мой любимый фильм (о нас с тобой)

Фемслэш
Завершён
R
мой любимый фильм (о нас с тобой)
автор
Описание
Йеджи со вздохом проглотила тошнотворное чувство беспокойства. Быть новеньким – дерьмово. Быть новеньким в выпускном классе маленького городка – ещё дерьмовее. Но верх дерьма – быть новенькой в выпускном классе маленького городка, когда тебе девятнадцать. Она должна была закончить школу ещё в прошлом году, если бы не пропустила последний месяц, кочуя из больницы в больницу, от одного психолога к другому.
Примечания
Продолжение выходит после того, как на последней главе фанфика набирается на один отзыв больше, чем на предыдущей.
Содержание Вперед

голубой ангел.

      Время до пятницы тянулось так медленно, что Йеджи почти поверила, что она никогда не наступит. Каждый вечер они с Хёнджином проводили в подвале, изучая местные карты, исписанные хвалебными отзывами к памятникам природы и достопримечательностям, которые, по словам брата, вообще не имели ценности. Это были либо музеи, посвящённые колонистам, либо заброшенные после войны базы, которые пиарщики пытались превратить в новый «проект Монток».       Хёнджин сказал, что устроить свидание там было бы забавно, учитывая, как сильно Рюджин любит ужастики, но Йеджи покачала головой. Шин заслуживала чего-то большего, чем прогулку по разрушенному бетонному доту за двадцать долларов за человека. В другое время она бы попросила брата приготовить еды, взяла плед и машину и увезла её к морю, чтобы вместе встретить рассвет. Они бы говорили обо всём, что придёт в голову, а потом, – когда первые лучи солнца коснулись лица Рюджин, – Йеджи бы поцеловала её. Нежно, без нажима, чтобы почувствовать сладкий привкус губ.       Сейчас она не могла так сделать. Ей вернули права, но Хван всё равно опасалась, что из-за долгой поездки потеряет чувствительность или снова впадёт в панику. К тому же море всё ещё пробуждало в ней тёмные воспоминания о том, как холодная вода, накрыв с головой, утягивала её куда-то на дно, в бесконечную чёрную дыру, прямо в руки смерти.       – Рюджин лучше быть с тобой милой, – усмехнулся Хёнджин. – Ты потратила много времени, чтобы подготовиться.       – Я просто хочу её порадовать. И это не лучшее моё свидание.       – Ну, я бы хотел, чтобы кто-то устроил для меня такое. Это мило.       – Да, наверное. Я просто… это должно быть лучше, чем просто «мило», понимаешь? Гораздо лучше.       – Это будет, – улыбка появилась на губах Хёнджина. – Я уверен.

