушепотом и недоверчиво. – Ну вот и отлично, – Чад нажал кнопку вызова официанта. – Пусть приносят счёт. Двадцать четвёртое ноября две тысячи двадцать первого года. В этот день должно было все решиться. Оставив машину у ресторана, он вызвал такси на нужный адрес и всю дорогу смотрел в окно, томясь ожиданием, не запоминая картинок, что сменялись перед глазами, попросту не видя, что было перед ним. Каждая клетка тела напряглась, замерев в едином ритме сердца, которое, казалось, перестало биться и тоже приостановилось в тревоге перед грядущим.  О чем они будут говорить? Как поведёт себя Гриммджо? Будет ли близость? Что ему скажут? И, главный вопрос – что он скажет сам? Ичиго чувствовал, что ещё немного подобных размышлений и он попросту разрыдается от переизбытка колошматящих его самобичеваний. А нужно было доехать так, чтобы остаться способным просто приветливо улыбнуться. Хотя бы. Неимоверных усилий стоило остановить вулкан, бурлящий в венах, опутывающих каждую мышцу тела, изможденного в последние дни плохим питанием, изнурительными тренировки и малым количеством сна. Да он собрал комбо – браво! Можно взять с полки пирожок с неизвестной начинкой – если попадётся дерьмо, извините. Ичиго хохотнул себе под нос, чувствуя себя до ужаса жалким и слабым, открыл фронтальную камеру на телефоне и с горечью прикрыл лицо – без слез не взглянешь. Оставалось десять минут.  Почему нельзя, умерев, заново родиться? Отсекая бессмысленные вопросы, Ичиго достал влажные салфетки и протёр лицо, благодаря себя за то, что взял с собой небольшой флакон термальной воды – словно знал, что может пригодиться. Разбрызгал на усталую кожу, похлопал себя по щекам – таксист недовольно повернул голову, но обращать на него внимание совершенно не оставалось времени – и аккуратно консилером прошёлся по темным кругам под глазами. Кажется, порядок, сойдёт. Вышел из такси, уже натягивая легкую полуулыбку на лицо – профессионально, отточенным работой движением, практически сам поверив в свое приподнятое настроение, ведь мастерство не пропьешь и костюм “клоуна” надевался безотказно по мановению лишь одного желания даже потрепанной души. Дверь открылась сразу. – Привет. Ичиго дёрнул уголком губ и даже приветственно взмахнул рукой – идиот, ни дать, ни взять.  – Проходи, – без приветствия Гриммджо пригласил его внутрь, отворачиваясь и ведя хорошо знакомой тропинкой в дом. Его плечи были расслабленны, походка – уверенной и твердой, и он даже успел кратко покрасоваться привычным оскалом. Было ли это наигранно так же? Ичиго не знал и предпочитал не задумываться об этом, сосредотачиваясь лишь на ощущении вечернего холодного воздуха, освежающе кусающего ещё чуть влажные после термальной воды щеки.  – Пить не будешь, я знаю, есть чай, – палец указал на журнальный столик возле дивана, с которым было связано множество воспоминаний. Чужой и родной одновременно – весь этот дом виднелся в искаженном свете, в преломляющихся сквозь синие линзы лучах, недружелюбно и радостно, доверчиво и огорченно. Ичиго в смятении застыл – все так привычно, совершенно обыкновенно, как было заведено уже четвёртый месяц, ничего не поменялось вокруг, но изменилось все внутри, даже не передвинувшись с одного места на другое. Дом говорил ему “тебе не рады”, мебель продолжала “давно не виделись, дорогой”, телевизор шептал “я так скучал”, а кастрюлька с супом на плите скрипела “я никогда тебя не знала”. Сознание загудело дальним звоном колоколов, и Ичиго мысленно пересчитал количество принятых таблеток антидепрессанта прошлым вечером – две с половиной, как прописано в рецепте, но память лживо убеждала его в том, что он их на самом деле обожрался и теперь видит галлюцинации словно после грибов или ЛСД. – Чего стоишь? Присаживайся, – и Ичиго никак не мог охарактеризовать этот тон. Положительно или отрицательно? По-настоящему