Юность

Июнь 2021 года — июль 2021 года

без ответа уйдёт и прохожий,

протянув бережливо билет -

тошноты запах выбьется родный,

она ласково тянет сонет.

Июнь встретил его первым выгоранием. Ичиго безбожно опаздывал, даже зная, насколько Иссина это выбешивает и как он потом пилит мозги его матери. Даже несмотря на скандалы в семье, Ичиго ощущал пустоту – ровную, как пустынные равнины в редких колючках кустарников. Кьёраку вызвал его на разговор и после пары уточняющих вопросов выгнал в двухнедельный отпуск – отдохнуть, проверить и проветрить мозги, понять для себя смысл жизни. Не сказать, что две недели – достаточный срок для такого, но Ичиго правда старался, даже завел дневник, где по методу книги “Путь художника” самостоятельно вытаскивал себя из некстати настигнувшей его депрессии, причины которой так и не смог понять.  Вернувшись с налаженным режимом дня через одну пятницу и более осмысленным взглядом, Ичиго, приехав вовремя и уже оставив сумку в офисе, вышел курить, первым делом встречая Киске, которому опаздывать можно было на постоянной основе. Он стоял спиной ко входу и даже не посмотрел на Ичиго, когда тот поравнялся рядом с ним. – Как твой отпуск? – с прикуриванием сигареты и задумчивым взглядом серых глаз, скрытых под тенью панамки, вдаль.  Да, кстати, как его отпуск? Это и отдыхом нельзя назвать было: сон, еда, самокопание и прогулки по расписанию. Кажется, он вышел на работу ещё более разобранным на части, чем раньше, но, по крайней мере, эти части готовы были целеустремленно двигаться вперёд и достигать новых результатов. Просадка по сделкам ему не грозила – включенный телефон все время был на связи и стабильно оповещал о звонках и сообщениях от текущих клиентов.  Заебись вообще, отпуск, короче. Когда Ичиго обнаружил себя смотрящим в одну точку где-то рядом с ботинками, но не видящим в то же время ни черта, молчание затянулось. Он мельком обратил внимание на Киске, скосившего на него слегка сощуренные глаза, и быстро перевёл взгляд на дорогу напротив, неловко кашляя. – Да… Нормально, – слова не лезли в глотку, собираясь в неуютный комок. – А мы сегодня с Тессаем пойдём в турне по барам, – оживленно поделился Киске, зажимая в зубах сигарету и увлечённо потирая ладони.  В этом своём порыве, с не прикрытой веером ухмылкой, он выглядел неожиданно искренним и ярким, словно подсвеченным легкой радостью изнутри. Ичиго подумал, что хотел бы так же – беззаботно надираться по пятницам, ходить с друзьями в разные заведения, пробовать новое каждый раз и повторяться только в том, что особенно понравилось. Пятидневный стиль жизни, безусловно, имел свои преимущества, но у него был график два на два, три на два и двадцать четыре на семь, и пятница как-то теряла свои привлекательные очертания. Может, стоило попробовать? – Можно с вами? – выпалил Ичиго, прежде чем обдумал все окончательно. Киске, до этого продолжавший что-то говорить о любимых видах крафтового пива и настоек, остановился и задумался, словно что-то высчитывая в голове. Дым просочился наружу из приоткрытых губ, и полосатая шляпа провернулась под неровными бликами солнца, следуя за движением светлой головы. Ичиго, честное словно, уже успел пожалеть обо всем: о своём глупом порыве, о спешке, о том, что навязывается на чужую дружескую встречу. Да, они с Киске знакомы уже больше года, но общались не слишком плотно. Скорее всего, это можно было назвать классической дружбой коллег – поделиться тем, как провел или планируешь провести выходные, обсудить бывших и нынешних, пожаловаться на здоровье и рассказать о новом хобби. Зная о чужой жизни поверхностно, они оставались друг другу никем, и после увольнения, возможно, даже не напишут сообщений и не встретятся никогда. Если такое случится, конечно.  – Я предупрежу остальных, но думаю, никто не будет против, – вклинилась в поток обвиняющих мыслей мягкость, штормом снося все тревоги на своём пути. – Во сколько заканчиваешь? Ичиго, загрузившийся самоуничижением от черной макушки головы до пяток, встрепенулся и удивленно посмотрел на Киске, затягивающегося сигаретой в последний раз и с явным сожалением бросающим ее в урну внизу лестницы. Не попал. Чертыхнувшись, он спустился, поднял окурок и резко скинул его в бетонную коробку, нахлобучивая шляпу пониже на лоб и засовывая руки в карманы. На губы верно залезала короткая улыбка. Когда Киске посмотрел на него – Ичиго показалось, что сердито и строго, – улыбка смущенно скрутилась и исчезла. – Э-э, – неловко потерев голову и вспоминая график, который не желал оставаться в памяти спустя безработные две недели, он посмотрел в пол, – я до семи, вроде. – Тогда я тебе отпишусь в течение дня насчёт времени и места, а дальше решишь, сможешь или нет, – пожал плечами Киске, качнув головой, и направился к главной двери. Полуобернулся, коротко взглянув. – Не скучай, Ичиго. Махнул рукой и исчез. Ичиго приоткрыл рот, планируя что-то ответить, но не успел. “Я не скучаю, я тут работаю, вообще-то”, – подумал он, с грустью отмечая, что зажатая между пальцами сигарета окончательно потухла и не подлежит дальнейшему горению. Вторую зажигать не хотелось, все равно не докурит, а выбрасывать ополовиненное никотиновое чудо было до жадности жаль. Ичиго вернулся и сел за работу, периодически возвращаясь к телефону и отслеживая входящие сообщения. Наконец, пришло то, которое он ждал. [25.06.2021, 13:27] Киске Урахара: В 20.00 собираемся в центре около часов на площади, в бар с катаной  [25.06.2021, 13:28] Киске Урахара: Ты приглашён Немногословно, однако.  в бар с катаной Погодите, что?  Ичиго неплохо разбирался в центре, в конце-концов, он там жил, но ввиду отсутствия опыта в барах совсем не ориентировался и никакого опыта посещения заведения с обязательным наличием при себе катаны вспомнить не мог. Может, это название такое? “С катаной”? Ичиго уже собрался гуглить, оставив без ответа сообщение, когда телефон завибрировал в его руках, оповещая о следующем. [25.06.2021, 13:31] Киске Урахара: Если ты подумал, что тебя вызвали на дуэль и надо идти в бар с катаной, у тебя, видимо, нет чувства юмора (｡•̀ᴗ-)✧ Он что, подмигнул? Господи. Ичиго все же вбил “бар с катаной центр” в поисковик и нашёл заведение “Катана” с действительно настоящим мечом на входе. Что ж, это было легко.  Дождавшись окончания смены, он сел в машину и вырулил с парковки домой – нужно было за час доехать, успеть переодеться, сделать что-то с уставшим лицом и дойти до нужного места.  Накраситься ли? Что надеть? Ичиго напомнил себе, что это не свидание, и просто скрыл консилером круги под глазами. Ещё нанес прозрачную увлажняющую помаду на губы и, решив, что выглядит приемлемо, замер перед шкафом с одеждой. Рубашку в голубую полоску отсек сразу – выглядеть как школьник или типичный офисный планктон до ужаса не хотелось, поэтому следовало выбрать что-то другое. Не выдержав, он вытащил из шкафа любимый, но худший для данной ситуации выбор – молочную шелковую рубашку без рукавов и такие же брюки – идеальный вариант для украшения его пятнами неизвестного дешевого сидра. С чёрными волосами смотрелось контрастно, и отражение в зеркале полностью его устроило выгодно облегающими фигуру мотивами, несмотря на то, что верх не был заправлен. Задумчиво посмотрев на уши с проколами, он метнулся к шкатулке с украшениями и вытащил круглую серьгу с висящим на ней