chelsea smile

Этот звук он узнает из тысячи ему подобных – истеричный вопль, несомненно надрывный, плавающий, звонкий и сопровождающийся бесконечной борьбой. Крик человека, что сражается за свою жизнь, и Исян не знает, что хуже: быть на месте кричащего или быть рядом с ним, без возможности протянуть руку помощи. Когда его освобождают от холщового мешка, разрывающий барабанные перепонки звук получает еще и визуальный образ, что забирает на себя все внимание. Словно истукан, Николас застывает на месте, рассматривая молодого парня, что так же как и он несколько дней назад, прикованный к железной трубе, с той же тканью на голове, извивается от многочисленных ударов военных, которые, не стесняясь, бьют ногами и по телу, и по голове, пока тот продолжает свой бой.       Очевидно молодой юноша – в каких-то уж слишком ярко-красных штанах в общей серебристой гамме ангара – явно не собирается сдаваться. Он словно пес продолжает мотать головой по сторонам, притягивает колени к себе, дергает руками, создавая звук противного скрежета металла об металл, и выкрикивает фразы на незнакомом для Вана языке. Все это действо продолжается до того долго, что в какой-то момент Николасу кажется, что он обездвижен по меньшей мере несколько десятков минут. Он даже начинает корить себя за то, что все еще не сорвался с места и не бросился на помощь, но холод наручников на собственных запястьях напоминает, что ему придется остаться лишь сторонним наблюдателем.       Отрезвляющее действие оказывает грубое касание солдата по саднящим плечам парня. Он велит сесть, и Исян подрывается с места моментально – не в его положении сейчас злить военных, особенно когда некоторые из них уже заносили оружие над кричащим и бьющимся новичком. От паники лучше не станет, поэтому Николас старается глубоко дышать, нарочито медленно присесть где-то около стены и отключиться. Но сесть получается уж очень резко, а чужой крик продолжает елозить по ушам, потому тайванец пытается отвлечься иным путем. Первым делом он находит взглядом Ыйджу, что так же прислоняется к стене, вытягивает свои длинные ноги и, отклонившись на стену, кажется даже засыпает, словно в ангаре ничего и не происходит. Николасу думается, что сейчас он выглядит куда спокойнее, чем в той каморке, и пока он даже не представляет, что думать на этот счет. Внимание его моментально забирает Цюаньжуй – он поднимает вверх согнутую в локте руку, на запястье которой едва слышно звенят наручники, позволяя себе легкую полуулыбку, сопровожденную кивком. Исян точно бы подумал, что мог бы этот жест китайца значить, но затем он слышит по правую сторону от себя череду звуков: резкая команда действовать от военного, парнишеский крик, удар, рваный выдох, а затем тишина.       Плотный круг военных постепенно расходится – некоторые из них делают тяжелые безучастные шаги по направлению к периферии ангара, некоторые отряхивают руки так, словно сделали большую и тяжелую работу, а вокруг лишь молчание. Николас страшится повернуться, но когда все же делает это, то видит безмолвное тело, что брошено где-то в углу, а цвет мешка на голове юноши медленно приобретает темный оттенок. Исян напрягает зрение, чтобы рассмотреть, дышит ли этот парень, но с такого расстояния понять что-то сложно, и ему остается лишь гадать, труп ли рядом с ним или еще пока живой человек.       Ангар как будто медленно возвращается к своему быту: японец тянется к бутылке с водой, одним глотком опустошая ее, не сводя своих больших глаз с тела; Мэттью морщится, укладывается поудобнее на грязном матрасе и кажется все же проваливается в сон; Унхак прячет лицо в собственных руках, и Исяну кажется, что младшего прилично трясет. Николас лишь сейчас замечает, что новичков двое: второй парень с мешком на голове сидит неподвижно, возможно, он все еще не отошел от действия седативного наркотика, но, так или иначе, сохраняет тишину и не двигается. Ван ищет глазами и Юджина – того мальчика, что отнесся к нему с таким пониманием, как никто другой здесь, – но мальчонку он не находит и лишь зацепляется взглядом за Ыйджу, который медленно поднимается со своего места и добровольно направляется к одному из военных. Николас прислушивается, выпрямляет спину, стараясь уловить, что именно кореец говорит солдату, но в общих шуршаниях монолог Бёна остается лишь движениями его пересушенных губ и холодным лицом военного, что явно не спешит отвечать.       