let yourself go

– Так научи меня!       Весь в садинах и небольших синяках, Кацуки нетерпеливо ёрзает посреди гостиной на диване. Рядом лежит уже никому ненужная ватка с открытой бутылочкой медицинского спирта; в помещении из-за него воздух приобретает жгучие нотки, пощипывая носоглотку и конъюнктиву глаз, заставляя часто-часто моргать. Кацуки всё равно упрямо глядит на мать, с вызовом и недоверием, потирая ушибленное плечо и слегка не веря в реальность воплощения ее слов – это точно не стиль Мицуки.       Она качает головой, повторяя сказанную фразу. – Разговоры лучше драк. – И добавляет сердитее. – Чтобы не огребать от хулиганов, хотя бы попробуй с ними договориться, раз драться не умеешь. – Но мне двенадцать, а это старшеклассники! – Протестующе бросает Кацуки. Признавать, а тем более озвучивать свои слабости и минусы вслух не хочется, даже если это разница в возрасте, на которую никак нельзя повлиять. – Хорошо, раз драться со старшеклассниками не умеешь. – Снисходительно исправляется Мицуки. – К каждому обстоятельству нужен отдельный подход, Кацу, ты должен разбираться самостоятельно. Либо попроси помощи в этом вопросе у папы после работы, он ведь у нас дипломат в семье. – Старик вечно занят… Может, ты меня на дзюдо запишешь? Или айкидо? На какое-нибудь крутое боевое искусство, чтобы я раскидал этих идиотов на раз-два!       Мицуки с усмешкой осаждает его, внезапно подскочившего, хлопая по спине. – Так, давай посмотрим… С понедельника по вторник после занятий у тебя дополнительные по японскому, в среду английские курсы, в четверг и пятницу математика, а по выходным… Напомни-ка? – Плавание. – Досадливо насупливается Кацуки и складывает крестом руки на груди, падая обратно на диванные подушки. – Мне вообще эти дополнительные не нужны, могу от чего-нибудь и отказаться, я итак круглый отличник.       Ох, зря он это сказал. Зря. – Благодаря чему? И кому? – Стремительно возвышается над ним Мицуки, поднимаясь в полный рост. – Не забывайся, забивая голову ерундой. Ты же не хочешь опуститься на уровень тупых двоечников за период отдыха от занятий? Им только и остаётся, что в подростковом возрасте шайками отбирать домашний ланч у семиклассников, а по одиночке они представляют из себя полный ноль. Так что никаких боевых искусств во время учебного года. Научись защищаться сам. Как угодно. – Она собирает содержимое аптечки и, красноречиво взглянув на сына, уносит всё в ванную на второй этаж. – Так научи. Помоги понять, как… – Шепчет Кацуки ей вслед.

***

      Пацан загнанно дышит по нескольку вдохов в секунду, сначала в растерянности распахивая веки и ощутимо дрожа рукой, держащей в неуверенной хватке пистолет, а затем его лицо озаряется диким блеском в посветлевших глазах, словно их клубок из тел прожектором с вертолёта осветили. Кисть и веки более не подрагивают, грудь высоко и часто вздыматься под тонкой тканью футболки тоже перестает. Всё вокруг стихает, глуша звуки необъятной тишиной, охватившей Кацуки изнутри. За барабанными перепонками будто кто-то нажимает "выключить", помогая сосредоточиться на бесстрастном жерле ствола перед скошенным взором.       "Выключить" и – тихо.       Слишком, мать его, тихо.       Где выстрел? Где оглушительный звук вылетающего куска металла в расколотый череп? Где брызги крови и стекающие ошмётки мозгов из дыры в затылке? Где завершение начатого? Где?       О чём я тебе недавно втирал с пеной у рта, пацан, о чём?       Вспоминай.       Хотя бы сними с предохранителя, взведи курок, сука! Сделай уже что-нибудь.       И пацан делает, не оправдывая ожидания Кацуки. Руша всю дальнейшую цепочку действий, построенную в белобрысой голове за короткий промежуток времени: от осознания стянутой из кулака пушки и до сего мига, когда совершает взмах. Простой взмах.       Подкидывая оружие в воздух, он ловит его за ствол, рукоятью наставляя на Кацуки.       Мимолётно морщит нос, как будто через силу делает одолжение. Как будто Кацуки теперь его должник.       "Включить" и – звуки возвращаются.       