мой любимый фильм (о нас с тобой)

      Йеджи выделила целый день на то, чтобы Рюджин могла увидеть Голливуд. Может, это и было клишированно, но Шин любила кино, а Хван пообещала, что сделает всё, что возможно, чтобы сделать эти небольшие каникулы лучшими для своей девушки. Её чувство прекрасного, оскорблённое большинством тех мест, которые так любили туристы, могло на двадцать четыре часа пойти куда-нибудь подальше, потому что она собиралась превратиться в стандартного Лос-Анджелесского гида, возящего группу по самым банальным из возможных мест.       – Ты ведёшь меня на Аллею Славы? – Спросила Рюджин, когда они вышли из метро.       – Да.       – Я думала, ты ненавидишь это место.       – Да, но тебе оно понравится, поэтому мы и идём туда. Встретимся со звёздами.       Место, как и всегда, было забито туристами. Толпы сновали от звезды к звезде, обсуждая увиденное на всех языках мира, и Йеджи снова окунулась в воспоминания о тех днях, когда они с родителями или друзьями проводили часы на этих улицах. Она любила наблюдать за ними, слышать голоса и думать о том, как же всё-таки удивительно, что существовали в мире места, в которых были рады всем и не имела значения ориентация, раса, национальность.       Когда Хван поделилась этим с родителями, папа пошутил, что в Лос-Анджелесе ко всем относятся одинаково грубо. Что ж, наверное, он был прав.       – Как тебе? – Спросила Йеджи, когда они прошли первый километр.       – Я видела пару целующихся девушек.       – Только одну? Странно, обычно тут много ЛГБТ-пар.       Рюджин крепче сжала её руку в своей.       – После Спрингвуда сложно поверить, что можно просто целовать того, кого любишь, если рядом кто-то есть.       – Мне кажется, к Джису и Юне относятся хорошо.       – На первый взгляд, да. На самом деле большинству из школьников плевать, какой ты ориентации, потому что они слишком заняты собой, но их родители… мистера Чхве боятся, поэтому о его дочери не болтают вслух, но не у каждого найдутся такие родители. В прошлом году группа каких-то придурков-фермеров, – ровесников моего отца, – нападала на подростков в районе Спрингвуда и близлежащих городков. Большинство, конечно, задержали, но ты сама понимаешь, сложно сказать, сколько именно их было.       Йеджи притянула её к себе, укладывая руки на талию, чтобы обнять. Она провела дорожку из нежных поцелуев от виска к линии челюсти, не забывая пальцами поглаживать чувствительную кожу под тонкой тканью футболки. Тихий полустон сорвался с губ. Рюджин прижалась к своей девушке, провела ладонью от шеи к пояснице. Улыбка появилась сама по себе.       – Ты такая милая, – пробормотала Хван, целуя в уголок губ.       – Я люблю тебя.       – Я тоже тебя люблю.       – Если… если я стану режиссёром, – Рюджин положила руки на щёки Йеджи. – Я сниму о нас фильм.       – Разве ты уже этого не сделала?       – Я сниму лучше, – прошептала она.       – Значит, я буду твоей музой?       – Конечно. С того дня, как мы познакомились, и до конца.       – И после этого ты будешь утверждать, что не милая?       – Да, – Шин скрестила руки на груди, и Йеджи с ласковой ухмылкой прошлась новыми поцелуями по её лицу, оставив парочку даже на шее. – Ладно, я милая, но только с тобой.       – Мне этого вполне достаточно.

