chelsea smile

Ярость заменяет собой страх, как только военный уводит оружие в позицию ожидания. Прожигающая злость, помноженная на бесконечную головную боль и высокий пульс, на дает сосредоточиться на чем-то одном, а потому Николас смотрит то на задыхающегося юношу с мешком на голове, то на расслабленную позу Рики, то на скрючившегося японца, то на равнодушного корейца. Вместо глубоко выдоха получается лишь раздраженно выпустить воздух, от которого тут же отзывается саднящее горло. Он упирается головой о железные стены сначала легко, затем ударяется чуть сильнее и с трудом останавливается, чтобы не продолжать дальше с нарастающей силой, ведь ситуации это все равно не поможет.       Обрывками возвращается память: Исян помнит, что в последний раз он был в комнате общежития и ничего не предвещало беды – он вернулся с тренировки, принял душ, уделил сущие минуты на домашнее задание, а затем собирался спать. Николасу кажется, что в его воспоминаниях отсутствует некий продолжительный отрезок времени, но, как бы он не старался, вспомнить события прошедшего дня не удается, и все крутится заново: он был в общежитии, в своей комнате, он клянется и божится, что никогда в жизни не переходил дорогу ни одному влиятельному человеку, да и с чего бы обычный студент по обмену привлек внимание каких-то сомнительных личностей, а потому вся ситуация покрывается мраком еще сильнее.       Ван не дурак и прекрасно понимает, что если он продолжит мучить кожу собственных запястий – а его наручники ржавые и грязные настолько же, насколько и у мальчишки с мешком на голове, – то скоро его ждет какая-нибудь инфекция в духе столбняка, но и сидеть на месте так просто он не может. В голове не укладывается, что он должен остаться на месте, смириться со своей участью и не задавать лишних вопросов.       Когда его взгляд сталкивается с корейцем у противоположной стены, Николас понимает, что выглядит словно разъяренное животное, но тот лишь внимательно рассматривает его руки, что так отчаянно пытаются избавиться от наручников. Исян морщится, вглядываясь в глаза парню, имя которого он даже не успел запомнить, после чего тот тут же отводит взгляд в сторону, как будто и не смотрел на него вовсе. Это раздражает еще сильнее.       Николас выпрямляется насколько это возможно поворачивается к источнику звука и прислушивается, когда за стеной улавливается звук множества шагов и прогибающихся под чьим-то весом металлических листов, что, судя по всему, выполняют функцию пола по ту сторону двери. Краем глаза Исян видит, как Цюаньжуй тоже подмечает наличие людей за стеной, но довольно быстро теряет к этому интерес:       — М, работнички возвращаются.       Ван пропускает его слова мимо ушей, отмечая про себя, что слышимость все увеличивается. В голове даже промелькнула мысль, что если бы не наручники, он бы прямо сейчас сорвался с места и ринулся к двери, но здравый смысл возвращается довольно быстро – он будет застрелен наотмашь в ту же секунду. Как только ключ входит в замок с внешней стороны, а дверь со скрипом отворяется, Николас тут же минует взглядом входящих конвой военных, утопив свое внимание в том, что происходит снаружи: за широкими спинами ему удается рассмотреть коридор, что обшит такими же металлическими листами, как и комната, узником которой он оказался. Пространство там довольно узкое и почти сразу уходит на левый поворот – и это единственное, что ему удается рассмотреть, прежде чем дверь закрывается вновь.       Сопровожденные в начале шеренги и в ее конце солдатами, что держат оружие наготове, трое парней стоят молча с лицами, закрытыми таким же жестким мешком, текстуру которого Николас явно помнит до сих пор. В комнате воцаряется абсолютная тишина, от которой Исяну остается лишь метаться взглядом от одного незнакомца к другому – он считывает реакцию китайца, что опускает голову в пол, и японца, который тут же принимает сидячее положение. Исян всматривается в военного, и на секунду сталкивается с его холодными светлыми глазами – тот очевидно оценивает комнату, а затем поднимает руку в разрешающем жесте, тут же снимая мешок с головы первого юноши, пока его партнер проводит то же самое со вторым и третьим пленником в шеренге, после чего оба солдата принимают позицию ожидания близь стен.       