***

      Сердце Йеджи бешено билось всё время, пока она ждала Рюджин на выезде из города. Хёнджин настаивал, что ей стоит надеть что-то действительно впечатляющее, – возможно, тот топ, который так нравился ей до катастрофы, или узкие серые джинсы, – но Йеджи остановилась на привычных чёрных бойфрендах и широкой кофте «Лос-Анджелес Лейкерс». Она всё ещё чувствовала себя неуверенно, когда дело доходило до открытого тела. На коже высохшими руслами рек проходили побледневшие от времени шрамы, от которых отползали по все стороны тонкие нити зарубцевавшихся разрывов.       В школе она видела девушек и парней со шрамами, – кто-то получил их случайно, кто-то резал себя, – но и в том, и в другом случаях это не казалось чем-то важным. Хван думала об этом, как о том, с чем никогда не столкнётся, но… сейчас они покрывали почти половину её тела, и она всегда старалась надеть что-то подлиннее, чтобы скрыть их даже от себя.       Может, так проявлялась слабость? Или это было попыткой сбежать от воспоминаний, сделать вид, что паром не тонул, а её родители не умирали? Психолог, который говорил с ней сразу после аварии, сказал, что она всё ещё не осознала. Может, так мозг пытался избавить себя от психологической травмы?       Она отвлеклась от мыслей только после того, как Рюджин, открыв дверь, села в машину. Сердце Йеджи на секунду замерло. Шин выглядела не так, как обычно, – вместо чуть потрёпанной толстовки чёрная рубашка, застёгнутая до третьей пуговицы, такого же цвета джинсы с цепью на бедре и красные конверсы. Это выглядело… горячо. Больше, чем горячо, потому что на несколько мгновений Хван будто забыла, как дышать.       – Вау… – выдохнула она.       – Спасибо, – хмыкнула Рюджин, но на щеках розовыми пятнами проступил румянец. – Я просто… знаешь, вытащила это из шкафа минут за пять до того, как выйти.       – Ты гладила их час, да?       – Полтора вообще-то.       – Мило.       – Просто хотела соответствовать. Ты всегда выглядишь хорошо.       – Ты мне льстишь.       – Я никогда так не делаю, Нэнси. Это дерьмо для каких-нибудь сучек-чирлидерш, которые сначала целуют друг друга в щёку, а потом называют «шлюхами» и «стервами».       – Значит, ты считаешь, что я выгляжу хорошо?       Йеджи нажала на газ, надеясь, что дорога отвлечёт её от мысли, что Шин считает её симпатичной.       – Мне казалось, это очевидно, – щёки Рюджин стали ещё краснее, чем секунду назад. Она отвернулась, наблюдая, как проносятся за стеклом густые заросли елей и сосен. Изредка сквозь бесконечные зелёные пятна проглядывались ещё не опавшие ярко-жёлтые полосы, но они быстро исчезали в темноте. – Ты красивая девушка.       – Ты тоже.       – Да, наверное. Спасибо.       – Почему «наверное»?       – Ну, – Рюджин замялась. – Я вроде как не в топе самых симпатичных девушек Спрингвуда.       – Не знаю, кто составлял этот топ, но я с ним не согласна. Ты красивая. Твои руки… – Йеджи запнулась, чувствуя, как тепло заливает щёки, шею и уши. – Они выглядят очень красиво. Мышцы, и… чёрт, мне стоит заткнуться.       – Нет, мне… мне нравится. Никто раньше не говорил мне такого.       – Не верю, – усмехнулась Хван.       – Ну, Черён один раз сказала, что мои руки выглядят так, будто я могу свернуть ей шею, но не уверена, было ли это комплиментом.       – Почему?       – Возможно, – только возможно, – до этого я пыталась её убить, – пожала плечами Шин.       – Рюджин!       – Эй, она поставила «Бэтмен и Робин» в категорию «Бестселлеры»! Этот фильм буквально худшая адаптация комиксов по Бэтману! Он, блять, ужасен, Нэнси!       Йеджи усмехнулась, вспомнив, как долго отец просил её пойти с ним в кинотеатр. Он всегда любил комиксы, – особенного Тёмного Принца Готэма и с нетерпением ждал экранизацию. Никогда ни до, ни после выхода из кинотеатра она не видела его настолько разочарованным и злым одновременном. В некотором роде это было даже забавно.       – Чёрт, не думала, что в моей машине окажется настолько жёсткий кинокритик. Надеюсь, ты не уйдёшь в середине фильма.       – Ты везёшь меня в кино?       – Я думала, ты догадалась. Типа… ты любишь фильмы, а в городе всего в двадцати километрах отсюда есть фильмотека. Мне казалось, это на поверхности.       – В некотором роде, но мне нравится. Я люблю ходить в кино. Ну, какой фильм мы будем смотреть?       – Можешь, докажешь, что ты эксперт, и догадаешь? Сыграем в «10 вопросов»?       – Ты проиграешь, Нэнси. Ладно… это цветное кино?       – Нет.       – Минус примерно несколько миллионов фильмов, – усмехнулась Рюджин, довольно потирая руки. – Он звуковой?       – Да.       – Снятый с 30-ые по 50-ые?       – Да.       – Я чертовски хороша, Нэнси. Это американский фильм?       – Нет.       – Хм… звуковой чёрно-белый фильм, снятый в Европе в промежуток с 30-ые по 50-ые. Это фильм по книге?       – Да.       – Это явно что-то известное. В той фильмотеке, в которую ты меня везёшь, обычно не показывают ничего европейского, если это не классика. Ты знаешь актрису, которая играет там главную женскую роль?       – Конечно.       – Зарубежная актриса, которую, как ты думаешь, знает каждый. Марлен Дитрих? Там играет Марлен Дитрих?       – Да, – улыбнулась Йеджи. – Кажется, ты очень близко.       – У неё было очень много фильмов, хотя… Это «Голубой ангел»?       – В точку!       Рюджин довольно откинулась на сидение, скрещивая руки на груди.       – Настолько просто?       – Лола-Лола была её первой главной ролью, после неё она стала популярна и уехала в Голливуд. Она икона, Нэнси. Лучшая актриса двадцатого века, если ты спросишь моё мнение.       – Рада, что попала.       – Да, ты… не знаю, как тебе удалось, но ты попала в то, что нужно. Спасибо.