или прикрыто театральной маской? Это Гриммджо или кто-то другой? Но улыбнувшись автоматически, он сел на диван, продавившийся под его весом с еле слышным “не трогай меня”. Ичиго устало послал его мысленно к чертям и пообещал, что если не заткнется, то драть его в аду будут крепко. Мебель замолчала. – Посмотрим серию? Словно для галочки, на самом деле не спрашивая разрешения, а ставя перед фактом. – Да. Согласие для проформы. Экран загорелся вступительной картинкой, когда Гриммджо приобнял его за талию и усадил на свои колени полубоком к телевизору – Ичиго обхватил руками его шею, запуская пальцы в волосы и нежно почесывая.  Чад некстати возник в голове, и Ичиго развернулся спиной к сериалу, прижался теснее к Гриммджо, положив подбородок ему на плечо, и зажмурился.  Что происходит? Что вы чувствуете друг к другу? Кто вы друг для друга? Ичиго не заметил, что плачет – влага медленно стекала по щекам к подбородку, опускаясь подозрительными каплями на сухое плечо Гриммджо, оставаясь кляксой на неизменной рубашке хенли. Это невозможно было не заметить. – Что случилось? Гриммджо слегка отстранил его от себя, заглядывая в лицо невозможной лазурью небес над морскими волнами, и Ичиго, не удержав эту синеву, опустил глаза. – Я тебе нравлюсь? Еле выдавил из себя, пугаясь собственных слов. Внутри все сжалось, приготовившись к удару. – В каком смысле нравишься? Это был не удар, а уточняюще чуткий, по мнению Ичиго, вопрос. Хотя… если не сомневался, почему не ответил простое “да”? – Ну, – запнулся, подбирая ответ, – как личность.  И все же ладони зачесались дать себе пощёчину – за тупость, за непрямой ответ, дающий пространство для маневра. – Конечно, нравишься. Ичиго недоверчиво приоткрыл глаза. Синева все так же разглядывала его лицо, спокойно улыбаясь – без оскала, без вызова, без напряжения. – Правда? – Да. Ичиго обнял Гриммджо крепче и затем, отстранившись, прижался губами к его улыбке – признание было для него достаточным, успокаивая вывороченные наружу внутренности.  Гриммджо нажал кнопку на пульте, поставил сериал на паузу, подхватил его на руки, крепко держа за талию и под задницей, и направился в сторону спальни. Ичиго скрестил ноги на его талии, удерживаясь на нем словно маленькая обезьянка. Его бережно уложили на кровать и, мягко дернув уголком губ, ушли в сторону, шурша чем-то в тумбочке, а затем встали перед ним, держа кулаки перед собой. – Правая или левая? Ичиго приподнялся на локтях, с подозрением прищурившись и разглядывая руки напротив. Что за игры? Ему не нравилась неизвестность – она пугала на подсознательном уровне, вызывая мурашки, бегущие иголками по спине, она путала разум, разветвляясь множеством разнообразных вопросов, дарующих эмоции от страха до надежды. Что ждало его в конце? – Левая, – опустив подбородок вниз и глядя исподлобья, поднял брови. Ладонь открылась, демонстрируя анальную пробку. Неужели это значит… – А что в правой? В другой руке показалась смазка. Был ли тут только один вариант? Или все же несколько в двойном дне чемодана? Ичиго кивнул, разворачиваясь задницей, смазка прохладой пролилась между ягодиц, и привычное давление охватило его естество. Пробка оказалась в нем. Его потянули обратно, лицом к себе, привычно жёстко целуя, просунув руку под голову и впиваясь пальцами в затылок. Сжали в кулак волосы, что немного отросли, и оттянули назад, прижимаясь к шее в поцелуе, проводя влажным языком и неожиданно кусая – сильно, грубо, бескомпромиссно. Из губ Ичиго вырвался болезненный стон,  и в низу его живота полыхнуло возбуждением – тело предавало его, остро реагируя на просто присутствие своего божества рядом, что уж говорить о его прикосновениях.  