мой любимый фильм (о нас с тобой)

      – Это не должно быть так сложно, – пробормотала Йеджи, когда уже третье подгоревшее суфле отправилось в мусорную корзину. Хёнджин улыбнулся, ставя на стол ещё десяток яиц. – Я сдаюсь.       – Это только четвёртая попытка.       – Это уже четвёртая попытка. Пора признать, что готовка не моё.       – Не у всех всё получается с первого раза. Знаешь, сколько раз я переделывал папино жаркое? Я готовил его раз сорок, пока не научился делать так же вкусно, как родители. Потратил около трёх или четырёх месяцев.       – Когда ты стал таким настойчивым?       – Не знаю, – ответил Хёнджин. – Мне нравится думать, что я всегда был таким.       – Нет, не был. И я тоже. Я не научусь готовить.       – Ну, если тебя это успокоит, то я знаю, что Рюджин хорошо готовит.       – А есть что-то, что она делает плохо?       Хёнджин нахмурился, вспоминая каждую из их редких встреч.       – Сходится с людьми?       – К ней просто нужен подход.       В Лос-Анджелесе она общалась с разными людьми. Мама и папа были не против, если Йеджи раз или два в неделю уходила на вечеринки или долгие прогулки по заполненным толпами улицам. Каждый был уникален, – кто-то почти сразу лез обниматься, кто-то долго молчал, стоя в стороне, кто-то вообще не хотел разговаривать, и Хван старалась относиться к каждому с пониманием. Не всем нравилось быть в компании. Ей тоже иногда хотелось просто закрыться в комнате, почитать книгу или посмотреть фильм. Зачем выходить на улицу, если дома есть всё, что нужно, верно?       – Я рад, что у тебя получилось.       – Она… она хороший человек, Джинни. Я не понимаю, за что к ней так относятся. Она сказала правду. Да, не в то время, но ей было десять, и за все те годы она ни разу не услышала от него ни одного хорошего слова. Разве ребёнок, – недолюбленный ребёнок, – не должен получать поддержку, а не осуждение?       – Это всё сложно, Йеджи. Рюджин не для Спрингвуда, она слишком… другая. Цветные волосы, замкнутость, дерзость. Она всегда в стороне.       – Может, если бы люди не поливали её дерьмом, она не была бы в стороне?       Хёнджин кивнул, неловко ёрзая на стуле. Йеджи пыталась его не винить. В то время ему было пятнадцать, он думал об учёбе и поступлении в колледж, и забыл о похоронах через день или два. Конечно, его не интересовало то, что происходит с Рюджин. Йеджи тоже бы не интересовалась.       – Она понимает меня, Джинни, – пробормотала Йеджи, опуская голову. – Я не знаю, как и почему, но рядом с ней у меня получается не думать о родителях. Не то, чтобы я забываю о том, что случилось в Лос-Анджелесе, просто переживать это как-то легче. Она всегда говорит то, что нужно, не жалеет меня, но при этом не ведёт себя жестоко. С ней всё так… правильно.       – Я рад за тебя.       Йеджи попыталась выдавить улыбку, но боль с новой силой пронзила грудь. Она не верила, что сможет чувствовать себя лучше. Конечно, люди говорили, что время лечит, но разве такое лечится, зарастает? У неё была семья, хороший дом, безусловная любовь, а затем Йеджи проснулась в больнице, прикованная к аппаратам, с осознанием, что мама и папа мертвы. Присутствие Рюджин действовало как обезболивающее. Шин знала, как и что говорить, как себя вести, и Хван переставала чувствовать себя жалкой. Она будто снова становилась той Йеджи, которая сбегала из дома, чтобы побродить по пирсу Санта-Моника и тайком выпить несколько коктейлей. Она наконец-то становилась живой.       – Давай, – улыбнулся Хёнджин. – Ещё одна попытка. В этот раз суфле точно получится идеально.       – Ты говорил так и прошлые разы.       – Ну, в этот раз так точно будет.

