сапфировый город

      Свет софитов бил по глазам, но ему не нужно было смотреть, только чувствовать и слышать.       Чувствовать холод металла пилона, гладкую поверхность пола, собственное измотанное тело. Затроганное чужими руками, зацелованное чужими губами, покрытое блестками и полуобнаженное. Но все еще на вид — чистое и девственное. С гладкой, мягкой бледной кожей, с тонкими серебряными колечками в маленьких розовых сосках, ставших твердыми в прохладном зале клуба «рай». Боже, как некоторые их терзали, как им это нравилось.       Слышать музыку, проникавшую в кровь, как наркотик. Слышать удары малого и большого барабана, становиться с тактом песни единым целым. Слышать отсутствие голосов. От них болела голова, особенно, когда они произносили его имя.       Но теперь все кончилось, и Чимин танцует лишь для одного человека. Самого важного, самого дорогого. Он сидит в тени на мягком диване, не отводит взгляд, его рука лежит на пахе. Он видит каждое движение своего мальчика, ставшего совсем не тем, кем тот хотел, и все же оставшегося таким же чистым и красивым.       Извивается, обнимает пилон, будто это он, его любимый. Крутит бедрами, в прыжке поднимается выше, ловко перехватывает и меняет руки, отпускает их и выгибается, держась только ногами. Медленно и нежно спускается вниз, проводит руками по воздуху, словно умирающая птица — крыльями. Его губы дрожат, потому что он шепчет его имя.       Музыка стихает, и Чимин замирает, раскинув руки в стороны и тяжело дыша. Сердце бьется так быстро, сердце бьется так больно.       — Хен, иди ко мне, — просит он дрожащим голосом.       Но хен не подходит. Тень застыла.       Перевернувшись, Чимин поднимается на руках и садится. Гладкий холодный пол. Колючие блестки от всех выступлений этой ночи. Сегодня вторник, клуб не гудит до самого утра. Здесь никого нет, кроме Чимина. Никого.       Он смотрит туда, где мог быть хен, туда, где его больше никогда не будет. Юнги больше не посмотрит на него, не увидит его танец, не похлопает, улыбаясь. Не будет им гордиться, потому что теперь Чимин танцует совсем не те танцы. Теперь его трогают совсем чужие руки. Каждую ночь. Каждую ночь.       — Хен, я прошу тебя! — Чимин срывается на крик. Отчаянный и хриплый. А потом снова дрожащий шепот: — Пожалуйста, вернись. Вернись и забери меня отсюда. Я больше не хочу.       Тело Чимина сотрясают рыдания, слезы льются по лицу. Одна за другой. Глаза и щеки становятся под цвет волос. Бледный розовый. А ведь Юнги так нравился черный.