Бешеный сердечный ритм впивается в слух, и непонятно, кому из них двоих принадлежащий; шум покачивающихся на южно-западном ветру кленовых веток долетает до их подворотни, вновь раздражая монотонным шелестом; и до ужаса отчётливо вдруг журчит вода в пролегающей грязной речке под мостом, больше смахивающей, по правде, на длинную лужу.       Кацуки отстранённо думает, что надо уволить того электрика в ушном канале за излишнюю выёбистость и пафосный подбор моментов. Отмирая, он с вспыхнувшей заново агрессией забирает огнестрельное у пацана, но, игнорируя раздражение, пихает в кобуру на ремне. Так же, как пихает подальше задетую гордость. И мысли, – докапывающиеся, лезущие, настырные, – почему пацан его в итоге не убил, почему остановился, почему… так хотелось, чтобы он продолжил?       Бля.       А вот это уже пиздецки неправильно и странно. – Мне нет резона в твоей смерти. – Читая мысли, отразившиеся на недовольной роже Кацуки, пацан пожимает плечами донельзя наигранно. Пытаясь показать языком тела, что следующие слова не имеют значения. – Я не особо люблю, когда меня недооценивают.       Так вон оно что. Становится предельно ясно – он ненавидит, когда его недооценивают. – О, понимаю. – Скалится Кацуки. Гордыня требует мщения. – У тебя взыграло то чувство хронического протеста из детства, когда кажется, что ты обязан доказать всем и вся, что чего-то стоишь. Психологическая травма, бедняга? Лечить не пробовал? – Может быть. – Пацан смело поднимается в сидячем положении, сокращая расстояние между ними. Безумный блеск никуда не пропал, приобретая мрачность в ночи, где – ни души в окрестностях под мостовой аркой, кроме двух случайно переплетённых судьбами авантюристов. Эта, в какой-то мере, секретность подстёгивает. Он кладёт ладони поверх горячих ладоней Кацуки, кстати, всё ещё покоящихся на чужих согнутых ногах, и почти соприкасается с ним носами, мурлыча: – Но это не отменяет того, что я тебя уделал.       Дьявол.       Кацуки как ошпаренный подрывается, с запинкой отшатываясь на пару шагов, и только трель пришедшего уведомления и вибрация в кармане великодушно избавляют пацана от красно-жёлтого фингала на скуле.       «Появилось неотложное дело на работе, будем через час-полтора. Лучше езжай сразу на базу.» – Гласит сообщение. Иной раз забываешь, что Деку параллельно с ограблением именитых предприятий и иногда коттеджей работает в полиции. Похоже, какой-то срочняк, если посреди ночи вызывают.       Тупо уставившись в экран телефона, Кацуки оглядывается на сидящего на земле пацана. Всё ещё подмывает въебать ему, для профилактики, чтоб не зарекался, но первостепенной задачей сейчас является другое. – И что мне с тобой делать… – Он пережимает в обречённости переносицу. – Ничего не надо со мной делать. – Улыбка смывается с его лица, замечая смену настроения Кацуки.       В принципе, можно и так. Но пацан видел слишком много, знает то, что знать ему не положено и наверняка в деталях запомнил бакуговское лицо. Ну ещё бы, так близко его не рассматривала даже родная мать, тут и расположение родинок заметить не трудно. Шанс того, что вороватый подросток добровольно пойдёт сдавать его с сообщниками в ментовку мал, но в случае, если его поймают… Правоохранительные органы вытрясут из него всё, включая с помощью кого обеспечил себе побег, вплоть до подробностей, кто, как и с кем, даже учитывая их отсутствие связи в абсолютно разных совершенных преступлениях. И язык у пацана без костей – не пиздеть направо и налево не заставишь, как ни крути. Запугивание бесполезно. – Вставай и полезай в машину. – Выплёвывает с удручением Кацуки. Позже по прибытии Деку с Двумордым на трезвую голову решат, как дальше действовать. – В смысле? – Без вопросов, не вынуждай меня повторять дважды. – Ага, бегу и спотыкаюсь. Зачем мне тебя слушаться? – Тот всё же встаёт, но с места не двигается. – Затем, – Сдержанно объясняет Кацуки, – Что из-за твоего невписанного в цели появления страдает весь наш план. Я сам этого не хочу, однако из-за одного малолетки, выскочившего как чёрт из табакерки в середине задания, мы оказались в таком положении. Возьми на себя, блять, ответственность.       Фраза про ответственность, судя по реакции и вздёрнутому подбородку, пролетает мимо ушей: – Заставь меня.       Что ж.