***

      Рюджин пришла на три минуты раньше. Снег лежал на волосах и вороте куртки, щёки покраснели от холода. Хёнджин снова сказал что-то о том, что ей стоило бы позвонить ему или Крису, и протянул кружку с ароматным брусничным чаем. Она сжала её в руках, делая аккуратный глоток.       – Не ворчи, Нэнси-старший, там не так холодно.       – Я куплю тебе шарф, если не перестанешь ходить пешком. А если бы была метель?       – Ну, её же нет, – пожала плечами Рюджин.       – Ты невыносима.       – Да, ты меня тоже бесишь.       Хёнджин только закатил глаза, и Йеджи улыбнулась. Это напоминало ей о том времени, когда её друзья в шутку ругались, чтобы через пять минут снова начать веселиться вместе. Рюджин нравился её брат, а он заботился о ней, как и о всех остальных в своей жизни.       – Я взяла кое-что и для тебя, Нэнси-старший, – Шин протянула ему пару кассет, аккуратно запакованных в пластиковые кейсы. Маркером сверху было подписано «Артур», «Из Африки». – Классика восьмидесятых и Мэрил Стрип. Я знаю, что она тебе нравится.       – Рюджин…       – Да-да, ты очень благодарен. Просто верни их вовремя. Они из нового поступления, их ещё никто не брал. А, и ещё «Моя прекрасная прачечная».       – Как ты всегда так хорошо понимаешь, что мне нужно?       – Потому что ты предсказуем. Если есть фильм с любовным треугольником или бывшими, то он тебе понравится. Я просто выбираю те, которые не настолько дерьмовы.       – Ты как бармен, только в мире кино.       – Спасибо, наверное. А, и для тебя, Нэнси.       Кассеты для Йеджи были сложены в подарочный пакет с милыми оленями и Сантой с красным носом. Улыбка появилась на губах.       – Столько?       – Подарок на Рождество.       – Ты их купила?       – Да, – кивнула Рюджин. – Мне показалось, они могут тебе понравиться. О, и ещё там кое-что из классики. Все жанры.       – Тебе не стоило.       – Это просто подарок.       Сердце Йеджи билось через раз до того момента, пока они не спустились в подвал. Суфле так и не вышло, но у них было достаточно других закусок, и Хёнджин даже приготовил горячий шоколад. Его аромат наполнял комнату. Рюджин села на диван, не отрывая взгляда от высокого ворса ковра. Йеджи устроилась рядом.       – Что за фильм? – Спросила Йеджи, выуживая из пакета одну из кассет. Она выглядела самой старой. Конечно, Рюджин положила её в новый кейс, протёрла, но обложка, как и надпись на ребре кассеты, сильно выцвела. – «Расёмон»?       – Это японский, Куросавы.       – О… никогда не видела его фильмы.       – Классика, – хмыкнула Рюджин. – Я покупала его для себя, но подумала, что тебе может понравиться.       – Тогда, может, посмотрим его?       – Конечно.       Они сидели, чуть соприкасаясь плечами, и Йеджи чувствовала аромат волос Рюджин. На экране мелькали персонажи, но она почти не думала о сюжете. Её волновала только девушка рядом. Хотелось взять её за руку, поцеловать в щёку, в губы, прижать к себе и провести целую ночь, лежа вот так – в объятиях друг друга. Она думала, что должна показать Рюджин, что её можно любить, хотеть, ценить, потому что Шин заслуживала это. Она была такой милой и нежной, но при этом закрытой, что становилось больно.       – Знаешь, о чём я думаю, смотря этот фильм? – Неожиданно спросила Рюджин.       – О чём?       – О том, насколько люди разные. Тут в центре убийство, показания свидетелей, но, если смотреть шире, разве так не со всем в нашей жизни? То, что для одного катастрофа, для другого просто мелочь. Всё так субъективно.       – Да, но так ведь только интереснее.       – Наверное, – пожала плечами Рюджин. – Я часто думаю, сколько же событий на самом деле поняты неправильно из-за таких ситуаций. А преступления… так много деталей, в которых и кроется ответ. Знаешь, например, кровь на одежде. Её не должно там быть, но она есть и… может, это разгадка?       – Ты на что-то намекаешь?       – Не знаю. Может быть.       – Не говори загадками, пожалуйста, – Йеджи коснулась её руки. – Тебя что-то беспокоит?       – Юна снова роется в старом деле.       Рюджин поёрзала на месте, не отрывая глаз от экрана. Жена самурая, заливаясь слезами, рассказывает, как умоляла его убить себя, и Йеджи поражает её лицо. Такое… несчастное и красивое. Неужели это она во всём виновата?       – Она спрашивала меня, где я была, когда это случилось, – продолжила Шин. – Я почувствовала себя женой самурая, когда она нависла надо мной. Я сказала то же, что и тогда, но мне кажется, она не поверила.       – Она считает, что его убили.       – Я знаю, она говорила. Из-за крови.       – У тебя тоже четвёртая отрицательная.       – Ну, – Рюджин усмехнулась. – Я могла его убить, верно? У меня есть мотив и не нужно много сил, чтобы толкнуть пьяного человека с лестницы. Так ведь, Йеджи?       – Да.       – Но ты не веришь, что это я.       – Даже если и ты, не думаю, что смогу тебя винить. Десять лет терпеть всё это… не знаю, выдержала бы.       – Хорошо, что не знаешь, – улыбнулась Рюджин. – Я рада, что у тебя была хорошая семья. Людям нужна любовь, чтобы они не вырастали такими циничными ублюдками, как я.       – Ты не ублюдок, – пробормотала Йеджи. – И ты мила со мной.       – Только с тобой. Ну, и Черён. В любом случае, я понимаю, почему Юна так делает. Она любила отца, а он любил её. Он всегда говорил, что она – его дочь, а я… ну, не его, очевидно, хотя он говорил грубее. Я всё ещё чувствую себя виноватой перед ним и Юной.       – Из-за чего?       Рюджин вздрогнула, будто внезапно осознав, что сказала.       – Может, всё бы сложилось по-другому, приедь я немного раньше? Он был бы для Юны хорошим отцом. Да и мать… она не стала бы пить, будь он жив. Он… может, он и был козлом со мной, но заботился о Юне. Этого уже достаточно.