***

      Фильмотека оказалась потёртым двухэтажным зданием из красного кирпича с белой вывеской над автоматической дверью. Потрёпанный тёмно-синий ковролин был протёрт тысячей ног, прожжён бычками, испорчен засохшими жевательными резинками и обёртками от конфет. Пахло прогорклым маслом. Парень в красной жилетке с эмблемой кинотеатра на нагрудном кармане тоскливо спрашивал у редких клиентов, не хотят ли они попкорна, газировки или пива.       Его взгляд наполнился интересом только в тот момент, когда остановился на Йеджи, но потух, перейдя на Рюджин.       – Хочешь чего-нибудь? – Спросила Хван. – За мой счёт.       – Это будет считаться обедом? Просто… если да, то это означает, что больше никаких вечеров?       – Или, что будет твоя очередь приглашать меня на не-свидание, – рука Йеджи мягко коснулась её руки.       – Тебе так понравилось в той забегаловке? Ладно, сходим туда ещё раз.       – С тобой я бы поела даже в мотеле «Хэллоу».       – Как романтично, – Рюджин закатила глаза, но сжала пальцы Йеджи в ладони, осторожно поглаживая.       Хван не удивилась, когда зал оказался почти пуст. На третьем ряду сидела компания пожилых женщин с пышными причёсками. Сзади устроилась пара подростков. Йеджи хотела пойти на пятый, но Рюджин потянула её к концу рядов. Это напоминало о тех днях, когда она сбегала из дома с очередным парнем, чтобы пробраться на фильм с рейтингом NC-17. Чаще всего это были боевики, которые получали запреты из-за литров бутафорской крови, и большую часть сюжета Йеджи разглядывала других зрителей, а не экран. Ей нравилось нарушать правила, чувствовать себя свободной, а не смотреть кино про очередного мачо, в одиночку убившего больше сотни человек.       Они сидели, касаясь друг друга плечами, пока на экране проносились чёрно-белые события. Усатый учитель, чем-то напомнивший Йеджи дядю, читал таким же школьникам, как и они, мораль о правильном обществе, и ей хотелось просто закатить глаза. Фильм казался обыденностью, пока на экране не появилась она. Рюджин будто бы перестала дышать, подалась вперёд, разглядывая танцующую на сцене блондинку, и Йеджи поймала себя на мысли, что делает то же самое.       Перед ними кружилась в странном танце женщина, от которой не получалось оторвать взгляд. Тонкие брови, скулы, о которые хотелось порезаться, и глаза – настолько бездонные, что Хван словно тонула. Она двигалась раскованно и естественно, низким, жёстким контральто напевая, как все зовут её «грязной Лолой», а Йеджи поняла, что у неё, как и у бедного консервативного учителя, нет ни шанса.       Они с Рюджин просто наблюдали, как девушка скользит по сцене, говорит, поёт и смеётся, а их сердца замирали, когда она бросала взгляды в камеру.       – Вау, – прошептала Йеджи.       – Теперь ты понимаешь, о чём я? – Ответила Рюджин, сглатывая. – Эта женщина… я была влюблена в неё ещё до того, как поняла, что вообще значит «любить».       – Кажется, теперь я тоже немного в неё влюблена.       – О, это нормально. Нельзя посмотреть на Марлен Дитрих и не влюбиться.       Сердце Йеджи меняло ритм каждый раз, когда Марлен появлялась на экране. Она схватилась за руку Рюджин, сжимая так крепко, что ей, наверное, стало больно, но Шин только улыбнулась.       – А мне было девять, когда я это увидела.       – Серьёзно?       – Отец смотрел ТВ и уснул, я подошла, чтобы выключить, а там шёл «Голубой ангел», сцена, когда он впервые приходит в кабаре. Пялилась минут двадцать, пока папа не проснулся. Она… она великая женщина, Йеджи. Просто… представь, сколько женщин помнят только из-за того, что они красивы. Одри Хепбёрн, Грета Гарбо, Мэрилин Монро, Марлен Дитрих и тысячи других. А ведь они все были больше, чем красивы. Они были личностями, которые чувствовали, страдали и любили. Я хочу плакать каждый раз, когда думаю о них. И… – она замерла, снова оглядывая Лолу-Лолу полным тоски взглядом. – Думаю, когда я вижу Марлен, то вспоминаю об отце. Она была единственной актрисой, которая ему нравилось. Он даже ходил на её фильмы, когда их показывали в кинотеатре. Единственное проявление его чувства вкуса.