***

На самом деле, Кацуки не чужд юношеский протест, наоборот, весьма и весьма близок, прочувствован на собственной шкуре в подростковые года от и до. Он в курсе, какого это – желать сделать назло, нарочно поступить во вред кому-либо, пусть и себе, пойти целому миру наперекор. Собственно говоря, таким образом он и оказался в рядах преступников. На жизнь хватает, денег в достатке, но с каждым разом хочется всё больше и больше свободы до дрожи в теле. Хочется метить выше. Доказать, что способен на многое. Превысить любые ожидания, из кожи вон вылезть, но выложиться по полной во что бы то ни стало.       И пускай утрутся и кусают локти.       Иногда чувство злорадства подметает под волной удовлетворения острую жажду справедливости. Кацуки знаком с понятием чести, оно важно для него, однако стоит не в приоритете, как, возможно, следовало бы. Маленький зародыш доблести, сформировавшийся в малом возрасте, не редко беснуется и от души херачит Кацуки голосом совести из-за аморального пути, выбранного несколько лет назад. Тогда становится больно и затравленно просто существовать. Наступает апатичный эпизод, – защитная реакция организма, – и даже Деку не пристаёт с расспросами о самочувствии в его обычной манере, здраво рассуждая пока повременить с лазанием в душу и дать человеку нормально отдышаться наедине с самим собой. В остальное же время, свободное от загонов и ментального брейкдауна, Кацуки живёт на полную катушку, держит карман шире, отдаётся миру без остатка и забирает у него не меньше.       Подробную политику мало кто посчитает приемлемой, да и Кацуки, вроде бы, мало на кого хуй не кладёт.       Справедливо? Справедливо. – Так отчаянно брыкался, а теперь посмотрите на него. – Хмыкает Кацуки.       Они недавно приехали на базу, пацан безбожно вырывался и кусался, цеплялся двумя парами конечностей за дверь машины, отказываясь садиться в салон, но Кацуки откровенно заебался терпеть его выкидоны, затолкнув силой. Ну а чё, ему постоянно, что ли, позволят выёбываться? Не тут-то было. – Завались. – Отмахивается пацан, продолжая злобно грызть шоколадный батончик, который отрыл на заваленном барахлом столе. – Это у вас типа кухни?       Он обводит сканирующим взглядом помещение, задерживая его на навесных шкафчиках, газовой плите и раковине со стопкой практически новых тряпок и губок – самое чистое место в здании, потому что за стерильностью тут следит лично Кацуки. Готовит он здесь редко, но хавать в бардаке и срачельнике где бы то ни было – возмутительно. Воспитание не позволяет.       Иронично, что отголоски былого воспитания играют в нём только выборочно. – Типа. – И что, прям коробочка со специями найдётся? Лавровый лист, копчёная паприка и, допустим, молотый красный перец? – Что-нибудь найдётся. А ты голодный или от скуки меня заёбываешь? – Откидывается на спинку стула Кацуки с широко расставленными ногами. – Не от скуки. – Уклончиво произносит подросток, как-то недобро щурясь. – На другие расспросы ты не отвечаешь. – Много чести, отвечать несмышлённому пацану. – Да прекрати меня так называть! – Ощетинивается, наклоняя корпус вперёд. – Мне почти восемнадцать, а не десять лет! И если у тебя проблемы с памятью, то напомню, что имя тоже есть – Даби. – Хуёвое имя. На кличку собаки смахивает, твои родители не кинологи? Могу понять, почему ты питаешь ненависть к семье, я бы тоже разозлился. – Веселится Кацуки, отыгрываясь за маленькое поражение у реки. – Я хотя бы не выгляжу, как одичалый померанский шпиц. – Легко парирует пацан, намекая на его дикобразную причёску. – И уголовнический образ жизни ты ведёшь явно не от огромной любви к предкам. – Из нас двоих на малолетнего уголовника с зековскими татухами похож не я.       Губы так и норовят сломиться в неровной ухмылке – бесхитростной, отчасти честной. Без шуток, это в некоторой степени приятно, взаимно поперемывать косточки друг другу в непринужденной обстановке, совершенно поверхностно проходясь по очевидным траблам. На грани с жестокой издёвкой и безобидными шпильками. Кацуки иначе не умеет. Пацан, походу, тоже. И обоих это устраивает.       