крестом и тонкие золотые браслеты, надев такие же белые, как все остальное, кроссовки, вышел. На улице чертыхнулся и вернулся обратно – было прохладно, поэтому тонкий зелёный шарф из кашемира с мелким узором лёг на его шею, окутывая тёплом. Сунув в карманы пачку с зажигалкой и телефон, забытые при первом выходе, Ичиго направился в сторону станции метро под закатным небом. Киске был найден сразу – стоящий отдельно от толпы возле часов, ближе к выходу из подземного пешеходного перехода, он был абсолютно в той же одежде, что и на работе – темно-зеленая рубашка, джинсы с ромбами, лишь панамка отсутствовала. Кажется, его “рабочая” одежда была для него вполне приемлемой на постоянной основе, иначе такой выбор объяснить ничем не удавалось – обычно люди выбирали для встречи с друзьями то, что было удобным и более-менее красивым по их мнению. Снятие полосатой шляпы неожиданно ощутилось доверием, и Ичиго подошёл не сразу, разглядывая расслабленное лицо с мыслью, что своим друзьям Киске, похоже,  готов был открыть свой взгляд, который Ичиго практически никогда не видел. Панамка в зеленую полоску снималась только на встречи с клиентами компании, будучи дурным тоном при редком деловом взаимодействии и зоной комфорта все оставшееся время. Возможно, именно поэтому ответил на его вопрос утром не сразу – раздумывал о том, решится ли допустить его в более близкое окружение? Возможно, Ичиго этому придавал большее значение, чем оно было на самом деле. Возможно. Подойдя к Киске с приветственным взмахом руки, Ичиго дёрнул уголком губ в улыбке, взглянув в глаза. Серые. Предрассветное небо зимой, обозначающее грядущий холодный день в ожидании теплого лета. Гроза над морем, только начинающая вступать в свои права, предвещающая беду для моряков, заставшую врасплох стихию. Сталь на лезвии меча, опасно сверкающая в свете тусклых вечерних фонарей, обещание боли. Ичиго еле заметно вздрогнул перед тревожными ассоциациями, но взгляд не отвел, лишь ослабив напор упрямого исследования чужого лица. Киске же неожиданно оценивающе оглядел его с головы до ног, неопределённо хмыкнул, кивнув, и двинулся, видимо, в сторону бара, приглашающе махнув рукой.  Кажется, его размазало. Прошло часа три после начала их путешествия, как Ичиго успел познакомиться с Тессаем лично, не запомнив имени его супруги и ещё пары друзей, и скрылся в санузле после порции травяных настоек. Это был уже, кажется, пятый бар, и, похоже, правило “не понижать градус” не работало на Ичиго – махнул стопку с плавающими на дне ягодами облепихи он после пива, а хреновое состояние все равно стремительно прибыло, крутясь в желудке алкогольным ураганом из желчи и выпитого накануне. Привычный ритуал из стойки на коленях в практически молитвенной позе, дергающегося в жёстком надрыве кадыка и яростного умывания лица совершил воистину магический призыв бодрости – и он вышел наружу вновь свежим и полным сил, хлопнув дверью санузла, который, как и себя, привёл в порядок. Ни следа не оставить за собой – чистый профессионализм. Ичиго даже был горд собой. Возможно, ощущение было обманчивым, когда в седьмом заведении по счету – вполне вероятно, уже неверному, – глаза прикрылись, невидяще наблюдая за выступлением какой-то рок группы, и Ичиго прилег на барную стойку, уперевшись в ладонь щекой. Поза была ненадежной, казалось, ещё чуть-чуть, и тело предаст его, отправляя в пьяный нокаут, но он держался, желая довести начатое дело до конца, поэтому упрямо жмурился, открывая веки, и приподнимался на неудобном табурете.  