Николасу кажется, что он только что встретился с живым примером понятия «взгляд на две тысячи ярдов». Сталкиваясь взглядом с первым парнем, он тут же теряется и не может найти себе места: создается впечатление, что вполне молодой юноша – может быть, приблизительно ровесник – невысокого роста и с волосами до плеч, смотрит не на него, а сквозь него. Словно загипнотизированный, Исян не с первого раза чувствует, как плеча его касается рука Рики, а затем тот почти шепчет по-китайски:       — Они немного не в том состоянии, чтобы ты так пялился, имей совесть. — Он делает паузу, а Николас действительно уводит глаза в сторону. — Особенно Сонхо, он вообще не в лучшей форме, знаешь.       Едва Николас успевает взглянуть на следующего юношу, как кореец, что до этого сидел у противоположной стороны, медленно поднимается на ноги. Он внимательно сверяется с реакцией военных, когда руки их опускаются на рабочую поверхность оружия, и делает несколько тихих шагов по направлению к шеренге. Ван лишь сейчас отмечает, что руки новоприбывших, так же как и у него, закрыты в наручниках за спиной, но как только рука уже знакомого корейца аккуратно касается – предполагаемо – Сонхо, тело его обмякает почти моментально. Исян слышит кроткий шепот на неизвестном языке и провожает взглядом то, как покрытый синяками парень потихоньку волочит на свое место у противоположной стены только что прибывшего неизвестно откуда.       — О чем они говорили? — уточняет Николас на родном языке, как только двое отходят на достаточное расстояние.       — Они из одной страны, постоянно перешептываются о чем-то – оба довольно безобидные, хоть и раздражают. — Цюаньжуй кивает в сторону коренастого коротко стриженного парня, что без помощи рук пытается прилечь на один из матрасов. — Это тот канадец, который так же как и ты думает, что он здесь самый умный, а по итогу ребра сами по себе ломаются, ну знаешь, бывает такое. Да, Мэттью?       Добавляя последнюю фразу на английском, Рики тут же ловит на себе тяжелый и едкий взгляд парня. Тот, тем не менее, ничего не отвечает, лишь оценивающе проходится по Николасу на мгновение, не оставляя своих попыток прилечь. Цюаньжуй выдает очередную насмешливую фразу, которая кажется Исяну еще одним бесполезным комментарием, когда все его внимание вновь забирать люди по противоположной стене. Кореец, что вернулся только что, явно не может найти себе места – он мнется, пытается усесться поудобнее, прикладывается головой на плечо соотечественнику, в то время как юноша с синяками лишь продолжает аккуратно поглаживать его по спине, провожая взглядом каждое действие с жалостью и какой-то почти материнской теплотой. Они переговариваются едва слышно даже в гробовой тишине комнаты, и в какой-то момент парень с длинными волосами не без помощи, но укладывается на коленях другого, после чего начинает пилить взглядом мальчишку, оставленного мучиться в углу.       Николас чувствует, как по его пальцам струится кровь от растертых запястий, а в голове словно бьет отбойный молоток. Он старается дышать достаточно глубоко, смочить горло хотя бы собственной слюной и думать о том, что он может сделать в этой ситуации. Цепь, которой его наручники прикованы к трубе, что по ощущениям в длину не больше пятнадцати – может быть, двадцати – сантиметров, не позволяет даже привстать. Кряхтение и кашель мальчика по правую руку от него начинает действовать на нервы, как и безмолвный тяжелый взгляд японца, вернувшегося обратно к своему наблюдению. Тотальная беспомощность выводит из себя и подкидывает неадекватные идеи, что Ван с трудом старается запихать в самый дальний угол сознания. Ему очень тяжело физически, но куда хуже морально.       — Юджин! — В абсолютной тишине комнаты голос солдата звучит непривычно громко и звоном отражается от металлических стен, разливаясь по комнате.       Николас узнает голос того самого военного, от которого чуть не получил пару пуль в грудь. Глазами ястреба военный всматривается в молодых парней в комнате, и отовсюду слышится возня, но поднимается на ноги лишь один человек. У Исяна спирает дыхание, когда он видит, как напрямую к военному идет худой долговязый подросток с большими раскрасневшимися глазами. Мальчик кажется не старше шестнадцати лет, с длинными непропорциональными конечностями и маленькой головой. Он не смеет взглянуть в глаза солдату, когда тот в одно движение высвобождает одну из рук от наручников.       Юджин, как, кажется, зовут мальчишку, наспех боязливо благодарит солдата и быстрым шагом направляется к одному из матрасов, из-под которого выуживает пластиковую бутылку воды, выпитую лишь на половину. Собственное скребущее горло и кружащаяся голова напоминает Николасу о степени обезвоживания, и он даже собирается попросить мальчика передать воды, но тот уже целенаправленно движется к лежащему на полу телу в самом углу комнаты.       — Почему ему освободили руки? Почему только ему? И что нужно сделать ради этого? — Ван тараторит на родном языке так быстро, что с трудом может остановить себя, вновь встречаясь с равнодушным взглядом нового знакомого.       — Потому что он безобидный и не будет никуда рваться, — пожимает плечами Рики. — Юджин – хороший ребенок, ты можешь его попросить о чем-нибудь, но он тут уже больше двух месяцев киснет. Они, — Цюаньжуй делает легкий кивок в сторону военных, — знают его как облупленного.       — Я сдохну за два месяца в наручниках, — выдыхает Николас, вновь всматриваясь в потерянные глаза корейца, что лежит на коленях своего соотечественника.       — А ты думаешь, ты сюда посидеть приехал? Очень-очень-очень наивно, мистер Николас...       — Перестань вилять вокруг да около, — быстро перебивает Исян, с трудом стараясь не перейти на крик, тут же сталкиваясь с отрезвляющим движением одного из солдат ближе к огнестрелу. — Где мы и откуда они вернулись?       — Ха-ха, ты хочешь, чтобы я взял и самостоятельно, собственными словами поведал тебе о том, что со мной делают уже полтора месяца? Нет, уволь, мне тоже никто ничего не объяснил, не переживай.       Николас в очередной раз осматривает комнату, цепляется за военных, за молодых парней, что выглядят полностью выжженными изнутри, сопоставляет их принадлежность к схожей возрастной и этнической группе и не хочет верить собственным догадкам. Где бы он ни оказался и что бы его не ждет впереди, цель одна – выбраться любыми путями. И довольно очевидно, что кем бы ни был новый знакомый, он явно не спешит помогать ему в этом.       — Значит, иди нахуй отсюда, — спускает с языка Исян.       — Окей, это не вопрос. — Рики усмехается так, словно уже давно ждал именно этой фразы, а затем поднимается на ноги. — Это, типа, тебе же хуже, понимаешь? Ну, знаешь, лишиться поддержки и все такое. Наслаждайся пожизненным отпуском.       Когда Цюаньжуй удаляется так далеко, насколько вообще позволяют размеры комнаты, он держит руки поднятыми, позволяя наручникам болтаться свободно, а Ван не жалеет нисколько. Он лишь вновь опускает взгляд в правый угол комнаты, и ему впервые удается рассмотреть юношу, крик которого он помнит еще из машины. Страшная догадка подтвердилась, и он тоже очень-очень юн – Исян уверен, что мальчик не старше восемнадцати, на вид и вовсе совсем еще подросток. Черные, чуть кудрявые волосы прилипли к лицу, розовеет несколько свежих синяков – красные пятна можно рассмотреть и в районе челюсти, и чуть выше к глазам, и на носу. Испуганным взглядом он продолжает воровато осматривать комнату, даже когда Юджин аккуратно придерживает для незнакомого мальчика бутылку воды.       — Он в порядке? — Николас начинает на английском, тихо и осторожно, но оба мальчика все равно тут же уставляются на него округлившиеся раскрасневшиеся глаза. — Я не хочу вас обидеть или что-то в этом роде, я просто... переживаю.       