Гриммджо практически содрал с него футболку, на которой были изображены персики вкупе с листвой плодового дерева, затем джинсы, слегка застряв на молнии, нежелающей подчиняться быстрым движениям – и накрыл член ладонью, уже каким-то образом чем-то смазанной. Ичиго выдохнул, подталкивая бедра вверх, которые двигались уже без его участия, подчиняясь резкому напору, а отнюдь не растворяющемуся сознанию. Судорога прошила тело без сигнала красной ракеты, без опустившегося флажка. Дыхание сбилось и вырвался стон – будто со стороны Ичиго видел себя, выпадая в окружающее пространство из собственного тела, и это зрелище не воодушевляло. Щеки неровно покраснели из-за слез немногим ранее, волосы растрепались будто после смерча, прошедшегося по ним, руки лежали по бокам от головы, поднятые вверх в сдающемся жесте. Ичиго просто не успевал за Гриммджо и когда потянулся вверх, приподнимаясь, чтобы снять хотя бы часть одежды с него и привычно ласкать в ответ, его запястья стиснули в жесткой хватке, прижимая к кровати единым распинающим движением, а затем вновь укусили, но на этот раз ключицы, словно стремясь разорвать его на части. Ичиго вздрогнул, но давление не смягчилось, а затем и вовсе перенеслось на ухо, оттягивая мочку, и на уже ранее истерзанные губы. Ничего нового – Гриммджо всегда был жёстким и в некоторой степени грубым, мимолетно оказываясь нежным, но Ичиго быстро привык к этому, признав каждое болезненное прикосновение. Ничего не отличалось от прежних их встреч.  Но Гриммджо умел удивлять – спустился ниже, проходясь зубами по соскам, втянутому животу и накрывая член жаркой теснотой с влажным хлюпом. Ичиго распахнул глаза, потрясенно разглядывая тёмные радужки, мерцающие в полумраке комнаты, не отрывающиеся от него – Гриммджо никогда… Голова двинулась и Ичиго, по непонятной ему самому причине боясь дотронуться его волос, сжал его плечо, ведя касание по его руке вверх и сплетая их пальцы, утопая в реке остро режущих чувств, в полноводном океане с внутренним течением. Кровь бурлила в венах, обжигая их горением – Ичиго действительно горел на раскаленной сковороде рядом с волнением, сжимающим надрывно бьющееся сердце в тисках, с тревожной радостью и дрожащим смятением. Разрядка подступала повышающейся температурой, наэлектризованным молниями ураганом, песчаной бурей, где гибнут неудачливые путники, которым не посчастливилось в ней оказаться. Нечленораздельно бормоча, он все так же держался рукой за Гриммджо, будучи утопающим, который стремится воспользоваться даже соломинкой. Ичиго, выгнувшегося под немыслимым углом, неожиданно крепко прижали за бедра к кровати, не позволяя двигаться навстречу влажному рту, втягивающимся щекам и юркому языку, круговыми движениями проходящемуся по особенно чувствительной после первого раза головке. Вскрикнув, не успев ничего сказать, когда надавили на пробку в заднице, Ичиго вымученно застонал, откидываясь влажной спиной на прохладные простыни – неприятно щипало виски из-за выступившего на них пота, слезы собрались в уголках глаз, а искусанные губы зудели, и, не сдержавшись, он снова сжал их зубами, тут же отпуская. – Готов зайти дальше? До сознания, бьющегося ударами барабана где-то в месте, в котором расположились почки, с трудом доходили не то что слова, но и весь мир вокруг – пространство плыло, заворачиваясь в тёмный водоворот, дезориентируя, вызывая лёгкую тошноту и прикрывая веки мало что видящих глаз. – Давай, – горло, охрипшее и спазмированное, с трудом вытолкнуло ответ сомнительного согласия, – давай попробуем. Гриммджо не стал спрашивать большего, лишь двинулся вниз, медленно вытаскивая пробку и разворачивая его к себе спиной. Огладил двумя руками выпирающие позвонки, прошёлся по спине, надавливая на мышцы, проминая их, затем отпустил и прикоснулся вновь – на этот раз сжимая ягодицы и разводя их в стороны. Ичиго даже не открыл глаза – зная, что ничего не сможет увидеть – зрачки стремились разъехаться в стороны, а голова – попросту разорваться от поступающей со