Чья-то рука мягко сжала его обнажённое плечо, и голос, еле слышимый из-за грохота музыки вокруг, раздался у самого уха: – Тебе пора домой. Ичиго обернулся, чуть не столкнувшись носом с губами Киске, и отпрянул, мотая головой. Тут же замер, пережидая головокружение, так некстати прижавшее его своим давлением.  – Ты уже спишь, – настойчиво проговорил Киске, заглядывая ему в глаза, и мягко улыбнулся. Почудилась ли нежность в этом взгляде? Может, он уже находится дома и дремлет, зависнув между двумя мирами – реальностью и выдумкой. Тогда что ждало его в конце этого сна? Ичиго не мог назвать Киске непривлекательным, наоборот, он был вполне хорош собой – светлые волосы, вечно в творческом беспорядке, острый нос, выделяющийся своей костью на его спинке, плохо выбритая щетина на чётко очерченных скулах и чувственная нижняя губа, поджимающаяся, когда в кабинет входили без стука – утонченная мужественность вкупе с хаосом, окружающим весь небольшой мир этого человека. Ичиго обвел взглядом приоткрытый рот Киске, отмечая его розовую увлажненность, и утвердился в его красоте, даже жалея, что все это великолепие – не его типаж, вызывающий мурашки по спине и мучительно сладкое кручение в низу живота, не его учащенное биение сердца, грозящего взорваться к чертям, если он будет медлить, не его молчаливый обет. Не его поля ягода, созревшая на солнце и полная питательного нектара, обещающего утолить самую сильную жажду, если его достичь в пустыне. Сосредоточившись на руке, лежащей на барной стойке, он дёрнул пальцами, медленно потер деревянную поверхность, концентрируясь на ощущении шершавой доски. На пробу поскреб ногтями, отмечая, что чувствует все слишком ярко, а затем вдавил ладонь в плоскость, раскрыв её, и золотой браслет отчётливо вдавился во внутреннюю сторону кисти. Ичиго упорно всматривался в пальцы, пересчитывая их. Один. Гриммджо вытягивал наружу все соки одним лишь своим присутствием – все тело трясло в лихорадке, стоило только услышать его голос в другой комнате вкупе с легкой картавостью, придающей ему французского шарма и рычащей грубости одновременно. Ладони увлажнялись, прилипая к компьютерной мышке, дрожали от склизкого холода, пока щеки разгорались пламенем от подбородка до кончиков ушей. Он замирал перед экраном ноутбука с невидящим взором, медленно приходя в себя и пытаясь научиться заново дышать. И так каждый, черт возьми, день. Два. Закрытый кабинет не мог не родить любопытства о том, что же скрывается за его дверью. Изредка снующий за чашкой новой порции кофе, Киске не всегда появлялся в поле зрения, и бывало, что его за день можно было увидеть всего пару раз – Ичиго мотался на стройку, бумаги летели от договорников к клиентам и обратно, Джинта яростным шепотом на кухне высказывал, что думает о его новых покупателях, или Исида поправлял очки, выслушивая очередную слезливую легенду об испорченной кредитной истории – лица смешивались в единое серообразное нечто, и среди них изредка на перекурах могла мелькать полосатая шляпа, молча стоящая неподалеку в тени. Три. Ясное небо не обещало взаимности, заполняя собою все пространство вокруг – громкими хлопками дверей, бешеным оскалом и яростно стучащим по доске на обеде ножом, разделывающим неизменное в рационе мясо. Древесный аромат одеколона просачивался в лёгкие, давя на кровеносные сосуды и вызывая головокружение вместе с томительным тремором во всем теле. Гриммджо было слишком много и в то же время ничтожно мало в жизни Ичиго – он знал его повадки и причины, пазлы прошлого, не желающие сливаться в единую мозаику, и будни настоящего, искрящиеся открытым недружелюбием ко всему окружающему миру и показным добродушием перед клиентами. Четыре. Светлая константа всегда присутствовала рядом – пять дней в неделю, с девяти утра до шести вечера, она закрывалась в своём кабинете, будучи нечастым гостем на кухне и в других общих зонах, однако именно благодаря ей вся компания обретала свое лицо, которое подтверждал каждый человек внутри отдела продаж. Не привлекая лишнего внимания, эта тонкая работа компенсировала непубличность своего исполнителя сполна – руководство небольшим штатом сотрудников распространяло свое видение “Каракуры” на каждого члена команды, вдыхая жизнь и характер во всю компанию.  