Сконцентрированный на попытках подслушать чужое общение, Исян вздрагивает, когда рядом с ним с шумом падает полупустая бутылка воды под знакомую китайскую речь:       — Вам водички чистой или с моими слезами, товарищ-яйцо? — Рики присаживается рядом с каким-то кряхтением и указывает на короткий ежик на голове тайванца, затем открывает бутылку и делает глоток. — Будешь? С мышьяком.        — О чем он с ними говорит? — Николас кивает в сторону корейца и военных, все еще стараясь выцепить знакомые слова из бесконечных речей, что он не в силах услышать.       — Как тебе одиночка с двумя корейцами? Политических притеснений не чувствовалось?       Если бы у Вана была возможность, он бы махнул рукой и отсигнализировал китайцу заткнуться, поддерживая собственную надежду хотя бы прочитать по губам то, что могло бы принести пользу в побеге, но его молчание Цюаньжуй очевидно расценивает как зеленый свет, начиная объяснять свою неудачную шутку всевозможными статусами-кво, торговым дефицитом и иными вещами, на которые Исяну плевать с высокой колокольни.       В какой-то момент кореец прекращает свой одиночный бой. Он делает глубокий выход, до уха Николаса доносится тяжелое «Окей» с сильным южнокорейским акцентом, после чего Ыйджу возвращается на исходную. О чем бы Бён не пытался говорить, он очевидно потерпел неудачу, и тайванец не может не думать о том, что если бы их было хотя бы двое, то было бы в десять раз проще.       Когда Рики делает еще один глоток, Николас ловит себя на мысли, что в горле действительно пересохло. Он бросает еще один взгляд на тело с мешком на голове, присматривается и, кажется, видит под ним лужу крови, с трудом сдерживая рвотный позыв.       — Вода чистая? — спрашивает Ван, кивая на бутылку в руках Цюаньжуя.       — Если плюну, будет грязная, но пока не плевал. Открывай хлебальник, лысая башка.       Он поднимает открытую бутылку, но тут же сталкивается с непонимающим взглядом тайванца. Парень закатывает глаза и тянется рукой к цепи наручников, дергая ее вверх так, что металл болезненно проходится по так и не зажившим стертым запястьям. Исян с трудом сдерживает громкий мат, с шипением втягивая ртом воздух через стиснутые зубы, что китаец упорно игнорирует:       — Как только придумаешь, как вести себя достаточно хорошо, чтобы тебе освободили одну руку, то выебываться будешь меньше, а пока раскрывай говорилку.       Саднящие запястья заставляют вновь и вновь морщиться, да и жажда берет свое, и Исян понимает, что пока его руки находятся за спиной без права дислокации, то выбирать не приходится, и когда вода касается его языка, затем омывая горло, он чувствует безумную благодарность китайцу, что вообще-то смертельно его раздражает.       — Как хорошо иногда бывает не выебываться, да? — закручивая крышку на пластиковой бутылке, с усмешкой выдает Рики, затем зачем-то принимаясь с улыбкой махать военным, что, конечно, обратили на них внимание. — Сегодня мое любимое комбо: кореец, турок и колумбиец.       — Ты всех их знаешь? — спрашивает Николас, присматриваясь к глазам солдат так, будто в них, словно в компьютерной игре, должен появиться ответ, гражданами какой страны они являются, но тут же складывает дважды два. — Ыйджу разговаривал с корейцем, да?       — Кстати, ты заметил, что у нас Сонхо пропал – как думаешь он... Она... Короче, этот человек еще жив?       