всех пяти чувств ненужной ныне информации. Когда член прикоснулся ко входу, потираясь рядом с ним, Ичиго даже не вздрогнул – доверяя безоговорочно, безмерно и безусловно, он не боялся, ожидая, когда же прольётся смазка вновь и ее сменят пальцы. Прохлада не заставила себя ждать – тонкими струями капнула в расщелину, стекая к поджавшимся яичкам вниз, и затем крупная головка горячо надавила на непроизвольное сжатие. – Расслабься, – шепнули в ухо, мягко целуя в плечо. Ичиго послушался, и ни одна тревожная мысль не посетила его, не всколыхнула расплавленный в желе мозг. Давление усилилось, и до расщепленного на части сознания с трудом доходило понимание, что сейчас происходит. Член продолжал входить, размыкая кольцо мышц, вызывая боль, усиливающуюся с каждым миллиметром проникновения. – Мне, – Ичиго с трудом совладал с нежелающими подчиняться связками, – мне… больно. Шёпот разрезал тишину комнаты и поцелуй нежно расцвел на его лопатке, затем следующий оказался на плече, а другой – в основании шеи. Его дальше распирало изнутри, и паника медленно охватывала все тело, прошивая рваными стежками каждую клетку и соединяя их единым нервозным импульсом. Мягкие касания губ продолжались, пока Ичиго судорожно сжимал одеяло в пальцах. – Мне больно, – тихо, но уже более твердо в попытках достучаться до партнёра. Внутри загудело от уже нестерпимой, не оставшейся незамеченной боли. Раскаленным стержнем ввинчивалось понимание в мозг – Гриммджо не останавливается. – Мне больно, – уже отчаянно и просяще, прерываясь на болезненный скулеж. Низ хорошо знакомого живота прикоснулся к его спине, затем мучительно медленно отдалился и так же изнуряюще приблизился вновь. Ичиго задыхался даже без стонов, уже ничего не говоря, не в силах произнести одно слово, произвести один жест – дернуться или оттолкнуть, протестующе вскрикнуть или выползти из-под тела, казавшегося особенно тяжёлым в те длинные секунды, жестоко тянувшиеся неимоверно долго. Полыхали кишки в медленном котле, тело разбивалось на части, и Ичиго мучительно дышал, заломив брови и приоткрыв рот в беззвучном крике, сжав с силой мягкое одеяло в кулаках. Минуты растекались на часы, пока жилы разрывались, кости выламывались, остро вспарывая открытыми переломами кожу, руки немели в неимоверном напряжении и внутри все тряслось от непонимания, что происходило с ним и не с ним в то же время. Ичиго зажмурился до красных огней под веками, слезы уже давно высохли на его щеках, и он лишь ждал, когда все закончится.  Он совершенно не заметил, как Гриммджо с хриплым полустоном кончил ему на спину – агония продолжалась, и лишь много позже положенные рядом салфетки щелкнули мотором камеры – “стоп, снято”. – Я в душ, – сипло и с невидящим ничего перед собой взглядом. Это не могло происходить с ним. Ичиго привстал на локтях, избегая взгляда, чувствуя, что не выдержит лазурную синеву. Не сейчас. Не в этот хрупкий момент. – Я первый, – с улыбкой в голосе и поцелуем в даже не дернувшееся плечо. Раздались удаляющиеся шаги, хлопнула дверь, и Ичиго свернулся на кровати, ощущая себя не просто обнаженным, а разрезанным пополам с надрывно бьющимися на открытом воздухе органами. Мыслей в голове не было, лишь ожидание.  – Ты как? – Гриммджо появился с полотенцем на бёдрах. Ичиго не смотрел выше. – Никак, – с трудом поднимаясь и направляясь к выходу из комнаты. Гриммджо протянул руку к его плечу, касаясь кончиками пальцев, но раскрытой ладонью ее оттолкнули, легко сбрасывая. Ичиго прошел в ванную, стараясь не бежать, и заперся, избирательно не смотря на себя в зеркало, дабы не видеть, что с ним произшло. Просто не видеть. Притвориться, что все по-прежнему и ничего не случилось.  Включив воду, встав под ещё не теплые струи, обжегшие кожу, Ичиго зашёл с головой под душ, втягивая носом капли, бегущие по лицу. Как же хотелось просто захлебнуться и никогда отсюда не выйти.  