Пять. Такие разные, но если судить разумно, один вариант казался надёжнее другого своим спокойствием и мягкостью, уверенной тишиной. Впрочем, пять пальцев. Все же явь.  Явь, где Ичиго, кажется, совсем не знал Киске. Серые глаза и не показывались до сегодняшнего дня – Ичиго никогда не присутствовал на закрытых деловых встречах, чтобы видеть его взгляд.  Снова посмотрев на Киске, он отметил, что тот все ещё неотрывно наблюдал за ним и его нехитрыми манипуляциями с ладонью. – Щас, – пробормотал Ичиго, потянувшись к высокой кружке пива, которую было жаль оставлять, и, ополовинив её, поднял указательный палец вверх, призывая подождать его. Сжатый кулак прижался ко рту, давя протестующие позывы желудка вывернуться второй раз за вечер вопреки желаниям хозяина, и лицо непроизвольно поморщилось, справляясь с грозящей возникнуть вновь тошнотой. – Тогда я пойду. – Я вызову такси, – Киске полез за телефоном в карман, открывая приложение.  Никто и никогда не вызывал такси, переживая о его состоянии, он всегда добирался сам – неизменно находя приключения, приятные и не очень. Или это была просто вежливость? – Я сам дойду, мне тут семь минут идти, – запротестовал Ичиго, с трудом сползая с табурета и упираясь рукой в барную стойку, пытаясь привести себя в устойчивое вертикальное положение. Какой стыд – набухался, как малолетка, не дождавшись завершения вечера.  – Нет, – остро посмотрев в ответ, произнес Киске, – назови адрес. Взгляд ощутился жёстким и бескомпромиссным – как борьба за принципы, как выговор несмышленому ребёнку, как яростное отрицание ложных суждений, которые не могут противостоять чистым помыслам. Тон был стальным стержнем внутри обманчиво мягкой древесины карандаша – не трогай, проткнет. Ичиго нехотя подчинился, отбирая телефон из невозражающих рук и с усилием самостоятельно вбивая в нужную строку точку прибытия, и прошептал: – Видишь, совсем рядом. – Вижу, – мрачно заключил Киске и нажал кнопку вызова водителя. Точно увидел, что ехать до нужного адреса минут десять, а значит, легко было догадаться, пешком идти раза в два дольше. На экране отобразился поиск свободного автомобиля, и Ичиго молился, чтобы он не нашелся. Мечтам, впрочем, не всегда суждено сбыться. – Будет через восемь минут, пойдём. Киске что-то сказал Тессаю, тот кивнул, прощаясь с Ичиго, и они вышли на улицу, вдыхая уже холодный вечерний воздух и встречая сгустившуюся ночь. Тёплая куртка опустилась на плечи, и рука уверенно подтолкнула его к лестнице, придерживая, пока он спустится. Ичиго засунул руку в не свой карман, наугад вытаскивая чужие сигареты с незнакомой зажигалкой и подкуривая. – Какая гадость, – поморщился, возмущённо уставившись на смеющееся лицо напротив, – как ты это куришь? Киске не ответил, ведя его к автобусной остановке, и отобрал пачку, засовывая её в карман своих джинс. Ичиго, сделав три затяжки, не выдержал и выкинул еле тронутый табак в ближайшую урну, переполненную мусором. Облизнулся, причмокнув, смакуя вкус отвратительного табака. Небо без звёзд встретило его взгляд всеобъемлющим безразличием, так же не отвечая на многочисленные вопросы, роящиеся в голове. Машина затормозила напротив, и Киске потянулся к двери, приглашающе открывая её. Ичиго