У реки два берега

      -  Сестрица, можно Вам помочь? – выглядывает из-за высокого стола макушка с чёрной копной волос. Это Ичи, приподнимаясь на носках, тянет свои маленькие ручки к ингредиентам на столе в деревянных мисках. Но по хрупким пальчикам слегка ударили мягкой тряпкой, словно поймали жулика за воровством. – Эй, за что?       - Не мешай, - строго произнесла Ротару, которая сегодня была главная по продовольствию, и не желала мириться с кражей еды до приёма пищи. – Поранишься ещё, и учитель будет злиться на меня. – словно строгая родственница, девочка с карэ поставила руки на бока, имитируя силуэт дорогой фарфоровой сахарницы, и грозно стояла над ребёнком, отвлекаясь от своего занятия. Но, заприметив мокроты мальчишеских глаз, поспешила ретироваться и потеряться. – Чего плакать вздумал, дурачок? Кагэ, помоги мне! Он меня не слушается! – нервничая. Юный повар принялась судорожно вытирать руки и поспешила взять обиженного на руки, и закружить и без того по маленькому пространству, чтобы отвлечь. Ремесленница стояла с огромной деревянной ложкой, помешивая крупу в кипящем котле, проверяла её на готовность, но неожиданные и через чур громкие наигранные всхлипы привлекли её внимание. Отложив всю кухонную утварь, девушка перехватила капризного младшего и посадила к себе уже на крепкие плечи.       - Так, кто льёт слёзы, тот упустит радостные моменты. – ладошки упёрлись на женский лоб и стали проводить по черным тонким бровям. – Давай так, ты мной поуправляешь. Представь, что я та самая игрушка из дерева с механизмом, которую мы мастерили месяц назад. От тебя зависит то, на сколько я хорошо приготовлю вместе с Ротару обед на всех. – мелкий любил играть в подобные манипуляции, потому ухватился ручками за голову старшей и опустил её вниз, на разделочную доску, где лежали слегка надрезанные продукты. – Готов? Я начинаю.       Подопечная Кусэтцу вздохнула с облегчением. Когда заметила, что градус тревоги ребёнка стал утихать. Можно было спокойно поработать.       - Сестрица, а ты хорошо ладишь с детьми. – заметила девчушка, глядя на улыбку мальчика.       Вот уже год, как потерпевшая попала в храм к слепому монаху с сиротами. Дети помладше сразу стали тянуться к неизвестной, мальчики раскрепощались по мере продвижения их занятий по борьбе на клинках, и с недавних пор самые старшие представители такой необычной семьи стали интересоваться девушкой, как разносторонней собеседницей. Кадзутори, девочка лет 8, любила дурачиться с Кагэ, но тем не менее проявляла усидчивость, когда дело доходило вышивки. Самые взрослые подростки, Ротару и Осами, стремились к ведению хозяйства и самостоятельности и не стеснялись просить их обучить базовым вещам новую подругу. Одним словом – идиллия.       - У вас тут походу не скучно. – с лёгкой ухмылкой в кухонное помещение заходит Химеджима, держа в руках переносную корзину, явно чем-то наполненную.       - Учитель! – и радостные дети поспешили на встречу парню, чтобы с ним поздороваться спустя долгое отсутствие. – Как ваши дела? А что вы принесли? – крышка корзинки отворилась и комнату наполнил аппетитный аромат копчёности. – Что это?       - По дороге в храм я повстречал торговца вяленной рыбы, и он отдал мне остатки по приемлемой цене. – на стол тут же был возложен кулёк из крепких бамбуковых листьев. Развернув которые, можно было увидеть несколько пластов золотистой рыбёшки.       - Здорово! – с визуального позволения старшей, ответственная по кухне вместе с младшим Ичи побежали к остальным деткам, сообщая о скорой готовности обеда.       Аккуратно, чтобы не повредить и не разломать ни грамма рыбного филе, ремесленница принялась аккуратно раскладывать каждому сиротке в порцию по пласту. Но с уходом детей между молодыми людьми нависло неловкое молчание, которое ни один из них не смел прерывать. За прошедший год Кагэ и Гёмэй успели сблизиться, монах с удовольствием рассказывал подруге подробности своей жизни до встречи с ней, с увлечением вещал о буддистских учениях и приглашал на каждую тренировку с мальчишками. Отдельной радостью для него были спокойные вечера, когда девушка уделяла живущим в храме сиротам внимание: давала им маленькие концерты, обучала танцам, искусству плетения и вышивки, так же прививала знания в сфере фармацевтики и трав. Он никогда не забудет, как каждый из малышей радуется, когда у них получалось развиваться в той или иной деятельности. Забота об ослеплённом человеке не могла пройти мимо его сердца: что-то трогало внутри, когда девушка помогала ему до делам храма, направляла, была рядом во время редких, но недугов и невзгод и всегда умудрялась находить решение.       Прокашлявшись, оба отвернулись друг от друга, и, собравшись с мыслями, принялись относить трапезу к детям в главную комнату, где те, в своё время, расставили специальные столики.