На мгновение мальчишки начинают переговариваться между собой, и Исяну интуитивно понятно, что говорят они тоже на корейском. Хриплый и просвистывающий голос новоприбывшего сильно контрастирует с робким размеренным тоном другого. Николас вслушивается в этот диалог, стараясь выловить хоть слово, но затем подростки кивают друг другу, и Юджин явно готовится дать ответ:       — Не совсем. — Слабый английский слышится с большим акцентом, мальчик думает над каждым словом и придерживается темпа скорее медлительного. — Его... Болит. Как сказать... — Он укладывает руки в перекрест в районе трахеи и груди, пытаясь подобрать слова.       — У него сдавливает грудь, да? — помогает Исян, на что мальчик чуть сомневается, сводя брови к переносице. — Болит, болит, верно? — Теперь же он кивает.       Николас теряется, когда на него уставляется сразу две пары глаз. Если бы у него была хотя бы малейшая возможность помочь, он бы сделал это, но сейчас ему остается лишь продолжать диалог. Беспомощность в очередной раз бесит настолько, что он делает резкий рывок руками, тут же сталкиваясь с поражением и болью. Выдыхая через зубы, он вновь и вновь пытается смириться со своим положением, и не остается ничего другого, кроме как говорить:       — Как тебя зовут? — Одергивая себя за то, что речь прозвучала уж слишком быстро, он добавляет уже спокойнее: — Имя, имя твое.        — Хан Ю-Джин. — Мальчик делит слово по слогам, сохраняя размеренный и спокойный тон, Николас ему за это безумно благодарен.       — А его?       Второй парнишка не спешит говорить сам, он лишь переводит непонимающий взгляд на Юджина, отвечает ему бегло, после чего появляется дубляж:       — Ким Ун-Хак. — Не без помощи мальчика с фамилией Хан, теперь Исян наконец-то знает правильное произношение имени. Взор мальчика проскальзывает как будто чуть выше лица Вана, и он даже чуть наклоняет голову, но подросток его перебивает. — Волосы… Волосы, — а затем Юджин показывает палец вверх.       Николас по началу не понимает, о чем именно идет речь, стараясь поднять голову вверх достаточно, но затем Хан быстро перешептывается с Унхаком на родном языке, а тот утвердительно кивает. Исяну потребовалось время, чтобы понять, что мальчишки говорят о его ненатуральном цвете волос – накануне он успел обновить цвет, и красная краска, должно быть, стекает с его головы вместе с потом, а макушка выглядит ярче всего в этой комнате. И почему-то осознание такой детали своей внешности пришло совсем не сразу.       — Они красные, да? — Николас старается, ей-богу старается держать голос достаточно добродушным. — Вам нравится? — Юджин кивает, и Исяну от чего-то становится чуть радостно на душе, что ему удалось хоть чем-то порадовать ребят.       С помощью подростка, что хоть как-то пытается использовать английский язык, Николас узнает, что длинноволосого юношу у стены действительно зовут Сонхо, восстанавливается имя и для парня с желтеющими синяками на лице – его зовут Ыйджу. Ван пытался узнать имя и для обессиленно лежавшего японца у самого края комнаты, но здесь Юджин помочь ему уже не смог. Не смог ответить мальчик так же на вопрос, как именно они сюда попали и чем занимаются – раскрыв по-детски большие глаза, он несколько раз задумывался над значением иностранных слов, но подобрать ответ так и не удалось. Николас в очередной раз бесится, но всеми силами сдерживает гнев в себе.       В мертвой тишине комнаты он рассматривает огнестрельное оружие и пытается увидеть, только ли один автомат у солдат – было бы глупо, если бы они не были нашпигованы оборудованием по самые уши, а потому надежды на это мало. В какой-то момент Исяну кажется, что его голова мутнеет достаточно, чтобы в очередной раз потерять сознание: когда картинки перед глазами начинают плыть, а пол словно растворяется, он старается зафиксировать свое внимание хотя бы на чем-нибудь, пока не утыкается в мерно вздымающуюся грудь канадца, что спит у стены, притягивая ноги к себе. Парочка обрывочных фактов о канадце от Рики никак не позволяет Николасу составить хоть сколько-нибудь внятный портрет юноши с именем Мэттью.       