неуверенной походкой направился к ней, уже садясь внутрь, как спохватился, оборачиваясь и на ходу снимая куртку, чтобы вернуть её своему владельцу. На сей раз удача прошла мимо – Киске наклонился, провожая его, и нос слегка столкнулся с чужим, неровным мазком соединяя их на мгновение. Оба замерли, смотря друг на друга. Ичиго показалось, что в небе зажглась одна-единственная звезда, и она сияла ярче остальных, обещая что-то неизвестное, неопределенное, неизведанное, но светлое и без мучительных тревог. Сглотнув, Ичиго медленно обвел взглядом приоткрытые губы напротив, натыкаясь на кончик языка, быстро облизнувший их, показавшийся на краткое мгновение. Он не знал, чего хотел и хотел ли вообще чего-либо – сознание туманилось, планируя отправиться в мир грез, но прерываясь шальными мыслями и бесконечными вопросами. Киске приблизился к нему медленно, не отрывая взгляда, закрывая небо над головой и пути к отступлению, становясь центром небольшой вселенной между ними. – Напиши, как доедешь, – прошептал он, выдыхая приятный аромат пряных травяных настоек, которые выбирал весь вечер, лучась удовольствием и спокойствием.  Ичиго до этого не знал, что ожидал услышать. Но когда Киске произнес свою просьбу, понял, что именно эти слова были такими нужными, необходимыми, как кислород, для понимания, чего ему не хватало – как же он хотел, чтобы другой человек говорил ему те же вещи. Кажется, пора было снова учиться дышать. Ичиго заторможенно кивнул и почувствовал, как руки коснулось что-то мягкое – это оказалось его зеленым кашемировым шарфом, опрометчиво забытым в баре. Дернувшись и взамен вручив чёрную джинсовку Киске, он случайно коснулся своими пальцами его, ударяясь током, и, едва не выронив шарф, наконец сел в машину, расслабленно откидываясь в жёстком сиденье, когда дверь захлопнулась. Такси тут же тронулось, увозя его к дому, мигая в окнах огнями города, сливающимися в единый звёздный поток, стремительно закручивающийся в его собственный млечный путь.  В голове образовалась вязкая каша с единственной мыслью – лишь бы не вывернуться наизнанку, дойти до двери квартиры, суметь открыть ее. Его последняя задача на сегодняшний вечер. Написать он, естественно, забыл. Утро встретило трелью будильника, кричаще ввинчивающегося в виски, и оставленным на тумбочке возле кровати стаканом воды с таблеткой рядом. Похоже, вчерашний Ичиго успел позаботиться об этом, прежде чем отключился, даже не раздевшись. На что-то хватило сил, на что-то – нет, таков закон жизни. Баланс. Будни текли мелкой речкой, переливаясь в свете лета блестящей на солнце галькой – каждый будний день был полон сердечных взлетов и падений рядом с Гриммджо, выходные же оборачивались тоской, верно затапливаемой тренировками в зале. Визиты приходили и уходили, оставляя за плечами Ичиго выполнение плана хотя бы на минимуме, чем он был мало-мальски доволен – его, юнца, первые достижения. В конце июля Ичиго, с недосыпа управляя машиной, попал в аварию. Точно сказать, почему это произошло, Ичиго не мог. Вероятно, дело было в том, что будучи неопытным водителем, привыкшим тормозить мягко и аккуратно, он просто не смог втопить педаль тормоза в пол, засмотревшись вдаль и поздно заметив, что машина перед ним давно уже затормозила. Выкрутил руль влево, намереваясь избежать столкновения – много позже Ичиго понял, что это было роковой ошибкой – и правой передней частью автомобиля добил вдрезбезги задний левый фонарь видавшей виды Nexia, кем-то до него уже частично разбитый.  