***

      Гул возбуждённых детей и топот маленьких ног прервался громким хлопком мужских ладоней, который уведомил зевак о начале трапезы. Резко настала тишина, и каждый из обедающих повторил действие монаха.       - Учитель, у нас сегодня настоящий пир! – воскликнула Хачи, удивлёнными глазами глядя на вкусности перед собой. Химеджима любезно поделился историей о своём увлекательном походе и о встрече с торговцем, в то время как все старались удержать голодные звуки желудков в покрове своих одежд.       - Давайте поблагодарим этого доброго человека, а также Ротару и Кагэ за работу на кухне. – самые старшие девочки и по совместительству ответственные за трапезу переглянулись между собой и дали друг другу пять, закрепляя свой успех под смешки своих сожителей. Только вот, самая озорная девчушка молчала, угрюмо глядя в тарелку с рыбкой так, будто сейчас просверлит глиняный материал. Пока все наслаждались моментом, а повара принимали благодарности за вкусный аромат, хрупкое тельце поднялось с места вместе с тарелкой и побежало к молодому человеку. Все глаза были прикованы к ней, и резко повисла вопросительная тишина. – М? – крепкую мужскую ладонь обхватила маленькая ручка и тут же подушечки пальцев ощутили ещё еле тёплую поверхность посуды, где лежало лакомство.       - Сайё? – вопросительно уставилась брюнетка, поражаясь поведению младшей «сестрёнки». Юката пастельного цвета малышки закрывало обзор, потому некоторым не было видно, что происходит между этими двумя.       - Учитель. Это вам. – короткостриженая малышка в смущении отвернулась от монаха, но, дабы донести всю уверенность своих намерений, резко уставилась своими жемчужными глазками на ослепленного мужчину. – Вы очень худой, кушайте побольше.       - Ох, Сайё… - трогательно протянула Кусэтцу, шокированная поступком маленького ребёнка, в лёгком шоке положила руку на сердце, которое стало биться чаще от доброты ребёнка.       Нежная улыбка озарило лицо малышки, а пространство наполнил лаконичным баритонный смех. Большая ладонь легка на миниатюрную головушку и слегка потрепла её, в заботе.       - Я тебе благодарен тебе за твою доброту. Но однажды я прошёл через суровый пост, и голод мне не страшен. Так что, - рука легка на плечико девочки и, слегка отодвинула от себя тарелку. – постарайся съесть свою порцию. – глаза четырёхлетки загорелись и, поклонившись в благодарность и уважение к учителю, поспешила вернуться на своё место. – Я даже так не уступлю вам по силе, ребята. – монах стал в шутку демонстрировать свою силу, переводя взгляды детей на свои мышцы. Все принялись галдеть, опровергая слова парня, намекая что им ещё стоит потягаться, и только девушка с глазами цвета ночи наклонилась к маленькой добро деятельнице и прошептала ей: «Горжусь тобой».

