мой любимый фильм (о нас с тобой)

      Рюджин появилась в школе только к третьему уроку. Она выглядела уставшей: синие волосы растрёпаны, под глазами серые мешки, а сам взгляд пустой и затуманенный, как будто под наркотиками. Йеджи хотела подойти, но Черён сказала, что в такие дни Шин не хочет ни с кем разговаривать.       – Ей со многим приходится справляться, – пробормотала Черён, наблюдая, как Рюджин устало зарывается лицом в сложенные на столе руки. – И это дерьмово.       – Но разве мы не можем помочь?       Ли кивнула.       – Можем, конечно, но она нас пошлёт, скажет что-то типа «это не ваше дело» или «иди нахер, Ли». Она так уже делала, так что теперь я предпочитаю не вмешиваться.       – Ты знаешь, почему так происходит?       – У меня есть догадки. Моя мама хорошо знала её мать, и всегда говорила, что эта девушка из тех, которые винят всех, кроме себя. Когда Рюджин родилась, она увидела в ней шанс сбежать, но не вышло.       – И теперь она считает, что застряла в городе из-за Рюджин?       – Наверное. Её мать… – она замолчала, подбирая слова. – Не самая лучшая женщина.       – Да, мягко говоря.       – Я не знаю её, Йеджи, но вижу, как ведёт себя Рюджин. Если бы она хоть немного любила своего ребёнка, этого бы не было. Юну они всегда любили больше.       – Откуда ты знаешь?       – Это очевидно, – пожала плечами Черён. – Я знала это и до того, как подружилась с Рюджин. Рю всегда её защищала. Конечно, это то, что обычно делают старшие, но в их случае всё как будто было серьёзнее, понимаешь? Когда они приходили куда-нибудь, Рюджин не начинала есть, пока Юна не закончит, или вообще покупала еду только для неё. И так во всём.       – Это…       – Странно.       – И мило, – ответила Йеджи. – И грустно.       Черён кивнула, не сводя с Рюджин полного тоски взгляда. Хван представить не могла, каково это – чувствовать, что люди, которые должны любить просто так, даже не хотели тебя. Она жила, – и продолжает жить, – каждый день слыша лишь слова ненависти, понимая, что никому и никогда не была нужна. Йеджи хотела расплакаться от сочувствия к Шин, но поняла, что та бы не оценила. Разве слёзы что-то исправят?       – Юна сказала мне, что думает, будто Рюджин знает, кто убил их отца, – хмыкнула Черён. – Я знаю, что тебе тоже, так что можешь не держать это в тайне от меня.       – Я пообещала.       – Да, в курсе. Только всё это глупости. Их отец пил и много, он был в запое и просто упал. Нет никакого таинственного убийцы, который свернул ему шею, и оставил на теле кровь, и чем раньше Юна это примет, тем будет лучше для неё самой.       – Ты ведь не сказала ей это?       – Сказала. Думала, Джису убьёт меня, но она тоже не верит в историю с убийством. Просто не хочет ругаться с Юной.       – Может, мы могли бы сами пойти в архив и проверить?       – Дела выдаются только родственникам. Просто… ты ей нравишься, Йеджи. Она редко в таком признаётся, но в твоём случае это очевидно, так что будь с ней помягче, хорошо? Ей и так досталось.       – Да… да, конечно.