Ичиго стал пешеходом и пользователем общественного городского транспорта на долгие два месяца, как ему пообещали в автосервисе, который принял его машину по полному страхованию ущерба. Потеря потерь. Но лето внушало надежды – и жаркий ветерок, ласкающий щеки после трудового дня, пока он ехал на красном автобусе из пригорода в центр, где жил отдельно от родителей, и это даже не было до омерзения грустным. Ичиго учился радоваться каждому дню. Да и… Гриммджо нередко подвозил Джинту из отдела ипотеки в город после работы. А теперь заодно – и Ичиго. В один из вечеров Гриммджо снова нужно было в город, а Джинты не было, поэтому Ичиго с удовольствием занял переднее правое сиденье, не удержавшись от мысли, что точно всегда сидел бы так, будь Гриммджо его парнем.  Эх, мечты, мечты… Ичиго с трудом стянул дебильную улыбку с лица, когда Гриммджо сел за руль, и машина тронулась, увозя их в город. Не хотелось без причины лыбиться, наверняка вызывая вопросы о причинах столь радостного настроения. Впрочем, на него даже не смотрели – к счастью ли, к сожалению ли. Ичиго, как обычно, о чем-то спросил, Гриммджо ответил, и завязалась беседа такого рода, что перестань Ичиго спрашивать, как она вовсе бы оборвалась. Ичиго было неловко – он ощущал себя до смерти назойливым и навязчивым, но остановиться, находясь рядом с предметом своего обожания, совершенно точно был не в силах. – Знаешь, – проникновенно начал Гриммджо в ответ на очередной вопрос, и Ичиго слегка приосанился, готовясь услышать нечто важное, – ты ещё ребёнок и… И дальше Ичиго уже не слышал – глаза широко раскрылись, уставившись в одну точку далеко впереди, а уши заволокло ватой, сквозь которую с трудом пробивались мягким бархатом неразличимые по содержанию слова. Он, по его мнению… ребёнок? Похоже, Гриммджо его не то, что парой для себя не рассматривал, он его вообще не считал себе равным, просто не видя в нем взрослого. Но Ичиго уже двадцать один! Возможно, дело в том, что Гриммджо уже сорок? Обида медленно обернулась змеей вокруг сердца, сдавливая его в тиски, а грудина по ощущениям начала наполняться пламенем как кузница, раздуваемая мехами мастера. – Этот ребёнок на втором месте после тебя, – выпалил Ичиго прежде, чем успел обдумать, что хотел бы сказать. Гриммджо с ответом не задержался. – Этот ребёнок сделал всего пятьдесят процентов от моего результата. Ичиго вскинулся, обернулся к нему, мимолетно встречаясь со снисходительной синевой глаз напротив – и вот он уже вновь смотрит вперёд на дорогу, уверенно держа руль Audi A6 в руках.  И прежде чем Ичиго, уже приоткрывший рот, дабы что-то сказать, окончательно отошел от шока, Гриммджо продолжил: – И я не позволю никому побить этот рекорд, пока я здесь. Что за монстр сидел рядом с ним? И раньше были стычки, мелкие ссоры, но именно в тот день сердце особенно противно заныло в груди, ощутимо кровоточа – невзаимность и жадность обнажились уродливым пятном на личине кумира, вызывая физические страдания.  Как можно было напрямую тыкать ему в больное место – в его возраст? Не ответить взаимностью – разве это возможно? Почему Гриммджо так держался за первое место? Неужели там – столько денег? – У тебя есть свои фишки и привилегии, – первое, что пришло в голову, с трудом совладав с голосом, выдавил Ичиго, чувствуя себя безмерно униженным и оскорбленным. – Я здесь работаю четыре года и всего добился упорным трудом, – возразил Гриммджо, даже не взглянув на него в этот раз, лишь сжав руль крепче. Похоже, разговор ему начал надоедать. Ичиго, еле удержав слезы, отвернулся к окну, устало откидываясь на сиденье. В голове варилась грустная каша из ошметков всколыхнувшихся в душе переживаний, горло саднило от невыплаканных слез горечи вкупе с обидой, а пальцы незаметно сжались в кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Вот и поговорили, блять.