***

      Рюджин откинулась на спинку дивана, наблюдая, как Йеджи меняет кассету. Она не в первый раз смотрела этот фильм, но в голове всегда возникал один и тот же образ. Отец, – вернее, его тело, – распластанное по ковру, кровь из раны на голове и осколки бутылки. Она наклонялась над ним, надеясь услышать дыхание, но чувствовала лишь аромат перегара. Мать была где-то позади, – Рюджин слышала тяжёлое дыхание, а затем в уши ударил её дикий визгливый хохот. От него по коже до сих пор бегали мурашки.       Если бы она только приехала чуть раньше…       Может, Юна была бы чуть добрее к ней? Может, отец бы исправился? Может, у них бы всё-таки получилось уехать из города и поселиться где-нибудь в Сиэтле в маленькой квартире на пятом этаже?       Тысячи таких «может» крутились в мыслях, иногда мешая спать.       Как бы всё сложилось, если бы в тот день они с Юной вообще не уехали?       – Рюджин, – позвала Йеджи.       – Да?       – Ты в порядке? У тебя очень странный взгляд.       – Просто думаю, куда подавать документы. Сан-Франциско звучит хорошо. Знаешь, весь этот флёр фильмов о гангстерах.       – Да, звучит круто. Место всё ещё не занято?       – Хочешь поехать.       – Я… – она замерла, чуть крепче сжимая кассету. – Я влюблена в тебя, Рюджин. Я… чёрт, я очень хочу быть с тобой, но мне постоянно кажется, что ты откажешь. Я просто… не знаю.       Сердце замерло, чтобы мгновение спустя забиться в два раза чаще. Хотела ли она быть с Йеджи? Конечно, но… быть с ней – то же самое, что остаться в городе, застрять в болоте ненависти к себе, воспоминаний об отце и чувстве вины. Рано или поздно оно затянуло бы её, и что тогда? Рюджин знала, что, оставшись, закончит так же, как папа. Может, не упадёт с лестницы, но точно умрёт, не дожив до тридцати. Это не то, чего она хочет.       – Ты хочешь быть моей девушкой?       – Да, – кивнула Йеджи.       – Я… блять… – Рюджин провела языком по нижней губе. – Я не смогу остаться с тобой.       – Я понимаю.       – Я не хочу тебя ограничивать.       – Ты не будешь. В городе нет ни одного человека, который бы относился ко мне так, как ты. И не появится. Всегда будешь только ты.       – Откуда тебе знать?       – А тебе? – Улыбнулась Йеджи.       – Туше, – Рюджин подняла обе руки, показывая, что сдаётся. – Что, если не получится?       – Ты не узнаешь, если не попробуешь. Даже если мы расстанемся, у нас останутся хорошие воспоминания. Разве это того не стоит? Особенно после того, что мы пережили.       – Я не знаю…       Йеджи села у её коленей, нежно забирая руки в свои.       – Почему нет?       – Что… что, если я тебя разочарую? Я не знаю, как вести себя в отношениях.       – И что? Ты хорошо ко мне относишься, с тобой легко. Вот, что важно.       – Я…       – Смотри, ты можешь сказать «нет», и мы останемся в тех же отношениях, что и сейчас. Это нормально. Но… ты можешь сказать «да» и рискнуть, и, может быть, эта история станет даже лучше, чем «Унесённые ветром».       – Это легко, тот парень был слишком грубым.       – «Римские каникулы»?       – Придётся купить мопед, – улыбнулась Рюджин. – Но да, мы можем стать лучше.       – Так… ты моя девушка?       – Нет, – Рюджин наклонилась, чтобы коснуться носом её носа. – Ты моя девушка.       – Меня устраивает.