Мыло плеснуло на мочалку, следуя движению руки, на запястьях которой расцветали нежно-фиолетовые синяки. Тошнота резко подступила к горлу, и Ичиго скривился, прижимая кулак ко рту, давя противные позывы. Вода согрелась, струясь линиями по телу, и была похожей на скольжение пальцев или губ – лёгкие и мягкие, ласкающие. Вздрогнув, он, задыхаясь, вышел из-под потока, покрывая руки, плечи, бедра пеной, и заметил, что трёт кожу слишком сильно, лишь тогда, когда она мучительно покраснела, остро зудя мелкими бордовыми крапинками. С сожалением встал под воду вновь, чувствуя себя безмерно грязным и с трудом заставляя себя прикоснуться к половым органам и промыть их тоже.  Он не знал, как долго стоял, как выключил воду и как вытерся темно-серым полотенцем, но когда вернулся, Гриммджо уже спал. До утра его никто не ждал, Гриммджо тихо сопел рядом, доверчиво открыв грудину, и Ичиго подумал, что будет, если он всадит кухонный нож в его сердце, ужасаясь собственным мыслям. Уснуть не получалось совершенно, поэтому он встал и ушёл на диван, обессиленно опускаясь на него и закуривая электронную сигарету со вкусом лесных ягод.  Он написал Тацуки, и она назвала Гриммджо козлом. Ичиго переписывался с ней час, не выпуская электронку из рук и сжавшись в комок в углу дивана. Диван молчал. Ему все же удалось лечь на кровать рядом со своим идолом. Оставался ли он для него божеством? А был ли он им когда-либо? Ичиго устало отмахнулся от вопросов в голове и провалился в зыбкий сон–дрёму.  С утра живот крутило, и Ичиго не мог держать спину прямо – в поясницу стреляло автоматной очередью, когда он пытался это сделать, и он с тяжестью сел на диван, поджимая колени к груди и ожидая, когда Гриммджо проснётся. – Ты как? – в солнечное сплетение будничным тоном. – Я тебе сказал, что мне больно. Ичиго потерянно смотрел на свои руки. – Я не слышал, – вот как. – Ты должен был оттолкнуть меня. Молчание затягивалось, Ичиго мазнул затравленным взглядом по груди Гриммджо, упрямо не смотря ему в глаза, и вернулся к изучению собственных ладоней.  – Что ты от меня хочешь сейчас? – Гриммджо вздохнул, но не подошёл ближе, предусмотрительно сохраняя дистанцию. Ичиго думал, что может взорваться истерикой, если он сократит расстояние, но подозревал, что просто убежит. – Я трижды сказал тебе, что мне больно.  Как можно было этого не услышать? Ичиго теперь все видел враньем, как будто на самом деле ему было плевать. И не существовало ни чуткости, ни заботы, ни бережного отношения. – Ну я замедлился в начале. Извини. Но продолжил же. – Понятно. На следующий день Гриммджо скинул какой-то мем, Ичиго не ответил.  Спустя три дня пришло сообщение.   Фотография огромной, мать его, стеклянной анальной пробки с надписью “отдел продаж”. Внутри неё. Надо для каракуры тоже сувениры заказать) 10:07

Видел этот мем) Нам такого не надо)

10:37

Может в виде страпона?) 10:39

Тебе же и засунут этот страпон)

10:41

И сдадут в потребнадзор

10:41

:’D  10:41 Родители надавили на него ещё спустя три дня, в которые он ходил с опущенной головой и потерянным взглядом, подозрительно хлюпая носом каждый час и выходя утром с красными глазами. Он раскололся, как малолетка, рассказав все, но сгладив острые углы. Иссин его безусловно поддержал, что разливалось горячей патокой в груди, причиняя боль и толику облегчения, мама обняла его крепко, погладив по спине, и они расселись вокруг стола в беседке на креслах, закуривая сигареты. – Мы все решим, и никто ничего не заподозрит. Можешь по этому поводу не беспокоиться, – заверила его Масаки, и Иссин, взглянув на неё, серьёзно кивнул.  В его глазах горел огонь, до этого не встречаемый Ичиго.  Двадцать четвёртое ноября две тысячи двадцать первого года. В этот день должно было все решиться. Черт бы его побрал, этот день. И наступила зима.