***

      – Рюджин! Рюджин!       Услышав знакомый голос, Шин растерянно обернулась. Она специально задержалась в школе подольше, чтобы не встретить ни Йеджи, ни Хёнджина, и теперь надеялась, что они уже уехали домой.       Это был тяжёлый день. Школьники подходили к Юне, спрашивала, что с её матерью, и та растерянно бормотала что-то о расстройстве психики, которое развилось после смерти отца. Подростки отходили, сочувственно вздыхая, а затем до слуха Шин долетали очередные слухи.       «О, теперь очевидно, почему Рюджин так себя ведёт»…       «Она такая же чокнутая, как и её мать»…       «Да, это доказывает, что психические расстройства передаются по наследству»…       «Бедная Юна, не представляю, как она справляется с двумя больными людьми одновременно»…       «Было бы лучше, если бы их обеих забрали в какую-нибудь лечебницу»…       Рюджин старалась их игнорировать, но перед глазами появлялся образ отца. Он стоял в паре шагов, опустив голову и пряча руки в карманы, как в те редкие дни, когда они выходили куда-то вместе. Отросшие жирные чёрные патлы спадали на лицо, закрывая большие тёмные глаза. Он был слишком худ, кожа обтягивала кости, проваливаясь в области щёк, что придавало ему, – и так почти скелету, – вид мертвеца.       Впрочем, он и был мертвецом.       Шин старалась не смотреть на опухшую шею, вывернутые под неестественным углом руки и ноги. Она очень хорошо запомнила, как он выглядел, когда подбежала, чтобы проверить пульс. Кровь стекала из глубокой раны на лбу, порезов на руках, разбитого носа, пропитывая его рубашку, пока Рюджин пыталась нащупать пульсирующую нитку жизни.       «Мне жаль», – подумала она, засовывая руки в карманы куртки. – «Ты был козлом, но я не хотела, чтобы всё так закончилось».       – Рюджин! – Снова позвала Йеджи, останавливаясь рядом, чтобы перевести дух. – Эй… из-извини… не хочешь пообедать?       – Пообедать? – Переспросила Шин. – Разве ты не должна быть дома?       – Я попросила Хёнджина забрать меня позже.       – О…       – Хотела поболтать с тобой.       – Я не в настроении, так что…       – Пожалуйста, – Йеджи нежно коснулась её руки и тут же отстранилась, стремительно покраснев. – Извини.       – Вчера целовала меня, а сегодня краснеешь?       – Я подумала, ты не хочешь, чтобы это увидели.       – Мне плевать, Нэнси. Меня уже ненавидят, слухи о гомосексуальности не сделают хуже.       Быть с Йеджи приятно. Это почти то же самое, как наконец сбежать из дома, выбраться из пропитанной ароматом перегара комнаты на свежий воздух и вдохнуть полной грудью. Это свобода. Стоя рядом с Хван, Рюджин забывала, как ненавидела Спрингвуд, почти всех его жителей и свою мать. Нет, этот город не сделал её изгоем, а дал шанс влюбиться в девушку прекрасную, как закат над морем или солнечное затмение. Шин не считала себя романтиком, но нашла бы тысячу и одно сравнение, чтобы рассказать, как Йеджи великолепна, и как ей повезло провести хотя бы несколько месяцев рядом с таким человеком.       – Я хотела поесть в магазине, но мы можем съесть по гамбургеру, пока идём.       – Хорошо, – улыбнулась Хван.       – И я куплю тебе кофе. Так и не привыкла к холоду?       – Да, в Калифорнии в это время +20.       – В Калифорнии в это время весело, – хмыкнула Рюджин. – Лучше, чем просто ждать, пока местные закончат собирать урожай, и готовиться к зиме.       – Мне кажется, тут мило, – Йеджи снова мягко коснулась её руки, мягко переплетая пальцы. – Не против?       – Мне плевать, Нэнси.       – Тогда почему ты покраснела?       – Потому что на улице ноль градусов, а у меня нет шарфа? Вы в Калифорнии не знаете, что кожа краснеет, когда температура выше или ниже нормы?       – Согреть тебя?       Рюджин замерла, не веря тому, что услышала. Йеджи улыбалась, глядя на неё словно ребёнок, готовящийся сделать очередную шалость, и сердце ускоряло бег. Что она имела в виду?       Прежде, чем Шин успела отстраниться, тёплые губы прижались к щеке.       – Серьёзно, Нэнси?       – Да.       – Нас могли увидеть.       – Ты сказала, что тебе плевать. Мне тоже. Ты мне нравишься, и не имеет значения, знают ли об этом другие люди в городе.       – На тебя могут вылить кучу дерьма.       – Оно не имеет для меня значения. Моя семья и ты на моей стороне, это главное.       – Я просто не хочу, чтобы ты пожалела.       – О том, что влюблена в красивую девушку? Как можно об этом пожалеть? Это лучшее, что со мной случалось за последние несколько месяцев.       – У меня много проблем, Йеджи. Из-за моей семьи и… прочего.       – Да, у меня тоже, – Йеджи подошла ближе, не переставая улыбаться. – Я всё ещё очень плохо сплю, часто плачу и иногда проваливаюсь в галлюцинации. Кто из нас должен жалеть, Рюджин?       – Точно не я, – Шин почувствовала, как воздух исчез из лёгких, и мурашки пробежала по коже. Такая красивая… – Ты не самое худшее, что могло со мной случиться.       – Как мило.       – Довольствуйся этим, Нэнси.       Они шли, всё ещё держась за руки, соприкасаясь плечами, и Рюджин чувствовала, как злость на мать постепенно растворяется в прохладном воздухе. Отец тоже исчез, скрывшись где-то за хвойными зарослями. На несколько секунд Шин вдруг снова почувствовала себя свободной. Не было вины ни перед папой, ни перед Юной, ни даже перед матерью, которая сейчас, наверное, снова заливалась дешёвой водкой.       Нет, сейчас она была просто Рюджин, девушкой, влюблённой в другую девушку, такую же, как остальные жители Спрингвуда.       – Рюджин.       – М?       – Может, устроим ещё один вечер кино? Если ты хочешь, конечно.       – Да. Ладно.       – Точно? – Йеджи сильнее сжала её руку.       – Я же сказала да, Нэнси. Говори время, я привезу кассеты.