***

      По прошествии года, соседняя деревня вновь была готова распахнуть свои двери для своих горожан и близлежащих поседений для очередного фестиваля провода лета. Чтобы культурно просветить детей, Кагэ предложила им прийти и глянуть на эту замечательную традицию и весело провести время. Многие изъявили желание пойти. Но за словами должны следовать действия: подготовка к празднику требует кропотливой работы и кучу времени.       Из отрезов ткани и одежды из дома Кусэтцу многие перешили себе наряды на мероприятие. Да, пусть и не так идеально и ярко выходило, как хотело, но природные красители и терпение делали своё дело. Широкие рукава расписных кимоно были украшены силуэтами цветов и орнаментами, изюминку добавляли ранее разобранные украшения ремесленницы. Из уцелевших плотных лоскутов женский коллектив сшили себе юбки, подол которых увенчали незамудрённые узоры. Сложнее всего было со шляпками ручной работы – ориамигаса. Для неопытных мастеров, коем являлись сироты, переплетение соломенных отростков вызывало сложность, но через метод проб и ошибок, несколько экземпляров головного убора всё же были изготовлены. С благословения черноволосой, с собой были взяты музыкальные инструменты. Кагэ с замиранием сердца рассказывала про лирическую составляющую фестиваля – наримоно - ритм задают сразу бамбуковая флейта, барабаны тайко и цудзуми, гонг и сямисэн. Задорный мотив этой гипнотизирующей мелодии погружает всех в атмосферу праздника и веселья.       Слушая увлекательные рассказы и байки, девочки и мальчики душой находились на разноцветных и сияющих улочках, торговых площадок, но телом, уже переодетые, почти готовые, были ещё в храме. Девушки отказывались идти в свет без красивых причесок, потом выстроились в очередь к искуснице: Осами обладала непослушными волосами, потому решила довериться собственным силам и, вооружившись огромным гребнем, постаралась исправить состояние своей головы, но на концах сделала себе только хуже из-за неудачного начёса. Чуть ли не в слезах она попросила своих подруг уступить право первенства, и вот она сидит в позе лотоса, а сзади неё умелица исправила ситуацию, попросила запрокинуть голову и стала начёсывать локоны на макушку и плела обратную косичку. Не обходилось без резких и непривычных «ой» или «ай», но уже через пару минут коса обернулась неплохим импровизированным цветочком, что был закреплён при помощи двух сосновых палочек с маленькими драгоценными камнями.       - Я! Я! Теперь я! – дождавшись своей очереди, Ротару сама вручила расчёску «сестрице» и доверилась её рукам. Красивые тёмные патлы были разделены аккуратным пробором на бок и заплетены в объёмный пучок, над которым вознёсся гребень с лентами.       Большинство юных красавиц захотели нечто подобное, но за счёт украшений, каждая причёска была уникальна. Все девчата ринулись на кухню, чтобы полюбоваться на себя в зеркале. Уже через мгновение послышались восторженные крики и хохот. Довольная своей работой, рукодельница встала с места и, поправив слои одежды, стала загружать походные корзины реквизитом и монетами. Последней деталью была мазь-помадка для губ, которую по совместительству использовали как румяна и тени. Окунув пальчик в красный пигмент с пчелиным воском, состав приняли наносить на уголки глаз, от чего взгляд казался ярче, на щёчки, придавая румянца, и размазывался по припухлым губам. И вот пятеро дев выходят на двор, полностью подготовленные к празднику.       Без лёгких смешинок со стороны непонимающих мальчишек не обошлось, и многие стали подкалывать, но в доброй манере, своих сожительниц, намекая что те пятнистые, как панцири божьих коровок. Но их оппонентки были не лыком шиты. потому в ответ называли спутников опавшими листочками, за счёт формы сделанных вручную традиционных шляп. И, обменявшись своеобразными комплиментами, все направились в сторону поселения крестьян и торговцев.       Вся дорога сопровождалась весёлым гомоном, но тем не менее следовало поторопиться, так как ближе к вечеру торговые ряды перекрывались для проведения танцевального парада. Девочки и мальчики по большой части шли своими отдельными группками, только более старшая Ротару шла рядом с Ёном, перекидываясь интеллектуальными задачками, а самые младшие Ичи и Сайё вели под руки монаха. Ремесленница шла впереди, чтобы не дать красотам торговли задурить маленькие умы детей и не отвлечься от цели посещения.       