Всё это для Вана выглядит как бесконечное форменное издевательство. Пока канадец трое суток рассказывал ему о своем криминальном прошлом и о том, как правильно фасовать белый порошок по зип-пакетам, кореец полностью игнорировал его существование, а этот китаец разговаривает с ним, как с пустым местом, пропуская мимо ушей каждый первый вопрос. Голова идет кругом, и глаза вновь застилает ярость, которая никак не может ему помочь – он мог бы в очередной раз бесполезно дернуться и быть уверенным в получении столбняка от металла по разодранным запястьям, мог бы поднять крик, а потом оказаться рядом с тем новичком, что сейчас возможно жив, а может и нет. Да ведь толку не будет. Потому ему остается лишь играть по правилам, которые ему предлагает Цюаньжуй за неимением альтернативы.       — Расскажи мне, что было за прошедшие дни.       — Нет, ты, — тут же парирует Рики, и Николас теряется моментально, пока тот лишь разводит руки в сторону, вновь заставляя болтающиеся наручники греметь в тишине ангара. — Понравилось тебе сидеть с этими двумя? Было весело?       — С чего бы мне должно быть весело сидеть в собачьей будке метр на метр?       — Знаешь, вот чисто по секрету. — Цюаньжуй произносит слово «секрет» на английском, тут же обращая на себя внимание солдат – Исян может видеть, как те оборачиваются на их диалог, проявляя повышенное внимание, на что он лишь улыбается им и придвигается ближе, продолжая на китайском: — Что-то должно скоро случиться. Я просто знаю, что мы им не нравимся. Они рассчитывали на одно, а получили совсем другое, и у них зудят пули в пушках, поэтому скоро нас тут перебьют по одному. Они при мне еще никого не убивали, но мне кажется, что скоро все начнется, и меня сводит с ума ожидание. — Он делает паузу, возвращаясь на привычную дистанцию, уже с улыбкой добавляя: — Но я могу рассказать тебе о шумерской письменности, если хочешь.       Все остальное Николас тут же пропускает мимо ушей. Рассказ Рики о шумерах кажется слишком сложным, чтобы обрабатывать его тогда, когда на кону стоит собственная жизнь. И все-таки в чем-то китаец прав: они все неудобные. Куда бы они ни попали, что бы их ни ждало дальше, военные явно не рассчитывают на борьбу. В движениях солдат чувствуется нервозность, и Исяну кажется, что именно в этом и есть их сила. Необходимо придумать что-то, необходимо выждать момент, но затягивать и выжидать некогда. Западня.       В своих раздумьях Ван даже не замечает, как упирается взглядом в юного корейца. Унхак же будто смотрит сквозь тайванца, потому Николас решает это проверить – парень чуть наклоняет голову в сторону, мальчик в ответ делает то же самое. Исян успевает рассмотреть на шее Кима множество синеющих засосов и след будто от ремня средней толщины. Ссадинами, кровавыми корками и синяками усыпано и лицо мальчика, а при дыхании воздух попадает лишь в одну его ноздрю из-за перекошенной носовой перегородки, и все это выглядит до того болезненно, что Николасу не хватает сил, чтобы хотя бы попробовать ободряюще улыбнуться.       — Как ты себя чувствуешь? — шепотом начинает старший по-английски, на что мальчик не выдает реакции, и Исян тут же вспоминает, что кореец совсем его не понимает.       Исян тут же проходится взглядом по комнате, высматривая Юджина еще раз – может, он просто упустил мальчонку из виду, – но того нигде не видно. Он замечает спящую тушу Мэттью, вспоминает об отсутствии того парня с именем Сонхо, а затем на секунду останавливается на Ыйджу. Тот очевидно замечает пристальный взгляд тайванца, чуть приподнимает брови, а затем уводит глаза куда-то в сторону военных, и Николас понятия не имеет, что он хотел этим сказать, зато знает одно – Бён готов заниматься чем угодно, но не помощью, а значит, смысла в этом нет никакого.       Николасу в голову приходит простая и очевидная идея: если честно, он знать не знает языка жестов, но уверен, что в любой стране мира есть общепринятые показательные жесты, которые знает каждый, и должно быть сейчас это может неплохо ему помочь. И все же остается одно «но» – руки его скованы наручниками за спиной, а мальчишка лупит на него свои раскрасневшиеся глаза будто в ожидании.       — Помоги мне, — перебивает тайванец, упорно игнорируя все, что китаец говорил до этого.       — А что мне за это будет? — Рики легко улыбается, и если бы Вану сейчас не требовались его руки, он бы закатил глаза настолько далеко, насколько вообще это возможно анатомически.       — Я не знаю, — честно отвечает Исян, тут же продолжая дальше, не давая тому возмутиться. — Я просто хочу с ним поговорить немного.       — Я тебе и без посредника скажу, что его забирали на первый выезд. — От слов Рики по телу Исяна проходится дрожь, он определенно не был готов это услышать. — И там одно за другим, действие за действием, и вот у нас есть первая в жизни подростка травма, хуже, чем ругань с родителями.       — Перестань болтать, блять. — Николас одергивает себя моментально, когда терпение окончательно заканчивается, но его собеседник, кажется, обладает нулевой реакцией на такое, продолжая глупо смотреть на тайванца. — Что ты хочешь за то, чтобы помочь мне?       — Ты послушаешь про Глизе 581c и скажешь, что тебе интересно.       Николасу кажется, что Рики намеренно несет полную чушь. Как и все люди здесь. Происходящее все больше начинает напоминать розыгрыш, и Исян чувствует себя дураком от того, что все еще не смеется в голос, хотя, возможно, должен. Он задумывается на секунду, что за невозможностью понять иностранный язык он старается уболтать китайца плясать под его дудку, пока тот заявляет, что в целом не против, если Ван послушает его пламенный рассказ об одной из экзопланет. Сюр.       — По рукам, — соглашается Ван, игнорируя комментарий Цюаньжуя о том, что он бы пожал ему руку, да как-то не получается, поэтому с трудом сохраняя самообладание, просто продолжает: — Я хочу проверить одну теорию, мне понадобятся от тебя только жесты, просто делай то, что я говорю.       И пока Рики непонимающе поднимает бровь, Исян обращается уже к мальчику, что с интересом наблюдает за этой возней:       — Обрати внимание на него, пожалуйста, — предупреждает на английском старший, кивая в сторону парня, и Унхак как-то машинально переводит взгляд уже на Рики. — Укажи на него, — отдает первую команду на китайском Исян, и Цюаньжуй не без глубокого выдоха, но выполняет. — Теперь на нос, а затем палец вверх, руку посередине, палец вниз.       — А может быть сразу застрелимся? Чего мы ждем? — спорит Рики, указывая на военных. — А то они стоят без дела, скучают наверное.       Николас в этом споре не видит никакого смысла, выжидающе наблюдая за тем, как после глубокого выдоха Цюаньжуй делает то, что было ему сказано. Исян лучше всех на свете осознает эти риски и пилит взглядом огнестрельное оружие, что держит наперевес самый ближний к ним солдат – он даже переводит взгляд на то, чем именно занимаются эти трое, но действий не предпринимает, оставляя им ценное время.       Унхак внимательно провожает взглядом жесты Рики и после небольших раздумий даже тянется ответить рукой, свободной от звенящих наручников, открывая следы от чужих грубых пальцев на руке. Кореец так же указывает на нос, а затем демонстрирует палец вниз. Ответ оказывается понятен обоим. После этого мальчик так же жестом указывает на Николаса, аккуратно касается своей собственной брови, пожимает плечами. Исяну очевидно, что его разорванная бровь, где когда-то виднелся пирсинг, со стороны выглядит очевидно хуже, чем ощущается, поэтому он сигнализирует Рики дать ответ «Не так уж и больно», поставив руку в нейтральное положение. Затем следует еще пару коротких вопросов – ел ли мальчик, что случилось с некогда красными волосами Николаса. Слабая, но все же коммуникация удается, и внутри Ван ликует, что это работает и они действительно понимают друг друга.       И они могли бы продолжать беседовать таким странным образом и дальше, особенно когда на лице подростка только-только начала изредка проступать улыбка, но откуда-то позади слышится сначала шорох, потом кашель, а затем истошный вопль.       