мой любимый фильм (о нас с тобой)

      Всю дорогу до центра города Хёнджин болтал о том, как хорош был прошлый фестиваль. Всю площадь, отведённую под праздник, заставили небольшими дорожными кухнями и столами, ломившимися от количества еды. На импровизированной сцене играла местная группа, – друзья Криса. Сам Бан занимался сценой и оборудованием.       В этом году их тоже пригласили сыграть, и Бан почти согласился выступить, но в последний момент снова начал убеждать всех, что должен следить за светом и прочим. Хён сказал, что он всегда стеснялся петь, хотя обожал делать это, когда они оставались наедине. Наверное, поэтому он никогда не проводил живых концертов, предпочитая выкладывать свои треки в Интернет или крутить на собственном радио среди ещё сотни песен таких же начинающих исполнителей.       Йеджи пыталась слушать первые десять минут, но затем мысли снова переключились на Рюджин. Пришла ли она? Шин говорила, что любит фестиваль, – вернее, бесплатную еду на фестивале, – но что, если что-то в очередной раз пойдёт не так? Может, ей захочется остаться дома, с матерью? Миссис Шин, по словам горожан, не выходила из дома со дня похорон мужа, и после переезда Юны Рюджин осталась единственным человеком, который о ней заботился.       – Хён.       – М, – отозвался брат.       – Ты знаешь что-нибудь о миссис Шин?       – Матери Рюджин? – Парень задумался. – Ну, она сильно сдала после смерти мистера Шина. Почти не выходит из дома и всё такое.       – Но они ведь не любили друг друга.       – Не знаю, детка. Я ни разу не видел её после похорон, только слышал от Джисона какие-то слухи, но этот парень так любит фантазировать, что его слова нужно делить на два.       Йеджи кивнула, снова пытаясь сосредоточиться на зелёно-жёлтых пятнах, проносящихся за стеклом машины. Если Рюджин и придёт, то это не значит, что они всё время проведут вместе. Возможно, ей захочется побыть с Черён или Джису или побродить в одиночестве, думая о своём. Вчера она казалась слишком задумчивой, – даже ничего не сказала на обратном пути, – но у Хван не хватило смелости спросить, всё ли в порядке. Очевидно, что нет.       В этот раз для фестиваля перегородили Мейн-стрит. Обе стороны длинной улицы были заставлены тележками с едой, столами, фургончиками, из окон которых поднимались в воздух пар и дым. Прохладный осенний воздух насквозь пропитался аппетитными ароматами: жаренный сыр, картофель во фритюре, супы и запеканки на любой вкус. Справа от входа готовили тако, щедро посыпая тортилью чоризо, бобами и пюре из мелко нарезанных овощей. Слева кто-то жарил на открытом огне пиццу по-чикагски. Дети с восхищением наблюдали за тем, как незнакомый парень подбрасывал на деревянной лопате круглое тесто.       – Чанбин, – окликнул парня Хёнджин, и незнакомец кивнул в знак приветствия.       – Сколько у тебя друзей? В четырнадцать ты постоянно ныл о том, как одинок.       – С ним мы подружились только в колледже. Бинни жил со мной в одной комнате, и сперва я боялся его, но на самом деле он просто очень накачанный безобидный ребёнок.       – Да, он выглядит… внушительно.       – Не говори так при нём. Бинни любит хвастаться своими мускулами.       Фургон дяди и тёти стоял чуть дальше, рядом со столиком миссис Прайс. От подрумянившихся лепёшек Лакота поднимался полупрозрачный пар, и лёгкие наполнялись приятными запахами поджаренного теста, мяса и овощей. Желудок заурчал. Тепло подступило к щекам Йеджи, когда она поняла, что все обратили на это внимание.       – Извините.       – О, ничего, детка, – улыбнулась миссис Прайс. – Ты голодна? Фирменное жаркое твоего дяди ещё не готово, но ты можешь перекусить моими лепёшками. Хёнджин их обожает.       – Как и все в городе, тётушка, – улыбнулся брат. – Они лучшие. Но не говори это Чанбину.       – Милый мальчик отлично готовит, но ему не хватает опыта. Уверена, на следующий год у его фургона будет целая очередь.       – У него уже очередь, – напомнила Йеджи, и улыбка миссис Прайс стала шире.       – Очень талантливый мальчик.       Йеджи пыталась быть вежливой, но взгляд снова скользил по людям вокруг, ожидая различить среди толпы знакомое лицо. Всего месяц назад она верила, что сможет привыкнуть к одиночеству, перестанет выходить из дома, забудет об общении со всеми, кроме членов семьи. Сейчас желание увидеться с Рюджин стало сильнее любых чувств. Хван просто нужно было снова оказаться рядом, почувствовать тепло тела, прикоснуться к коже.       