Маленькие ладошки были сжаты более крупными руками мужчины, чем старались привлечь внимание сирот. Оба ребёнка обернулись на жест учителя и, приостановив шаг, решили выслушать парня. А просьба была одна: «опишите мне, что происходит». Но оба принялись наперекор говорить про природу, как надоедливые жуки попадались на пути, какое солнце красивое и небо чистое, поделились взаимными подколками на счёт внешнего вида девочек и мальчиков. И среди всей какофонии сказанного, для разума Химеджима было выделено следующее:       «- Сестрица сделала нам такие красивые причёски! У неё золотые руки. А ещё, она нас накрасила, у меня губки и щёчки красные-красные. Сестрица тоже сегодня очень милая!»       По мере того, как компания приближалась к месту назначения, были слышны задорные крики взрослых и детей, которые подзывали торговцев сворачиваться и отдаться мании праздника.         Тяжелые деревянные ворота были пройдены, но каково было удивление, когда компанию не встретил торговый ряд с тканями и орудиями труда, видимо многие всё же поддались соблазну и пошли вглубь деревни к параду. Воспоминания стали накрывать, возвращая во времена прошлого фестиваля, куда Кагэ пришла ранним утром с отцом: как они торговались, как ходили по этим улочкам в поисках нужного товара, вспомнился говор батюшки и его методы торга, его забавное старческое поведение. Сейчас же в домах был погашен свет, не было ни одной живой души.       Женщина застыла на месте и потихоньку улыбка стала покидать её лицо.       В чувство девушку привели мальчишки, которые стремились попасть на хвалённый праздник.       - Сестрица, всё хорошо? – Нет, сейчас не время грустить. В приоритете сейчас впечатление и досуг сирот и монаха. Она быстро проморгала, натянула гримасу на лицо, взяла самых шебутных под локоть и. приободрив их, шагнула резвым шагом дальше, на свет огней в самой глубине деревни. Но спиной она всё ещё чувствовала тяжёлый взгляд погибшего родственника, который призраком преследовал ее.       Вот компания из храма прошла закрытые ряды, и забрели в продовольственную полосу с настырными и талантливыми купцами. В глубоком детстве, Кагэ помнила этот аромат, многого дыма и пара от кипящих котлов, горячей еды и работающих печей, и приятно было осознавать, что спустя длительный период времени рецепты и традиции не меняются. Не жалея своих монет, ремесленница подошла к своему излюбленному ларьку со сладостями и попросила изготовить несколько вкусностей и, в своей торговой манере, попросила сделать «как себе». Деревенские повара поняли данный намёк, и, подмигнув чуткой покупательнице, принялись для детей показывать поистине изящный процесс приготовления. 8 пар глаз внимательно следили, как один ингредиент смешивался с другим, потом как это всё замешивалось буквально в воздухе, и как готовилось на горячем камне. Ароматный пар ударил в носы любопытным ребятам, и те зашлись слюной.       - Ваши цубакимоти! – это были рисовые лепешки со сладким сиропом из виноградной лозы, завёрнутые в листья камелии. Все на счёт три сделали первый укус, развернув каждый свой лист, и на зубах остались сахаринки, которые после прилипали к нёбу. Но, не обращая внимания на дискомфорт, все с удовольствием уплетали угощение. – Хорошего вечера! – шипящий звук готовки перебивали восторженные возгласы сирот, которые в своей жизни никогда не пробовали нечто подобное. Но одной вкусностью сыт не будешь, потому тотчас направились к следующему прилавку, где пахло выпечкой.       - Пару штучек каракудамоно, пожалуйста. – и несколько серебряных монет упали в шершавую ладонь старушки, которая, приняв оплату, лопаткой отсоединила несколько кумпячков рисового теста и принялась их вымешивать, придавая упругости и воздушности массе. Пока очередная покупка готовилась, Кусэтцу периодически пересчитывала детей, чтобы никто в суматохе не потерялся. Самые маленькие всё ещё жевали рисовые сладкие пирожки, от чего липли пальцы к одежде и волосикам. Не теряя времени, старшая с непоседами уходили, чтобы умыться, а по приходу, темноглазая увидела, как бабушка показывала подробный мастер класс Ротару и Ёну, как сделать бобовую начинку в сладость.       