Когда сидящий напротив Унхак закрывает уши руками, прикрывая веки, Николас завидует, что не может сделать так же. Рики опускает голову вниз, принимаясь вырисовывать какие-то одному лишь известные рисунки на собственных ногах, а Исяну остается лишь елозить на месте. Когда звуки обретают слова на неизвестном Вану языке, он видит, как японец, что все это время молча лежал на одном из матрасов, чуть поворачивает голову в сторону, рассматривая корчащееся и бьющееся тело. Японец чуть щурится, сводит брови к переносице, а затем прикрывает рот рукой, будто запрещая себе отвечать, и Николас даже представить не может, что именно говорит новичок.       Под аккомпанемент чужого крика время тянется в несколько раз дольше, чем обычно, и Николас начинает теряться во всем этом – он жмурится и надеется, что скоро все это закончится, но когда солдат получает отмашку от главного и наводит огнестрельное оружие на парня, внутри Исяна все сжимается. Военный делает лишь один точный выстрел, и время замирает окончательно.       Николас боится открыть глаза. В ушах звенит. Тишина давит. Он молится, чтобы крик раздался вновь, но ничего не происходит, и Исян видимо окончательно сошел с ума, потому что где-то по левую сторону от себя он слышит тихий шепот, пропевающий «D-o-l-l-h-o-u-s-e, I see things that nobody else sees»*.       Какое же облегчение он испытывает, когда звучат тихое мычание, короткие выдохи и шевеления. Исян позволяет себе раскрыть глаза, первым же делом проверяя новичка: тело молодого парня не перестает двигаться, он извивается на одном месте, пока из голени его сочится алая кровь, растекаясь по деревянному полу, но – предполагаемо – японец по меньшей мере жив. Как минимум, пока.       — D-o-l-l-h-o-u-s-e, I see things that nobody else sees. — И когда Ван поворачивает голову, то понимает, что все это время слышал голос Рики, что методично напевал одну и ту же строку, активнее вырисовывая неизвестные символы на ногах.       — Все в порядке. — Получается как-то нервно, но Николас лишь старается привлечь на себя внимание парня. — Он жив, это просто... Они хотели его заткнуть.       — No one ever listens – this wallpaper glistens. — Цюаньжуй, очевидно, где-то в своем мире, и Ван даже не смеет в него лезть.       Николас считает про себя: от одного до пяти – вдох, от шести до восьми – задержать дыхание, от восьми до двенадцати – глубокий выдох. И так снова и снова. Ритм сердца восстанавливается даже против воли миллионов мыслей в голове парня, и он лишь пытается забыться, вглядываясь во вмятины на металлических стенах, и так проходит, кажется, несколько минут.       — А вот и мы... — усмехается Цюаньжуй, заставляя Вана вернуть всю свою концентрацию назад. — Как думаешь, кто сегодня?       И по началу Исян даже не понимает, о чем ведет речь китаец. Он бросает взгляд сначала на новичка, потом на второго японца, лишь потом замечая, как один из солдат дергает Ыйджу вверх по стене, грубо протыкая кожу шприцем. Бён поначалу говорит что-то быстро, даже пытается выдернуть руку, но все его старания закономерно не приводят ни к чему, после чего парень лишь сползает вниз, принимаясь мерно покачиваться.       — Один есть. — Рики придвигается ближе, шепотом добавляя: — еще один или два, больше они не берут.       А затем военный получает еще один шприц от напарника и совершает несколько тяжелых шагов в их сторону. Николас поворачивает голову то на Цюаньжуя, то на Унхака, но внутри у него сидит мерзкое холодное предчувствие, заставляющее замереть на месте – быть такого не может, нет, точно не с ним, точно не сейчас, нет. И перед тем, как глаза его сталкиваются с темным тяжелым взором солдата, он успевает найти корейца, что уже без сознания, а затем услышать на родном китайском языке: «Это все закончится быстрее, если ты не будешь бороться». Николас на секунду сталкивается с расслабленным и спокойным лицом Рики, принимая одну четкую мысль: он уже сдался, но сдаться – это самое последнее, что Исян готов сделать.