Она никогда не влюблялась настолько сильно. Раньше это казалось больше развлечением, – найти красивого парня, – разумеется, чуть симпатичнее, чем у подруг, – сходить на пару свиданий, поцеловаться в коридоре, чтобы все видели, и разойтись. Затем неделя тоски, – не потому, что действительно плохо, просто так надо, – и новый парень. Замкнутый круг до того единственного, которого не захочется бросить.       Йеджи играла в отношения, встречалась, чтобы не быть хуже, чем подруги, и даже не задумывалась, влюблена ли. Ей просто нравилась их внешность, – особенно сильные руки. С Рюджин всё шло не так. Конечно, она была красива, но Хван больше интересовало другое: её забота, почти всегда скрытая за хитиновым покровом грубости, нежность к подругам, сестре, любовь к кино. Её интересовало всё, – каждая деталь характера, прошлое, любимые фильмы и книги, даже самые мелкие моменты жизни.       Было ли это странно? Наверно, но Йеджи не думала о таком. Все мысли занимала только Шин.       – Эй, – пальцы Хёнджина скользнули по плечу Йеджи. – Рюджин прямо за твоей спиной. Идёт к нам.       – Чёрт… я хорошо выгляжу?       – Просто великолепно, – улыбнулся брат.       – Добрый вечер, миссис Прайс, мистер и миссис Хван.       – Добрый, – дядя слегка кивнул в знак приветствия. – Рад видеть. Голодна?       – Как и всегда.       – Жаркое будет готово минут через десять.       – Тогда я пройдусь немного. Можно взять лепёшку, миссис Прайс?       – Конечно.       Йеджи хотелось пойти с ней, но ноги будто вросли в асфальт. Сердце пропускало удар за ударом, пока миссис Прайс продолжала говорить о кукурузной муке, фарше и новом сорте бобов. Рюджин только нежно усмехнулась, и Хёнджин подтолкнул сестру в спину.       – Это шанс.       – Да… Рюджин! Эй, я… можно пройтись с тобой?       – Конечно.       Они шли по усыпанному листьями асфальту под рядами бумажных фонарей жёлтого, оранжевого и красного цветов, пока прохладный ветерок трепал одежду, развевал волосы. Рюджин снова думала о чём-то, опустив голову. На красных конверсах ссыхались пятна чего-то, очень похожего на кровь, а от куртки пахло алкоголем. Только присмотревшись, Йеджи заметила на ключице, – под тонкой тканью чёрной футболки, – заклеенный пластырем длинный порез.       Паника тут же наполнила сознание. Не понимая, что делает, она схватилась за руку Рюджин.       – Какого…       – У тебя кровь на кедах? Что за порез?       – О, Боже, – Шин усмехнулась. – Я думала, ты снова собираешься упасть в обморок.       – Я серьёзно.       – Забей, это просто царапина. Я ремонтировала кое-какое дерьмо дома, когда инструмент соскочил и слегка порезал меня. Ничего особенного.       Йеджи хотела бы поверить в это, но Рюджин избегала её взгляда не сводя глаз с мысков кед. Когда рука Хван потянулась к ране, Шин резко отпрянула в сторону, и паника на несколько секунд исказила красивое лицо. Сердце снова сжалось от боли.       – Ты мне врешь.       – Извини, – пробормотала Рюджин. – Просто… это личное.       – Я волнуюсь за тебя. Если что-то не так, ты можешь переночевать у нас.       – Всё в порядке, – повторила Шин, пиная в сторону камешек.       Не зная, что делать, Йеджи схватила её за руку и потянула за собой в один из тёмных углов. У входа в парк не было никого, – даже тощий старик-охранник отошёл, чтобы поесть пиццы по-чикагски, – и Хван усадила Рюджин на ближайшую скамейку. Пальцы тут же скользнули под ткань, стягивая вниз, чтобы обнажить рану.       Она тянулась от плеча по правой ключице, заканчиваясь в районе впадины. Края выползали из-под пластыря, и часть липкой массы покраснела от ссохшейся на ней крови. Порез явно болел, потому что Рюджин иногда едва заметно морщилась, прикусывая губы, чтобы скрыть тихий вздох.       – Могла бы сводить на свидание перед тем, как раздевать, Нэнси, – усмехнулась Шин.       – Это от ножа? Какого чёрта, Рюджин?       – О, так ты эксперт.       – Я серьёзно.       – Да. Ладно, – она подняла обе руки вверх, все ещё продолжая насмешливо улыбаться. – Я порезалась.       – Ты не могла так порезаться сама.       – Хваны вообще не знают, что такое «личное дело», да? Это просто несчастный случай.       – Рюджин…       – Несчастный случай, – повторила Шин, проводя большим пальцем по скуле Йеджи. К щекам вновь подступило тепло. – У моей матери проблемы с психикой, и она иногда теряет над собой контроль. Обычно она не заходит так далеко, но сегодня был особенно тяжёлый день.       – Она набросилась на тебя с ножом!       – Я просто оказалась не в том месте и не в то время. Слушай, это не то, о чём стоит беспокоиться. Большую часть времени она просто спит, так что я в полной безопасности. Просто, пожалуйста, молчи об этом. Не нужно, чтобы Юна знала.       – Ты беспокоишься о Юне?! – Злость достигла апогея. – Рюджин, ты ранена.       – Хван Йеджи, – голос Шин звучал спокойно, так, будто она говорила о погоде или новостях. – Я не хочу тебя шантажировать, но, пожалуйста, не рассказывай, потому что иначе я исчезну из твоей жизни. Поверь, у меня хорошо это получается.       – Обещаешь, что, если что-то пойдёт не так, ты позвонишь мне?       – Конечно.       Йеджи не знала, кто потянулся первым, но секунду спустя губы Рюджин оказались на её губах. В груди затрепетало знакомое чувство трепетной нежности. Хотелось углубить поцелуй, притянуть Шин к себе, обнять так, чтобы защитить от всех, кто может причинить боль. Не имело значения, что их могли увидеть, подумать не то, – хотя о чём ещё можно подумать в подобной ситуации, – оскорбить. Хван сразу полезла бы в драку, если бы хоть кто-нибудь сказал дерьмо о Рюджин.       Шин отстранилась через несколько секунд.       – Чёрт… – выдохнула она.       – П-прости.       – Нет, это моя вина.       – Я… я действительно хочу быть твоим другом, Рюджин, но ты безумно мне нравишься. Думаю, я даже влюблена в тебя.       – Я… – Рюджин сжала её руки в своих. – Я тоже в тебя влюблена, но всё слишком сложно.       – Почему?       – Ты не хочешь уезжать. Я тебя не виню, тут твоя семья, они любят тебя, и любой бы захотел остаться с ними, но я не смогу здесь остаться. Всё в этом месте давит мне на плечи. Воспоминания о папе, мать, Юна… я умру, если останусь здесь. Сойду с ума и сопьюсь, покончу с собой или кто-то просто убьёт меня. Что угодно, но я не смогу здесь выжить.       – А если я буду согласна сбежать?       Йеджи приподнялась, чтобы поцеловать Рюджин в губы. Глаза Шин поблёскивали от слёз. Капли стекали по щекам, и Йеджи нежно смахнула их, чувствуя, как всё внутри, слившись в огромный комок, пульсирует бешеной болью.       – А ты сможешь жить так далеко от семьи?       – Я… я не знаю.       – Не хочу, чтобы в один из дней ты проснулась и сказала, что я виновата в том, что тебе плохо.       – Я никогда так не сделаю.       – Когда людям больно, они говорят много дерьма, даже если на самом деле не имеют это в виду. Я просто не хочу, чтобы ты снова переживала свою травму, думала, что одна или ещё что-то в этом духе. Тебе будет здесь хорошо, тут Хёнджин, дядя с тётей, а там просто я.       – Тебя достаточно.       – Я не спасательный круг, Йеджи, я не смогу просто забрать твою боль и выбросить, чтобы мы продолжили жить вместе как два счастливых человека. Если ты пока не пережила то, что случилось с твоими родителями, то давай не будем давать друг другу ложные надежды. Так только хуже.       – А если я успею?       – Ну… в моей машине всегда будет свободное место, – усмехнулась Рюджин. – Так, на случай, если захочешь стать штурманом.       – О, я захочу.       Йеджи снова потянулась к её губам, но со стороны ближайшего фургончика внезапно донёсся дикий визг. Что-то с громким лязгом повалилось на асфальт, и жёлтая лужа кипящего масла расплескалась повсюду, задев нескольких человек. Рюджин вскочила, и на её лице промелькнуло разочарование.       – Только, блять, не это.       – Что?       – Этот ёбаный голос. Не выходи вперёд, ладно? Я сама разберусь.       – Что это за хрень?       – Моя мать.       Нечто, которое стояло у палатки, едва ли можно было назвать человеком. Оно с трудом держалась на ногах, – огромных и круглых, словно слоновьи, – опираясь на всё, до чего могло дотянуться. Кожа странного розоватого цвета почти сливалась с коротким платьем. Жир свисал с её тела. Раньше Йеджи назвала бы это преувеличением или попыткой оскорбить человека с лишним весом, но сейчас она видела не женщину, а заплывший жиром шар, который колыхался всякий раз, когда нечто двигалось.       Из огромного рта выливались звуки, похожие на хохот и визг свиньи. Хван едва не стошнило, когда мать Рюджин, чавкая от удовольствия, засунула в рот ещё горячий кусок мяса, и сок потёк с уголка губ по вздувшейся шее. Чуть позже до неё донёсся запах перегара.       – Дерьмо, – выдохнула Рюджин. – Эй, мам.       Нечто не отреагировало.       – Может, стоит позвать кого-то?       – Бессмысленно. Когда она в таком состоянии, то никого не узнаёт. Может даже на копа наброситься.       – Что… что делать?       – Просто отойди.       Рюджин осторожно направилась к ней, держа обе руки на уровне плеч.       – Мама, – повторила она. В этот раз нечто повернуло к ней голову. Красное, опухшее от постоянных пьянок лицо исказилось гримасой. Оно попыталось закричать, но непрожёванные куски мяса посыпались изо рта.       – Эй, мам, – добивался ещё один голос. Юна быстро подошла к Рюджин. – Как она здесь оказалась?       – Откуда мне знать?       – Ты должна была следить за ней.       – Мы, – поправила Рюджин. – Мы должны за ней следить. Хотя бы сейчас не делай вид, что не имеешь к ней никакого отношения. Давай, она всегда тебя слушается.       – Мам, – Юна заговорила громче. – Ты отлично выглядишь. Новое платье?       Губы женщины скривились в жуткой улыбочке. Слюна всё ещё вытекала изо рта прямо на платье и кожу.       – Нужно вернуться домой. Нельзя быть на улице в такое время.       – Фест… фест… – попыталось сказать нечто.       – Мы просто возьмём что-нибудь домой. Давай, мама, – Юна обеими руками обхватила её предплечье. Рюджин зашла с другой стороны. – Пойдём домой. Я могу приготовить гамбо. Ты всё ещё любишь это?       Когда существо довольно закивало, снова выплёвывая куски, Йеджи не выдержала. Ей просто нужно было убежать, спрятаться, чтобы не видеть больше нечто настолько жалкое и ужасное. Еда подступала к горлу, грозя вырваться. Она пришла в себя только после того, как Хёнджин притянул её к себе, обнимая так крепко, что кости едва не затрещали.       – О, Боже… – пробормотал дядя, прикрывая рот рукой. – Боже…       – Так изменилась. Это ужасно. Так больно, что Юне приходится иметь с этим дело, – раздался шёпот в толпе. – Какая несчастная девочка.

***

      С десятком ссор, криками, рвотой, но у них получилось довести мать до дивана и уложить спать, даже стянув с ноги то, что осталось от туфлей. Она надевала их ещё на выпускной, – как и платье, – и надеясь примерить снова, но тонкие кожаные завязки стянули кожу до посинения и длинных кровавых полос. Юна прислонилась к стене, выдыхая от усталости.       – Блять, – сказала Рюджин, оглядывая захламлённую гостиную. – Она перевернула всё, до чего могла дотянуться.       – Какого хрена ты вообще оставила её?!       – Хотела пойти на фестиваль, гений. Если ты не помнишь, я люблю этот праздник.       – Могла бы просто взять еды и вернуться.       – Почему я должна постоянно за ней следить? Я, блять, работаю, а не просто трахаю дочь богатого ублюдка.       – Ещё одно слово про Джису…       – И ударишь меня? – Рюджин скрестила руки на груди. – Вперёд, бей. Мне уже плевать.       Юна потёрла виски пальцами. Она выглядела уставшей и бледной, под глазами синели глубокие мешки, и Рюджин вдруг стало стыдно. Она даже не пыталась спросить, всё ли хорошо, как дела с Джису, все мысли были забиты Хван, их поцелуем, не-свиданием.       – Прости. Джису прекрасная девушка. Ты знаешь, она мне нравится.       – Да, ты ей тоже. Мы должны были встретиться, но теперь придётся придумывать, почему я задержалась.       – Поверь, не придётся. Все в городе уже знают, что Чокнутая Шин выползла из своей норы.       – Думаешь, они поняли… – Юна кивнула на пять пустых бутылок водки у дивана.       – От неё несло так, что любой в радиусе пяти метров бы опьянел, так что да, поняли.       – Дерьмо. Ладно, я останусь.       – Нет, иди, Джису ждёт тебя. Она в любом случае не проснётся до завтра.       – Уверена?       – Ты ненавидишь быть здесь, – в три шага добравшись до холодильника, Рюджин выудила из глубины мороженое. – Бери и проваливай.       – Это… для меня?       – Нет, покорми Хёнджина. Конечно, блять, для тебя. Съедите с Джису, пока будете смотреть за этим уродским театральным представлением о том, как индейцы и колонисты подружились. Давай, – она кивнула на дверь. – Не заставляй девушку ждать.       – Я позвоню.       – Знаю, что не позвонишь. Хорошего вечера.       Когда шаги сестры стихли, Рюджин позволили себе опуститься на стул и закрыть лицо руками.       – Ну, хотя бы для кого-то этот день закончится хорошо.