Когда трапеза подошла к концу, ремесленница попросила всех взяться за руки, чтобы не потеряться в толпе, стала проводить всех в толпе к парадной площадке. Из-за широких спин их команду окутали яркие фонари, переливающиеся всеми возможными цветами от витражей и пламени. Казалось, будто воздух наполнен магией, за счёт своеобразных зайчиков преломлённого света.       - Какая красота! – изумлённо завизжали дети и, махая своими соломенными шляпками, забегали по площадке. К сожалению, основной танец Ада-Овари, но после него можно было присоединиться к танцующим и посоревноваться в выносливости и веселье.       Танцоры и танцовщицы, поделённые на рэн – группки по 40 человек, грозно, но весьма чуть-чуть, надвигались на желающих к ним присоединиться. Хохот и подбадривающие слова крестьян и купцов разносились раскатами по вечерним улочкам. Не в состоянии себе долго отказывать в удовольствии, длинноволосая утянула цепь из родных ей людей в самый эпицентр танца. Дети были не против, двигаясь в такт бамбуковой флейты, словно змеи из кувшинов, а вот молодой парень немного стеснялся своего недуга и не мог полноценно влиться в колею беззаботных людей. Замечая еле ощутимое отступление мужчины, девушка схватила Химеджима за руку, давая понять, что попытка уйти в тень провалена.       - Кагэ, я не могу… - он скромно огляделся на подбадривающую толпу взрослых жителей деревни, монах засомневался в своих силах, но, ощущая как в процессе задержания уверено переплелись их пальцы, вопросительно взглянул на подругу.       - Всё будет хорошо, верь мне. – глаза её горели как никогда, от его партнёрши так и разило уверенностью и детской непринуждённостью, что в комбинации рушило попытки Гёмэя на спасение от танцевальной чумы. Приложив как можно больше сил, женщина вернула его в поток сирот, которые принялись поддерживать своего учителя, а сама подхватила его под локоть и принялась вводить сперва на три шага вперёд, затем два назад. Данное движение было сравнимо с подступающими на берег волнами. Затем девушка принялась кружить парня, периодически ходя по кругу, словно листья в ветренном потоке. Постепенно, отдаваясь процессу, ослепленный молодой человек стал получать удовольствие от ощутимой свободы и эндорфина. Маленькие ладошки хлопали ему в поддержку, и, махая старшей, просили одолжить неумелого спутника к себе в партию. Пройдя через всех 8 сирот, не обойдясь без слегка оттоптанных ног, его вернули в умелые руки ремесленницы. Он уже не сопротивлялся, наоборот, подавался вперёд, стал более уверен в своих движениях. И вот ладони молодых людей опять сплетаются, и как озорные юнцы, принялись скакать по кругу, периодически кружа друг друга. - Дураки танцуют, а дураки смотрят, если оба дураки, можно и потанцевать!       Становилось тяжело дышать, но и прекращать не было никакого желания, но это не им решать, а оркестру, у которых музыкальные летописи подходили к концу. Так пара танцующих застыла, стоя вплотную друг к другу и стараясь перевести дух. Осознавая своё детское поведение, парень и девушка залились звонким хохотом, но из-за сухости во рту, успели прокашляться.       Деревенщины аплодировали друг другу, передавали воду каждому, кто в ней нуждался, с намёком о продолжении торжества. Пока Кусэтцу отпивала из кувшина, то краем глаза заприметила знакомые силуэты – это были те самые бабки-сплетницы с последнего торгового фестиваля. Живительная влага пошла далее по рукам своей компании.       - Ждите здесь, пожалуйста, скоро будет фейерверк, я ненадолго отойду. – все детки во главе с буддистом кивнули в знак одобрения и решили пойти присесть на лавочку передохнуть.         Старые дамы пока быстро передвигали свои столики с тканями поближе к толпе, надеясь, что остатки товара раскупят, Кагэ приберегла свой личный запас с несколькими золотыми монетами, и стремительно направилась к ним, чтобы поболтать. Но, чтобы тебе рассказали побольше и поинтереснее, но нужно задобрить валютой. Это она и собиралась сделать. Прикрывая лицо соломенной шляпкой, женский силуэт тенью промелькнул среди толпы и появился около столиков с материями.       - ….А я ей говорила… - походу, умелая покупательница пожаловала вовремя, прямо во время разговора. – Чаго тябе, милая? – немного шепелявая дряблая подруга решила поинтересоваться у гостьи её предпочтениями.       - Мне бы парчу, золотистую, вижу у вас имеется такая, мне бы одеяние для сестры своей пошить. – внимательный взгляд чёрных глаз сразу упал яркий материал, пальчики чувствовали каждый выступающий узор, а под искусственным светом фонарей ткань переливалась необычайно красиво.       - Забирай усё, это последняя. – жадная женщина тут же протянула руку за оплатой, прокашлялась и, упаковывая покупку, стала продолжать диалог со своей престарелой подругой. – Авось говорила ей: «закрывайся на ночь то, всякие монстры бродюць, дура стара, не послухала меня, а вот и памерла».       Однако, на полотне Кусэтцу заметила почерк работы старой знакомой – той самой бабушки, которой она помогала во время недуга. Прокручивая воспоминания сегодняшнего вечера, она и не помнит, чтобы видела её на празднике и ярмарке.       - Подскажите, эта ткань ведь не вашей работы. – пара возмущённых гримас обернулись на покупательницу, что посмела подать голос. – Н-не подумайте, я не обвиняю вас, скорее всего перекупили у женщины, что живёт у главных ворот?       - Я ж на то и гаварю, памёрла вона. – мимолётная грусть накрыла Кагэ. Все мы смертны, и этого не избежать. Единственное о чём она сожалеет, так это в том, что после своей личной трагедии она не смогла больше помочь ей в рукоделии. – Девица та, шо дочка Миямуры, не помогала ей больше. Вот и хворь своё взяла.       «Стойте, они обо мне? Значит не узнали. Может представиться и предложить им свою помощь?»       Девушка было дело хотела предложить двум торгашам коммерческое предложение, как была перебита очередным потоком сплетен.       - А. та самая? А ты разве не знаешь, сбежала она.- сердце на минуту перестало биться, дыхание замерло и ошеломленные глаза уставились на женщину.       - Как сбяжала?       - Так о тож на их семью звери то и напали той ночью, мне так местный комендант сказал. А в темноте силуэт человеческий бродил, а пасля скрылся в лесу куда подальше. Сбяжала, точно тебе говорю, как пить дать. – старая рукодельница схватилась за сердце, скрытно смотря на собеседницу, наводя на ту ужас.       - Ба-а-атюшки, жалко то Миямуру то… - тяжелый вздох бабки резал уши девушке, словно упрёком по совести, а сама, одна единственная выжившая в той страшной перепалке, стояла и слушала как её клевещут. – Не говори мне, что и мала та погибла, Хикари вроде? Ах, ой ой о-о-ой… - обе покачали головой и, читая молитвы, устремили глаза в небо, в то время как покупательница развернулась на пятках и, кипя от злости от услышанного, поспешила уйти.       Перед глазами всё плыло от слёз и переполняющих эмоций, ведь прямо сейчас на неё повесили самое страшное клеймо предательницы своей семьи Вода линула неудержимым потоком, заставляя пережить роковой момент заново. Люди на веселе ходили около нее, толкали, обзывали малохольной, что под ноги лезет, и проходили мимо, зло косясь. Руки затряслись, весь тремор прошёлся по телу, из-за чего ноги еле держали свою хозяйку. Она чувствовала, как кипящая кровь приливает к щекам. Хотелось вернуться и высказать этим лгуньям всё как есть, но из этого плана её вырывает звук взрывающихся хлопушек и самодельных петард.       - О нет… - длинноволосая понеслась обратно к совей компании, стараясь избавиться от признаков своей мимолётной истерики, для детей и монаха она должна улыбаться. Через множество зевак было сложно пробиваться, все граждане стояли в плотную, словно стена, из-за чего пришлось обходить через длинные пути. По приходу обратно ремесленница увидела восторженные взгляды, устремлённые на вечернее небо, на яркие огни, взрывающиеся в воздухе, заметила, как радуются сироты и как в улыбке расцветает молодой человек. – Ах.. – на сегодня она выполнила своё предназначение. – Они такие счастливые…       Но долго праздник не продлился, так как погода решила повторять за Кусетцу, тоже принялись плакать. Постепенно все начали ощущать на щеках, руках, одежде мелкие капельки дождя, но тем не менее все восприняли данную ситуацию как плохую шутку от природы. Фейерверк тут же свернули и все ринулись по укрытиям.       - Ничего страшного, в следующем году снова сюда придём. – хохоча как ребёнок заявил служитель будды, стараясь укрыть головы детей от назойливой воды.