С Деку подобным образом не пособачишься, он хоть и чувствительный, но обрёл за долгие годы их общения иммунитет к резким высказываниям Кацуки, оставляя реплики без встречной реакции, а зарождающуюся ссору без намёка на продолжение. С Половинчатым в данной теме также трудно, хер пробьёшь его тотальное спокойствие и воздвигнутую стену холода. Вывести на конфликт сто раз запаришься, пока пути подхода отыщешь – чисто напряжение снять. Зато на спарринги охотно соглашается, говорит, лучше выпустить пар через драку и физическую нагрузку, чем попусту сотрясать воздух. В чем-то Двумордый прав, но переодически нужно всего-то хорошенько проораться, чтобы запутанный клубок гнева в груди рассыпался в жжёный прах.       Кстати, о Деку и Половинчатом. Их нет довольно давно, обещанный час истёк парочку обоюдных оскорблений назад. И не успевает волнение зародиться и вытечь в нечто тревожно-горькое, как раздаётся звонок. Не в дверь, к сожалению, ведь дверным звонком база обделена, но мобильный тоже сойдет.       Становится спокойнее.       «Каччан.» – Раздаётся суровое и испытующее, немного покорёженное помехами из старой раскладушки.       Становится стрёмно.       Деку не злой, значит, вторая беда не маячит на горизонте, однако, блять, он назвал Кацуки по имени, – придётся симку ломать и сжигать в огне до состояния уголька, – сразу давая понять, что разговор не требует отлагательств, и рядом никто не подслушивает.       «Объясни.» – Бля… – Выругивается Кацуки. Деку знает.       «Мы с Шото-куном у меня в офисе, на собрании объявили десятиминутный перерыв.» – Он подтверждает худшие догадки. – «И знаешь, какая была тема собрания?» – Удиви.       «Вряд ли это тебя удивит, поверь. Появился какой-то опасный вор-поджигатель юного возраста, в последнее время совершающий незаконные действия в городе, такие как: подрыв жилых домов, кражи крупных сумм денег, порча имущества, способствование созданию пожаров… И это всё связано в особенности с недвижимостью семьи Тодороки.»       Кацуки присвистывает, вытаращившись на "опасного вора-поджигателя" с шоколадным пятнышком на верней губе, невинно восседающего на их диване. Шепчет ему «сиди тихо», прежде чем выйти в другую комнату, плотно закрыв защёлку, и периферийным зрением ловит тот недобрый прищур бирюзовых глазниц, мелькнувший в самом начале их диалога. – Во даёт жа́ру, а ему всего семнадцать. – Хрипловато смеётся Кацуки, облокачиваясь спиной о холодный металл смежной двери.       «Я не закончил, Каччан, есть ещё кое-что, волнующее нас с Шото.» – Вдыхает Деку, как перед прыжком в воду. – «Сегодня ночью паренька почти удалось поймать, но он скрылся от погони вместе с внезапным сообщником на чёрном автомобиле, из серии "Mercedes-Benz W124". На твоей ласточке, Каччан.» – Да-да, знаем такую. – Зубоскалит Кацуки. – Слушай, я хотел вам всё рассказать при встрече, но все эти совпадения, задержки и препятствия… Это какой-то пиздец.       Отмазка в роде не было времени уж точно какой-то пиздец, не в духе Бакуго, но, чёрт, правда же.       «Ты с ним знаком?» – Нет! Твою мать, Задрот, нет. Ты ведь не думаешь, что я мог вас предать?       В трубке звучит тишина. Звучит отвратительная, мерзкая, густая тишина. Сжимая давлением глотку, перекрывая скользящей глыбой льда кислород по верхним дыхательным путям. Покрывая инеем лёгкие.       «Даже за все пережитые годы Ада в средней школе ты ещё никогда меня так сильно не задевал словами, Каччан.» – Фырчит Деку после паузы.       Кацуки снова учится дышать. Ёбаный. В рот. Нахуй. Веснушчатой размазне точно не идёт на пользу близкое общение с двумордой королевой драмы.       «Ближе к делу.» – Вклинивается равнодушный голос вспомнившейся заразы. – Уверены, что рассказывать истории по телефону – удобный варик?       «Нет, но мне необходимо сейчас изучить информацию от тебя и осмыслить, в какое направление увести цель собрания.» – Кацуки буквально слышит, как варится задротский котелок под сотню градусов Цельсия. – Короче, я его знать не знаю, пацан называет себя Даби, на наркомана заядлого похож… Подсел в машину с разбегу, а за ним менты… Сказал позже, что я попросту под руку подвернулся, ушлёпок. Ещё что деньги из сейфа у брата стащил и семейку свою терпеть не может, хуй его, как тебе это поможет, но факт. – Сеть в здании наихреновейшая, помехи съедают часть предложений. – Еле привёз его на базу… Он ждёт приговора на кухне. Разбирайтесь с делами и приезжайте быстрей.       «Ты сделал что?» – По слогам уточняет Половинчатый. – «То есть, он воспользовался тобой в своих целях, видел твоё лицо, скорее всего запомнил путь до нашего укрытия и изучил обстановку внутри? Бакуго, он нас за милую душу сдаст.» – Ты утрируешь, нахер ему не сдалось ничего, кроме мнимой свободы. Юношеский максимализм конечно раздулся до гигантских размеров, но инфантильность поступков на лицо, я ж вижу.       «Получается, в городе больше оставаться нельзя.» – Бормочет Деку. – «Верхушка выдала приказ рассредоточить по районам патрули. А мы только залегли на дно… Кисло выходит.» – Кисло-не кисло. Предлагаю взять пацана с собой, никто из родаков искать не станет. Запереть, может, или ограничить перемещение.       «Запереть несовершеннолетнего ребенка?» – Деку вспыхивает возмущением.       «Он так проблем доставит, добровольно не согласится, если ты говоришь, что речь о свободе.» – Перебивает менторным тоном Двумордый. – «Лучше подстроить его поимку самим, чтоб патрули убрали. А заткнуть рот не сложно – отправим его в больницу посредством несчастного случая… Обеспечить потерю памяти без серьезного вреда для здоровья не удастся, но накачать наркотиками можно; тогда люди каждый его аргумент за бессвязный бред торчка сочтут и полиция передаст его в руки медиков из наркодиспансера. Учитывая, что он итак наркоман, всё складно.» – Я не уверен. – Избегает прямого подтверждения Кацуки. Мнётся.       «Будь уверен.» – Настаивает Половинчатый, сочтя его заминку за недоверие практичности задумки, а не тому, что пацан реально сидит на таблетках. – «Провернём без шума, Мидория поможет быстро завершить дело и скрыть белые пятна в отчёте. Мальчишке мы тоже относительно подсобим – его в наркологическом центре подлечат, того и гляди от зависимости избавится.»       «Накачать чем?!» – Орёт в трубку Деку.       «Мидория, тише…»       Помехи сменяются отрывистым шорохом.       «Поможем?! Подлечат?!» – Попытка исправить усугубила положение. – «Да вы..! Да как вы? Я ни за что не приму участие в этом кошмаре и вам не дам. Совсем с ума сошли, вы оба?»       И впрямь сошли. Всеми фибрами души хочется согласиться с Деку и его сердитыми запинками, но Двумордый дело говорит. Пацана по итогу жаль(может, не очень), однако если поступать по совести, то их компашку повяжут на следующем рассвете дня без возни и лишних заморочек, с ходу. Подобного исхода допустить охотно меньше всего. А Двумордый, умник академический, зачастую руководствуется холодным расчётом, не взирая на предвыборные муки, и его витиеватые выводы метят в яблочко. Ну как тут быть, твою налево?       Громкие шорохи и тихие ругательства прекращаются. По-видимому, Половинчатому удаётся убедить Деку снизить децибелы – как-никак в главном департаменте полиции шифруются за тонкими стенами офиса.       «Смею напомнить, у нас демократия.» – Разбавляя атмосферу, тот разрешает глупому смешку вырваться изо рта. Затем продолжает на тон ниже и темнее: – «Наши голоса учтены, мнения разошлись, один – один. Решай, Бакуго.»       Решай, жить пацану вольно или воли этой желанной его лишить?       Решай, дать ему шанс исправиться, вложить свои умения в конструктивное русло или перерубить путь ко всякому приемлемому будущему на корню?       Решай, сохранить недавно сформировавшуюся личность чистой, по крайней мере, их кроваво-грязными по локоть руками не тронутой, или потопить беспомощный рассудок в жёстких препаратах и подавителях лечебницы?       Замечательно.       Ахуительно.       Критический сбой в системе Bakugou.exe приводит к полнейшей пизде в виде синего экрана смерти и справедливому запрашиванию неотложного демонтажа прошивки. Оперативка не вывозит, страдая от неизвестных доселе атак извне, материнская плата шипит, плавясь, оголённые из-за огня провода искрят – системный блок объят оранжевым пламенем и кучевым облаком дыма. Бакуговский мозг-компьютер горит и коптится, полыхает и тлеет, переливается жаром и…       И что за, блять, запах гари?       Кацуки резво переводит взгляд себе под ноги, откуда по полу приземистым ковром стелется дорожка дыма и горько-пахнущими щупальцами окутывает его кроссовки, двигаясь вверх по голени. Пожар вполне реален. Не плод его переклинившего воображения, не уничтожение душевной оперативной системы, не сбой и не беглая хандра. – Решение скажу вживую. – Коротко чеканит он и сбрасывает, хватаясь за тёплую ручку двери.       Ох, вживую – было бы славно.