Та же история с японцем – Ван то и дело отводит взгляд в сторону, предпочитая смотреть куда угодно, кроме как на жалобное его лицо и маленькое скрючившееся тело. Мальчишка, тем не менее, явно не скрывает, что всматривается в каждое действие Николаса – он воротит головой по сторонам и продолжает вглядываться в чужие движения так, словно боится упустить что-то важное.       Исян обращает внимание и на двух корейцев постарше, что сидят у противоположной стены, но когда по направлению к одному из них двигается солдат, Сонхо тут же дергается, моментально поднимаясь на ноги. Николасу кажется, что кореец не в силах, чтобы двигаться столь быстро, но когда военный тянется ключом в замочную скважину и проворачивает его, за процессией наблюдают уже двое. Ван ловит на себе взор больших глаз парня с именем Ыйджу и лишь сейчас замечает, что множество тонких капилляров в его левом глазу лопнули от очевидного удара, окрашивая белок в ярко-алый оттенок. Николасу остается только гадать, что именно он пытался сделать, что получил подобное наказание, но если это что-то подразумевает под собой цель убраться отсюда, то Исян может лишь проявить некоторую часть уважения.       Ван не может сказать наверняка – прошел час, два или десять минут. Гнетущая тишина, железные стены и деревянный пол давят на него так сильно, что голова раскалывается в несколько раз сильнее. Где бы он не находился, он знает одно: отсюда нужно выбираться как можно скорее. Бежать, что есть сил, позвать на помощь и оказаться дома, и тут уже совсем не принципиально, как именно. Исян осматривает комнату в пять тысяч двести сорок пятый раз – одна единственная дверь, перед которой стоит два солдата с огнестрелом наперевес, ни окон, ни щелей. Он помнит и лелеет в памяти тот коридор, что уходит на левый поворот, и если это действительно его единственный шанс, то была не была.       — Прошу прощения! — Он начинает громко, на английском, от чего сразу же ловит на себе взгляд военных. — Есть какая-то возможность дойти до туалета или у вас принято под себя ходить?       Все внимание присутствующих в комнате обращается на него моментально, но до взоров парней ему нет никакого дела. Исян наблюдает за тем, как один из солдат жестом указывает второму подойти ближе к пленнику. Когда военный склоняется рядом с ним, Николас успевает запомнить его большие карие глаза и темный цвет кожи, что выступают между слоями маски. Солдат грубо дергает металлическую цепь, как-то особенно долго возится с замком, а затем хватается за наручники и тянет тайваньца вверх. Спустя долгое время нахождение в вертикальном положении, Исяна сначала клонит куда-то в сторону, когда голова кружится так сильно, что игнорировать это не удается, затем он ощущает боль в коленях, но все это отступает на второй план, когда парень напоминает себе одну простую истину: все или ничего. Он даже как-то успевает поблагодарить солдата, когда тот ведет его к выходу из комнатушки, сохраняя шаг достаточно медленным и покорным, лишь бы мужчина расслабил хватку.       Когда большая железная дверь открывается, Исян жмурится от яркого света, что отражается от металлических поверхностей – листами стали в коридоре оказывается обшито абсолютно все. Они делают первый поворот налево, Николас вглядывается в узкий коридор быстро, оценивая около пяти или семи таких же массивных дверей, а затем виднеется еще один резкий поворот налево. Ван замедляет шаг, затем делает одно резкое движение вперед и на мгновение ему даже кажется, что он оказывается свободен от стороннего захвата, а значит, остается лишь рвануть вперед так быстро, насколько это возможно, но едва он начинает ускоряться, как чувствует тупую боль в затылке, колени подкашиваются почти моментально, а затем - темнота.