***

      Начался настоящий шторм. Несмотря на то, что время ещё было детское, на улице было темновато, солнце отказывалось проглядывать через плотную пелену облаков. Дождь бил по земле сильными каплями, поднимая пыль с асфальта, внутреннего двора и крыши, и стояла как дымка.       Все домочадцы сидели в тёплом укрытии, и только женщина стояла как прокажённая на пороге перед храмом, пятясь назад мелкими шагами, испуганно смотрела на храм.       И только монах стоял мокнул на улице, чтобы затащить соседку во внутрь:       - Кагэ! – сильный ветер старался перекричать мужской голос, который пытался достучаться до заблудшей в мыслях души. Кричал обеспокоенно, словно бы теряет её.       – Кагэ, пошли в дом! – прямо сейчас молодой человек был буквально в слепой зоне, но где-то там, в дождевой завесе, чувствовал страх и одиночество. – Ты простынешь! – парень шёл в буквальном смысле наугад, выставив одну руку перед собой., другой укрываясь от ливня, промокал насквозь, сам находясь в опасности перед заболеванием.       – Пожалуйста, зайди в дом! – наставник был в замешательстве и не понимал, что в один момент пошло не так: мгновение назад они кружились в задорном танце, а после шла впереди и ни с кем не общалась, чем испугала малышку Сайё, не отвечая на вопросы.       - … - из-за кома в горле та не могла вымолвить и слова, будто у неё голос пропал и были силы только на безудержный крик.       - Кагэ! – наконец-то мужская рука схватила девичью за локоть и развернула к себе. А перед ним был пустой взгляд, злобный, отрешённый. – Я не понимаю, чего ты так упёрлась? Ты сейчас себе хуже делаешь, прошу! – в первые за долгие практики ослепленному пришлось повышать голос, чтобы быть услышанным.       - Ты и не поймёшь! – ей больно вспоминать всё то, что разворошили на ярмарке две престарелые мастерицы, но ещё больнее и страшнее сказать об этом кому-то, на сколько ей тяжело.       Грубо схватив собеседницу за плечи, Химеджима разворачивает девушку к себе, добиваясь контакта.       - Ты можешь доверять! Скажи, что тебя гложет? – мужчина тянет её на себя, стараясь утащить ту в более сухую обстановку. Кусэтцу понимает это, потому пытается вырваться. Она сейчас как черная кошка и не хочет принести несчастье и в этот дом.       - Я злюсь! Я очень злюсь, Гёмэй. – парень в первый раз слышал на столько разъярённый женский голос. На секунду ему даже показалось, что он перегибает палку, потому хватку ослабил и наоборот стал подходить к ней на встречу, а не идти против её воли. – Я в не себя от гнева! Эти злые языки порочат имя моей семьи! – назойливые капли попадали без того в красные глаза, от чего дева склонила голову в колени монаху.       - Погоди, кто? – в недоумении он силе к ней на влажную землю, стараясь удерживать её внимание, чтобы дальше не впасть в истерику.       - … - выжившая в ту роковую ночь долго мялась, боялась быть раскрытой, сторожилась ярлыков и этого ужасного чувства вины, но понимала, что в этот раз так просто от неё не отстанут. Её поведение переходит всяческие границы. – Помнишь те обломки, куда я отводила тебя год назад? – сквозь ширму дождя был еле заметный кивок чёрной макушки. – Все те разрушения и… - тошноты ком в горле пытался заткнуть её речь, но желание быть услышанной было сильнее. – мой отец… Всё это из-за рук демона.       Парень приходил некоторое время в шок. Эта местность славилась частым нападением демонов и другой нечистой силы, но никому не пожелаешь быть ею тронутым.  Из-за долгого сопротивления, спутница стала ослабевать и вот она уже облокачивается на ослеплённого, как на единственную поддержку.       — Это исчадие ада разрушило все наши труды, он убил мою семью и без зазрения нечестивой совести чуть не покончил со мной, выбросив как ненужную вещь. – голос вновь начал дрожать, новая волна агрессии подступала.       - При чём тут злые языки? – мужчина придвинулся к ней ближе, снимая верхнее кимоно, и укрыл женскую голову, пока вся не измокла.       - На фестивале пустозвоны то и дело, что вспоминали этот случай, так как узнали о нём на следующее утро. Знали, но даже не пришли на то место, чтобы убедиться в своих догадках о глупом нападении животных от коменданта деревни. – крепкие руки, словно желая принести успокоение, притянули деву к себе, чтобы унять дрожь. Однако сильный порывистый ветер всё портил. – Но итак же утверждали, что, пока моя семья умирала, я бежала как последняя предательница! – женские пальцы со всех сил сжали грудки Гёмэя и притянули на себя, и та прокричала ему в лицо: - КАК ОНИ ВООБЩЕ СМЕЮТ ЧТО-ТО ГОВОРИТЬ? ОБЪЯСНИ МНЕ, ХИМЕДЖИМА. – женский крик привлёк внимание детей, что сидели в тёплой хижине, словно в укрытии. Они приоткрыли дверь, запуская несколько