***

      Прокатившись почти по всем памятным местам Голливуда, уже почти ближе к вечеру Йеджи затянула Рюджин в один из небольших ресторанчиков в районе бульвара Сансет. Солнце к тому времени уже сменило свет с жёлтого на тепло-оранжевый и постепенно сползало по розовому небу к линии моря. Улица уже готовилась начать другую, – ночную, – жизнь: зажигались неоновые витрины многочисленных баров и стриптиз-клубов, прилипчивая попса сменялась более медленными треками с пульсирующими басами, от которых дрожь пробегала по коже. Вскоре толпы мужчин и женщин средних лет сменились бы молодыми людьми, ищущими развлечения.       Просыпался другой Лос-Анджелес, – тот самый знаменитый Ла-Ла-Ленд, в котором не оставалось места серьёзности. Лишь бесконечные танцы, французские поцелуи и страсть такая же обжигающая, как и асфальт в особенно жаркие августовские дни. И Йеджи любила его таким.       Хотя, наверное, и не было того ЛА, который Хван бы не любила.       Заказав по паре хрустящих сэндвичей с сыром, беконом и яйцами, они вышли на бульвар. Руки сами собой сцепились друг с другом, пальцы переплелись. Когда-то, – ещё в шестнадцать или даже раньше, – парень из школы тоже предложил Йеджи прогуляться здесь вечером. Они брели по этой же улице, мимо этих же ресторанов и клубов, ели какое-то буррито, но Хван не чувствовала ничего, кроме желания скорее вернуться домой и включить какой-нибудь фильм, чтобы посмотреть его с папой и мамой.       Сейчас она была влюблена. Не так, как раньше, – всего на пару дней, потому что «так нужно», – а по-настоящему, глубоко и искренне, всем сердце, которое после смерти родителей будто бы застыло, перестало биться. Рюджин стала единственной, кто смог вернуть её к жизни, разбудить, и Йеджи знала, что ей не хватит всей жизни, чтобы отблагодарить свою девушку за это.       Улучив момент, Хван прижалась к губам Рюджин, целуя со всей нежностью, на которую способна. Шин ответила тем же. Они стояли, обнявшись, под вывеской в виде полуголой девушкой из неоновых трубочек, наполненных люминофором, пока мимо проходили люди. Аромат её тела, – уже до боли знакомый, – наполнил лёгкие. Она хотела запечатать его в лёгких, залить свинцом, навсегда сохранить на собственном теле, чтобы, даже закрыв глаза, представлять её рядом с собой.       Отстранившись, Рюджин лёгким движением смахнула с уголка губ Йеджи пару крошек от сэндвича. Большой палец скользнул на щёку. Мгновение спустя она оставила поцелуй на линии челюсти Хван, заставив её сильно покраснеть.       – Кажется, ты тоже становишься милой, – хихикнула Шин.       – Это твоя вина, – прошептала Йеджи, слегка прикусывая мочку уха Рюджин. Та выдохнула, двигаясь вперёд так, чтобы врезаться грудью в грудь Хван. – Разве я могу сдерживаться, когда рядом со мной такая девушка? Нет, не так. Разве я могу сдерживаться, когда моя девушка выглядит так потрясающе так ещё и целует меня? Это выше моих сил, детка.       – Хочешь вернуться в отель?       – Больше, чем ты можешь себе представить.       Йеджи сжала её руку в своей, утягивая в сторону станции метро, но знакомый голос заставил остановиться. В первую секунду она не поверила. В последний раз Хван слышала его ещё до того, как взошла на тот чёртов паром.       – Йеджи, – снова повторил голос, а затем от толпы в паре шагов от них с Рюджин отделилась высокая блондинка в топе и розовой мини-юбке.       – Хлоя, – заметив реакцию своей девушки, Шин нахмурилась и крепче сжала её руку. – Рю, эм… это Хлоя, моя бывшая одноклассница. Хлоя, это Рюджин, моя… – мир на мгновение замер, пока Хван набиралась с силами, чтобы сказать эти слова. – Моя девушка.       – О, – блондинка протянула руку для приветствия. – Приятно познакомиться.       – Взаимно, – кивнула Рюджин.       – Не ожидала увидеть тебя здесь.       – Да, я тоже.       – После того, что… ну… ты понимаешь.       – Да, – ярко почувствовав настроение Йеджи, Шин обняла её со спины и на секунду прижалась нежным поцелуем к пульсирующей точке на шее. – Много всего произошло.       – Да… мы с ребятами собираемся выпить. Если ты хочешь…       – У меня планы.       – Конечно, – её взгляд опустился на сплетённые на животе Йеджи руки Рюджин. – Эти влюблённые…       Хван так и не смогла дослушать. Вцепившись в ладонь Шин так сильно, что её пальцы даже слегка посинели, она потащила её за собой в сторону входа в метро.

***

      – Ты в порядке? – Спросила Рюджин, когда Йеджи опустилась на кровать в их номере и закрыла лицо руками. Слёзы текли по лицу, спадали с пальцев. Плечи дрожали. – Нэнси…       – Из-извини…       – Тебе не за что извиняться.       Она встала перед ней на колени, забирая её руки в свои, чтобы прижать их к губам и осыпать нежными поцелуями. Глаза Хван уже покраснели от слёз, но улыбка всё-таки сама по себе проступила на губах и с них сорвался нежный смешок. Вырвавшись, она провела пальцами по синим волосам, завела выбившуюся из причёски прядь за ухо.       – В школе мы с Хлоей хорошо общались, даже дружили, собирались вместе поступать в колледж. Она как живое напоминание о моём прошлом. Наверное, встретить её где-нибудь в Чикаго было бы проще, но здесь это… это всё ещё слишком болезненно.       – Я понимаю, – Рюджин приподнялась, чтобы поцеловать свою девушку в щёку.       – Это пройдёт, я знаю, но…       – Больно?       – Очень, – кивнула Йеджи.       Рюджин прижалась лбом к её лбу, положила руки на щёки, провела большими пальцами по скулам. Боль, наполняющая её грудь всего несколько минут назад, теперь постепенно растворялась в ощущении нежности, которую сейчас дарила Шин. Её прикосновения выдёргивали из удушливых воспоминаний о том дне, мерзком ощущении воды в лёгких и боли, которая теперь пульсировала там, где белыми выпирающими бороздами проходили по коже шрамы.       – Я так люблю тебя, – пробормотала Йеджи, наклоняясь так, чтобы зарыться лицом в плечо Рюджин.       – Я тоже тебя люблю.       – Я поеду с тобой куда угодно, Рю. Чикаго, Сан-Франциско, хоть Берлин – это не имеет значения. Мне важно просто быть рядом с тобой.       – Если ты этого хочешь, я никогда тебя не оставлю. Я… ты знаешь, я не люблю давать обещания, но сейчас я просто уверена, что никого и никогда не полюблю сильнее, чем тебя, Йеджи. Может в восемнадцать и глупо так говорить, но к чёрту это! Я люблю тебя и знаю, что всегда буду любить, поэтому и готова пообещать, что всегда буду с тобой.       – Рюджин…       – После таких речей обычно дарят кольцо, – усмехнулась Рюджин. – Я… извини, я хотела купить, но…       Не до конца понимая, что делает, Йеджи стянула с пальца серебряный обруч и вложила в руку Шин.       – Возьми моё. Это мамы, но я хочу, чтобы ты носила его. Как доказательство своего обещания.       – Ты уверена? Это дорогая для тебя вещь.       – Да, и поэтому я хочу, чтобы оно было у тебя.       – Оно будет в безопасности, – сжав ладонь в кулак, Рюджин прижала его к груди.       – Обещаю.       – Я знаю.