***

      Выйдя из зала, Рюджин почувствовала себя вымотанной настолько, будто снова отработала несколько смен подряд. Образ Лолы-Лолы, кружащейся в соблазнительном танце, проигрывался где-то на задворках мозга, мешая дышать. Она поняла, что любит женщин, едва увидев, как героиня задирает вверх подол вульгарной по всем меркам юбки. Тогда всё в ней словно разлетелось на тысячу осколков, которые спустя мгновение собрались во что-то совсем новое.       Шин много читала о Марлен, смотрела фильмы и влюблялась снова и снова. Эта женщина стала её кумиром, затмив всех в прошлом, настоящем и будущем. Она просто… Рюджин сказала бы, что сошла с ума, сделала её своим идолом, но ей не хотелось звучать настолько драматично. Нет, Рюджин просто нашла личный идеал. Он ведь есть у каждого, верно?       Часы над входом показывали восемь вечера, и Йеджи потянула Шин в небольшую закусочную напротив. Почти все столики были заняты семейными парами с детьми, но милый парень лет шестнадцати провёл их за скрытую высокими растениями кабинку. Рюджин неловко поёрзала на месте, думая, как спросить о счёте, но Хван быстро сказала:       – Теперь моя очередь платить.       – Ты покупала билеты. Я могу оплатить ужин.       – Тебе не нужны деньги, Рюджин? Уже передумала убегать? – Улыбнулась Йеджи, и на секунду Шин потеряла дар речи. Какая же красивая…       – Нет, никогда не передумаю. А ты? Может, всё-таки хочешь сбежать со мной? Не обещаю, что будем каждый день гулять по пирсу Санта-Моника, но точно буду каждое утро покупать тебе кофе в «Старбаксе» где-нибудь в Бронксе.       – Жизнь в Нью-Йорке… – Хван прижалась спиной к кожаной спинке дивана и закрыла глаза, будто представляя, как прогуливается по Мэдисон-авеню. – Мне нравится, как это звучит. Шумные улицы, толпа и праздник каждую ночь.       – Моё предложение в силе. Можем убежать туда? Если ты хочешь.       – Я… это мило, но… тут моя семья. Мамы и папы нет, и я пока… пока не могу привыкнуть к мысли, что уже их не увижу. Я хочу, чтобы кто-то из тех, кто знал их, был рядом, когда это случится. Но… если бы не это, я бы убежала с тобой куда угодно. Даже в Катманду.       – Катманду? Звучит очень круто. Жаль, что я не умею плавать.       – Мы могли бы угнать лодку, и я хорошо плаваю.       – Тогда да, мы сбежали бы в Катманду.       Рюджин хотела, чтобы это звучало как шутка, но в голове заезженной пластинкой крутилась мысль о том, как безумно ей нравится эта девушка. Если бы Йеджи была согласна уехать, она сделала бы всё, чтобы помочь ей справиться с травмой, взяла с собой Нэнси-старшего. Просто, чтобы Хван была рядом.       «Зачем?» – Вдруг проскочила мысль. – «Хочешь снова потратить время, убирая за кем-то дерьмо? Ты одержима или что? Хотела сбежать, чтобы зажить настоящей жизнью, и тут же берёшь с собой девчонку, которая постоянно падает в обмороки и с трудом ходит? Не будь идиоткой!».       – Рюджин, – позвала Йеджи. – Я… я спрашивала про твоего отца… мне жаль, если тебя это беспокоит.       – Нет, всё в порядке.       – Могу я спросить о нём?       – Зависит от того, что хочешь знать.       – Мне сказали, что не понимают, как он сошёлся с твоей матерью. Никто не видел, как они общаются, а потом вдруг резко свадьба. Что случилось?       – О, – усмехнулась Рюджин. – У них самая романтичная история знакомства. В то время мать ещё считалась в городе красивой девушкой, многим нравилась. На Хэллоуин проводили вечеринку, и она закончилась безумной пьянкой. Все спали со всеми. Отец говорил, что в тот вечер мать по очереди запиралась в комнате с шестью разными парнями, но он был первым, так что, когда она узнала, что беременна, то заявила, что от него.       – О… мне жаль.       – Ничего. Мне рассказали об этом в три.       – Почему он женился?       – Его отец был жестоким ублюдком, убил бы, если отказался, хотя папа даже не верил, что я от него. А мать… ну, она жила в семье религиозных фанатиков, и они не позволили сделать аборт. Наверное, ей казалось, что семья и ребёнок – отличный шанс, а потом оказалось, что о таком куске дерьма, как я, нужно заботиться и всё такое. У них были планы. Папа хотел пойти служить на флот, потом поступить в колледж, мать… она мечтала стать актрисой, но не верю, что у неё бы вышло. Всё, что у неё есть от актрис, – алкоголизм и постоянные капризы.       Рюджин вздрогнула, когда рука Йеджи опустилась на её руку. Улыбка появилась на губах Хван, и сердце Шин будто перестало биться. Ей хотелось снова почувствовать привкус её губ, – смесь приторно-сладких конфет и терпкой вишни, – прижать к себе и просто целовать. Симпатии не было, – она переросла во влюблённость, которая теперь обжигала тело изнутри.       Рюджин почти ненавидела себя за это. План казался таким простым: заработать денег, уехать, забыть о Спрингвуде, но теперь у неё не получилось бы забыть город, в котором она впервые влюбилась. Разве это справедливо? Столько работы, чтобы почувствовать себя счастливой, и в итоге всё скатывается просто в глупую любовь к самой потрясающей девушке в её жизни?       – Если что, то я на твоей стороне, Рюджин.       Сердце пропустило удар.       – Мило, Нэнси.       – Я серьёзно. Друзья мы или нет, но ты мне нравишься, и это значит, что я всегда буду рядом, пока ты этого хочешь. А ты хочешь?       – Да.       «Больше всего на свете», – почти добавила она, но вовремя плотно сжала губы.       – Тогда теперь ты от меня не избавишься. Я буду твоим Фредди.       – Нет, ты уже Нэнси. Она в любом случае симпатичнее.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.