назойливых капель дождя, и слушали, словно свидетели. – Я БЫ НИ ЗА ЧТО ИХ НЕ БРОСИЛА! КАК ОНИ СМЕЮТ?! – перед глазами пронеслась картина со вспоротым животом отца, полные страха и крови очи младшей сестрицы, её мучения, пустая попытка сбежать вместе с её прочти бездыханным телом к лекарю. В нос от воспоминаний ударил резкий металлический запах крови и плоти. Гёмэй ещё сильнее сжимал хрупкое тело девушки, давая ей знаки что он тут, рядом, опасности нету, это всё дурной сон. – Я пыталась спасти хотя бы сестру… но у меня ничего не вышло. – выглядывая за мужскую спину, ей казалось, что всё проносится ещё раз, как надоедливый спектакль: вот она, еле на ногах, заворачивает почти труп родственницы в кокон, закрепляет на себе, видит, как выбегает из своего дома. А ведь тогда шёл точно такой же плотный дождь. – Хикари издала свой последний вздох у меня на руках, а они говорят «бросила» - ее лоб с измокшей челкой упёрлись в грудь парню, словно бы это помогло стереть это назойливое воспоминание. – Я была слишком слабой, чтобы их защитить. – тем временем служитель будды гладил длинные черные волосы, как бы успокаивая, слушал каждое слово.       — Это не так. – спокойно, но прискорбно отчеканил Химеджима, стараясь почувствовать перед собой собеседницу.       - Нет!       - Ты не защитила, потому что осталась совсем одна.       - Я – старшая дочь, и должна быть сильной. – девушка постаралась вытереть рукавом глаза, и устремила полный грусти и печали взор на близкого человека. – Моим долгом было заботиться о благополучии своей семьи. И я не справилась с этой задачей. Но я не сбегала. – волна отчаяния накрыла с новой силой. – СЛЫШИШЬ?! НЕ СБЕГАЛА! – все, она не могла связно говорить, потому просто выла ему на ухо, положив голову на мужское плечо.       - Нет, конечно, нет. – руки обвили тонкую талию, и парень сам возложил голову ей на плечи, тяжело вздыхая от происходящего.       -Гёмэй… - её спаситель и собеседник отстранился от ремесленницы. и задал немой вопрос. – Помоги мне стать сильнее. – он упрямо молчал. Эта молодая душа уже достаточно натерпелась, чтобы дальше бороться, ей нужно пережить это и двигаться дальше, что в данный момент сейчас является невыполнимой задачей. – У меня есть стимул: ты и эти прекрасные дети. Я не желаю им той участи. что пережила сама. Я не хочу никого из вас терять! Не хочу! – резко над головами молодых людей раскрылся зонтик из плотного изделия, это была Ротару, которая выслушала всю эту историю от начала и до конца, и пришла поддержать свою наставницу.       - Ты сильная, невероятно сильная. – скупая мужская слеза так же поспешила прокатиться по влажной от дождя щеке. – Ты пережила это, и стремишься на защиту других. В тебе этого предостаточно. – учитель пересёкся взглядом со старшей из сирот, которая, еле сдерживая грусть, кивнула ему в знак подтверждения его слов.       - Ты ошибаешься, этого будет недостаточно. Я должна! – в данный момент девочка поражалась упертости старшей, с того, как такую спокойную девушку накрывают эмоции. Нет, она не падала в глазах брюнетки, наоборот, она наконец открылась им и доверила весь тот груз, что был у неё на душе.       - Кагэ… - с небывалой добротой и лаоской заткнул собеседницу Гёмэй, слегка покачивая истеричную особу, словно маленького ребёнка. – Верь в себя больше. Я понимаю, тебе не легко и спустя такое время тебя терзает тот груз ответственности, что пришлось пережить. Не давай злым потасканным языкам выбить тебя из равновесия. – наконец Кусэтцу чувствует долгожданную поддержку, такую необходимую ей и желанную, тем более от такого особенного для неё человека. Немного поскуливая, она тяжело выдохнула и уперлась вновь ему в плечо. Словно бы с дитём на руках, монах поднимается с колен и. покачивая. Под зонтиком от подопечной, побрёл в сторону хижины. – Ну всё, тише, тише.             На пороге храма, на удивление, ждала лишь открытая на распашку дверь, но ни одного ребёнка. Тем временем все дети пытались отругать одного сорванца, который посмел позариться на сбережения их дома и уже улизывал через окошко. Все переглянулись между собой и не знали, что делать. Трогать наставника сейчас никто не хотел, самая старшая из сирот сейчас не с ними, так бы помогла.  Кайгаку нарушил правило и сбежал, на улице темно и сейчас опасно. По сути своей он сам себя наказал. Единственное, что они успели придумать, это разложить все футоны для сна и замаскировать под одеялом несколько вещей, которые имитировали бы лежащее тело. Все понимали. Что план их может потерпеть крах, потому признали Ротару о побеге непутёвого. Девочка была сбита с толку, но сказала не трогать сейчас ни Кагэ, ни Гёмэя, так как им сейчас и без того было трудно.       «Захочет – вернётся»